Токио.
Идея поехать туда сформировалась не сразу. Сначала Хидан слишком волновался, что Какузу его не примет. Все – и Исигава, и Мияко, и даже повар Мито с кухаркой − наперебой твердили, что это огромная ошибка, что Хиданом воспользовались и никто его не ждет. Но Хидан думал так: торчать в Югакуре все равно бесполезно, он там насиделся на годы вперед, а вот в Токио не был никогда. Так что лучше он поедет и разберется, что это вообще за хуйня.
Хидан встал в четыре утра, покидал в старую сумку кое-какое барахло, документы, остатки еды, спрятал деньги Какузу и свои нехитрые накопления во внутренний карман куртки и вышел в темноту. Закрыл дом на ключ, будто в него мог кто-то вломиться, убрал ключ в карман к деньгам. Спустился с горы, вздрагивая не то от холода, не то волнения. Он уезжал! Уезжал!
Югакуре не была отправной точкой на маршруте автобуса, поэтому его нужно было ждать на остановке. Хидан ждал и мерз. Автобус приехал ровно в шесть, в салоне уже ютились двое окоченевших пассажиров. Хидан уселся, вытянув ноги в проход, без аппетита съел позавчерашнюю булку с карри, надеясь, что боги будут к нему благосклонны, и заснул на весь отрезок пути до следующей пересадки. Его мозг рисовал блаженные картины того, как Какузу обрадуется его приезду… Хидан проснулся, когда автобус остановился на конечной. Тревога вернулась, усилившись стократно. Теперь казалось, что Исигава и прочие правы. Если бы Какузу хотел, он бы забрал Хидана с собой.
Но если бы Хидан был ему совсем по боку, он бы не оставил деньги, верно? Верно.
В первом поезде заснуть не получилось. Во втором тоже: Хидан клевал носом у окна, но всякий раз, как он прижимался лбом к стеклу и отрубался, где-то в глубине вагона начинал плакать ребенок. Наверное, милосердие богов закончилось на том, что Хидану удалось переварить булку без особых проблем. Теперь он слегка скучал по ней, камнем болтающейся в желудке. На первой железнодорожной станции Хидан успел перехватить кукурузный суп в банке из автомата. Ох и долго он ебался… Все смотрели на него, как на дебила, но суп ему в конце концов достался. Впрочем, того было мало, и на вкус он оказался сладким. Во время второй пересадки Хидан ничего не успел купить: он запутался, на какой путь идти, поэтому голодал до самого Токио. Там, по прибытии, он купил шоколадку и карту. Хидан знал, что со смартфоном удобнее. Все нормальные люди пользовались навигатором, но он же не виноват, что в Югакуре нет ни одного магазина электроники, да и звонить особенно некому. Добежать проще.
Адрес Какузу Хидан выписал в блокнот и посмотрел с компьютера Исигавы, как добираться. Карта нужна была для подстраховки: одно только устройство токийского метро ввергало в ступор. Словно множество кротов прорыли ходы во всех направлениях, подчиняясь великому замыслу. Сам Токио – настоящий, полнокровный, не низведенный до схем – ошеломил Хидана. Он никогда не видел ничего подобного… Представить не мог. Его раздражало и приводило в восторг количество людей. Их было больше, чем нужно, больше, чем это вообще имело смысл. Чересчур много. Все куда-то спешили.
Шум. Блядь, как же было шумно. Грохот транспорта. Разговоры, разговоры, разговоры. Шелест музыки в чьих-то наушниках. Плачущий ребенок – опять. Хидан не предусмотрел бесконечной действующей на нервы какофонии огромного мегаполиса. Ему было неуютно, он боялся пропустить остановку из-за того, что рядом будет хохотать толпа иностранцев.
Хидан проехал по кольцевой, пересел на другую ветку и оставшуюся часть пути простоял напротив табло, на котором транслировались названия станций. Нет, он не пропустил свою, но это ему не помогло. Он заблудился в хитросплетении улиц и долго бродил, как ему казалось, кругами, пока добрая старушка не подсказала, куда необходимо свернуть. Так Хидан наконец вышел к серому многоквартирному зданию, неотличимому от множества других. Но именно этот дом был особенным. Хидан миновал консьержа, поднялся по лестнице на третий этаж, сверился с записями в блокноте и, выдохнув, позвонил в дверной звонок. Его распирало от волнения, ужаса и радости. Он должен был злиться – Какузу поимел и бросил его, оставил в сраной Югакуре, − но злиться никак не получалось.
Ну, по крайней мере, не случилось худшего. Под худшим Хидан подразумевал, что он все-таки напутал и записал неверный адрес, или Какузу изначально оставил неправильные координаты. Но нет, дверь открылась, и за ней стоял тот, кого Хидан и надеялся увидеть – хмурый, усталый и одетый в домашнее. Хидану очень хотелось обнять Какузу, просто броситься ему на шею и замереть, но он вовремя вспомнил, каково было проснуться там, в номере, и понять, что он один. Да и Какузу не выглядел радостным. Удивленным – да, напряженным – определенно, но совсем, ни капли не радостным. Это добило Хидана. Он вломился в квартиру и начал нести чушь, но из кухни так вкусно пахло едой…
Короче, Хидан облажался.
− Что ты здесь делаешь? – осведомился Какузу. Его голос звучал утомленно.
Хидан уронил сумку под ноги. Плечо до сих пор глухо тянуло от ее веса.
− Ну, как… − Слов яростно не хватало, и Хидан развел руками. Каких объяснений ждал Какузу? – Ты сам оставил мне денег на дорогу.
Какузу нахмурился сильнее, морщина между его бровями углубилась.
− Думаешь, мы переспали, и теперь я что-то тебе должен? – выговорил он тихо и опасно, будто сейчас бросится и в мгновение ока выпустит кишки. – Хочешь сесть мне шею?
Кто-нибудь другой на месте Хидана бы благоразумно испугался и проявил дальновидность, отступив к двери. Но Хидан не был ни благоразумным, ни дальновидным. Угрожающий тон Какузу заставил его покрыться мурашками, внизу живота появилось тянущее чувство, сладкое и невыносимое, захотелось сделать что-нибудь безумное…
− Нет, хочу сесть тебе на лицо, − признался Хидан, слегка обалдев от собственной наглости.
