*
Ричард ожидает, что их привезут на какой-нибудь заброшенный склад или выбросят прямо посреди пустыни, но машина останавливается перед маленькой гостиницей в одном из дешёвых кварталов. Внутри не видно ни хозяев, ни постояльцев, только несколько мужчин в строгих костюмах стоят у дверей. В холле на ветру от вентилятора покачиваются занавески, мурлычет радио где-то в углу. На стойке лежит открытый журнал. Всё выглядит так, будто буквально пару минут назад здесь были люди, но все исчезли в колдовском тумане, прямо как в сказке. Хлоя ведёт их на второй этаж, в бар для посетителей. Там очень тихо, у лестницы стоит ещё охрана. Ни бармена, ни случайных гостей. Пахнет сигаретным дымом. Окна распахнуты, сквозь них видно пустынную улицу. За одним из столиков сидят двое мужчин, и в одном из них Ричард без труда узнаёт Гэвина Рида. Он едва не спотыкается на ходу. Всё внутри промерзает. Слышно, как истерически тикает секундная стрелка на висящих на стене часах. Солнце врывается в окна и обливает всё вокруг жёлтым, делает предметы жуткими, чёткими, слишком уж реальными. Ричард и Коннор садятся за стол. Ощущение, будто их пригласили на собственную казнь. Все молчат. Ричард старается не смотреть на Гэвина, но всё равно краем глаза замечает, как прямо тот сидит и как осторожно, размеренно дышит — должно быть, ноют отбитые рёбра. Руки тут же начинают чесаться от желания врезать кому-нибудь по лицу. — Спасибо, Хлоя, — говорит незнакомец, кивая. На нём чёрная льняная рубашка с воротником-стойкой и очень дорогие часы. — Мистер и мистер Стерн, крайне рад, что вы смогли к нам присоединится. С мистером Ридом, я полагаю, вы уже знакомы. Мистер Манфред со своим химиком не смогли приехать вовремя, но они тоже скоро присоединятся к нам. Надеюсь, вы потом введёте их в курс дела. — Простите, — перебивает Коннор. — Не могли бы вы представиться? Ему в ответ прилетает улыбка — ломкая и ядовитая. — О, меня зовут Элайджа Камски. Я владелец Киберлайф. Неделю назад, джентльмены, вы пытались выкрасть очень важные данные из головы одного из моих сотрудников. Повисает пауза. Новость производит эффект разорвавшейся посреди комнаты бомбы с плохим предчувствием. К горлу подкатывает тошнота. Ричард плотно сжимает под столом кулаки. Гэвин выглядит так, будто долго и старательно матерится про себя. Коннор кажется отстранённым и бледным, как луна. — Это был заказ Кобол Инжениринг, — говорит он. — Я знаю, мистер Стерн. — Коннор. — Коннор, — ласково повторяет Элайджа, поворачиваясь к нему всем телом. — Вы хоть понимаете, что именно вы пытались украсть? — Это один из секретных проектов Киберлайф. Папка от десятого июня, клиент много раз читал в ней текстовый файл. Там была длинная химическая формула и цепочка реакций, мы должны были достать для заказчика только это. Он хотел знать про новое вещество, созданное вами… Тириум. Элайджа кивает, продолжая улыбаться. Этой улыбкой можно потрошить людей. Когда Господь Бог раздавал всем таланты, Камски явно упал в чан с биркой «умение выглядеть в глазах собеседников как психопат». — Вы в курсе, для чего нужно это вещество? — Нет. — Мне стоило бы убить вас всех только за то, что вы знаете это название. Химическая формула тириума — это крайне ценная информация. Вы не смогли её достать, но… — Элайджа медленно откидывается на спинку стула, постукивая пальцами по столу, — вы подобрались очень близко. Слишком близко. Я впечатлён. — Ваш сотрудник был хорошо защищён от извлекателей. — Разумеется. Дримшеринг мешает секретности, поэтому Киберлайф заботится о том, чтобы все ключевые сотрудники умели защищать себя. Знаете, Коннор… Я ведь просмотрел воспоминания своего инженера об этом сне. Вы дошли до банковской ячейки с файлом, но не успели открыть её. Вы не должны были добраться даже до квартала, в котором находился банк. Снова пауза, на этот раз ещё более мучительная. Тикают часы. Солнце ползёт по небу, меняя своё положение, и на стол, за которым они сидят, падает тень. Ричард вдруг чувствует всплеск интереса. — Кто учил ваших сотрудников управлять снами? Взгляд Элайджи оптическим прицелом перескальзывает с Коннора на него. — Я учил. Киберлайф плотно занимается искусственным интеллектом — для этого необходимо знать и принципы работы человеческой психики. — Тогда вам стоит поработать над вашими навыками. При всём уважении, мистер Камски, — с деланным пренебрежением говорит он, — но вооружённые проекции и военная техника, серьёзно? Ничего такого, с чем не смог бы разобраться нормальный архитектор. Не бойтесь давать вашим сотрудникам сценарии посмелее в следующий раз. Это провокация. Ричарду отчаянно хочется нанести хоть какой-то удар. На секунду Элайджа выглядит так, будто прямо сейчас потянется за пистолетом и перестреляет абсолютно всех в этой комнате, но эта секунда проходит. Раздаётся смех — хрипловатый, тягучий и насквозь лживый. — Именно поэтому вы и сидите сейчас здесь, мистер Стерн, а не валяетесь в канаве с пулей во лбу. Вы хороши в своём деле. Я хочу предложить вам работу. — Минутку, — влезает в разговор Гэвин. — Хотите сказать, это было не просто приманкой, чтобы притащить нас сюда? В таком случае, вы точно отмороженный на голову, уж простите, сэр. Наш бойз-бэнд чуть не ёбнул все ваши планы на технологический прорыв с этой супер-пупер формулой, а в ответ вы решили позвать нас на чай? Коннор пытается незаметно пнуть Гэвина под столом. Тот уворачивается. — О, не переживайте за меня, мистер Рид, — почти скучающим тоном отзывается Элайджа. — Вы