Дневники Люцифера

      Прорычав ей в губы, подхватываю под ягодицы и, не разрывая поцелуя, падаю вместе с ней на кровать, прижимая всем телом. Она примыкает ко мне, отвечая на ласку, рвано кусает губы, языком проводит по небу, сжимая пальчиками мою рубашку.       Её запах, вкус губ, сладость кремовой души… Прикосновение её кожи к телу обжигает пламенем Ада, и я жмусь ещё сильнее, убивая себя сладкой пыткой.       Чувственная, хрупкая, такая маленькая и вся в моих руках. Самая храбрая и сильная. Сжимает до боли мои волосы на затылке, вырывая рык у меня из груди. Спускаюсь губами к изящной шее, покрывая влажными поцелуями, прикусывая, оставляю следы на бархатной коже. Завтра на суде кто-то определенно спалит маленькие фиолетовые отметины нашей близости. Но мне так насрать.       Я хочу, чтобы каждый видел эти следы, чтобы каждый, смотря на Непризнанную, знал, кто её целует, в чьих руках она извивается от желания и чьё имя постанывает на выдохе.       Перехватываю тонкие запястья и закидываю над её головой, всматриваясь в блестящие изумруды, наполненные похотью и страстью. И это лучшее, что я видел в жизни. Яркое свечение и белоснежные блики покрывают зелёные полосы радужки её глаз, и в них отражаюсь я.       Мои кроваво-красные глаза, наполненные таким же желанием обладать ею, отражаются, окропляя зелёные луга дьявольской кровью. Будто алая луна затмевает зелёное солнце волшебной страны.       Она тянется за поцелуем, скользя бедрами по моему торсу, и я отвечаю ей. Нестерпимая жажда до её губ разрывает сознание, отправляя его выше облаков. Выше самого неба. И я взмываю ввысь, жадно сминая клубничные губы. Кусая друг друга, мы словно боролись за власть, которой между нами не было. Не было рангов, статусов, разделений на разные миры. Не человек и не демон. Просто двое, поглощенных безумием. Двое, желающие до последнего сантиметра обладать друг другом.       Не хватало дыхания, я не мог насытиться ей. Маленькая Непризнанная с каждой ответной лаской, с каждым вдохом отдалялась от меня всё дальше, оставляя шлейф сладкой ванили и ток в моих венах. Лава растекалась по телу от прикосновения к ней, плавя мои разум и душу. Сильнее сжимаю её маленькие пальчики в руках и прижимаюсь бедрами к горячему телу, чтобы невыносимая мисс Уокер поняла, насколько сильно я её хочу. До беспамятства. До изнеможения.       Я полный идиот, если думал, что мне хватит одного секса, чтобы потерять к ней интерес.       Она стонет, а я теряюсь в этих сладких звуках. Ни одни райские песни не сравнятся с её стонами. С её голосом и шумным дыханием.       — Тише… — шепчу ей в губы и, перехватив хрупкое тело, сажаю на себя, срывая чёртову ночнушку. Руки скользят по изящной талии, пальцами провожу по каждому ребру и впервые понимаю, насколько она худая. Непризнанная обнимает меня за шею, углубляет поцелуй, сжимая волосы у корней, и подаётся бедрами вперёд, пропитывая тесные брюки своим возбуждением.       До чего же она мокрая. Возбуждённая. Раскрепощённая.       Сжимаю её грудь, и она болезненно стонет, а я даю себе мысленную затрещину, потому что причинил моей девочке боль. Изумрудные затуманенные глазки скользят по моему лицу, опускаясь на грудь, а я не могу оторвать взгляда от алых щёк, растрёпанных пшеничных волос и закусанной губы.       Кажется, это и есть счастье. Видеть такую Уокер. Её растерянность и смущение, её взгляд, переполненный похотью, дрожащее тело. Как она пытается расстегнуть непослушные пуговицы чёрной рубашки, в нетерпении сводя брови к переносице.       Блаженно. Чувствовать подушечками пальцев, покрытыми мурашками, фарфоровую кожу. Вдыхать один воздух на двоих и задыхаться от нехватки её запаха.       — Я сам, — проговариваю сухим хрипом, потому что мне чертовски не хватает воздуха. Ласково сжимаю её пальчики и убираю в сторону.       Не отрываю взгляда от её лица, запоминая каждую чёрточку, каждую невидимую морщинку в уголках глаз, запоминая контуры её опухших от поцелуев губ. Расстёгиваю рубашку и откидываю ненужную вещь в сторону.       Изумруды округляются, и Непризнанная завороженно проводит пальчиками по моей груди, очерчивая ноготками тонкие чёрные линии.       Шепфа! Откуда во мне столько радости и восторга?!       