ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Наверное, если бы мир был устроен иначе и не нужно было лгать, чтобы сохранить свой социальный статус, выжить или защитить близких, Альбус Дамблдор был бы более честен. И на вопрос военного корреспондента о том, кого жителям магической Англии следует опасаться, кроме канцлера Грин-де-Вальда, он бы ответил совсем иначе… Антропос Пандора Шварц не была наивной или ленивой, как полагали многие студенты Хогвартса. Не была доброй или всегда искренней, как считали некоторые преподаватели. Шварц была очень проницательным и расчётливым человеком. Казалось, каждое её слово, каждый взгляд, каждое движение — всё было продумано до мельчайших деталей, всё было овеяно холодом разума и строгого отчуждения. Альбус беспокоился, не боялся. Но было в этом беспокойстве что-то такое… к-о-л-ко-е, липкое. — Да, мисс Шварц, я в курсе, что вчера были именины Ориона Блэка и многие студенты присутствовали на них. Можете сдать своё домашнее задание позже. Антропос едва заметно кивает и плавно проходит в середину класса, садясь за одну парту с Лукрецией Блэк. Дамблдор же перебирает бумаги на своём столе, ищет план урока. Но в голове у него — взгляд колко-льдистой Шварц. Альбус, наконец держа перед собой пергамент, ведёт волшебной палочкой в воздухе. Из неё едва заметно выскакивают серебристые искры, и мел, повинуясь магии, начинает писать слова, белый узор которых легко превращается в тему урока. Альбус Дамблдор смотрит на мел, а после — переводит взгляд на Тома Реддла, опуская пергамент на стол. Реддл, сидя за Антропос Шварц, смотрит на неё. Смотрит. Грустная улыбка вдруг трогает тонкие сухие губы Альбуса. — Как видите, тема этого занятия…* * *
Друэлла глядит на Эйвери. Смеётся над его шутками. Жестами показывает, как сильно она воодушевлена его вниманием. Однако в её равнодушных глазах нет радости. Раньше милой Элле была омерзительна сама мысль о том, что их с Эйвери семьи связали их помолвкой-проволокой, впивающейся в мозг каждый чёртов день. Сейчас разум твердит быть холоднее льда внутри, там, где где-то бьётся её живое пылающее сердце. Их мир — круговерть лжи и притвортства, предательства и бесчестия. И кто знает, может, этот горделивый дурак в качестве мужа — не самое худшее, что может ожидать её. Розье отводит взгляд от Эйвери. У камина с кем-то стоит Реддл. Он вежливо улыбается, в нужный момент опускает или поднимает руки в разных жестах, меняет позы, расставляет шире ноги, удивлённо приподнимает брови, меняет свой тон голоса и даже смеётся. «Идеал? Или просто безликая холодная маска?» — думает Элла. И смотрит, смотрит, смотрит. А потом вдруг с колкой болью улыбается: все они — безликие холодные маски. — Элла, ты меня слушаешь? Розье поднимает голову и впивается тяжёлым взглядом в лицо Эйвери, подошедшего к ней ближе на шаг или два. Уголки губ растягиваются в нежной сладкой улыбке, тонкая женская рука касается мужской — Друэлла медленно и с достоинством натягивает на себя свою маску. И говорит: — Конечно. Продолжай, дорогой.* * *
Галатея Вилкост вскидывает палочку и невербально произносит заклинание, служащее своеобразной стеной между двумя студентами. — Лестрейндж! Эйвери! — поднимает голос она, мрачнея взглядом. — Вы переходите границы. Минус десять очков с каждого. Слизеринцы не оборачиваются на профессора, только, тяжело дыша, оба в поту и ссадинах, всё продолжают смотреть друг на друга с почти что осязаемой ненавистью. Профессор Вилкост ничего больше не говорит, подавляя приступ брезгливого отвращения к этим двум, и подходит к другой паре студентов: Друэлла Розье решительно удерживает щитовыми заклинаниями магический натиск своего партнёра — Мальсибера, яростно швыряющего связки мощных проклятий. Галатея ничего не говорит — подобное уже можно считать похвалой — и, сложив руки за спиной, идёт в направлении двух волшебников, чей поединок интересует её более всего