Дневники Люцифера

      — Отвали от меня, Ости.       Вики вздергивает подбородок вверх и хмурит носик, даже не обернувшись к демонице, чем несомненно вызывает у меня улыбку. Её храбрость, то, как она надменно смотрит на тех, кто ей не нравится, как показывает свой характер. При этом умудряется быть такой хрупкой, нежной и несомненно сексуальной.       — Ну же девочки, не ссорьтесь, меня хватит на двоих.       Бесцеремонно роняю тело на диван между ними и завожу руки за их спины, притягивая к себе Непризнанную.       Стоило коснуться её плечика и меня прошибло током. Я даже протрезвел на мгновение, не понимая: это ткань наэлектризовалась или тело моей девочки так отзывается на моё тепло.       Сладкий олеандр ебанул волной тошноты, стоило Ости опустить пальчики мне на грудь и провести ноготками. Я невольно поежился и попытался отодвинуться, но демоница бесцеремонно уложила голову мне на плечо.       — Присоединяйся, сладкая, — распевает Ости, — такого ещё точно в твоей жизни не было.       И это сейчас, блять, ты говоришь? Какого хуя ты задумала, Ос? Решила доебать Уокер?       — Такого отвратительного? — от удивления брови взлетели вверх, и я усердно подавлял смех, наблюдая за тем, как напряглась Ости.       Вики резко оборачивается, встречаясь уничтожающим взглядом с демоницей, а под моими пальцами ходуном заходили её мягкие пёрышки.       Блядское блядство!       Контроль хохотнул, отбивая эхо нервного смеха где-то на подкорке сознания, и, на прощание махнув рукой, скрылся в неизвестном мне направлении. Очнулся, когда пальцы безбожно зарылись в теплый пух у основания крыльев Уокер и перебирали между подушечками гладкие пёрышки.       Ваниль заполнила к хуям весь мой мир, разбавляясь кислыми фиолетовыми красками, будто я набрал в ладонь горсть лесных ягод и закинул в рот. И теперь эти вкусы её энергии разливались по горлу, а я еле сдерживал в груди блаженный стон, стоя в центре изумрудного леса, и, прикрывая в наслаждении веки, слизывал с губ сладкий сок.       — Если только ты своим присутствием омрачишь небывалое наслаждение, — хмыкает демоница и теснее прижимается к моей груди.       — Своим присутствием омрачаешь наслаждение только ты, Ости, — крылья Непризнанной расслабились от прикосновений моих пальцев, чуть раскрываясь.       — Не язви, убогая, — фыркает Ости, подмечая взглядом мои действия.       Эта ревнивая сука определенно не пропустила моё напряжение не только в штанах, но и во всем теле. Горячую лаву в венах и растекающееся от блаженства сознание, благодаря пальцам, непроизвольно перебирающим чувствительные пёрышки Вики.       Кинув презренный взгляд, Уокер поднимается, но я перехватываю её запястье и тяну обратно, не желая прекращать сладкую пытку возбуждением, что стягивает горячий узел не только у меня в паху. Уокер падает обратно и, не скрывая раздражения и презрения, смотрит на меня.       — Куда ты?       Поднимаю руку и касаюсь пальцами подбородка, удерживая взгляд на себе. Непроизвольно тянусь к губам, накрывая большим.       Когда понял, что делал, было поздно. В мозгах запульсировало, сердце колотилось в груди, оставляя синяки, а весь мир потерял очертания. Одергиваю руку и натягиваю на лицо маску ехидства. И это было худшее, что могло произойти.       Уокер медленно, смотря, сука, прямо в мои глаза, проводит кончиком языка по нижней губе, слизывая моё тепло, а потом медленно закусывает. Тихий рык вырвался из груди, и слава всем небесам в тот момент, когда по залу прокатилась вибрация оглушающей музыки.       — Я бы обязательно присоединилась к вашим демоническим играм, — Непризнанная прочищает горло, а я вдохнуть, блять, не могу, — только вот не хочу подхватить какую-нибудь заразу.       На последней фразе переводит взгляд на Ости, а я все ещё не дышу. Смотрю на клубничные пухлые губы.       