Щёки начинают болеть от улыбки, заполнившая моё сердце ваниль топит в своей сладости, а блестящие красноватые губы Уокер так и манят. И я поддаюсь этому влечению. Накрываю поцелуем и опускаю Непризнанную обратно на спину. Она тут же закидывает ноги на мою талию, прижимая ближе. Скольжу ладонью по бедру, мучительно растягивая минуты наслаждения, чтобы запомнить как можно больше ощущений близости со мной, сводя этим и себя и её с ума. Пробираюсь на внутренней стороне бёдра, покусывая шею, и накрываю ладонью возбужденное лоно. Дьявол, до чего же она мокрая! Отодвигаю кружево белья в сторону и касаюсь влажных губ, а по пальцам пульсацией проходит её стон.       Дай мне тобой насытиться!       Ввожу два пальца, и, боже мой, какая она горячая и узкая. Её тело обжигает, будто по её венам течет моя кровь. Медленно двигаю рукой, ловя губами стоны моей девочки. Она рвано дышит мне в губы, вздымая наливную грудь. Одной рукой освобождаю себя от лишней тесной ткани, продолжая ласкать её и наслаждаясь тем, как Непризнанная кусает губы и закатывает глаза, оставляя красные следы от ногтей на моих плечах.       Брюки падают на пол вместе с бельём, а Вики дёргается от звонкой встречи пряжки с мрамором, сжимая стенками мои пальцы.       Шепфа, Дай мне сил!       Перехватываю её руки и завожу над головой, переплетая пальцы. Всматриваюсь в её глаза, а в груди закручивается липкий неприятный страх, что она пожалеет о сделанном. Пожалеет о близости со мной. О желании, что прожигает нас двоих.       Но она прижимается бедрами, скользит мокрым лоном по члену, не разрывая зрительного контакта, закусывает губу — словом, дразнит меня так же, как и я дразнил её.       Прорычав, втягиваю воздух сквозь плотно сомкнутые зубы, резким движением раздвигаю шире стройные ноги и вхожу. Она выгибается, стонет настолько громко, а я даже пошевелится не могу.       Взорвался. Расщепился на атомы. Потерял себя и вознёсся на восьмое небо ада. Она выгнулась и застонала от истомы, пробежавшей по телу, а я задохнулся. В груди что-то щёлкнуло, а после рассыпалось, покрывая эйфорией каждую клеточку моего тела.       — Не нужно так сексуально стонать.       На автомате тянусь к её губам, теряя связь с телом и здравым смыслом, выхожу почти полностью и, не сдержавшись, проскальзываю обратно, слишком резко, очень грубо, срывая с опухших красноватых губ стон наслаждения.       Я, как пацан, будто снова лишаюсь девственности. В пальцах покалывает, в голове туман, а по телу бежит чистый кайф. Не отдавая отчёт своим действиям, вхожу в неё снова и снова, теряясь с каждым толчком.       Уокер прижимается ко мне всем телом, впивается ноготками в плечи, царапая лопатки и оттягивая волосы на затылке, а всё, что я чувствую: как меня сжимают пульсацией горячие стенки и как чувствительные соски задевают мою кожу.       Твою мать!       Непроизвольно потянулся к её груди, оставляя дорожку из поцелуев. Непризнанная подаётся бедрами, насаживается на член, меняя угол, сжимая меня сильнее.       Видя, как ей хорошо, как она изгибается, я возбуждаюсь ещё сильнее, а все чувства усиливаются. На её прикосновения реагирует буквально каждый участок кожи. Втягиваю затвердевший ареол, обвожу кончиком языка и непроизвольно прикусываю.       Тянет за волосы и отрезвляет пощёчиной. Ещё одной, выбивая из меня жизнь. Чёртова Непризнанная!       — Будешь драться, я тебя отшлёпаю.       Накрываю её губы жадным поцелуем, потеряв разум от удовольствия и неописуемого счастья. Потерял всего себя, отдав на растерзание чувствам.       Невыразимый экстаз. Восхищение, восторг, блаженство — чувствовать хрупкое тело, прижимающееся ко мне, беззащитное, нежное, покрытое лёгкой испариной. Я хочу, чтобы это состояние длилось вечность.       От каждого резкого, даже грубого толчка моя девочка стонала всё громче, не разрывая поцелуя, кусая мои губы, заглушая своими чувствами ритмичный стук изголовья кровати о стену. И я готов поклясться, наши чувства слышали все в чертовой школе. Я двигался всё резче и глубже, не сдерживая, не контролируя тело, переполненный радостью от того, что она рядом.       Я слышу её и теряю дыхание, касаюсь её кожи и вижу, как ей чертовски нравится, и от этого меня переполняют эмоции. Радость за то, что ей хорошо, за то, что она хочет меня, — я хочу её ещё больше. Каждой частичкой я ощущаю то, что она ощущает рядом со мной, и я получаю неописуемое наслаждение.       Это наслаждение по всему телу, но и нигде одновременно. В воздухе, в мире, в космосе и только в моей душе.       