не так уж и умны, если хоть на секунду допускаете мысль о том, что я не намерен использовать вас по полной программе. Так или иначе, вы компенсируете все доставленные мне неудобства. — Что за работа? — спрашивает Коннор. Как и всегда, он сразу переходит к делу, соскальзывая в привычную роль координатора. Наверняка прямо сейчас он просчитывает риски, простраивает альтернативные варианты развития событий и лихорадочно вспоминает всё, что знает о Киберлайф. — Для начала я хочу, чтобы вы подчистили за собой хвосты. Хлоя останется с вами и проследит. Вы подберетесь к главному инженеру Кобол и узнаете, что ему известно о моих разработках. Эту часть вы проделаете бесплатно, друзья. Считайте это кастингом. Если всё получится и меня удовлетворит результат, мы с вами перейдём ко второй части, и вот за это я и правда готов предложить ту сумму, которую мы обговаривали с каждым из вас. — Расскажите про «вторую часть». — Не торопите события, Коннор. Сначала работа над ошибками. — Хорошо. Что, если мы откажемся? — Никаких проблем, — Элайджа пожимает плечом. — Мне даже не придётся самому марать руки, я могу просто выбросить вас перед офисом Кобол Инжениринг. Уверен, они жаждут встречи с вами после проваленного дела. Гэвин слегка хмурится, бросая в сторону Ричарда мрачный взгляд. Тот позволяет себе смотреть в ответ. Его охватывает странное, тянущее чувство: в глубине души он ждал этой встречи, ему хотелось снова увидеть Гэвина, пусть и в других обстоятельствах. Это злит. Его независимость прогнила до дыр, привычка держать дистанцию не выдержала и сдалась, оставив его безоружным. Их разделяет только угол стола, и в какой-то момент Ричард вдруг чувствует, как Гэвин легко касается его лодыжки носком своего кроссовка, поглаживая, ныряя под край брючины. Ричард тут же отдёргивает ногу. Чтобы отвлечься, говорит: — Если вы хотите, чтобы с инженером Кобол всё удалось, нам надо понимать, что именно искать. Вы должны хотя бы в общих чертах рассказать нам про то, что делаете. Описать, какие из ваших разработок должны остаться в секрете. Улыбка так и не сходит с губ Элайджи, будто примёрзнув там. — Вы знаете, чем занимается Киберлайф, мистер Стерн? — Умной техникой — телефоны, приставки, системы навигации для машин. Вроде у вас даже есть беспилотники. — Вы правы, разумеется, но это только вершина айсберга. С этого мы начинали, — Элайджа медленно обводит всех присутствующих взглядом. — Теперь у нас куда более амбициозные планы. В последние пять лет, господа, мы не оставляем попыток выпустить на рынок андроидов.*
Солнце падает за горизонт, небо истекает оранжевым и красным. Всюду ни облачка, ни ветерка. Разогретая за день земля дышит жаром, будто огромная печь. Вентилятор под потолком лениво гоняет туда-сюда загустевший от тепла воздух. — Прямо у всех под носом поехавший мужик собирается отправить разумных роботов в массовое производство, но об этом никто не знает. Ни одной записи ни в соцсетях, ни в СМИ, ни в научных журналах, — Гэвин затягивается, качая головой. — Блять, и после такого кто-то ещё удивляется, что Иисус воскрес. Коннор хмурится, сидя в своём углу. Он непрерывно что-то строчит в блокноте, периодически отвлекаясь на телефон. Ричард знает, что он чувствует себя виноватым. Проверять все заказы — работа координатора, и это он согласился принять предложение Маркуса, это он позвал Гэвина на заказ для Кобол, это он заинтересовался круглой суммой и решил рискнуть всего неделю спустя после провала. Коннор ни в чём не виноват, и Ричард потом скажет ему об этом. Сейчас он сам слишком зол и расстроен, чтобы пытаться утешить брата. — Не слишком-то разевай рот, — грубовато окликает он Гэвина. — Камски наверняка напихал здесь жучков, чтобы слышать каждое твоё слово. — Ну что же, пусть послушает. Я не особо стеснительный. — Ещё и приставил к нам свою секретаршу вместо сиделки. — О, а вот с Хлоей тебе лучше быть осторожнее, парень, — довольно скалится Гэвин. — Я по дороге сюда, грешным делом, попробовал улизнуть от неё, так потом пришлось три часа провести упакованным, будто рождественский гусь. Узлы она вяжет что надо. Удар у неё тоже ничего. — Слишком уж восторженный тон для человека, которого недавно побили. — Я просто могу по достоинству оценить хороший хук правой от девушки в коротком платье. Ричи, детка, не ревнуй. — Вы мне мешаете, — устало объявляет Коннор, вставая из-за стола. — Маркус не отвечает — значит, они с Саймоном уже летят сюда. Судя по расписанию рейсов, прибудут либо через полчаса, либо в полночь. Найнс, встретишь их? — Ладно, — нехотя соглашается Ричард. — Камски сказал, что всё здание в нашем распоряжении?.. Я займу какую-нибудь комнату на втором этаже, попробую раскопать что-нибудь на того инженера из Кобол. И на Камски. Чёрт возьми, я впервые вижу, чтобы кто-то за пределами нашей сферы так много знал про дримшеринг. — Это ожидаемо, если он и впрямь работает над искусственным интеллектом. В смысле, все примочки когнитивистов помогают неплохо изучить мозг, но когда надо с нуля выстроить личность?.. Нет лучше места для экспериментов, чем сон. Коннор кивает, невидящим взглядом смотря куда-то перед собой. — Я думаю, у нас не получится отвертеться от этого заказа, — глухо говорит он. — Так что настраивайтесь. У нас много работы. И постарайтесь хоть немного держать себя в руках. Он уходит. Закрывается дверь, удаляются шаги по скрипучему полу. Ричард осторожно выглядывает в окно — у входа в здание по-прежнему маячат верзилы в костюмах. Камски