Диагноз очевиден: открытый переломный момент со смещением приоритетов в результате падения с высоты своих иллюзий.
— отрывок
Сказать, что Гарри был зол, значит не сказать ничего. Вмешательство в частную жизнь — это тот самый предел терпения, которого Гарри достиг еще после своего четвертого курса, когда каждая журналистская букашка считала своим долгом вставить хотя бы кнат о свихнувшемся Народном Герое. Уже тогда Гарри был сыт по горло. Встретиться со старыми потертыми граблями на широкой дороге в новую жизнь было, по меньшей мере, обидно. По большей, обидно неописуемо. В общем, последний, едва-едва накопленный заряд магии Гарри израсходовал на то, чтобы ночью запустить импульс в ту самую флешку. Ясное дело, компьютерную куртизанку после этого можно было выкидывать, но и Гарри теперь непонятно сколько еще сидеть в теле с крыльями и жить в доме беспардонных личностей буквально на птичьих правах. Хотя этот поступок даже самому Гарри казался невозможно мелочным, его успокаивало то, что у Каллена теперь, по крайней мере, не будет прямого доступа к его распотрошенной в буквы душе. Уже что-то. Но вряд ли Гарри так скоро ему это забудет. В общем, потряхивало Гарри еще добрые пару суток. Иногда, сидя на спинке стула в столовой и снова-заново провалившись в свое злобное шипение, Гарри обнаруживал не только то, что шипит вслух, попутно провожая Каллена весьма недобрым взглядом, но глубокие круглые дырочки, которые успевали проткнуть в мягком дереве вцепившиеся в спинку стула когти. Или, проснувшись поутру, он в первый раз за невыразимо долгое время испытал настоящее наслаждение, злорадно наблюдая за тем, как обнаруживший «поломку» Каллен хватается за голову и бегает по комнате. Кстати да, Эдвард, единственный из всей семьи, был снова и безжалостно понижен до безликого «Каллен». Лучше всего отношения сейчас складывались, как ни странно, с Розали. Наверное потому, что теперь они одинаково не любили «старшего братца». Какой повод заставил гордую блондинку обижаться на члена семьи больше века, Гарри не знал, но предполагал, что личность, не дающая себе труда соблюдать элементарные этические нормы, вполне могла провиниться не менее сильно в чем-то другом. Жизнь текла своим чередом… ...ровно до того времени, как перестала это делать. *** Это случилось, когда вся семья отправилась на охоту, но, так как кто-то должен был остаться дома с птицей, бросили жребий. Повезло, как всегда, Эдварду. Он все еще переживал, что флешка перегорела, но сделать было ничего нельзя, вся начинка натурально расплавилась, погребая надежды Эдварда на занимательный досуг под непонятной кашей слипшихся микросхем. Эдвард был в своей комнате и разбирал ноты одной из современных композиций, которые не были слишком интересными, но время от времени попадались уникумы. Именно в этот момент в гостиной раздался дикий крик. Даже не успев подумать, откуда в их доме взяться человеку, тем более способному так душераздирающе кричать, он рванул вон из комнаты. Слетев вниз по ступеням, Эдвард застыл. На полу, на широком светлом ковре, металось… нечто. У существа была светлая кожа, вытянутое, похожее на острый клюв, лицо. Голову покрывали жесткие длинные перья, быстро удлиняясь, словно выползая из черепа, а руки, напротив, были усеяны мелкими узкими перышками, которые планомерно втягивались под кожу. Колени существа были выгнуты под неправильным углом, тем не менее, выпрямляясь и меняя свою форму, а стопы формировались прямо на глазах из нескольких длинных, предельно острых когтей. Существо на полу издавало тяжелые бессвязные хрипы, ничем не напоминающие человеческие. И только тогда Эдвард понял, что те страшные звуки мог слышать он, и только он один. Потому что вопли эти были у существа внутри. Эдвард еще успел застать изображение обваливающейся стены, каждый из камней которой был больше его двери, когда существо распахнуло мутно-зеленые глаза и изображение сменилось на парня в длинной черной рясе, чем-то похожего на Эдварда-человека. Парень смотрит в хмурое небо мертвыми глазами и говорит, что это его вина. Из страшной картины его вновь вырвал тихий вой. Существо, лежащее на полу, уже приняло форму человека. Его губы были сжаты в тонкую ниточку, волосы свалявшимися лентами прилипли к мокрому лбу. Колени больше не гнулись во все стороны, а испуганное лицо было закрыто плотно прижатыми ладонями с растопыренными, обкусанными пальцами. Гарри Поттер. На полу его гостиной, скрючившись в непередаваемой позе, тихо выл тот самый пропавший Гарри Поттер, который меньше минуты назад был огромным птице-гуманоидом. Потребовалась вся сила воли, но попытка стряхнуть с себя кататонический ступор категорически провалилась. Эдвард уже пытался произнести один из сотни-тысяч вопросов, начавших собираться в его голове еще несколько месяцев назад… … когда их взгляды столкнулись. *** Гарри тонет. Он ничего не видит сквозь толщу темной воды, окружающей его. Он не может дышать, не может плыть или ползти, потому что его хвост не достает до дна, а гроб на плечах тяжелее медальона на шее. Неожиданно, огромная красная «F» на ключице посылает по всему телу дикую, удушающую волну жара, которая прокатывается до самых кончиков пальцев и вспыхивает такой болью, что Гроб соскальзывает с плеч, и Гарри, позабыв все на свете, ныряет за ним. Сквозь шумящее сознание Рон кричит, чтобы он выбирался, но сразу после кидает в него мечом Гриффиндора. Пролетев немного, меч превращается в клык василиска. Гарри не успевает его поймать и клык втыкается в мягкое размокшее дерево крышки. Когда Гарри просыпается — от того, что на него смотрят, он уверен, что это последние секунды его жизни. Он подскакивает с места как ужаленный докси и хватается за запястье, но палочки нет. Паника уже накинула на него свое тяжеленное одеяло, но сквозь стон в ушах пробивается мысль, что егеря обязательно узнают его лицо, и тогда друзей точно убьют. Он не успеет ничего наколдовать в темноте и без палочки, поэтому зажимает лицо ладонями, оставляя щели меж пальцев и старается разглядеть противника. В темноте напротив горят желтые звериные глаза. Не заорать получается только потому, что от ужаса горло уже сдавило так, что даже вдохнуть получается с огромным трудом. Каждая порция воздуха входит в легкие с надрывным хрипом. — Т-ты..? — получается разобрать сквозь стук собственного сердца в ушах. Голос кажется знакомым, но мертвый Седрик никак не может говорить с ним сейчас, ведь палочку Волдеморта Гарри сжег лично. Все-таки любопытство всегда было сильнее благоразумия, и он решается еще немного отодвинуть руки от лица, но шрам пока еще прячет. Эдвард Каллен выглядит немного потрясенным. Его лицо застыло, рот образовывал идеальную букву «о», да и вообще его вид походил на вид человека, у которого только что сломалась картина мира. Упс.