Подушки полетели на пол, спину жжёт под её ноготками. Сладкие стоны с каждым толчком превращались в хрип, но Уокер продолжала стонать, сжимать стеночками член, доводя меня до беспамятства. Не знаю, откуда они взялись, но чёртовы бабочки кружили по всему телу, купаясь в ванили, как в солнечных тёплых лучах.       Я никогда себя так не чувствовал. Окрылённым, как бы это странно не звучало с учётом, что нас накрывают бордовые расслабленные крылья; счастливым, по всему телу проходит болезненное покалывание, а мне хочется повторить всё снова и снова, кричать от удовольствия, чтобы вся школа, все небеса, весь, сука, ад слышал какое наслаждение мне дарит эта девчонка.       — А-ах… Да.       Огненная волна по всему телу, бабочки улетели в небытие, забрав с собой мою душу. Горячее лоно сжимает член, и я медленно выхожу, потому что если ещё немного задержусь в узкой, Уокер окончательно сойду с ума. Падаю рядом с ней и притягиваю к себе дрожащее в наслаждении тело. Пальчиками провожу по острому плечику, восстанавливая дыхание.       Прижимаясь ко мне, Непризнанная уткнулась лбом в основание шеи, а я вдыхал запах полевых цветов, представляя, как и когда я снова почувствую эти ощущения.       Твою, блять, мать!       Распахиваю глаза и сжимаюсь. Вики положила ладошку мне на грудь, впитывая пальчиками бешеное сердцебиение, а я поистине ахуевал. Я кончил, блять, в неё! Впервые, блять, кончил в кого-то.       Эйфория прошла, задержавшись где-то в груди, обволакивая сердце приятными покалывающими мурашками. Судорожно взывал в памяти каждое своё действие. Я не мог так потеряется, невозможно отключиться от простого секса настолько сильно, чтобы не почувствовать куда кончаешь, блять! Я не помню своих действий. Всё было на автомате.       Чертова маленькая Непризнанная!       Не только землю под ногами закрутила в другую сторону — всю вселенную отправила в небытие.       Поворачиваюсь и провожу по щеке, почти не касаясь. Смотрю в изумруды, а на душе что-то теплое, такое странное, но такое родное. Очень хрупкое, как хрустальный шар, и прячу его во мраке, в страхе разбить.       — Я не сделал тебе больно?       Шепчу, боясь услышать ответ, потому что я нихера себя не контролировал. И если с этой девочкой я повёл себя так же, как остальными, кого я когда-либо трахал, я добровольно нырну на дно девятого круга.       — Нет, — уголки её губ поднимаются в счастливой улыбке, пуская по моим венам волны спокойствия.       — Хорошо, — коротко целую и поднимаюсь.       В груди всё ещё печёт, в мозге пульсирует голос отца, и я пытаюсь понять, как вообще относится к тому, что я кончил в неё, и к каким последствиям это приведёт. Но почему-то меня это вообще не ебёт. Ни капли.       Меня больше волнует, о чём сейчас думает Уокер, молча наблюдая, как я одеваюсь. Волнует, как пройдет суд, сохранятся ли её крылышки, останется ли она в школе, потому что я нихуя не хочу её никуда отпускать. И уходить никуда не хочу.       И даже сейчас внутри всё закручивается в чёрный непроглядный шторм, покрывая мой мир перечным туманом, потому что я до опизденения хочу остаться. Прижать её к груди и уснуть.       Но всё, что я делаю, это застегиваю блядскую рубашку и смотрю, как Непризнанная подмечает изменения в моём настроении. И я с полной уверенностью могу сказать, что она всё воспринимает на свой счёт.       — Мне пора, увидимся в башне, — нагнулся и коснулся губами её лба, вдыхая запах полевых цветов, прикрывая глаза. — Лучше ничего не говори, я решу этот вопрос.       Непризнанная накрылась крылом, спрятав нагое тело, а я вспомнил все проклятия мира, посылая их на отца, на себя, на слабость и неизвестность. Я впервые не знаю, что будет завтра. Что случится, когда я покину стены её комнаты? Что сделает со мной отец, узнай он о сегодняшней ночи? Что он сделает с ней?       Я покинул комнату так же, как посетил: через окно. Зависнув в воздухе, закрыл глаза и вдохнул полные лёгкие чистого ночного воздуха.       Я обязательно всё исправлю, Уокер.       За стеклом послышались надрывные всхлипы, а мне захотелось головой уебаться об стену, потому что слышать, как она плачет, выше моих сил.       Сын Сатаны не может вынести женских слёз. Докатились! Узнай отец — засмеёт. Только вот есть маленькое «но». Небольшая поправочка.       Я не могу вынести её слёз. Её страха. И если меня когда-то коснутся изумруды, переполненные ненавистью, я сойду с ума. И на этот раз без каких либо преувеличений.       А пока… Кидаю последний взгляд на окно и, взмахнув крыльями, отправляюсь в Ад.