оставил оружие всей их компании, и они могли бы попробовать отстреляться, уйти, вот только в этом нет никакого смысла. Когда твоей смерти хочет одна огромная корпорация, ещё можно выкрутиться, но вот когда их две, то приходится с умом расставлять приоритеты. Гэвин лениво выдыхает дым в потолок. — Нам пора перестать встречаться с тобой при таких обстоятельствах. — Я предпочёл бы не встречаться вовсе. — Не вопрос, люди же не просто так изобрели секс по телефону. Или ты за скайп? Я уже дошёл до такого состояния, что согласен даже на секс по калькулятору, если ты предложишь. Ричард мысленно извиняется перед всеми людьми Камски, которые, возможно, будут слушать этот разговор через жучки. У него самого начинает сдавать терпение. Он устал после перелёта, акклиматизация превратила содержимое головы в фарш, и эмоциональные скачки от последних событий вытрясли из него всю душу. Ему хочется только поесть и упасть в сон — самый обычный, без сомнацина. Вместо этого опять приходится терпеть на себе этот плотоядный взгляд. Гэвин Рид — невероятный человек. Ричард не понимает, как можно так сильно скучать по кому-то, будучи в разъездах, и при этом настолько страстно мечтать убить, находясь лицом к лицу. — С этого момента мы на работе. — И что? — Давай сфокусируемся на том, чтобы поскорее с этим покончить и уйти отсюда живыми. Чем впечатлять меня чудесами своего остроумия, лучше бы пошёл и помог Коннору. — Господи, ну ты и дрочила, — вздыхает Гэвин, придвигаясь ближе. — Напомни мне снова, почему я вообще на тебя запал? Ричард одаривает его кислым взглядом. — Из-за моего таланта и профессионализма? Ну и из-за прекрасных ног, возможно, — ты вроде как упоминал об этом пару раз. — Ладно, ноги — это… да. Хороший аргумент. Короче, готов поспорить, твой брат прямо сейчас просто сидит, напряжённо думая о своём комплексе боженьки, и обвиняет себя во всех смертных грехах. Дело почётное, я не осуждаю. Просто не хочу попасться ему под горячую руку, а потому не планирую трогать его как минимум до завтрашнего дня. С другой стороны… — Гэвин тянется к нему, и Ричард чувствует, как его прикосновение плотно скользит по руке, волной мурашек поднимаясь от локтя к плечу. — Я рад буду потрогать тебя. Терпение лопается, как струна — в воздухе даже будто бы повисает металлическая нотка. Всё напряжение прошедшего дня разом обрушивается на Ричарда, умоляя отстоять личные границы и наказать того, кто посмел таким наглым образом нарушить их. Это злость, это привычная колкая ненависть, но за ними есть и ещё кое-что. Всего на миг Ричард чувствует убийственной силы искушение просто податься Гэвину навстречу и подставиться подо всё, что тот захочет сделать с ним. Пистолет сам собой прыгает в руку. Второй рукой Ричард с силой сжимает Гэвину горло. — Ещё раз так схватишь меня, — проникновенно обещает он, — и я отстрелю тебе башку ко всем чертям. Он ожидает увидеть испуг или удивление на чужом лице, но… Это ошибка. Он забыл, с кем имеет дело. Гэвин не закрывает глаза. Не перестаёт дышать. Наоборот, его пульс выравнивается — глубокий и размеренный ритм; Ричард чувствует его кончиками пальцев там, где они сжимают чужую шею. Дуло пистолета упирается в щёку, и Гэвин слегка приоткрывает губы, сдавленно сглатывает. Его кадык толкается Ричарду в ладонь. Зрачки у Гэвина становятся большими и топкими, в этом взгляде можно увязнуть, едва попав под него. В голове становится туманно и пусто. Ричард не думает ни о чём. В подобные моменты никто ни о чём не думает, остаются только желания. Гэвин слегка запрокидывает голову, намеренно подставляя шею под чужую хватку. Переступает с ноги на ногу, ставя их шире, раздвигая так, словно это приглашение. Ричард тонет в этом моменте. От нестерпимой жажды становится темно перед глазами. Он смотрит на эти жёсткие губы и вспоминает, как они ощущаются в поцелуе, как сладко эта щетина царапает лицо. Ему хотелось бы ощутить её у себя между ног. Сжать лицо Гэвина бёдрами, наслаждаясь жжением на чувствительной коже. Схватить за волосы, направляя, контролируя каждое движение. Заставить замолчать, заткнув чужой рот самым приятным из способов. Ещё Ричард был бы не прочь узнать, почему Гэвин так реагирует на оружие. Заводят ли его только пистолеты или ножи тоже. С какой готовностью откроется его рот, если впечатать дуло ему в губы, как будет выглядеть его язык в контрасте с металлом. Внизу сигналит машина, и от этого резкого, громкого звука наваждение тут же рассеивается. Ричард отшатывается от Гэвина так, будто на них перевернули таз со льдом. — Я… — начинает он и замолкает. Слов нет. Во рту сухо. Гэвин откашливается, пряча взгляд, и подносит к губам недокуренную сигарету. Руки у него немного дрожат. — Да всё нормально. Не парься. На лестнице слышны шаги, и скоро в комнате появляются Маркус и Саймон. Оба выглядят хмурыми и уставшими. У Маркуса на скуле красуется припухший синяк, на который Саймон то и дело поглядывает с заметным беспокойством. — Привет, мальчики! — с показной бодростью говорит Гэвин, выбрасывая бычок прямо в окно. — Как долетели, как доехали от аэропорта? Вижу, вы уже познакомились с Хлоей. — Не то чтобы я был не рад видеть вас, — деликатно отзывается Маркус, — но я надеялся, что наша очередная встреча случится не так скоро. Саймон вздыхает. Гэвин смеётся. Ричард сбегает от них в свою комнату, даже не поздоровавшись ни с кем.*