Вот теперь точно, либо его прикончат, либо…
Какузу прищурился, смерил Хидана подозрительным взглядом и выговорил будто бы нехотя:
− Ладно… Уже поздно. Уедешь домой на утреннем поезде.
Хидана пропустили внутрь квартиры. Та оказалась совсем не большой: гостиная, спальня, кухня в крохотном закутке. Если Какузу все-таки был в якудза, непонятно, зачем он ютился в такой тесноте. Но Хидану все было интересно: он впервые находился в многоквартирном доме и имел смутное представление, как тут все устроено. Его поразило, насколько у Какузу тепло. Так непривычно. Дома зимой, особенно по утрам, у Хидана зуб на зуб не попадал. В углу гостиной равномерно шумел кондиционер. Вид из окон волновал. Столько огней! Малюсенькая ванная была полностью пластиковой, лей воду куда хочешь. Хидан помылся – не просто так же Какузу его оставил. Если бы речь не зашла о сексе, ночевать ему на вокзале…
Какузу принес джемпер и штаны, Хидан покорно их надел. Потом его покормили рисом с жареным тофу. Какузу не сел за стол, а встал в отдалении, у кухонной мойки, будто не знал, что делать, и не мог найти себе места. Хидан мучительно хотел, чтобы он расслабился, но не представлял, как себя вести и о чем завести разговор. К тому же, он слишком хотел есть, поэтому в основном орудовал палочками. Обычно, чувствуя неловкость, он принимался болтать, но сейчас сил на это не осталось. Когда Хидан закончил с едой, Какузу показал ему на кровать. Она тоже была невиданной – огромной, в европейском стиле.
− Мне раздеться? – спросил Хидан. Язык едва двигался.
Какузу покачал головой.
Хидан лег на кровать, закутался в одеяло… Ему показалось, что тело разжижается от тепла. Приятное, немного пугающее чувство. Глаза закрывались сами собой.
− Мы не будем трахаться? – уточнил Хидан, потому что если Какузу не поторопится…
− Спи, − последовал ответ.
Хидан думал сказать: вот еще, если завтра его выставят и ни свет ни заря отправят обратно в Югакуре, он не будет спать. Ему хотелось снова испытать то же, что и в ту ночь. Чтобы Какузу целовал его, гладил по спине, а потом вбивался в него со всей силы. Если Хидану не светит поглазеть на Токио Скайтри и императорский дворец, он получит свое хоть тут…
Но Какузу все гремел чем-то на кухне, ходил туда-сюда. Хидан прикрыл глаза на секунду и очнулся, только когда другая сторона кровати прогнулась под чужим весом. Сон о привычном – Югакуре, бесконечные горы, − треснул и развалился. Хидан на миг забыл, где он, и вновь удивился теплу. Свет в квартире уже не горел, но темнота была не полной. Не то, что дома. Хидан разглядел перед собой широкую спину, обтянутую синей пижамной рубашкой. Он потянулся к ней, сокращая расстояние, опустил руку на бок Какузу. Было немного не по себе – вдруг тот разозлится? Теперь Хидан знал, что его не ждали. Мысль об этом заставила все внутри напрячься и содрогнуться. Исигава был прав, и все остальные были правы. Когда Хидан вернется – завтра, ну, или послезавтра, может, он все-таки сходит посмотреть на Токио Скайтри и поест какой-нибудь столичной невиданности, − эта унылая пиздобратия будет его жалеть, а за глаза посмеется над ним, мол, какой идиот, годится только для перепихона на одну ночь… Хидан знал, в деревне его еле терпят. Он там никому особенно не нравился, даже собственная мать была от него не в восторге. Просто у всех этих людей не оставалось выбора, кроме как мириться с существованием Хидана. Будто он ссался от радости, как это его угораздило родиться на краю земли, среди никчемности и безработицы…
На ладонь Хидана опустилась сверху рука Какузу, зажала ее под мышкой – не сильно, но крепко. Хидан улыбнулся и закрыл глаза.
Следующим утром он проснулся около полудня, отдохнувший как никогда. Неудивительно, дома Хидан не спал столько! Его работа начиналась до боли рано. Иногда он, конечно, просыпал, но не часто, чтобы его не выперли. По выходным проваляться до обеда не позволяла дурацкая привычка. Хидан просыпался как обычно и не мог задремать снова, даже если очень хотел. И вот – он лежал посередине королевской кровати, разомлевший и ленивый, а время неумолимо подбиралось к часу дня. Какузу не разбудил его, чтобы посадить на утренний поезд. Передумал отправлять Хидана обратно?
На кухонном столе поблескивали ключи. Никакой записки. Хидан взял ключи, повертел их перед глазами. Проверил – те действительно подходили ко входной двери. Хидан почувствовал себя на редкость странно: ему будто дали безмолвное разрешение находиться здесь, но его бы больше порадовало, если бы Какузу сказал прямым текстом. Хидан никогда не понимал все эти намеки… Когда-то давно, еще в школе, ему показалось, что один мальчик заглядывается на него. Хидан напридумывал себе всякого, попытался общаться с тем мальчиком (его звали Сатору или как-то так), но все закончилось плохо – тот сказал, чтобы Хидан больше никогда к нему не подходил, что все в деревне знают про его чокнутую мать, и что он сам наверняка больной… Хидан пришел в ярость. Какого хуя вообще этот кусок говна посмел заявить такое? Учитель математики еле их разнял. Потом, через несколько дней, Хидан обнаружил на своем доме огромную надпись белой краской: «ПСИХИ». Буквы четко выделялись на старой древесине – уродливое, покрытое потеками слово можно было разглядеть и с самого низа горы. Оттирая его со стены, Хидан думал о мести. Мать отнеслась к этому акту агрессии с безразличием. «Джашин их накажет», − вот и все, что она сказала тогда. Хидан решил не ждать Джашина, выяснил, где дом Сатору, и измазал его дверь дерьмом. Это помогло восстановить статус кво, хотя чувство бескрайнего одиночества никуда не делось.