на этом занятии. Том Марволо Реддл и Антропос Пандора Шварц. Раньше они никогда не становились в пару ни на одной свободной учебной дуэли — той, на которой можно выбрать партнёра самостоятельно и использовать в сражении с ним любые заклинания, разрешённые в магической Англии. «Что Реддл хочет от неё? — беспокойно думает Вилкост. — Травлей это сложно назвать. Превосходство над ней в поединке не вызовет у него… должного удовлетворения, — всё вертится у неё в голове, пока Шварц, вся в мелких ссадинах, с трудом встаёт с пола, поражённая очередным заклинанием Реддла. — Это услуга? Или запугивание?». Вилкост хмурится. Запугивание? Но при ней Том Реддл никогда не проявлял никаких признаков агрессии. Она снова внимательно смотрит на их поединок. Реддл сражается не в полную силу, не насмехается, не улыбается, только внимательно глядит в лицо Антропос и напряжённо следит за каждым её движением. Как будто ищет что-то неочевидное, но что-то очень-очень важное. А потом вдруг делает выпад рукой с крепко зажатой в ней волшебной палочкой и ровным голосом произносит: — Легиллименс. Шварц замирает, а затем, будто разрезав само пространство взмахом своего магического древка, отражает сильную атаку меньше чем за секунду: луч, вырвавшись с оружия Реддла, глухо врезается в появившуюся перед Антропос едва видимую стену, всю идущую рябью. Стена же, поглотив голубоватый луч, исчезает. — Мистер Реддл, вы хотели проверить, знает ли мисс Шварц, будучи старшей дочерью герра Краффта, заклинания, защищающие от насильственного вторжения в разум? Том оборачивается на голос Галатеи. Он нервно смеётся и поправляет волосы, прежде чем ответить: — Разумеется нет, профессор. Просто подумал, что было бы неплохо отработать это заклинание на том, кто в случае чего сможет постоять за себя. Его глубокий голос и улыбка более не вызывают ничего приятного. Профессор Вилкост смотрит на него холодно и в какой-то мере даже разочарованно. — Ваша дуэль окончена, мистер Реддл. Она хочет выгнать его из класса. Хочет-хочет-хочет! Но почему-то знает, что этого делать не стоит. Когда Галатея разворачивается, взглядом она встречается со Шварц. Глубокие большие проницательные глаза Антропос ничего не выражают. И от этого Галатее Вилкост становится…страшно. Галатея, сжав внезапно вспотевшие ладони в кулаки, спешно отворачивается и подходит к другой спарринговой паре.* * *
Реддл от ярости, кажется, совсем не чувствует боли — он с силой впивается пальцами в собственные плечи, стоя в гостиной Слизерина и не имея возможности спокойно уединиться: Слагхорн снова говорит что-то бесполезное, имеющее цель только подбодрить уставших, слабых студентов. Что-то не сходится в гениальной голове Тома. Настойчиво таранит сознание. Какая-то ужасно-уродливая правда стучится о черепную коробку и мешает-мешает-мешает! Вилкост права — для ребёнка гениального учёного было бы позором не отразить такую атаку. Но в том, как Шварц использовала в тот момент свою палочку было что-то… лёгкое. Нет, это действительно несложное заклинание. Однако её навыки в дуэлях ведь просто отвратительны — отвратительны на самом деле, Том проверил это вчера. Паранойя? Нет-нет, Реддл не опустился бы до такого. Его предчувствие всегда оправданно. Но именно сейчас оно уязвляет. Может быть, именно поэтому Тому так трудно его принять? А тем временем Гораций Слагхорн, чуть наклонясь к сидящим на зелёных диванчиках студентам-семикурсникам, напутственно говорит: — …и всё же как опасно сомнение — оно обнажает мысли человека до самых нервов, до самых костей. Оно пробуждает в нём порой нечто чудовищное, а порой — и нечто прекрасное. Удивительно, правда?* * *