— Я думаю, мы обойдёмся и одним уровнем, — говорит Коннор. — А я считаю, что нам надо перестраховаться, — упрямо возражает Маркус. — Клиент в этот раз точно будет подготовлен, ты уверен, что мы сможем справиться с его защитами? — Нам бы хоть на одном уровне сна уйти от проекций, а ты хочешь растянуть удовольствие на два. — Чем глубже в бессознательное, тем защиты слабее — ты ведь в курсе, правда? — Ты серьезно хочешь подловить меня на незнании основ?.. Да, защиты слабее, но содержание подсознания более непредсказуемое и неуправляемое. Там могут вылезти травмы и Теневые образы, которые изменят структуру сна. Ты готов к такому риску? В подобные моменты Ричарду всегда интересно, насколько Коннор и Маркус слышат друг друга. Потому что они, очевидно, всё слышат. Но ровно столько, чтобы можно было придумать аргумент. Понимать друг друга они отказываются. Между ними на столе валяются исписанные листы и какие-то документы. Ричард не особо стремится вникать во всё это — основную идею и сценарий для извлечения он всегда предпочитает оставлять на откуп другим. Прошло два дня, но пока ещё никто не договорился о том, как должны выглядеть уровни сна и сколько их будет. Нет смысла браться за макеты. Вместо этого Ричард привычно рисует лабиринты на альбомных листах. Они закручиваются вихрями, ломаются прямыми и острыми углами, заманивают в себя тупиками и ложными дорогами. Это успокаивает и помогает упорядочивать мысли. Он не сразу замечает, как Хлоя подходит ближе и садится на подлокотник его кресла. Сегодня на ней нет макияжа, строгое платье уступило место свободной рубашке и джинсам, и от этого Хлоя кажется более настоящей. Её уже не хочется сравнивать с куклой, от неё больше не веет холодом за версту. За то краткое время, что они знакомы, Ричард успел присмотреться к ней. В первый день он думал, что она — всего лишь молчаливая тень великого и ужасного Камски, приставленная к ним, чтобы доносить о каждом их промахе. Просто надзиратель, подслушивающий жучок с симпатичным лицом. Потом Ричард заметил больше деталей — как Хлоя держится, когда никого из Киберлайф нет рядом, как она оттаивает, когда думает, что никто не смотрит на неё. Периодически она позволяет себе острые комментарии по поводу своего работодателя, и в этом чувствуется привязанность, подёрнутая липкой плёнкой усталости, будто остывающее молоко. Ричард понимает. У него с Коннором тоже так. Вырываться из сферы влияния того, кто к тебе добр и к кому ты привык — это сложно. Хлоя осторожно берет в руки один из его эскизов и всматривается в переплетение линий. — Это твоя работа? — спрашивает она. — Запутывать проекции во снах? — Можно и так сказать. Я создаю структуру, которую клиент потом наполняет собой. Если в макете есть защищённое место, то именно туда он поместит то, что хочет спрятать ото всех. Если я позабочусь о лазейках и тайниках, то участникам сна будет проще уходить от преследования. — И это всегда лабиринты. — Да, в этом смысл. Хлоя встречается с ним взглядом. — Научи меня. Ричард насмешливо хмыкает. — Это приказ? — Просьба. — И зачем тебе это? Она пожимает плечами. — Я не всегда буду работать на Элайджу Камски. Наверное. Он брал меня с собой в сны несколько раз, было здорово — особенно то, что там можно менять всё вокруг, как захочется. Будто бы реальность в твоей власти. — Чистое творчество, — эхом продолжает Ричард. Хлоя кивает. Она ждёт. Не уговаривает его, не пытается задобрить или запугать, и ему это, пожалуй, нравится. Когда-то давно Хэнк Андерсон тоже подарил ему билет в новую жизнь, безвозмездно поделившись знанием и окунув в мир осознанных сновидений. Наверное, теперь пришёл черёд Ричарда отдать мирозданию этот долг. — Я подумаю, — говорит он. — Может, не на этом задании. Может, после. — Спасибо. — Не за что пока. Несколько минут они молча сидят рядом и смотрят на то, как перепалка между Коннором и Маркусом набирает обороты. Резкие жесты, повышенные голоса. Тут давно нет и намёка на конструктивность, и всё же никто не пытается свернуть разговор. Ричарду любопытно. Он получает почти эстетическое удовольствие, когда видит Коннора таким — они с ним почти никогда не ругаются, их конфликты всегда холодные и рациональные, будто бы стиснутые рамками деловой переписки. Между ними бывают недопонимания и обиды, но даже они — сдержанные, тихие, приглаженные чувством стыда за то, что эта злость была адресована родному брату. В этом много заботы, но мало честности. Должно быть, они оба иногда нуждаются в возможности просто выплеснуть эмоции с кем-то, не сдерживая себя. Коннор порой орёт по телефону на своих связных, а на поле боя временами превращается в машину убийства. Он запальчиво пререкается с Маркусом, делая вид, что ему и правда не всё равно, сколько уровней сна у них будет. Ричард же… Ричард почему-то думает о Гэвине. О том, как тот всегда говорит, что думает, и не заботится о последствиях; как он с готовностью впитывает чужую ненависть к себе, будто губка. Как привлекательно выглядят его открытость и бесстыдство со стороны. Они стоят друг друга. Ричард такой же запутанный и структурированный, как и все лабиринты, которые он строит. Гэвин такой же неуловимый и сложный, как и все люди, которых он примеряет на себя. — Коннор — твой брат? — вдруг спрашивает Хлоя. — Да. Он на год старше. — Почему он называет тебя Найнсом? Ричард тонко улыбается. — Это дурацкая история. В детстве девять было моим счастливым числом, а ещё я был девятым в школьной команде по баскетболу. Коннор любил поддразнивать меня по этому поводу. Как-то само прилипло. — Ясно. Похоже, вы с ним близки. — Вроде того. — А с Гэвином? — Что? — тупо