С Какузу все тоже складывалось как-то непонятно. Хидан было подумал, что снова воображает невесть что. Загадочный мужчина в маске, который так на него смотрит, будто хочет расплавить взглядом… С первой минуты так смотрел – оценивающе, въедливо. Горячо. Хидан точно мог такое придумать, с ним случалось. Круто, что это не было одной из его фантазий.
Хидан нашел в холодильнике остатки риса и контейнер с огуречным салатом, приготовил себе простенький суп из концентрата даси и комбу. Позавтракал, глядя в окно. Днем вид оттуда не показался ему таким уж интересным. Было пасмурно, все выглядело равномерно серым: здания, небо, мокрая дорога. Судя по каплям на стекле, дождь недавно закончился. После еды Хидан вновь изучил карту Токио. Если Какузу работает до вечера, оставалось немного времени, чтобы погулять. Было бы здорово знать, во сколько он заканчивает. Хидан бы приготовил что-то к ужину… Он мог сделать не так много, но по себе знал, как приятно вернуться домой, когда там есть еда. В последние годы приходилось крутиться самому. Летом в рекане была куча работы. Хидан приползал к себе, мечтая лечь на прохладные простыни и отрубиться, но приходилось носить и греть воду, готовить что-то… Нет, Исигава не зверствовал, и те, кто работал на кухне, иногда отдавали Хидану остатки еды, но он все равно сильно уставал и постоянно был голоден.
Хидан решил выбраться на прогулку и отправился побродить по Харадзюку. Добраться туда оказалось несложно: следовало ехать, как вчера, только в обратном порядке. На кольцевой линии «Яманотэ» Хидан совсем успокоился. И чего он волновался? В середине дня в метро было не людно. В Харадзюку, впрочем, тоже царило затишье – вероятно, Хидан выбрал не самое подходящее время для знакомства с этим местом. Он посмотрел на штаб телекомпании NHK и на храм Мэйдзи, где раскошелился на табличку эма. Мать наверняка не одобрила бы, что он сунулся в святилище других богов, но Хидану было плевать. Он очень хотел, чтобы с Какузу все получилось, хотел ему нравиться, вот и купил табличку. Та стоила целых 500 йен. Высунув язык от усердия, Хидан вывел на ней «Пусть Какузу любит миня БОЛЬШЕ ЖЫЗНИ», повесил ее в специально отведенном месте и ушел довольный.
Его настроение в тот момент омрачало лишь то, что он не застал толпы разодетых фриков. Всех распугала уебищная погода. Снова закапал дождь. У Хидана не было зонта, он просто накинул капюшон, как делал дома. Прохожие косо на него поглядывали, но вряд ли из-за отсутствия зонта. Скорее, Хидан странно смотрелся на фоне модных расфуфыренных магазинов, где одно платье стоило столько, что он и представить не мог. От этого ему стало неловко, и Хидан ужасно разозлился на себя. Он не обязан кому-то нравиться. Если чей-то утонченный вкус оскорбляет его старая куртка, ну и пошел он в жопу, высокомерное хуйло! Тут Хидан наткнулся на магазин-стойенник. Хрень за сто йен он мог себе позволить. Витрины с наклейками, сладостями и разноцветными резиновыми тапками помогли вернуть самообладание: Хидан долго рассматривал всякую безделицу, трогал то одно, то другое. В бутике со снобской одеждой он бы себе такого не позволил, потому что был не слишком аккуратен… Сначала напортачишь, потом не расплатишься. Роясь в упаковках с орехами, Хидан услышал хихиканье. Стайка школьниц, набравших полные руки шоколада, поглядывала в его сторону, перешептываясь и посмеиваясь. Стоило посмотреть на них, девчонок как ветром сдуло.
Потратив какое-то время на исследование магазина и помокнув еще немного, Хидан сунулся в кайтен-суши, где по конвейеру ездили тарелки с готовыми блюдами. Он сделал себе зеленый чай из пакетика, потому что хотел согреться, и выбрал несколько порций подешевле. Суши показались Хидану невкусными, а чай – мерзким. Наверное, он снова ждал слишком многого, вот и остался недоволен. Абсолютно все в Токио представлялось ему неземным, а на деле было обычным. Пресный тунец, скверная заварка, кипяток… Во всем сквозила обыденность.
Хидан приуныл и решил вернуться к Какузу. По пути он заглянул в комбини – скорее из интереса, чем из желания купить что-то. Однако его внимание привлекли котелки с ингредиентами для одэна. Вспомнилось, как когда-то давно в холодное время года мать делала одэн… Когда она еще готовила. От тех далеких воспоминаний веяло полузабытым, странным уютом. Хидан подумал, что уже довольно поздно, и он вряд ли успеет приготовить ужин… Может быть, он просто искал оправдания, чтобы взять еду на вынос, – продукты, плававшие в котелках, выглядели и пахли очень круто. Проиграв минутную борьбу с собой, Хидан насобирал в контейнер свои любимые фрикадельки, тофу и маленькие голубцы. Он не знал, что нравится Какузу, поэтому для него взял всего понемногу. Парень на кассе, не-японец, почему-то принял Хидана за иностранца и попытался заговорить с ним на каком-то незнакомом языке.
− Э, ни хера не понимаю, − растерялся Хидан.
Кассир вытаращился на него как на восьмое чудо света и принялся извиняться. Хидан невесело усмехнулся, рассчитался за одэн и покинул магазин.
Он не торопился домой, уверенный, что Какузу задержится допоздна, но почему-то тот вернулся до прихода Хидана.
− Где ты был? – строго спросил Какузу, стоило только Хидану зайти в прихожую.
− Гулял. Ты ведь оставил мне ключи…
Какузу посмотрел на него недовольно. Хидан чувствовал, что провинился, но не мог понять, что сделал не так. Ко всему прочему, в руках был сверток с одэном, из-за которого он не мог толком разуться.
− Возьмешь? – Хидан протянул Какузу пакет. Тот забрал его, выглядя озадаченным.
