Критянин сказал, что критяне — лжецы.
— Критянин Эпименид
И еще я знаю, что когда твой подлинный цвет рвет тебя изнутри, можно завернуться в десять слоев белого или черного, ничего не поможет. Все равно что пытаться заткнуть водопад носовым платком.
— Дом, в котором... — Мариам Петросян
Эдвард отлетел в стену с такой силой, что за спиной раздался жалобный стон бревен. У стоящего напротив Поттера — бешеные глаза и тяжелое дыхание. Капельки пота стекают с мокрого лба и теряются в рассветной траве. Яркие глаза горят животной ненавистью. Жаль. А ведь все так хорошо начиналось. *** После исчезновения мальчишки Эдвард находился не в лучшей фазе своего душевного равновесия. Во-первых, столь любимое Эдвардом искусство выводов на этот раз бесстыдно подводило. А во-вторых, неизвестно кто целую неделю жил в их доме в виде чертовой птички. Про сохранение тайны можно было забыть, как и про ненужный альтруизм в будущем. Отдельный разговор еще ждал Элис, по прибытии домой, потому что сестра, если и не знала всего, то о чем-то все-таки догадывалась. Поэтому первое, что сделал Эдвард, еще прежде, чем действительно смог соображать, — отправился в дом этого ненормального, чтобы выяснить, как много ему было известно и что он собирается делать с этой информацией. А проникнув в домик Поттера, в место, куда он уже много раз пытался пробраться, но каждый раз его отвлекало что-то более важное, Эдвард застал разочаровывающую картину. Поттер бессовестно спал, съехав на середину потрепанного дивана и закинув руку на глаза, а ноги на подлокотник. Это вообще оказался странный дом. Полупустой, всего одна комната, но из-за общей тесноты он казался почти захламленным. Первым, что бросалось в глаза, да и в нос собственно тоже, были свисающие с потолка пучки сухих и засохших трав в пространстве, видимо служившем кухней. Четыре настежь распахнутых окна, бревенчатые стены, повсюду завешанные просто невозможным количеством крючков и вешалок. И единственная кожаная куртка, сиротливо повисшая где-то в стороне. В углу, составленные вместе кушетка и потрепанный диван, на котором и уснул парень, были завалены таким количеством книг-учебников-тетрадей-старинных фолиантов-пледов, что те невольно падали на пол. Разваливающийся шкаф и полки, заставленные все теми же книгами, где единственным ярким пятном лежала сумочка, обшитая розовым бисером. В мягком свете луны на полу и стенах легкими отблесками были заметны вырезанные в дереве значки и нечто отдаленно напоминающее рунные ветви, которые Эдвард уже видел в тетрадях увлеченной Элис. А еще фотографии. Много, много фотографий, на каждом свободном участке стен. Фото, с которых смеющиеся, счастливые люди махали руками и улыбались до ушей. И все они двигались. Фото трех ребят не старше шестнадцати: они поворачиваются к камере и смеющийся Поттер — Поттер, которому не больше шестнадцати, с совершенно шалой незнакомой Эдварду улыбкой — притягивает к себе рыжего высокого парня и хрупкую девушку с гривой каштановых волос. Все та же девушка сидит на диване, уткнувшись в старинного вида книгу, и задумчиво крутит в пальцах деревянную веточку. Мужчина со строгим лицом и давно не мытыми волосами стоит спиной к камере в месте, похожем на аптеку времен Эдвардовой юности и отдаленно напоминающем кухню в этом домике. Мужчина резко поворачивается к камере и устремляет дуло черного взгляда, кажется, прямо на Эдварда. Тот невольно отшатывается, отчего по спине бегут неприятные мурашки. Эдвард торопливо переводит взгляд на фото двух ребят перед горящим котлом: они громко, но беззвучно смеются с изображения, даже не пытаясь затушить огонь. И еще двое. Рыжеволосая женщина в объятиях мужчины, как две капли воды похожего на Гарри Джеймса Эванса. Джеймс Поттер, понимает Эдвард, и мисс Эванс. Родители Гарри. Фото было много. Очень много. Семья чопорных блондинов, где мужчина выглядел слишком истощенным; чернокожий военный в алом плаще, покрытом копотью, и еще много, много прочих. В общем, дом больше всего напоминал гнездо начинающего отшельника, что в свете новой информации звучало как злободневная шутка. Поттер проснулся на рассвете, видимо, от пристальности взгляда, которым прожигал его Эдвард, успевший за этот час изучить не только каждую фотографию, но и маленький деревянный стол с подпалинами и въевшимися в дерево химическими пятнами. Пахло от стола так же, как иногда от Поттера, невыразимо въедливыми травами и странностями вроде дикобраза. Кажется, Поттер