переспрашивает Ричард. — Вы с ним… ну… — Ты уверена, что хочешь закончить вопрос? Хлоя раздумывает, глядя на него. — Пожалуй, нет. Но это забавно, — говорит она тоном, каким люди обычно обсуждают погоду и цены на молоко. — Знаешь, я уже видела имитаторов раньше — Элайджа нанимал для извлечений несколько раз. Формально все они психически здоровые люди, но при этом эго-идентичность у них полностью меняется по щелчку. Вот и Гэвин Рид такой же. Он разный со всеми. А с тобой — нет. Ричард очень пристально, очень внимательно смотрит на Хлою. Она спокойно выдерживает этот взгляд, не меняясь в лице. — Мне очень жаль, что мы не во сне, — наконец говорит он, — и я не могу пальнуть тебе дробовиком промеж глаз. Хлоя улыбается ему в ответ. Ричард впервые видит её настоящую улыбку — от неё лучатся глаза, в них заговорщицки пляшут искры. Он будто прошёл какой-то тест, о существовании которого даже не подозревал. — Это ничего, у тебя ещё будет возможность. И спасибо, Ричард. Я польщена. Так понимаю, ты хочешь убить всех людей, которым симпатизируешь. — Давай без диванного психоанализа. — Ну, раз ты просишь... Она переводит взгляд на нарисованный лабиринт и снова пытается пройти его, хмурясь. Спустя минуту в комнату, привлечённый шумом, заходит Гэвин. Он смотрит на Коннора и Маркуса, обвинительно тычущих друг в друга пальцами поверх стола, и едва заметно кривится. С кружкой в руке Гэвин направляется мимо всех к чайнику и по пути будто бы случайно заглядывает Хлое через плечо. — Третий вход сверху, — шепотом подсказывает он через секунду. — И выйдешь внизу. Так быстрее всего будет. Зевая, он идёт делать себе кофе, будто ничего особенного и не произошло. Ричард молча смотрит ему вслед, пытаясь выпутаться из липкого шока. Это был новый лабиринт, такую структуру он не использовал ещё ни на одном из совместных дел. Там были ложные ходы. Там было несколько изолированных секций. Он потратил на создание этой загадки около пяти минут, и для него это много, но Гэвин разгадал нужный путь с одного взгляда, даже не проснувшись окончательно. Это не случайность. Это означает лишь одно — Гэвин понимает то, как Ричард мыслит. Знает его уловки и когнитивные стратегии, может предугадывать, в каком направлении выстраиваются его логические цепочки. Он мог бы с лёгкостью использовать все эти знания против Ричарда, но не делает этого. Ричард вообще не уверен, понимает ли Гэвин, что уже столько времени держит ключ от чужой головы у себя в руках. Хлоя устраивается на подлокотнике поудобнее и берёт следующий лист с лабиринтом. Коннор и Маркус продолжают препираться. Вскипает чайник, из окна слышно доносящуюся с улицы музыку. Ричард аккуратно, стараясь ничем не выдать себя, возвращается к своему альбому, но вдохновения больше нет. Образы к нему не приходят. Он смотрит на белизну бумаги, ощущая гулкую пропасть внутри.*
Перед ним на стол опускается бумажный стаканчик с чем-то горячим. — Так ты решил совсем не спать сегодня, да? — интересуется Саймон, останавливаясь рядом. В руках он держит такой же стакан, на боку красуется красочный логотип с нечитаемой надписью — должно быть, местная кофейня. Пахнет чаем. Ричард пробует его, вдыхая пар, и с наслаждением прикрывает глаза. Настоящий молочный улун, идеально заваренный. Он уже и забыл, когда в последний раз пил чай не из пакетиков. Рецепторы во рту убились вкусовыми добавками и голым кипятком. — Спасибо, — с чувством говорит он. — И где ты взял хороший улун в это время ночи? — Не знаю, Джон принёс. Ричард понятия не имеет, кто такой Джон. Должно быть, один из верзил Камски, которые круглосуточно приглядывают за ними. Никто из их компании не обращает внимания на них — разве что в ситуациях, когда те начинают угрожать и размахивать пистолетами. Никто, кроме Саймона. Он с первого дня знает всех верзил по именам. Знает, кто и когда дежурит, желает им доброго утра и вечера каждый раз, когда проходит мимо. Когда одного из мужиков замучала аллергия, Саймон из подручных средств и производных сомнацина смешал ему какое-то лекарство, и теперь каждое утро на кухонном столе в этом доме лежат свежий хлеб и фрукты. Саймон помог племяннице одного из водителей сдать тест по химии, и теперь тот иногда привозит им обеды из местного ресторана. Каждый из этих суровых ребят в костюмах уже в курсе, какой чай пьёт Саймон и сколько ложек сахара он туда добавляет. За ним не нужно следить, с него и так никто не спускает глаз. Если завтра в Киберлайф захотят перестрелять всю их компанию, ни один из верзил не бросится исполнять приказ тотчас — мистеру Камски придётся немного подождать, пока племянница водителя не напишет итоговую контрольную. Саймон уже объяснил ей всё про металлы и неметаллы, на очереди органические вещества. Ричард в восторге. Он понятия не имеет, как Саймон это делает. Порой ему кажется, что из всей их команды именно он — самый опасный человек, просто из-за своего невероятного умения нравиться людям. — Передавай привет Джону. Чай отличный. — Да, конечно. Так что, спать не пойдёшь? Уже почти три. Ричард удивлённо смотрит на часы. Он засиделся за макетом и не заметил, как вечер загустел до состояния ночи. В Момбасе ужасающе жарко днём, поэтому нормально работать можно только в тёмное время суток. — Пойду сейчас. Хотел кое-что доделать, но лучше оставлю на завтра. Чего сам на ногах? — Мне тут ребята рассказали, что местный химик делает интересные снотворные составы. Ночами у него собирается клиентура, как раз можно пронаблюдать. Хочу