− Что это?
− Еда. К ужину. Я подумал, не успею ничего сделать, на долбанную готовку нужно время, и вот…
Какузу сунулся в пакет.
− Не стоило. – Теперь он выглядел престранно, будто хотел всеми силами сохранить неодобрительный вид, но оттаял против воли. – Это затратно.
− Да пофиг, − сказал Хидан и наконец избавился от обуви.
− Я не какой-нибудь сказочный богач, − холодно заметил Какузу, направляясь в кухню. – А у тебя больше нет работы. Что планируешь делать?
− Устроюсь на новую.
− И у тебя нет образования, – добавил Какузу. В его голосе чувствовалась подколка.
− Нет, − Хидан упустил момент, когда сам начал сердиться, чего ему совсем не хотелось. Он скучал по Какузу и всего-то хотел провести с ним время … − Но это не такая уж пиздецкая проблема! Я умею подстраиваться.
Какузу неопределенно хмыкнул, сочтя эту ремарку глупой. Хидан поджал губы. То, что вчера испускало вялые пузыри, начало вскипать. Гребаный Какузу! Что с ним не так? Хидан припомнил: он с самого начала был таким же замкнутым и неразговорчивым, но в его глазах было… Хидан не знал, что конкретно там видел, однако оно заставляло переворачиваться что-то у него в животе. Собственное тело становилось мало, жар снизу распространялся наверх, полз по груди и шее, заставлял гореть щеки. Вот и сейчас Хидан весь пылал, но не мог разобрать, отчего – от злости или от необъяснимого возбуждения.
− Я был в Харадзюку, − принялся рассказывать он, чтобы как-то отвлечься. – Хотел посмотреть на девчонок в смешных платьях, похожих на торты, и на всяких чудных людей, но там мало кто был. Думаю, из-за погоды. И ты не представляешь, сколько там стоят шмотки! Я просто охуел! Их вообще кто-нибудь покупает? Кем нужно быть, чтобы отвалить столько за сумку или ботинки?..
Какузу не особенно слушал Хидана. Он расставил контейнеры с едой на столе, сделал чай, полностью сосредоточенный. Хидан начал сомневаться, что звук его голоса просачивается в мир Какузу, но не смог остановиться:
− А суши? Я думал, это будет действительно что-то… Наверно, стоило рискнуть и попробовать какую-нибудь хуйню. Я видел магазин с французскими блинчиками! Они довольно… милые? И дорогие – пиздец! Но их едят на ходу. Был дождь… Я решил, это стремно – есть блины под дождем. Ты меня не слушаешь, да?
Какузу перевел взгляд на него, и Хидан почувствовал, как по внутренностям прокатывается огненная волна.
− Слушаю.
Они поели в гробовой тишине. Одэн оказался неплохим, но не скрашивал тоску, которая взялась из ниоткуда и выела из мира все цвета. Хидан жевал фрикадельки и думал: я тут лишний. Вот о чем говорил Исигава. Хидану здесь не место.
− Ты бы хотел, чтобы меня тут не было? – тихо спросил он, когда в пластиковой посудине остался один бульон.
− Почему ты так решил? – поинтересовался Какузу после паузы. Он смотрел на Хидана с другой стороны стола, уже не такой отстраненный, как прежде. Его губы изогнулись в некоем подобии кривой улыбки. Шрамы изогнулись тоже, и Хидану отчаянно захотелось их потрогать.
− Я не настолько тупой, − заявил он резко, надеясь скрыть, как ему грустно. Вышло только хуже. – Ты меня игнорируешь.
Какузу вздохнул.
− Я просто устал.
Ну… Это меняло дело, да? Какузу не не хотел его видеть. Не не хотел, чтобы Хидан был в Токио. Он просто устал, потому что много работает. Поэтому он такой невеселый и все время хмурится.
− Я могу тебе с этим помочь, − Хидан слез со стула, подошел к Какузу сзади и запустил пальцы в его волосы, помассировал самыми кончиками кожу головы. Какузу на секунду окаменел, словно его застали врасплох, а после мало-помалу расслабился. Хидан прижался грудью к его спине. Тугой узел внутри чуть-чуть ослаб.
Хидан еще немного погладил Какузу по волосам, совсем осмелел и переключился на лицо. Да, ему определенно нравились эти шрамы. Они выглядели жутко и в то же время очаровательно – полосы выпуклой зарубцевавшейся ткани на смуглой коже. Хидана прострелила дикая мысль: а что, если высунуть язык и облизать их? Он был так близок к этому в прошлый раз, но даже не подумал… Если сейчас его остановят, он не будет знать, каковы эти шрамы на вкус.
Наверное, соленые.
Какузу поймал руку Хидана, касающуюся его щеки, поцеловал в ладонь, затем отвел ее в сторону за запястье и поцеловал Хидана в губы. Тот испытал безумное облегчение: его хотели, хотели! Хидан готов был застонать уже от этого. Какузу обхватил его лицо, притянул Хидана ближе. Тому потребовалась какая-то опора – в голове все плыло, − и он ухватился за колено Какузу, подумал, что терять нечего, передвинул руку ближе к паху. Хидану нравилось вести себя развязно: это будто был новый он – тот, каким он хотел быть всегда, но не мог. Какузу, наверное, тоже нравилось, когда Хидан вел себя развязно. Под тканью домашних штанов все затвердело. Это была отличная возможность…
Задыхаясь, Хидан вырвался из поцелуя:
− Пойдем! Давай… − скомандовал он сбивчиво, но Какузу его понял – рывком поднялся, подхватил Хидана под ягодицы и отнес в кровать.
Они помогали друг другу раздеться, но только мешали. Хидан хотел всего и сразу. Хотел нежности, хотел, чтобы его грубо взяли. Он много думал об этом, когда был в душе, когда ехал в поезде и, кажется, вообще все время, когда не был занят чем-то другим. Еще ему хотелось взять член Какузу в рот. Хидан видел в порно, как это делается, ничего сложного… Или нет. Тяжело дыша, Хидан облизал головку (на вкус было странно, но не неприятно), попытался втянуть член целиком и подавился. Вторая попытка вышла не лучше. Горло драло, в углах глаз выступили слезы. Потерпев поражение, Хидан больше не пытался сосать, как в порно, просто проходился языком по всей длине. Какузу не издавал никаких звуков, только смотрел сверху вниз.