нисколько не удивился его присутствию на своей территории. Он потер необычного вида шрам на лбу и поморщился. Ах да, у него же все руки в ожогах. Перед глазами Эдварда словно живой встал черный ворон с подпаленными крыльями, и он мысленно бьет себя по голове. Поттер же тем временем кое-как сполз с кровати и с очевидным наслаждением потянулся, разминая конечности. — Руки, ноги, я скучал, — возвестил он, разрывая повисшую между ними тишину. Затем как ни в чем не бывало захватил с прикроватной тумбочки коробочку с оптическими линзами и, направившись к незаметной на первый взгляд дверце уборной, вежливо добавил: — Располагайся. Десятью минутами позднее он появился оттуда чистый и, судя по всему, бодрый. Плюхнулся на свободный уголочек софы и насмешливо покосился на чуть менее оцепенелого, но все так же стоящего в дверях Эдварда. Эдвард же буквально чувствовал, как медленно, но верно теряет контроль над собственным лицом. — Ты несколько… эксцентричен. — Голос все же получился удивительно нейтральным. Победа. — Экс-чего? — Поттер не казался особо удивленным, но Эдвард тем не менее объяснил. — Кажешься слегка помешанным. — Так волшебнику без этого нельзя, — ехидно улыбнулся парень и, кажется, челюсть Эдвард все-таки не удержал. — Кстати, — продолжил тот, пока Эдвард пытался хоть как-то склеить рассыпавшуюся от предыдущих слов картину реальности. Нет, после этой сумасшедшей ночи понятно, что что-то такое он и предполагал, но настолько сильно получить ответом по лицу, было все-таки… — Я вообще-то жил в вашем доме, без вашего ведома, неделю, так что насчет влезания в личное пространство, которое ты продемонстрировал, отфотографировав мою личную тетрадь… Ладно. Квиты. Наверное. — Продолжал говорить он уже в кухне, размазывая по обожженным рукам неэстетичную оранжевую жижу, собранную из медного котелка. — Кстати, практик зелий из меня аховый, но в некоторых составах успел поднатореть. Хотя Снейп все равно бы мне руки поотрывал за то, что варю зелья рядом с едой, но вроде кроме вырвиглазок ничего критически ядовитого здесь нет, так что бояться нечего… Так о чем… Ах, да. В любом случае, пока молчишь ты — молчу я, и можешь идти, хватит подпирать косяк. И передай Элис, что «Дагаз» не подходит, пусть подумает еще… — По всей видимости закончив с приготовлениями и захватив со стола рюкзак, парень попытался проскользнуть мимо оглушенного этим потоком Эдварда к выходу. Ему это даже удалось, но иногда Эдвард был счастлив иметь вампирские рефлексы. — Подожди! — крикнул он, нагнав мальчишку у самого выхода с поляны. Он поймал этот лукавый взгляд и пристально всмотрелся в то, как зрачки Гарри расширились и помутнели. Водоворот красок в голове постепенно стих, наполнившись взамен пока еще неразличимыми шепотками. Не отводя глаз, как гипнотизирующий жертву удав, он мысленно представил машинку радио и осторожно выкрутил ручку громкости... Тишину пустого охолодевшего дома разрушил оглушительный хлопок двери. Сидевший на диване не поднял взгляда от лежащей на его коленях раскрытой книги. С легким шорохом он перелистнул страницу, пока в коридоре грохотали злые шаги. Вот распахнулась вторая дверь и задрожала, ударившись об косяк. Человек на диване продолжал читать, не оборачиваясь к пришедшему. Ему не нужно было проверять, он знал кто это. — Гарри Джеймс Поттер, — раздалось из-за спины, — потрудись обьяснить, какого Мордреда ты еще здесь? — Привет, Джин, — кивнул Гарри, все так же глядя в книгу, — ты как всегда полна энергии. — Не паясничай! Злость и жалость. Вот что было в ее тоне. Гарри кивнул и отложил книгу, прикрывая на секунду глаза, чтобы собраться с мыслями. Он чувствовал только одно: ему было всего восемнадцать лет, а он уже безумно устал. — Гарри, — теперь голос звучал так же упрямо, но уже мягче, без командных ноток и налета жалости. Так было лучше. Привычнее. — Пожалуйста, прекрати играть по-честному с жуликами. А в следующую секунду Эдвард отлетел в стену домика с такой силой, что за спиной жалобно простонали бревна. В расплавленной зелени напротив горела животная ярость. — Ты, — голос Поттера вырывался из горла свистящим шепотом, будто через силу. Тело, готовое отразить нападение в любую секунду, кажется, закаменело, а точно в лоб Эдварду была нацелена та самая веточка. — Прочь. Из. Моей. Головы. — Просвистел парень, как гремучая змея, едва сдерживающаяся, чтобы не броситься на наглую почти-добычу. Ну вот. Приплыли. А ведь все так хорошо начиналось…