познакомиться и поболтать. Ральф меня проводит, не беспокойся. — Как скажешь. Надо быть дураком, чтобы беспокоиться за безопасность Саймона. Ни один барыга, ни один упоротый в ничто наркоман во всей Момбасе даже не дыхнёт в его сторону — ему в лицо сразу прилетит с десяток пуль и парочка ножей в придачу. Маркус может спать спокойно, как никогда — его химик сам нашёл себе толпу телохранителей, не приложив к этому особых усилий. — Слушай, когда пойдёшь к себе, занесёшь Гэвину вот это? — Саймон достаёт из кармана стеклянный пузырёк и ставит на стол. — Он любезно согласился кое-что потестить для меня, и там возможны побочные эффекты, лучше сразу перестраховаться. Он вроде собирался уйти в сон, чтобы отрабатывать имитацию, но уже наверняка освободился. Ричард хмурится. — Он тоже не спит? У Саймона на губах играет едва заметная улыбка. — Да кто тут вообще нормально спит?.. Я готов намешать всем снотворного, чтобы выправить режим, но вам же нравится страдать и догоняться кофе, — за окном коротко сигналит машина, и Саймон оживляется. — О, это за мной. Ну, удачи. Хорошего сна. Он уходит, что-то напевая себе под нос. Ричард прижимает ладони к глазам и давит на них, наслаждаясь бордово-красными вспышками на обратной стороне век. Из-за усталости в голове царит сумятица, мысли перескакивают с одного на другое, а местами и вовсе прерываются на радиомолчание. Хочется спать. Как будто сознание ходит по туго натянутой леске и вот-вот упадёт, подхваченное ярким батутом сна. Ричард тянется за тотемом в кармане брюк. Привычные рваные края и металл, впитавший тепло его тела. Знакомый вес и размер. Это реальность — только здесь каждое прикосновение к тотему откликается знакомой тянущей болью в простреленной груди и потоком воспоминаний. Ричард наскоро собирает свои макеты, смахивает обрезки бумаги в мусорное ведро. За окном темно, но небо уже едва заметно светлеет у кромки горизонта. Горят цветастые вывески разбросанных по улице магазинов, каждое прохладное дуновение кажется манной небесной, посланной специально для полуночников. В такое время в здании гостиницы тихо и уютно. Слышно, как орут бездомные коты и на первом этаже изредка переговариваются наемники Камски, вышедшие на ночное дежурство. Ковёр в коридоре гасит звуки шагов. Ричард прихватывает со стола пузырёк и идёт в сторону комнат.*
Он стучит по двери костяшками пальцев. — Гэвин? Ему отвечает тишина. Дверь не заперта изнутри и услужливо открывается навстречу. В номере царит полумрак, горит только бра на стене. Гэвин лежит на кровати. Лицо у него расслабленное, дыхание спокойное и глубокое. Правая рука вытянута в сторону, и от неё к PASIV тянется сомнациновая трубка. Ричард проверяет таймер — осталось чуть больше пяти минут, во сне это почти час. Усталость делает его импульсивным. Ему не стоит вот так вот стоять и жадно смотреть на спящего человека. Это грубый, стыдный жест — тем более для людей их профессии. Под сомнацином бессознательное увлекает на самое дно, смыкаясь над головой наркотической толщей; ты полностью теряешь контакт с реальностью и не проснёшься, даже если будут резать ножом. Но Ричард редко видел Гэвина таким — расслабленным и уязвимым, без миллиона масок поверх лица. Точнее, он видел. Много раз. Просто раньше запрещал себе смотреть. Теперь он едва ли может остановиться. Усталость подталкивает к дурацким идеям. Ричард придвигает к кровати кресло, вытягивает из PASIV ещё одну трубку. Он расстёгивает манжет на рубашке, и игла проскальзывает под кожу легко, тут же посылая снотворное в кровяной поток. Через пару секунд слипаются глаза. Всё тело охватывает приятная истома. Он входит в чужой сон, не спросив разрешения. Так нельзя делать, это опасно. Никогда не знаешь, что будет ждать тебя на той стороне — может, чужой кошмар, а может, твой собственный. Но Ричард долгие годы свято придерживался профессиональной этики. Пожалуй, он заслужил одну-единственную слабость. Он открывает глаза, и вокруг него — чей-то дом. Из прихожей видно маленькую кухню и гостиную, заставленную мебелью так плотно, что к дальнему окну наверняка можно пройти только боком. На вешалках у двери висят куртки — мужские и женские, детские, — под ногами валяются кеды и ботинки на каблуках. На зеркале, уголком цепляясь за раму, висит семейное фото. Ричард вглядывается и без труда узнаёт на нём Гэвина. На фотографии ему не больше шестнадцати, у него волосы до плеч и нарочито рваная толстовка. Он хмуро смотрит в объектив, сложив на груди руки, пока его приобнимает за плечи темноволосая женщина — мама? тётя? В кадре много людей разного возраста, невозможно понять, кто есть кто; все стоят, плотно прижавшись друг к другу в попытке уместиться. Во сне мозг работает на полную, и Ричард сразу же чувствует, как эмпатия в нём живо откликается на всё, что он видит: интересно, каково это — жить в большой семье, где каждый занят своим делом и любое внимание к себе приходится выбивать с боем?.. Где не существует понятия «личное пространство» и твоя жизнь находится в руках слишком большого количества взрослых, у которых, разумеется, разные взгляды на воспитание. Приходится присматриваться и подстраиваться, чтобы угодить всем. Быть удобным, послушным, покладистым — кем угодно, но не собой. Он смотрит на длинный, тёмный коридор, проходящий через весь дом. Дверь в подвал под его взглядом распахивается, будто от сквозняка. Это приглашение. Ричард спускается вниз, чувствуя, как прохладный воздух обдувает ноги. — Что-то случилось? — спрашивает