− Тебе хоть немного приятно? – не выдержав, спросил Хидан.
Как ни странно, Какузу криво улыбнулся.
− Мне очень приятно.
− Что-то не похоже! – надулся Хидан.
− Мне приятно в голове.
− Что?
− Иди сюда.
Когда Какузу трахал его по-собачьи, Хидан подумал, что не зря приехал. И в Токио ему, пожалуй, нравилось. Он застонал, готовый кончить, и крупная рука Какузу опустилась ему на лицо, закрыла рот и нос, не давая издать ни звука. Хидан вцепился в нее зубами и спустил.
Он определенно приехал не зря.
*** *** ***
Тихий звук, похожий на шелест ткани, привел Хидана в чувство. Сонный, не до конца осознавший себя, он подумал, что звук доносится из маминой комнаты – как обычно, − но потом открыл глаза и все вспомнил. Это квартира Какузу. Воздух пах не подгнившим деревом и сыростью, а кондиционером для белья и чистотой. Монотонно работал кондиционер. Почему Хидану показалось, что он дома? Наверное, все дело в том, что он продрог. Ступни привычно мерзли, как и плечи, и лицо. Хидан зарылся в одеяло с головой, подполз к Какузу, прижался к нему всем телом. Какузу был горячим и дышал так умиротворяюще, вдох-выдох, размеренно и тихо. Хидан уткнулся лбом в его плечо, закрыл глаза. Все хорошо. Он уехал. Это не Югакуре, не его дом, здесь нет маминой комнаты. Тут только гостиная и спальня, соединенные большой аркой. Из гостиной – выход в кухню и прихожую, а в последней двери в ванную и туалет. Совсем другая планировка.
Какузу зашевелился во сне и перекинул через Хидана руку. Та была тяжелой, но ее вес успокаивал. Хидан нащупал ладонь Какузу, погладил ее, поднес к лицу. Вот так. Он больше не один.
*** *** ***
Раз Какузу беспокоило, что Хидан станет его содержанкой, необходимо было что-то предпринять. Сам Хидан не собирался бездельничать: он привык работать, поэтому не мог представить, чем бы занимался, сидя дома целыми днями. Пожалуй, из него бы получилась сносная домохозяйка… Но Какузу бы не вдохновила эта перспектива. Так что Хидан решил найти работу.
В Югакуре устроиться куда-то было нетрудно. Достаточно прийти на место и спросить, не требуются ли там новые сотрудники. Иногда компании покрупнее приклеивали на двери объявления, в которых указывали открытые вакансии. В Токио все оказалось сложнее. Объявлений на дверях было днем с огнем не сыскать, но люди каким-то образом находили работу. Клерки в одинаковых костюмах сбегались по утрам в офисные муравейники. Повара готовили окономияки и пекли булочки, таксисты развозили ничего не смыслящих в иероглифах гайдзинов, в химчистке расторопная девушка-администратор забирала и упаковывала грязную одежду клиентов. Все были при деле. Хидан потратил несколько часов, слоняясь по улицам, и сделал вывод, что в прогрессивном мире трудоустраиваются через интернет. Проблема оставалась за малым – выйти во всемирную сеть было неоткуда.
Хидан видел ноутбук в квартире Какузу, но взять его без спросу не посмел. Если бы Какузу узнал об этом, то наверняка выставил бы его, и здравствуй, ебаная Югакуре. Нет, так не годилось. Шарясь по району, Хидан неоднократно натыкался взглядом на кафе и кофейни, где за столиками сидели люди с ноутбуками. Обычно они имели занятой вид и хмурились экранам так отчаянно, что сразу становилось ясно: все их великое сидение – просто способ элегантно бездельничать. Хидану хотелось подойти к кому-нибудь из этих людей, к парню в глупой шапке или девушке с серебряными цепями, и попросить ноут ненадолго, минут на десять, но он понимал, хуй ему, а не ноут. В Югакуре с Хиданом, может, и начали бы беседу, но не тут. Тут разве что взглянули бы как на пустое место, а потом длинно и непонятно отказали бы, но так, будто не отказывали. Вежливые, блядь. Понимание этого принесло тупую беспомощность. Хидан сжимал и разжимал кулаки в карманах, кусал губу изнутри и осознавал все отчетливей: ничегошеньки у него не выйдет. Многие принимали его за иностранца, а иностранец – все равно что изгой. И эти его шмотки! Для деревни самое то, для Восточной столицы – символ бедности и уебищности. А другой одежды у Хидана не водилось.
Он успел впасть в уныние, вымокнуть под дождем и возненавидеть местное население, каждого по-пижонски одетого говнюка, когда, возвращаясь в квартиру Какузу, заметил на двери комбини то самое заветное объявление. Поначалу Хидан прошел мимо, полностью разбитый, но через пару минут сообразил, что именно увидел, и вернулся. Сунулся внутрь магазинчика, спросил, можно ли поговорить с управляющим. Вскоре тот появился из подсобки – низкорослый мужчина лет сорока с тщательно расчесанными волосами. Он представился господином Мацуокой и взглянул на Хидана с подозрением.
− Американец?
− Нет, я японец, − насупился Хидан.
− Как-то ты странно говоришь, − свел управляющий тонкие брови. – С Хоккайдо приехал?
− Почти. Префектура Аомори.
Там, где Хидан вырос, многие слова произносили иначе, да и говорили намного медленней, чем в Токио. Некоторые считали северный тохоку-бэн языком лентяев. Господин Мацуока, наверное, был из их числа. Он осмотрел Хидана со всех сторон, разве что в рот ему не заглянул. Хидан почувствовал, куда дует ветер, и мысленно проклял сраный диалект, к которому привык и о котором никогда не задумывался. Вот это клеймо почище немодного прикида. Сразу видно – деревня!