— Это даже забавно, — едва слышно говорит Антропос, выдыхая сладковато-едкий дым от магической сигареты со вкусом винограда. — Что забавно? — эхом спрашивает Лукреция и ладонью отмахивается от сизого дыма: Блэк, в отличие от Шварц, почти не курит (за «почти» она считает те разы, когда Шварц выдыхала ей дым прямо в губы). Антропос сморит на подругу почти снисходительно — ласково и немного грустно. Она снова затягивается, пускает дым в сторону витражного окна и после нежно говорит: — Твоё лицо, милая. — И, не дав и слова вставить слегка покрасневшей от лёгкого смущения Лукреции, продолжает: — Да, я пойду на вечеринку Слагхорна. Он позвал. Какой мне резон отказываться? Блэк пожимает плечами и переводит взгляд в сторону окна: на стеклянном магическом рисунке художник, влюблённо смотрящий на женщину со светлыми волосами, рисовал её портрет, а потом, весь перекошенный от злобы, почему-то рвал его на мелкие кусочки. — Когда ты впервые сказала об этом, я удивилась. Это ведь не похоже на тебя. Тебе нужно что-то у кого-то узнать? На свои вечеринки Слагхорн приглашает самых разных людей магической Англии. Шварц молча смотрит на Лукрецию, что младше её на пять лет, и, в последний раз вдохнув в лёгкие сладкий дым и тут же его выдохнув, ставит магическую сигарету «на паузу» и убирает её в карман. И жутко устало, но твёрдо говорит: — Что мне узнавать, Крецци? Это не моя страна. Блэк уже хочет что-то ответить, как дверь женского туалета резко открывается и в помещение стремительным шагом заходит Минерва МакГонаггал, староста Гриффиндора. Девушка с пучком из каштановых волос на голове направляет на Шварц и Лукрецию волшебную палочку в некоем угрожающе-предупреждающем жесте. И шипит: — Снова курите?! Лукреция Блэк кидает на слабо улыбнувшуюся Шварц быстрый взгляд и ловко спрыгивает с подоконника. И коротко ухмыляется: — Не пойман — не вор. Пора бы уже это запомнить, дорогая Минни.* * *
— Мерлин! На Антропос Шварц — жёлтое яркое платье. И оно жутко ей не идёт. — Д-добрый вечер, мисс Шварц! Чудесно выглядите! — быстро говорит Гораций Слагхорн, спешно пожимая тонкую руку Антропос. — Спасибо, сэр, — она улыбается и делает новый глоток из хрустального бокала с эльфийским вином. — Как проводите время? Вам нравится праздник? — Всё просто чудесно, профессор — особенно сладости и алкоголь, — она чуть приподнимает бокал и почтительно смотрит Горацию прямо в глаза, хотя рядом с ними — буквально метр расстояния — стоит Реддл. — Ах да, конечно! Пообщайтесь немного, ребятки. Я подойду позже, — немного дрожащим голосом твердит профессор, когда какой-то волшебник подходит к ним и, заученно-холодно прося прощения, уводит Горация в другую группу гостей. Играет музыка, кто-то танцует вдалеке, над головами горят яркие красивые праздничные огни, а Шварц и Реддл смотрят друг на друга. — Антропос. — Реддл. Голоса чужие, глаза — далёкие. — Твоё платье… — Красивое, правда? Она, верно, издевается над ним. Стоит, ничего из себя не представляет и улыбается как кукла, лицо которой просто-напросто кто-то нарисовал. Реддл стискивает челюсти и уже намеревается вежливо, как велит магический этикет, попрощаться и уйти в другую часть зала, как Шварц холодным голосом выдаёт: — Прямо как твоё «легиллименс». Том Марволо Реддл вновь поднимает на Шварц свой взгляд — и внутри него всё подбирается, готовясь жечь и давить всё, что хотя бы отдалённо походит на угрозу. — Ты имеешь в виду… — Необдуманное. Спонтанное. Но зато такое яркое, — перебивает его Антропос безо всяких эмоций в тоне. Или на лице. Её умные глаза скользят по его шее — не по лицу. И её тонкие губы легко приподнимаются в тонкой усмешке. — Ах эти министерские работники! Всё не хотели меня отпускать и спрашивали о планах насчёт… — внезапно возвращается к ним чуть запыхавшийся Гораций Слагхорн. Реддл незаметно сжимает одну ладонь в кулак, а потом — разжимает её и натягивает на лицо улыбку, поворачиваясь к профессору всем корпусом. И слушает, слушает его, боковым зрением видя, как уродливое жёлтое платье из тонкой ткани чуть колышется от мягкого покачивания женского тела.* * *