Гэвин, оборачиваясь. Он выглядит не как Гэвин. Очень высокий, худой мужчина в костюме — кажется, это брат их нынешней цели, того инженера из Кобол. Внешнее сходство неоспоримо, сам образ сидит, как влитой, и всё же сквозь безупречную имитацию Ричард буквально кожей чувствует присутствие Гэвина здесь — рядом с собой, в этой комнате. — Нет, просто Саймон просил тебе передать кое-что. — Это никак не могло подождать пару минут? — Могло. Гэвин хмыкает. Он не злится. Он не требует объяснений, и Ричарду это на руку. Он не уверен, что смог бы придумать весомый аргумент; в последнее время собственные мотивы — загадка для него самого. — Ладно, займи себя чем-нибудь, раз уж припёрся, — говорит Гэвин, отворачиваясь к зеркалу. — Мне тут недолго осталось. Одинокая лампочка на проводе раскачивается под потолком, из-за чего по подвалу беспрестанно скользят тени. Секунда — и перед зеркалом стоит жена их клиента, секунда — и на её месте оказывается их сын. Гэвин повторяет характерные для каждого из них движения и позы, тщательно отслеживает мимику, пробегаясь по всем базовым эмоциям раз за разом, будто это тренажёр. Образы меняются снова, и снова, и снова. У Ричарда кружится голова. Он старается оставаться равнодушным. Просто смотреть. Не думать о том, что может побудить человека с таким самоотречением соскальзывать в чужие тела и чужие личности, почему всё это происходит в подвале родительского дома. Счастливчики с безоблачным прошлым не становятся людьми их профессии. Альфред Адлер наверняка сказал бы, что любое мастерство — это компенсация, рождающаяся из комплекса неполноценности. Ричард в ответ с мстительным наслаждением послал бы Адлера и всю его индивидуальную психологию к чертям. Гэвин не смотрит на него, слишком увлечённый процессом. Ричарду больше всего на свете нравится быть рядом с ним в такие моменты. Наблюдать, как Гэвин двигается, как дышит, как привычное обличье сходит с него, будто морок, обнажая правду — Гэвин Рид разный, он неуловимый, он никогда не хотел и не мог быть только одним человеком. Он никогда не хотел быть только собой. В который раз Ричард думает о том, каково будет с ним в постели. Как будет ощущаться под руками его тело, сохранится ли эта плавность и пластичность, когда под действием удовольствия его начнёт выбрасывать из всех образов, которые он примерял на себя? Ричарду хотелось бы прижаться к нему со спины прямо здесь, впечатать лицом в это зеркало, чтобы видеть, как Гэвина будет бросать из имитации в имитацию, когда он окончательно потеряется в том, что Ричард будет делать с ним. В который раз ему интересно, нормально ли это — хотеть самого человека и все его маски. Нормально ли всю жизнь строить лабиринты, втайне надеясь, что хоть у кого-то хватит упорства пройти каждый из них до конца. Сомнацин заканчивается. Видение резко обрывается, возвращая в реальность. После податливой структуры сна физический мир ощущается как новая, слишком тесная обувь. Лёжа на кровати, Гэвин потягивается и устало потирает лицо тыльной стороной руки. — Доброе утречко. — Да, рассвет уже скоро. — М-м, романтично. Так что там хотел Саймон? — Вот, — Ричард протягивает пузырёк. — Выпей. Гэвин пьёт, не задавая вопросов. Сглотнув, морщится от вкуса. — Ну и дрянь, — вздыхает он. — Передай нашей маме, что больше не буду пить такие лекарства. Чего она сама не зашла-то? — Саймон уехал куда-то с головорезами из дневной смены. — Прелесть. Хоть у кого-то вкус на друзей ещё хуже, чем у меня. И что, только он за порог, как ты ворвался в мой номер и влез ко мне в голову? Не спится, решил развлечься? Кошмары мучают? — Да, один. Прямо сейчас. Улыбка лениво тянет губы. — Ну-ну. Ты бы поосторожнее, Ричи. Мало ли что может мне сниться. — Я знаком с тобой пять лет. Меня уже ничего не может шокировать. — Ты меня недооцениваешь. Вчера я, не поверишь, видел во сне банан, вот такой, — Гэвин разводит руками на добрых полметра. — К чему бы это, интересно? Ричард позволяет себе усмехнуться, прикрыв глаза. За окном действительно постепенно начинает светлеть — как будто кто-то по чуть-чуть прибавляет на небе яркость каждую секунду. Гэвин лежит на кровати совсем рядом — сонный, расслабленный, — и от всей этой ситуации веет большей интимностью, чем хочется признавать. Любая провокация Гэвина бледнеет на фоне очень простого факта: если бы он только захотел, то мог бы выбросить Ричарда из своей головы в любой момент. Мог бы натравить на него проекции, застрелить, заставить дом рухнуть им на голову, раздавив обломками в кровавую кашу. Гэвин мог бы предпринять многое, но не сделал ничего, позволив Ричарду остаться. — Сам-то как думаешь? Это всё из-за обилия пошлых шуток, уже пошло осложнение на мозг. — Это всё из-за ямы с хуями, которую мне кое-кто обещал во сне, но так и не подарил. Ричард вздыхает. — Тебе голову лечить надо, — говорит он, всеми силами стараясь запечатать непозволительную теплоту у себя внутри. — Надо, да, — сквозь зевок соглашается Гэвин. — Всем надо. Только давай завтра, ладно? — Ладно. PASIV в изножье кровати пищит, сообщая о том, что у батареи кончается заряд. Ричард встаёт и выключает его, сматывает обе сомнациновые трубки, убирает всё на журнальный стол. — Не забудь зарядить утром. За окном начинает просыпаться город. — М-мхм, — отзывается Гэвин, уже проваливаясь в сон. — Детка, не хочешь остаться? — Мне надо кое-что доделать, — говорит Ричард, уклоняясь от прямого ответа на вопрос. Он хочет остаться. Он не может позволить себе. Гэвин молчит. Дыхание у него снова становится глубоким и мерным, глаза закрыты. Несколько верхних пуговиц на рубашке расстёгнуты, ткань сбилась, и сквозь ворот видно родинку у основания шеи. Волосы растрепались и упали на лоб. Хочется зарыться в них пальцами и убрать пряди с лица. Хочется лечь рядом и прижаться к нему всем телом, вдыхая его запах. Гэвин спит. Ричард выходит из номера, аккуратно прикрыв за собой дверь.*