Однако господин Мацуока оказался необычайно благосклонен:
− Нам не хватает продавцов на ночные и утренние смены. Тут в основном работают студенты, им важно высыпаться, а спозаранку у них занятия. Ты парень крепкий. Согласен работать ночью?
Ночи Хидан предпочел бы проводить вместе с Какузу, а не умирая от тоски за кассой в занюханном комбини.
− Нет. Мне… нельзя. Я могу только утром.
Управляющий недовольно пожевал губу.
− Ну ладно. Смена в девять утра устроит?
Хидан кивнул и пригладил волосы, чтобы не решили, что он еще и неряха.
− Приходи завтра, в полдевятого. Не опаздывай! И надень темные штаны. Форменную рубашку тебе выдадут.
Хидан пообещал, что обязательно придет – с документами, в темных штанах, все как положено. Господин Мацуока прищурился с недоверием, но повторил:
− До завтра.
Что ж. Какая-никакая, а подработка. Хидан и не мечтал оказаться в одной из компаний со зданием-круизным лайнером на сто этажей. Дело не в образовании, просто он себя там не видел. Ходить в жмущем повсюду пиджаке, раскланиваться перед всеми? Когда-то давно Хидану хотелось чего-то такого. Теперь он приблизился к своей корпоративной мечте – как минимум, оказался в городе, где есть корпорации, − и увидел, насколько безысходен этот путь. Какузу возвращался с работы так поздно и выглядел таким замученным… У него лопались сосуды в глазах. Наверняка целыми днями пялился в монитор компьютера. И не похоже, что ему это нравилось. Хидану начинало казаться, что мытье ванн в онсене – не такое плохое занятие. Физический труд всяко приятнее вечного сидения на жопе. Только красавчикам с ноутбуками, протирающим задницы в кафе, об этом рассказать забыли.
Хидан не мог дождаться вечера. Он предвкушал, как поведает Какузу о своем прогрессе, а тот его похвалит… Похвалит же? Хидан очень старался. Устроил все за один день, а не размусолил на неделю.
Как ни странно, реальность превзошла его ожидания. Какузу вернулся домой позже, чем накануне, но стоило лишь Хидану спросить: «Где ты был?», − как он достал из дипломата аккуратный пакетик, а внутри… Внутри была коробка со смартфоном. Не iPhone последней модели, конечно, а простенький Sharp, но у Хидана и такого никогда не водилось. Он взял в руки коробку с замиранием сердца, уверенный, что тут же все испортит любым доступным способом. Уронит подарок, на который Какузу пришлось потратиться… Не специально, но, блядь, ладони вдруг взмокли, да и пальцам не было веры.
− Это мне? – спросил Хидан, чувствуя себя до крайности глупо.
− У тебя ведь нет телефона. – Какузу не торопился развеять его сомнения, просто констатировал факт. – Так ты будешь на связи.
− А я нашел работу! – наконец поделился радостью Хидан, но Какузу не то чтобы восхитился. Только приподнял бровь в безмолвном вопросе. – Да… Тут, в комбини неподалеку. Я знаю, это не заебись какие деньги, но…
− Тогда телефон точно будет кстати, − усмехнулся Какузу под маской, которую пока не успел снять. Похоже, он был собой доволен.
Не выдержав, Хидан оттянул маску и поцеловал Какузу в губы. Действенней способа сказать «спасибо» еще не придумали.
На следующий день Хидан проснулся в несусветную рань, так боялся пропустить начало рабочего дня. Вечером он по мере сил настроил смартфон и включил на нем будильник, но сомневался, может ли полагаться в таком важном вопросе, как побудка, на новомодную херню из металла и пластика. Да, слегка по-стариковски, но у Хидана правда никогда не было смартфона. Он хотел полазать в интернете, но боялся истратить весь месячный трафик за раз. И куда девать это устройство тоже было непонятно. В карман? Смартфон еле туда влезал. Хидан боялся его потерять, боялся не услышать будильник… Он знал, что скоро пообвыкнет и до всего дойдет, но пока чувствовал себя неуютно, будто отстал от человечества на добрую сотню лет.
Хидан позавтракал вместе с Какузу, одновременно чувствуя себя взволнованным и гордым, оделся как просили и отправился на работу. Зайдя в комбини, громко поздоровался со всеми. Ему ответил нестройный хор голосов. У Исигавы любили потрындеть, так что сразу после приветствия начинались классические утренние беседы о погоде и местных событиях. В комбини на Хидана едва обратили внимание, хоть он и представился, как положено. Господин Мацуока выделил ему форменную рубашку и, в придачу, куратора Момоко, чтобы она всему его научила. Момоко на вид была младше Хидана. Она то и дело болезненно краснела и раскланивалась – наверняка была тут лучшим работником. Момоко объяснила, что время, когда заступаешь на смену, фиксируют по специальному бейджу, и Хидану тоже такой сделают. Больше она ничего не успела рассказать – Мацуока позвал на пятиминутку в подсобное помещение. Там все сотрудники, которые только приступали к работе, выстроились в шеренгу напротив стены с двумя плакатами. Хидан с любопытством принялся читать, что на них написано, и вскоре догадался, что на первом – девиз магазинчика (подумать только!), а на втором – список фраз, которые следует использовать при общении с покупателем.
Дальше стало хуже. Управляющий зычным голосом объявил:
− Наш девиз!
И все – Момоко, пожилая женщина, парень и мужчина лет тридцати – громко и бодро озвучили написанное на первом плакате. Хидан немного растерялся от их пыла. Он бы с радостью промолчал, но Мацуока, как назло, уставился на него. Хидан беззвучно подвигал губами.
− Наши самые главные слова! − провозгласил начальник, и собравшиеся бойко отчеканили многократно отрепетированное:
− Добро пожаловать! Большое спасибо! Подождите, пожалуйста! Прошу прощения! Приходите к нам еще!
Тут Хидана окончательно переклинило, и вместо того, чтобы читать с плаката вместе со всеми, он захихикал. Чем сильнее он пытался успокоиться или хотя бы вести себя тише, тем неистовей смех клокотал в нем. Ну что за тупость! Понятное дело, покупателю нужно говорить «спасибо», «пожалуйста» и никак иначе. Зачем возводить это в культ?