— Что ж, поднимем тост за этот прекрасный вечер! — воодушевлённо произносит Слагхорн, держа в вытянутой вверх руке красивый тонкий хрустальный бокал с магическим шампанским. Волшебники и ведьмы встают из-за стола и вторят ему, отпивая из бокалов. Когда Том садится на своё место, он взглядом находит Шварц, сидящую рядом с Лукрецией почти напротив него самого. Призрачно-колкое чувство касается всех его внутренностей, и Реддл поддаётся этому порыву. Его магия, творимая от ярости и вязкого сомнения, медленно подбирается к голове девчонки в уродливом ярком платье. Шварц не смотрит на него, всё говорит с бледной Блэк о чём-то. Однако для набатного вторжения в разум контакт глаз можно и не использовать. Том Реддл хочет причинить боль. Уничтожить-уничтожить-уничтожить. Размазать, раздавить, перемолоть кости в труху. За эти её слова, за её мерзкое спокойствие, за её взгляд. За разгадку, которую он должен был найти куда раньше и куда проще. «Одолеть тех, кто боится своего прошлого, совсем нетрудно. Как, впрочем, и тех, кто чрезмерно высокомерен». «Обида — удел слабых. Если бы я была слабой, то сидела бы совсем на другом месте». «Прямо как твоё «легиллименс». Необдуманное. Спонтанное. Но зато такое яркое». Дочь герра Краффта? Чистокровная? Умная, проницательная, выжидающая? Слишком умная. А такие люди, как известно, долго не живут. Можно залезть под её череп и выскрести наружу все её мерзкие страхи, все её тайны, запертые под толстым слоем холода и расчёта. Свести с ума, опозорить, даже не прикасаясь. Здесь много волшебников, она — дочь преступника. Почти любой мог это спланировать, мог захотеть её растоптать. А что Том Реддл? Он ведь просто студент — самый прилежный староста за всю историю Хогвартса. Том подавляет в себе желание рассмеяться. А потом — врывается в разум Шварц безо всякого заклинания, безо всякого взмаха волшебной палочки. Используя только уродливую и жуткую в своей силе магическую мощь. И едва ли встречает достойный ментальный щит. «— Нет, умоляю! Только не она, мой Лорд! Только не она, прошу… я сделаю всё, что прикажете! Всё! Человек, стоящий перед Грин-де-Вальдом на коленях, испуганный, весь источающий отчаяние и страх смотрит на кого-то позади своего Лорда. Грин-де-Вальд же глядит на слугу безо всяких эмоций на лице. А после — делает неопределённый жест рукой, и из тени выступает Шварц. Человек на коленях начинает истошно кричать и отползать к стене по мере того, как девушка медленно приближается к нему. — Пожалуйста, не надо. Нет… — сиплым голосом говорит мужчина, когда тонкие пальцы Антропос ложатся на его щёки, а она сама чуть приседает. Её лицо — сплошная маска. Ненастоящая и почему-то кажущаяся омерзительной. Пальцы Шварц с силой впиваются в виски уже слабо сопротивляющегося мага, скованного страхом и липким ужасом. А тонкие губы Антропос вдруг размыкаются и почти нежно, на интимном выдохе произносят: — Легиллименс.» Воспоминание внезапно прерывается. И теперь Том видит, что Шварц, отвлёкшись от Лукреции, смотрит на него. Смотрит почти снисходительно — чуть печально и чуть ласково. Том Марволо Реддл с яростью стискивает челюсти и вновь вторгается в её голову своей силой. И будто ударяется о камень. И липкое чувство ползёт по его спине, обращаясь бисеринками холодного пола. Всё его тело внезапно сковывает сильная боль: кажется, словно в каждый нерв втыкают длинные острые игры и проворачивают-проворачивают-проворачивают их. Том делает вдох и одной рукой крепко вцепляется в край стола. А его разум в это время окунают в лёд. Холодный и беспощадный. Бесконечный и до тошноты, до отвращения, до жалкого страха жестокий. Реддл зажмуривается, но вместо успокаивающей темноты видит лишь синюю бездну, в которой будто тонет. Вокруг — голоса волшебников, звенят столовые приборы и хрусталь бокалов, а он тонет. А потом бездна из воды живо сменяется яркими всполохами пожарища, и Реддл чувствует, как его кожа, его волосы горят. Боль впивается в рассудок медленно, но