Урыла, похоронила и утопила в свежем изумрудном взгляде демоницу. От возмущения Ости вспыхнула как спичка, а Непризнанная походкой от бедра покинула нас, забрав всю ваниль, оставив меня подыхать в ядовитом олеандре.       Не заметил, как выпустил из груди усмешку и довольно растянул губы.       Блядство!       Почему весь мир останавливается, когда она рядом?       — Тем лучше, — довольно улыбается Ости и, проведя ноготками по челюсти, поворачивает мою голову.       Зелёные глаза напротив моих. Губами чувствую её дыхание.       — Отъебись, — шепчу ей в приоткрытый рот, так и не отведя взгляда.       Подрываюсь с места и, разминая на ходу крылья, быстрым шагом удаляюсь из зала под истеричное возмущение демоницы.       Заебала. Стоит ей прикоснуться, как всё возбуждение, что порождает во мне Непризнанная, снимает рукой. Фу, блять.       Аж передёрнуло.       Шлейф ванили тянется по темному коридору, и я поворачиваюсь в сторону, шагая за Уокер, вдыхая приторный сладкий запах.       — Непризнанная, — она замирает, а я невольно улыбаюсь от того, как трепещут её крылья от моего голоса, — ты обиделась?       Большими шагами настигаю её и, потянув за руку, поворачиваю на себя.       — Убери руки! — шипит Уокер и делает шаг назад. — Что ты хочешь от меня?       В один шаг разворачиваю ее и прижимаю к стене. Перехватываю кисти изящных рук, поднимаю над головой, переплетая пальцы.       — Тебя хочу, — выдыхаю в основание её шеи и вдыхаю сладкий дурманящий запах.       Контроль, Люцифер!       Её запах опьяняет, энергия закручивается с моей, сливаясь во что-то единое. Нерушимое.       Почти не касаясь, веду губами по линии её подбородка и останавливаюсь на губах.       Шепфа, верни мне нормальную жизнь!       Чертовка замирает, выпуская из лёгких приглушенный стон, обжигая мои губы. И я схожу с ума.       Щёлкни пальцами!       Какой нахуй контроль и самообладание?       Не сдержав в груди рыка, примыкаю к её губам, с жадностью сминаю, наслаждаясь её вкусом. Сильнее переплетаю свои пальцы с её, не упуская мысль, как идеально ее ручка ложится в мою ладонь. Другой рукой скольжу по песочной талии и сжимаю лавандовую ткань, до треска натягивая кружева на её теле.       Она чуть всхлипывает от острой боли на коже, не разрывая поцелуй, и я выпускаю ткань из пальцев, надавив на поясницу, прижимаю маленькую Непризнанную к себе.       Пальцы, Люцифер. Щёлкни, блять, пальцами.       В груди печет от нехватки кислорода, и я забираю его у Уокер, углубляя поцелуй. Провожу кончиком языка по небу, и Непризнанная сладко стонет. Подаётся всем телом ко мне, обжигая даже через плотную ткань костюма. Ваниль, клубника, запах полевых цветов и холодный хвойный лес. Я обезумел. Потерял всего себя, растворившись в её ароматах.       Прерываю поцелуй, только чтобы вдохнуть немного воздуха, потому что чертова Непризнанная забрала весь кислород в моей атмосфере. Прерывисто рвано дышит мне в губы, моргает своими длинными ресницами, щекоча мои скулы, и я набираю полные лёгкие прожженного её энергией воздуха, чтобы как можно дольше чувствовать её губы на своих.       Щёлкни пальцами пока не поздно, дебил!       Не успеваю примкнуть обратно к её губам и насытиться, наконец, вкусом клубники, так как за спиной раздается пронзительный звон разбитого стекла. Крылья дергаются, чуть раскрываясь и складываясь. Поджимаю губы, прикрывая веки ,и гневно выдыхаю в лицо моей девочки, опаляя её кожу горячим потоком воздуха, с неимоверным желанием убить, нахуй, того, кто шляется по коридорам среди ночи и не даёт мне насладиться ей.       — Что здесь происходит?       Опускаю её руки и, не отодвигаясь ни на миллиметр, упираюсь кулаком в стену, тяжело дыша, прикрываю веки, восстанавливаю по крупицам самообладание.       — Так нагло нарушаете главное правило Небес и Ада! — удивленный голос старого Серафима.       Опускаю взгляд на Уокер. Моя Непризнанная вся сжалась, спрятала острые плечики под крыльями, зажмурила глаза и поджала губы.       — Поздравляю, Вики Уокер. Это было последней каплей. Ты исключена.       Я въебу белому ублюдку!       Ваниль собирается в один шар, вибрацией окутывает тело Вики. В изумрудном взгляде застыли страх и ненависть. И я до скрипа зубов сжимаю челюсть, сдерживая гнев.       Никто. Не может. Призывать страх. В изумрудных глазах!       — Мы можем собирать вещи? — отталкиваюсь от стены и поворачиваюсь к двум ахуевшим ангельским рожам.       — Что ты несёшь? — Фенцио дёргается, отстукивая посохом, отбивая искры об мраморный пол, а я делаю шаг ему навстречу, пряча сжатые кулаки в карманах.       — Ну как же, — усмехаюсь, расправляя плечи, — мы вместе нарушили ваши законы. Значит, и исключены будем. Вместе, — растягиваю последнее, чтобы Вики уловила суть, что я ни хуя её не оставлю. Я долбоеб! Сам виноват, и я выпутаю нас из этого дерьма.       Чуть раскрываю крылья, пряча за ними Уокер. Злой на самого себя, на блядских ангелов и на ебаные правила. Злой на Уокер, потому что, если бы она не смотрела так на меня, если бы не вкус её губ, обжигающее дыхание и ебаная ваниль, если бы маленькая Вики не порождала в моей душе это ебаное чистое чувство — я бы и дальше спокойно удерживал выстроенный веками контроль.       Стоило оторваться, щёлкнуть пальцами и перенести нас подальше от блядских законов. Похуй, что сделал бы отец, почувствовав использование силы. Похуй. Это меньшее нарушение школьного правила, чем поцелуй двух разных сторон.       И ведь в мозгу пульсировало, призывая к перемещению. Наслаждался бы сейчас её телом, целуя каждый сантиметр молочной кожи. Но разве, блять, можно оторваться от её губ, с таким голодом отвечающих на мои поцелуи.       — Ангел Фенцио, проводите Вики в её покои, — Кроули распрямил плечи, не отрывая от меня взгляда. — с Люцифером я сам разберусь. И будьте уверены, дети, ваши родители в ближайшее время получат оповещение о вашем поведение.       — Напугали, блять, — не сдержавшись от важности на лице Серафима, прыскаю смехом, параллельно окутываю Непризнанную своей энергией, пряча от этого ебанного мира. — Говорите так, будто мы пятнадцатилетки и вы застукали нас, трахающимися в школьном туалете.       — Ты переходишь границы, щенок! — выходит из себя Серафим, делая шаг ко мне. — Посмотрим, как ты будешь язвить на суде, глядя в глаза Сатане!       Почти столкнувшись лбами, удерживаю контроль, чтобы не испепелить одним взглядом старого хрыча. За это отец точно по голове не погладит. И даже ребра не переломает. Сдохнет Серафим под воздействием дьявольской силы и пизда мне. Отец не оставит не одного бордового перышка, ни одной капли крови, и я уже молчу про энергию.       — Свободен! — отдает мне приказ Кроули, а я не знаю, чего хочу больше.       Въебать ему или рассмеяться.       Шлейф ванили призывает к успокоению и, равно выдохнув, разворачиваюсь на пятках. Крылья Вики трепещут от страха, она бросает на меня переполненный ненавистью, гневом и испугом от непонимания дальнейшей судьбы взгляд, отворачивается и уходит вслед за Фенцио.       — Непризнанная.       Голос надломился, стоило увидеть её эмоции, почувствовать, как ваниль сжимается и мечется по коридору в поисках темного угла, чтобы спрятаться… От меня.       — Что ты хочешь от меня, Люцифер? — оборачивается, а по мне проходит волна гвоздики, и я цепенею, вкушая забытый родной вкус, — Тебе мало того, что ты устроил? Хочешь ещё? — она делает шаг ко мне, гордо расправляя плечи, — Ты высокомерный, напыщенный, считаешь себя совершенством и ни во что не ставишь жизни других! Не смей ко мне приближаться! Никогда, Люцифер! Иди ломай жизни другим, а меня оставь в покое.

