make me wanna die

Чужие огненные руки обвивают талию Шото от чего тот приподнимает уголки губ сквозь сон и поудобней ёжится на месте. Чувствует горячие дыхание возле шее и плеча. Спокойное, размеренное сопение и это ещё больше расслабляет. Его невесомо целуют в плечо и парень лениво повёл им. Мурашки пробежали по спине вместе с приятным холодком. Тодороки обожал просыпаться именно так. Именно Кацуки будил его таким образом. Нежно, осторожно, хотя и вериться с трудом, но происходило так только по выходным, а в будние они спали в своих комнатах общежития, дабы никто не увидел. Шото уже смеялся от мысли, что они с Бакуго самые настоящие спец агенты с секретной миссией. На эту мысль алоглазый лишь приподнял бровь и ничего не сказав, встал из-за кухонного стола, поднося кружку с кофе к губам. Но двухцветный то знал, что тот улыбается. Кровать у Кацуки слишком жёсткая. После пары ночей проведённых у него, спина Шото ныла до невозможности. У первого же наоборот, были претензии к чересчур мягкой кровати двухпричудного. Но именно поэтому чаще всего они зависают у Тодороки. -Половинчатый…- зовёт его голос сзади и парень через сон что-то мычит, - Вставай мать твою, уже утро! Гетерохром более менее приходит в себя и улыбается, потирая рукой серый глаз. -Типичная твоя фраза с утра…- лениво тянет он и переворачивается на другой бок, занося руку, дабы обнять чужое тело рядом, но вместо этого она болезненно падает на матрас. Глаза приоткрываются и осознание даже пришло не сразу. Тодороки минуту всматривался в пустую стену возле которой никто и не лежал. Сердце забилось с невероятной силой, отдавая болью в груди. Казалось, что дышать становиться тяжелее, лёгкие сжимаются. Комок подкатывает к горлу, а на глазах так и наровиться появиться слеза. Парень поджимает губы и принимает сидячие положение, осматривая комнату в призрачной надежде. Он слишком привык. Слишком привык ложиться на край кровати, оставляя место у стены. Слишком привык к этим призрачным прикосновениям, привычным словам к которым он сам приучил себя, вырыл себе могилу беспомощности. Руки так и тянуться обнять уже несуществующую больше фигуру. Эти накаченные руки, что скорее всего обняли бы в ответ. Хочется последний раз уткнуться в твёрдую грудь блондина, почувствовать такой знакомый запах порошка от майки и провести пальцами по веснушкам на плечах. Хотя бы раз, последний. Шото просто не может простить себе потерю Кацуки и никогда не простит, несмотря на то, что сам был в другой точке боя. Несмотря на то, что ему самому нужна была помощь.