Остальные никак не отреагировали на Хиданово веселье. Они выговаривали слова с жаром, словно от этого зависела их судьба, и смотрели прямо вперед. Ни одной неуместной эмоции – то ли привыкли, то ли им основательно промыли мозги.
Заметив недостойное поведение Хидана, управляющий поднял руку. Голоса смолкли.
− Думаешь, это смешно? – осведомился Мацуока ядовито. – Это очень важно! Каждый день, работая здесь, мы помогаем другим людям получить вовремя обед и другие необходимые услуги. Если ты не готов относиться к обязанностям со всей серьезностью, тебе не место среди нас.
Все внутри Хидана взвыло. Да срать он хотел на серьезность! Что такого невероятно сложного и ответственного в приготовлении кофе и разогревании выпечки? Будь воля Хидана, он бы бросил этим корпоративным зомби пару ласковых и свалил, хлопнув дверью… Но как бы он сказал об этом Какузу? Уйти в свой первый день еще до того, как работа толком началась, − разве не глупо? И как-то безответственно. Ну же! Хидан ведь умеет подстраиваться! И у Исигавы он в итоге освоился…
Рано сдаваться.
Переступив через себя, Хидан перешел к новой части программы. Работники комбини отрабатывали произношение звуков, надували щеки и улыбались друг другу изо всех сил. Хидан тоже это делал. Улыбался он особенно активно – хищно, во весь рот, мысленно желая всем подохнуть в страшных муках. Управляющего это полностью удовлетворило. Он объявил конец пятиминутки, и все разбрелись по своим местам, перешептываясь и неприязненно косясь в сторону Хидана.
Момоко устроила Хидану мини-экскурсию по комбини и объяснила примерный порядок работы с утра. Необходимо было следить за чистотой, выносить мусор, своевременно принимать товар и пополнять ассортимент на полках. Свежую готовую еду привозили к десяти, ее нужно было принять, просканировать специальным устройством и разложить по местам. В процессе убиралось и все то, у чего срок годности подходил к концу.
− А что вы с этим делаете? – полюбопытствовал Хидан.
− Выкидываем, конечно! – ответила Момоко, будто он спросил о чем-то очень глупом. – Смотри, то, что быстрее испортится, нужно класть в первый ряд. Вот так. Чтобы просроченная еда не затерялась на полках.
К тому времени, как она закончила с инструкциями, как раз прибыла свежая поставка. Хидан принялся раскладывать булочки, сэндвичи и бенто в соответствии с установленным порядком. Это было несложно, и он несколько приободрился. Да, в этом комбини дурацкие порядки, но сама работа-то вполне выполнимая. Не то что день-деньской бегать по мокрым камням, стараясь не навернуться, и драить все. Но, как бы Хидан не убеждал себя, его преследовала невнятная тоска. Закончив ликбез, Момоко ушла. Стало скучно. Хидану хотелось перекинуться с кем-нибудь парой слов, но все шарахались от него, как от чумного. Странные тут порядки.
Когда Хидан закончил раскладывать продукты, управляющий Мацуока явился проверить его работу. Он долго разглядывал полки, передвигал на них что-то, но не нашел, к чему придраться. Фыркнул и удалился. Хидан тихонько выдохнул, пытаясь скрыть облегчение. Он так волновался, будто речь шла о запуске ракеты-носителя, а не о каких-то онигири и коробках с обедами.
Впрочем, Хидан рано обрадовался. После обеда Момоко обещала учить премудростям работы с кассой, но до этого не дошло. В полдень какой-то клерк попытался купить бенто, но его не удалось пробить – срок годности истек. Умная касса издала истеричный визг, который на секунду отвлек всех от дел.
− Необходимо заменить товар, − пробормотала Момоко и, кланяясь как заведенная, бросилась к полке, искать другой такой же бенто.
На взгляд Хидана, невелика была беда. Ну, пропустил просрочку, подумаешь. Тут ведь куча наименований, и каждого товара по несколько единиц… Кем нужно быть, чтобы обозреть все эти богатства? Но Мацуока возник рядом, как разъяренный демон из преисподней, и, недовольно зыркнув на Хидана, бросил:
− Будь внимательней! Покупатели не терпят ошибок.
Сарариману, притащившемуся за обедом в свой крохотный перерыв, было наплевать на чьи-то проебы. Он забрал еду и ушел, благодарный. Но Хидан понимал, что раздражает нового начальника манерой разговаривать, светлыми волосами, нерасторопностью. Да мало ли, чем.
И работа тут была отнюдь не интересная. Автоматическая, по большей части. После такого прыжки по мокрым камням уже не казались чем-то отталкивающим. В рекан прибывали гости, с ними можно было поболтать. Некоторые – чаще всего иностранцы – совали Хидану чаевые по незнанию, если тот относил их чемоданы в комнаты. Исигава просил не брать деньги, но Хидан думал, гости от этого не обнищают. Вот это была работа…
Не то, что тут.
*** *** ***
Ткань с шелестом терлась о ткань. Хидан завозился, недовольно промычал в наволочку, но сон успел развеяться. Какая-то минута потребовалась на то, чтобы осознать себя. Подсунутая под подушку левая рука онемела, но, что намного хуже, мочевой пузырь был переполнен и буквально умолял его опорожнить. Хидан снова замычал – он так хотел спать! – ногой спихнул одеяло, открыл глаза… И увидел.
В углу гостиной что-то белело. Хидан приподнялся на локтях, чтобы рассмотреть получше, поморгал, но видение не исчезло. Напротив, только стало отчетливей. Из размазанного светлого пятна, которое Хидан разглядел спросонья, оно превратилось в невысокую длинноволосую фигуру в белом кимоно. Женщина! Она стояла лицом в угол, спиной к Хидану, и почему-то казалась смутно знакомой. Как и ее одежда. В следующее мгновенье Хидана парализовало внезапное открытие – это же его мать! Точно, она. Ее кимоно, ее фигура, ее волосы. Хидан едва не окликнул ее. Приоткрыл рот, но не смог выдавить ни звука. Может, и к лучшему. Одна мысль о том, что мать – мертвая мать, которую кремировали и чей прах похоронили в Югакуре, − повернется и покажет свое лицо, заставляла волосы встать дыбом.