***

      — Твою мать!       Журнальный стол летит в сторону, встречаясь со шкафом, разлетаясь на мелкие осколки. Регенерация затягивает ссадины на костяшках пальцев, а я волосы готов на себе рвать из-за своего тупизма!       Нельзя быть таким дебилом! Просто нельзя. Это же как нужно потерять себя в чужой энергии, чтобы так проебаться и не услышать хотя бы шаги. Хуй с ней, с энергией. Фенцио не снимает своего амулета, а Серафим просто из-за статуса ее скрывает. Но, блять, шаги... И этот его дебильный посох, отстукивающий по мраморному полу. Представляю, какие слухи разнесутся утром по школе. Прям заголовок для сверхъестественной прессы.       «Два старых ангела поймали сына Сатаны, зажимающего в углу вшивую Непризнанную.»       — Блядское блядство! — сжимая волосы в кулак, равно дышу, измеряя шагами комнату.       Невыносимо душно и жарко. Под ногами хрустят осколки от каждого неровного шага. Крылья то и дело раскрываются и складываются, а черти в голове в страхе перед разгневанными небесами призывают к уничтожению всего светлого. Моего светлого. Того, что даёт мне моя Непризнанная, окутывая приятными светлыми лучами мою душу.       Проебался, когда перестал дёргаться от каждого "моя". Ну ведь нихера не моя. Ничья, и она это прекрасно демонстрирует.       Маленькая мисс Уокер не принадлежит никому. Строит глазки белокрылому пепельному ублюдку, искусно уворачивается от прикосновений серокрылого пускателя слюней и заигрывает с Мими. Не удивлюсь, если малышка Ми уже порывалась опорочить своими пальчиками честь моей Непризнанной.       Фу, блять!       В груди неистово печет, оповещая о том, что Сатана уже получил записочку от Серафима, где во всех красках описано, как я целовал Уокер. Обо всем знает и ждёт меня для объяснений. В голове бегущей строкой его голос и призыв к посещению дома.       Второй раз Сатана дёргает меня из-за Уокер! Второй раз моё сердце прожигает кровная связь, а мозг готов взорваться от ярости отца.       — Ни хуя ты её не увидишь! — кулак разбивает зеркало, и мелкая острая крошка покрывает новые ссадины, смешиваясь с кровью, затягивается кожей с помощью регенерации. —  Расправь крылышки и посети блядскую школу! Только так ты узнаешь, кто такая Вики Уокер! Хуй я её потащу в Ад ещё раз!       С утробным рыком переворачиваю комод, и он с грохотом валится на пол. Стеклянные колбы разных форм разбиваются на маленькие кристаллы, и духи, сливаясь в одну лужу, смешивают запахи, ударяя по рецепторам.       Я хотел её защитить! Хотел нарушить все планы Фенцио по уничтожению моей, блять, Непризнанной!       А в итоге, сам лично толкнул в объятия исключению.       Сука!       И ведь остановился же! Один лишний вдох. На один вдох раньше щёлкнуть пальцами и переместить нас.       Стоял как дебил и не мог насладиться её запахом, потеряв всё самообладание. Думал, ещё чуть-чуть и разум придет в норму. Подхвачу её на руки и скрою в своих покоях, как минимум до утра.       И она бы не стала сопротивляться.       То, с каким голодом она отвечала на поцелуй, то, как остервенело, не сдерживая стонов, она сминала мои губы, прикусывая и зализывая. Как углубляла поцелуй, проводя кончиком языка по губам.       Чертова маленькая Непризнанная!       Как же бешено билось её сердце. Мне казалось, оно, как и моё, рвется сквозь грудную клетку навстречу. Её тело покрывалось мурашками, крылья мелко подрагивали, и она тянулась ко мне, сжимая мои пальцы своими. Прижималась к моей груди своим телом, и я чувствовал, как прерывисто вздымается её грудь от каждого короткого вдоха. Она вдыхала мой воздух, а потом отдавала мне его обратно, и так глоток за глотком. До головокружения, до жжения по всему телу, до боли в конечностях.       Я должен всё исправить!       Я не могу допустить её исключения. Ещё хуже отправили в Небытие. Пришли бы белокрылые ублюдки на пару секунд раньше, и моя девочка была бы уже в удушливой черной пустоте.       Меня не тронут. Это как пить дать. Никто не заикнется на сына Сатаны, но Уокер… Если только сама серафим Ребекка не спустится с небес и не покроет плечи своей дочери золотыми крыльями. Но ей поебать на дочь. Старшая Уокер давно приняла порошок забвения и превратилась в бездушную черствую куклу, которой нужны только власть, статус и чистое имя. И сегодня её дочь опорочила честь и славу своей матери, слившись в поцелуе с порождением всех грехов и пороков. И все из-за меня. Все из-за блядского желания напиться до одури и отключится всего на один вечер.       Я должен всё исправить. Я должен извинится и всё, блять, исправить!