яростно. — Тебе плохо, Том? — слышит он обеспокоенный голос Горация Слагхорна где-то со стороны. — Нет, нет. Всё в порядке, — чуть хрипло говорит он, пытаясь улыбнуться. Улыбка выходит кривоватой. — Полагаю, что это не так. Ты весь так покраснел. Я наложу Охлаждающие чары. Охлаждающие чары не помогут — Реддл это хорошо понимает. Он открывает глаза и едва удерживает себя от того, чтобы посмотреть на Шварц прямо. Его разум мнут, как бумагу, а он совершенно ничего не может сделать. Даже мыслить от страшной боли толком не выходит. — Может быть, стоит позвать мадам Угхарт? Том, твоё состояние… — Всё в порядке! Том насилу выпрямляется и чуть трясущимися руками расстёгивает первые две пуговицы праздничной белой рубашки. Ощущение горения кожи сменилось давлением — кажется, его череп вот-вот просто расколется пополам. Слагхорн хмурится, отводит взгляд от своего любимого ученика и недовольно поджимает губы. Он всё понимает — мальчику нужно обзавестись связями, но не в таком ведь положении? Другие гости также обеспокоенно смотрят на сильно вспотевшего юношу, всего идущего пятнами. Реддл сглатывает, опускает голову, пряча выражение лица за чёлкой густых чёрных волос, и направляет свою силу, чтобы хоть как-то унять эту уродливую боль. Но снова будто ударяется о камень. «Она улыбается?» — проносится глупая мысль, а Том Марволо Реддл не решается посмотреть на Антропос, колко страшась усиления агонии при встрече взглядов. А потом всё внезапно проходит. Всё. Будто и не было ничего — будто его разум только что не таранили с ужасающей силой и вседозволенностью от её величия. Его воспоминаний ведь даже не коснулись, просто словно сжали мозг голыми руками и впились в него пальцами. Том слабо выдыхает и снова выпрямляется. Он не смотрит на Шварц — просто берёт столовые приборы и начинает есть, не чувствуя вкуса пищи. Его тело подрагивает, а сердце страшно колотится от пережитого. Дуэли? Зачем они нужны этой женщине? Зачем ей правильно держать палочку, развивать свои физические данные, учить сложные формулы по Зельеварению? Реддл кривит губы в полубезумной яростной ухмылке и неотрывно смотрит на тонкие руки Антропос, спокойно разрезающей стейк с кровью.ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
— Многие известные и талантливые легиллименты учились на её книгах. Даже, насколько мне известно, сам мастер Снейп, — преподавательница смотрела на Гарри с ощутимым удивлением, но всё же продолжала говорить: — Однако мадам Шварц… не развивала в себе все области магии — только легиллименцию и окклюменцию. Она была весьма слабым дуэлянтом, совершенно не разбиралась в зельях, травах, магических существах. Но другого ожидать глупо, учитывая её происхождение — все мы перенимаем что-то от семьи, мистер Поттер. А герр Краффт, как известно, очень любил свою старшую, пусть и незаконнорожденную, дочь и потому передал именно ей все свои знания. Было бы странно, не воспользуйся этим такая умная женщина, как мадам Шварц. Хотя своего отца она так и не превзошла — возможно, потому что рано ушла из жизни. А возможно, были и иные причины. Профессор Гера закончила свой монолог и, облизнув пересохшие губы, поправила очки, выжидательно поглядывая на Гарри Поттера, что совершенно неожиданно задержался на лекции и задал вопрос о магических способностях мадам Шварц. «Хотя впрочем, его можно понять. Эта ведьма ведь когда-то довольно долго была главой Отдела Тайн. Но неужели его амбиции… простираются до этого места?» Поттер задумчиво кивал и смотрел почему-то на свои руки. После он поднялся и, вежливо улыбнувшись, сказал: — Благодарю, что всё рассказали мне, профессор Гера. Эта информация была крайне важна. И, пожав преподавательнице руку, ушёл, перекинув тяжёлую сумку с учебниками себе на плечо. Профессор Гера недолго смотрела ему вслед. Что-то тревожное крутилось в её мыслях, однако, когда началась лекция с другим потоком, она от этого отмахнулась.