Здравствуй, дневник-незнакомец

Салют, дневник! Может, мне стоит придумать тебе какое-то имя? «Дневник» звучит обезличено. Иногда мне кажется, что, изливая свои мысли на бумаге, я разговариваю сам с собой, но называть тебя Джеем было бы странно, правда? Бумажный Джей? Хм, созвучно с «бумажный змей». Как будто меня сейчас подхватит ветром и сдует нафиг. Мудрый Джей? Не такой уж ты и мудрый. По факту, ты родился-то всего несколько дней назад. Бэйби Джей. Ну, я хотел какое-нибудь крутое название, но Бэйби Джей неожиданно нравится. Тогда: Салют, Бэйби Джей! Крутяк, мне нравится. Так, это было лирические отступление. Что ты хочешь, чтобы я рассказал тебе сегодня, Бэйби Джей? Хотя, какая разница, что ты хочешь, я всё равно расскажу то, что захочу рассказать сам. Продолжаю свою кампанию «заботливый хён». Только теперь я окучиваю лишь Сону, потому что с Ники слишком сложно. А Сону просто идеальный объект для заботы. Не то чтобы он был прям таким беспомощным, но он, в отличие от нашего макнэ, по крайней мере, позволяет себе помогать. Кажется, Сону воспринимает мою заботу как игру, но мне от этого даже легче. Кстати, это довольно неплохой способ узнать друг друга получше. Стал замечать в нем то, чего раньше не видел. Например, как он во время тренировок спускает рукава толстовки до самых запястий и с усилием передавливает их тканью, когда силы начинают его покидать. В подобные моменты он еще немного занимается, а потом хореограф просит его отдохнуть. Сону вообще часто делает перерывы. Никто это никак не комментирует, все знают почему. Тогда он садится у стенки, а мы продолжаем занятие. Раньше не обращал на это внимания, но в такие эпизоды Сону, бывает, подвисает и, не моргая, пристально смотрит в глаза своему отражению, тяжело дыша. Сегодня мне даже показалось, что он вот-вот вскочит отдельно от отражения и со всей силы вмажет ему. Ну… да, у меня слишком богатое воображение. В перерывах я подсаживался к нему, и он тут же с особым рвением принимался рассказывать о чем-то отвлеченном. О прошлогоднем школьном фестивале, о бобре, погрызшем огород бабушки, о сестре, драматизирующей из-за отношений с парнями. Он говорил так много, как не говорил никогда, словно боялся, что я спрошу о чем-то другом. А о чем я могу спросить? «Ты в порядке?». Не самый страшный вопрос, но, может, он просто не хочет на него отвечать. В последний перерыв произошло что-то необычное — к нам присоединился Чонвон. Ему удалось сохранить невозмутимое выражение лица, но вот губы его выдали — он всегда их поджимает, когда пытается выглядеть незаинтересованным. Сону тут же принялся рассказывать ему историю про бобра, словно это было именно то, ради чего тот пришел. Хотя Чонвон так живо реагировал на рассказ, что у меня закралось подозрение, что так оно и было. Наверно, не каждый день можно услышать, как с участка восьмидесятитрехлетнего божьего одуванчика раздается дискография Metallica — это она начиталась советов о том, что бобры не любят шум. Шум они, возможно, и не любят, а вот хеви-метал, похоже, вполне, потому что после третьего концерта группы бобров у старушки стало даже больше. Парни покатывались от этой истории, пока я размышлял, почему Чонвон решил к нам подсесть. Я подумал: он же избегает меня, нет? Или это из-за Сону? Я действительно не отлипал от Сону весь день, наверно, Чонвон не смог найти способа подобраться к нему без меня и пошел в лоб. Это был не самый приятный вывод, но он был самым логичным. Я решил поступить благородно. Просто встал и оставил их вдвоем. Думаю, они были мне благодарны. Не стану отрицать, что этот эпизод меня расстроил — я думаю об этом даже сейчас, пока пишу тебе (хотя было бы странно не думать об этом, если я пишу именно об этом). В такие моменты начинаешь всерьез задумываться о себе и о своем характере — насколько он неприятный для других? Мама иногда в сердцах говорит, что я ее бешу, но мы же семья, верно? Все родственники бесят друг друга в той или иной степени. В школе мне тоже говорили, что я, бывает, раздражаю, но одноклассники просто не знали меня достаточно хорошо. А еще во время стажерства другие трейни намекали, что я раздражаю своей прямолинейностью, но я не обращал на такие выпады внимания, считая, что они просто пытаются подорвать мою уверенность в себе… Чёрт, я всех, что ли, бешу?.. Спросил у Хисына, раздражаю ли я его. Он сразу сказал: «Нет». Потом добавил: «Ну, может, иногда». Потом начал перечислять, когда это «иногда» случается: когда я не заправляю постель, разбрасываю свои вещи, не мою за собой посуду, беру его вещи без спросу, не хочу идти в ванну, не вытираю после себя забрызганное зеркало, не убавляю звук при просмотре видюшек, свечу в лицо фонариком по ночам, даю критику, хоть никто и не просил… В общем, мне пришлось остановить его из опасения, что он не успеет огласить весь список до прихода менеджеров. Потом я спросил, не легче ли ему было ответить, что я раздражаю, а лишь потом перечислить те немногочисленные вещи, которые его во мне не бесят. Хисын показательно задумался, а затем просиял: «Да, так было бы легче!». Кажется, пришло время вонбунсу*… …Стоматолог сказал мне сегодня, что я выгляжу мрачно, и спросил, что случилось. Но я ничего не ответил. А как тут ответишь, пока у тебя во рту крутящееся сверло, хрень, высасывающая слюни, и штука, которая не дает челюсти закрыться?! Наверно, стоматологи чувствуют себя очень одинокими. Когда уходил, поблагодарил доктора и сказал, что, на самом деле, у меня всё в порядке. Да, когда тебе несколько часов сверлят зубы, кажется, пытаясь добраться до самого мозга и высосать его вместе со слюнями, случается какая-то переоценка ценностей. На ужин я, правда, не пошел. Ну, после зубного мне, как бы, и не желательно, но раньше я просто сидел с ребятами. А сегодня… сегодня, почему-то не хочется. Хочется лежать в своей кровати и предаваться унынию. Что я, собственно, и делаю. Кто-то робко постучал в дверь, но я крикнул, чтобы уходили. Надеюсь, это был не Хисын. Было бы неловко завтра утром обнаружить его спящим где-нибудь на кухонном диванчике. Ладно, он бы не стучался в свою же комнату, так что можно не переживать. Окей, Бэйби Джей, я спать, сил моих больше нет. Впервые лягу раньше Хисын-хёна. По крайней мере, этой ночью никто не будет светить ему в лицо фонариком. Пусть хоть кто-то сегодня порадуется.