И сейчас я понял, что послушно повторяю одну из самых банальных ошибок человечества: по команде "все хреново, жизнь не удалась", начинаю усиленно любоваться пейзажем.
— Макс Фрай «Книга огнненных страниц»
Когда-то давно, так давно, что кажется этого и не было никогда, Темнота была его врагом. Она была местом, где его бросали одного, когда он мешался под ногами. Лестница, черный дверной провал, потом хлопок, щелчок щеколды снаружи и все исчезало, оставляя только шорохи в невидимых углах и невнятные голоса за стеной. Если ему везло, и тетя спешила, то оставалась еще узкая полоска света под дверью — она нарушала непроглядную черноту чулана. Когда Гарри запирали в наказание, пропадала и она. Тетя Петунья заботливо подтыкала дверь снаружи старым клетчатым пледом. Темнота. Приглушенный звон стекла, скрип старых ступеней — предупреждения о приближающихся чудовищах, рассказы о которых он слышал от Дадли. Кузену нравилось его пугать. Они придут, эти чудовища. Придут и съедят его. Гарри знает, что никто не придет, чтобы его спасти. Тогда — давно — Темнота пугала его. Потом что-то изменилось. Совсем чуть-чуть, но все же — Гарри больше не забивался в угол и не ждал неведомых чудовищ. Он сворачивался на протертом матрасе, слушал просвисты дома и засыпал. А Темнота баюкала поскрипыванием ступенек, постукиванием за стенами и легкими шорохами по углам. Из врага она превратилась в союзника. Защитника. А потом и в друга, с которым не надо притворяться. Ведь его, Гарри, здесь никто не увидит. Теперь ночи кажутся ему бесконечными. Они тянутся и тянутся долгие, темные, без сна и края… И кажется, утро не наступит уже никогда. Часы на стене показывают, что, конечно же, наступит, всего лишь через какие-то четыре часа, но для Гарри стрелка двигается ме-едленно — ме-едленно, будто бы тянет за собой весь Хогвартс-экспресс, который, к тому же, едет в обратную сторону. Гарри вздыхает и сдается. Поднимается с продавленной диван-кровати, находит взглядом рубашку, одиноко повисшую на спинке колченого стула, нащупывая ногой, влезает в кроссовки, придавливает пятками язычки задников. Сегодня он уже не уснет, можно даже не пытаться, а раз так, то и проваляться все те пресловутые четыре часа с открытыми глазами — не лучшая идея. Гарри вытягивает руки в стороны, разминая затекшую спину, затем горбится и трет лицо, вдавливая пальцы в глаза, пока перед ними не закручиваются рябые многоцветные круги. Все-таки, вторая ночь без сна — это много даже для него. Голова кажется легкой-легкой, но сил двигаться нет почти никаких. Чем себя занять — вопрос, ответ на который он нашел еще пару месяцев назад, как только прошли холода. Дверь глухо стукается о косяк, и Гарри, накинув поверх затертую коженку, выходит на свежий ночной воздух. Он взбирается на бочку для дождевой воды, кажется, ровесницу домика. Посильнее оттолкнувшись от наспех прилаженной крышки, он подтягивается на неудобных покатых досках и, перевалившись через край, спешно перебирает ногами, отползая поближе к неиспользуемой трубе. Свободные штаны собирают все веточки и мокрые листья, но Гарри плевать. Этот фокус он проделывает не в первый и даже не в десятый раз. Когда он только придумывал способ добраться наверх на своих двоих, кажется перепробовал все и успел в удовольствие нападаться с высоты и поваляться на земле, но в конце концов привык. Научился. Гарри сматывает куртку в тугой ком и подтыкает под голову на манер подушки. Легкий, почти незаметный сейчас ветер проходится по щекам, приподнимая челку. Гарри вздыхает и прикрывает глаза, наблюдая сквозь ресницы созвездия. Последние экзамены он сдал и, несмотря на отчетливое нежелание считать время, он знает, что начало июля означает уже полгода жизни на другом конце земли. Уже полгода как он заделался в жители маленького городка Форкс. И единственными родными людьми по-прежнему оставались только Луна и Джордж. Проблема была в том, что эти двое и так знали о нем все. Столько, сколько вообще могут знать друг о друге близкие люди. С Луной не нужно было говорить, чтобы она поняла, почему у Гарри внутри свернулся колючий холодный комок, остро царапающий сердце при слишком глубоком вдохе. А Джорджу не нужно объяснять, что именно Гарри чувствует, каждое новое утро просыпаясь в мире, с дырами вместо людей. Только вот эти несказанные слова копились внутри. Они собирались по капле все эти долгие, бесконечные месяцы, которые он провел наедине с самим собой, отравленный ядом одиночества. Слова собирались по крупицам, по каплям, грозясь однажды погрести Гарри под собственной тяжестью, желая быть сказанными. Выслушанными. Но людей, которые будут готовы выслушать его историю и не сойти при этом с ума, в его жизни просто нет. Зато, оказалось, что есть вампир. Гарри прокручивает в голове воспоминания, словно летя сквозь память думосбора, замечая лишь мельком минувшие чувства и мысли. — Чай не предлагаю. Может быть книгу? — Польщен доверием, но… а я демона не вызову? — Проверим? — И, Поттер... — Гарри. Меня зовут Гарри. —Ты меня боишься. — Да. — Но не того, что я вампир? — Нет, не этого. — … Норвегия. — Что? — Норвегия. Тебе на «Я». — Ябло… Эй, страны нельзя! — Я хочу тебя понять… *** Когда Эдвард находит Гарри, в лесу темно, хоть глаз выколи. Парень растянулся на крыше домика, абсолютно изможденный невозможностью спать. Под глазами залегли тени. Мятые волосы — катастрофа, свалявшаяся неровными пучками, которые торчали в разные стороны, словно пальцы. Под и без того бледной кожей проступили голубоватые вены. Парень лежал на крыше несвежим трупом, а над его головой, огромным распахнутым клапаном, раскинулся небесный свод. Если долго смотреть вверх, в какой-то момент начинаешь смотреть вниз. В это дикое, бесконечное… Эдвард лег рядом с Гарри и неуловимо почувствовал, что сегодня наконец получит ответ. Ответ на вопрос, что же делает в этом городе Гарри Джеймс Поттер — парень с удивительной душой и шипастой пружиной вместо сердца. И он его получает.