Хидану как никогда хотелось укрыться с головой и заснуть… ладно, хуй с ним, со сном, хоть как-нибудь дотянуть до рассвета, но он буквально умирал от желания поссать. Его мочевой пузырь точно не дотерпел бы до утра и попросту лопнул. Но идти в туалет мимо матери, вернее, ее чертового призрака… Хидан не мог вообразить, на что тот способен, но ждать от него добра явно не стоило. Мать и при жизни не слишком-то часто демонстрировала любовь к сыну… Хидан готов был поклясться, она не хотела его рождения.
− Сука… − не удержавшись, прошептал он, и немедленно прикусил язык.
Призрак мог его услышать… Наверняка слышал. Но так и не повернулся на голос. Может быть, Хидан все-таки сумеет тихонечко проскользнуть мимо? А что, если мать последует за ним в туалет? Да, звучит тупо, но, блядь…
− Какузу? – тихо позвал Хидан. Ответа не последовало, и тогда, после секундной паники (мать забрала Какузу, она убила его), он окликнул громче: − Какузу!
Тот, хвала Джашину, отозвался:
− Что? – Его голос звучал хрипло и недовольно, но Хидану было плевать.
− Мне надо в туалет, − пожаловался он, не сводя глаз с силуэта матери. Тот не двигался – ни малейшего шевеления. Мать скорее напоминала статую, чем человека.
− Ну так сходи, − Какузу перевернулся на другой бок.
Хидан не мог сказать: «Мне страшно». Просто не мог. Признайся он в своем страхе, и Какузу решит, что он придурок. Скажи он: «Моя мертвая мать стоит в углу», − и Какузу постановит, что он псих. Куча людей столько лет считала Хидана психом… Он так больше не хотел. Нет.
− Проводишь меня? – спросил Хидан, пытаясь придать голосу обычные интонации. Ничего не происходит. Совсем ничего не происходит. Это капризы, так ведь говорят о странных просьбах?
Какузу молчал какую-то минуту, но Хидан всерьез испугался, что он заснул. Пришлось бы снова его будить, ему бы это не понравилось…
К счастью, Какузу не заснул. Со вздохом он уселся в кровати, потер лицо и наконец включил свет. Зажглась лампа в спальне, но через широкую арку осветило и гостиную. Хидан больше не видел мать. Угол, где она находилась, опустел.
Хидан испытал облегчение – и новый приступ ужаса, выбивающий холодный пот. А что, если ее там и не было? Что, если все это в его голове? Но Хидан отчетливо видел знакомые до боли лопатки и сиреневый пояс с бантом – неканоничный, да, покойников обычно одевают во все белое, но мать любила тот пояс…
− Что-то случилось? – спросил Какузу, наткнувшись на Хиданов потрясенный взгляд.
− Я… − Хидан не знал, что сказать, фантазия отказывалась работать. Мысли перескакивали с одного на другое. – Просто проводи меня, ладно? Или я сейчас обоссусь.
Он боялся, что Какузу откажется. Да и потом, при свете можно было сходить самому. Наверно. Если только мать не стала невидимой, не затаилась, чтобы схватить Хидана ледяной рукой, когда он будет проходить мимо… Какая глупость.
Мать никогда так не делала. Не появлялась и не стояла, как столб. В Югакуре она иногда шумела в своей комнате – Хидан слышал, как за стеной двигается мебель и шелестит бумага, которой перед похоронами обмотали алтарь Джашина. Раз или два в стену прилетало что-то увесистое. Ну и, конечно, дверь в комнату открывалась сама. Раньше щеколда была только с внутренней стороны. Хидан купил в «Товарах для дома» еще одну, выпросил у Исигавы дрель и сам прикрутил новую щеколду снаружи. Не помогло – дверь все равно открывалась, словно кто-то незримый отодвигал задвижку. Хидан в сердцах нарисовал на двери знак Джашина, оставил на кухонном столе чашку с водкой и целый вечер молился о том, чтобы мать прекратила бесоебить. Странно, но это подействовало.
Наверное, Хидану стоило вернуться к молитвам.
Какузу согласился сопроводить его в туалет, чему Хидан обрадовался до безумия. Он все-таки справил нужду (самое время, мочевой пузырь как раз начало тянуть от боли), вымыл руки и с благодарностью поцеловал Какузу в щеку.
− Спасибо… Ох, блядь, спасибо!
Какузу нахмурился.
− Что происходит?
Хидан покачал головой:
− Просто… плохой сон. Я… Уже все в порядке.
Они вернулись в кровать. Хидан предпочел бы спать при свете, но не смог придумать, как это внятно объяснить. Он не ребенок, темнота не должна его пугать… Как и призрак матери. Кто знает, может, все эти годы тот приходил в ее комнату и метался там, а Хидан об этом не знал. Дома в Югакуре темнота его не пугала. Он научился не замечать ее.
Какузу все-таки выключил свет. Хидан закрыл глаза и собирался не открывать их до рассвета, но желание узнать правду пересилило. Он проверил: нет, мать не вернулась. В углу было пусто. Это немного успокоило Хидана. Возможно, ему показалось. Возможно, он не до конца проснулся… Бывают иногда такие сны, когда мерещится, будто проснулся, а на самом деле лежишь и грезишь.
− Обними меня, − попросил он Какузу.
− Ты мелкий беспокойный засранец, − сердито откликнулся тот. – Мне завтра рано на работу. – И все-таки обнял, тепло задышал Хидану в шею.
Хидан подумал: ну и пусть, он готов быть кем угодно, готов стерпеть что угодно, только бы остаться здесь, только бы эти сильные руки вот так его держали. Его долбанная мать не в восторге? Ну и хуй с ней, пусть катится обратно в ад, где ей самое место.