— Мраморный камин, серьёзно? — хмуро интересуется Коннор. Ричард усмехается. — Даже не смотри на меня. Это точная копия дома клиента, я с минимальными правками воссоздал всё, что было на фото. — И сколько он уже живёт там? — Вроде четыре года?.. — Господи, я здесь всего десять минут, а у меня уже мигрень. Персидский ковёр, гобелены и кожаные диваны — как-то слишком для одной комнаты, не находишь? — А мне нравится! — с издевательской радостью замечает Гэвин. — Тут столько мелких деталей… Чувак ведь шарит в дримшеринге, да? Готов поспорить, наверняка специально обставил своё гнёздышко так, чтобы все архитекторы вздёрнулись, пытаясь это повторить. Отчасти он прав. Это забавно. Даже Ричарду пришлось попотеть, чтобы узнать о доме клиента всё. Иногда дримшеринг — это погони с автоматами, а иногда — часы на форумах любителей ковров в попытках рассмотреть точный рисунок и переплетение нитей, характерных для определённого мастера. — Гэвин, пожалуйста, напомни мне, — просит Коннор так ласково, что любой адекватный человек уже бежал бы от него со всех ног, надеясь спасти свою жизнь, — почему ты вообще здесь? Ты даже не сновидец в этот раз, тебе не обязательно заучивать макет. Наверняка есть дела поинтереснее. — Нет ничего интереснее вас, ребята. — Сомневаюсь. — К тому же я буду изображать всю семью этого парня, забыл? Мне тоже надо здесь ориентироваться. А то так и вижу, как он скажет: «Сынок, принеси-ка мне пива», а я такой: «Ой, пап, а где у нас кухня?» Коннор страдальчески вздыхает. Ричард похлопывает его по плечу. — Иди, займись делом. Пройдись по всем комнатам. Не торопись. Обращай внимание на цвета и текстуры. Постарайся запомнить точное расположение всех вещей. Чем позже клиент поймёт, что он во сне, тем лучше. Я тут пока приму удар на себя. — Да, и если по возвращении увидишь носок на дверной ручке… — начинает Гэвин, мерзко улыбаясь. — …я буду сразу стрелять на поражение, — заканчивает за него Коннор. Снова вздыхает. — Ладно. Откуда мне лучше начать? — С кабинета. Если клиент и прячет что-то, связанное с работой, то там. — Надеюсь, хотя бы там интерьер попроще. — Не буду портить тебе сюрприз. Коннор кривится и уходит. Он больше не в гостиной, но Ричард даже на расстоянии чувствует его присутствие. Это его сон, и он по-прежнему ненавидит пускать других людей к себе в голову, пусть и родной брат всегда был исключением из правила. Ричард привык ходить с Коннором в сны. Порой ему кажется, что Коннор поселился у него в голове намного раньше дримшеринга — возможно, с самого детства. Его присутствие ощущается на краю сознания потоком ассоциаций: звук сминаемой фольги, ссадина на коленке, запах новой книги, только пришедшей из типографии. Это комфортно. Ричард привык к брату. Он привык и к Гэвину тоже. В последнее время его сознание входит в сон Ричарда гладко, не встречая сопротивления, как скальпель по горлу. Это их работа, но в то же время это более интимно, чем общий счёт в банке. Более непристойно, чем засосы на внутренней стороне бёдер. Во сне все внутренние защиты берут выходной; надо быть настороже и не показывать лишнего. Ричард убрал всё самое ценное с виду, спрятал все свои секреты на задворках лабиринта — попробуй найди. Самое страшное — Гэвин пробует. Так и работают их отношения. Тишина не отдаёт гулом электропроводов между теми, кто слишком просто сдаётся. Самое страшное — глубоко внутри Ричард хочет, чтобы кто-то докопался до правды. Он не привык открываться людям, «ты мне дорог» на его языке звучит как «иногда тебя можно терпеть». Он никогда не отдаст часть себя добровольно, никогда не признает, что жаждет этого. Ему нужно, чтобы кто-то выкрал это, взял все его тайны силой. Чтобы кто-то поставил его перед близостью как перед фактом. К счастью, Гэвин — отличный вор. — Так что ты хотел? — спрашивает Ричард. — Внести пару правок в макет. Можно? Ричард очень медленно поднимает брови. — Ну что же, любопытно послушать. — Меня тревожит, что спальня на втором этаже — это тупик. Хотелось бы иметь запасные пути отхода, если мы застрянем там. — Что предлагаешь? — Может, вентиляцию? Или пожарную лестницу за окном. Мне всё равно, лишь бы можно было свалить, если придётся. — Я подумаю. Но тогда и кухню надо переделать, там единственное окно выходит в закрытый со всех сторон сад. Гэвин лениво улыбается. — Читаешь мои мысли. Просто… ну, можешь считать меня параноиком, но нам надо, чтобы это извлечение удалось. Иначе Камски с нас головы снимет. — Кстати, об этом… — Ричард оглядывается на дверной проём, но Коннора нигде не видно. Он подходит ближе, садится рядом с Гэвином на диван. Между ними остаётся много свободного места — гарант того, что они не соприкоснутся даже случайно. Скрипит кожаная обивка. Гэвин не придвигается ближе. Втайне Ричарду хотелось бы, чтобы он был более настойчивым. — Мне кажется, нам надо достать больше информации из клиента, — говорит он. Повисает пауза. Гэвин обдумывает сказанное, прикусив губу. — Считаешь, Камски изначально дал нам лишь часть задания, чтобы проверить, додумаемся ли мы до остального?.. — Он сам сказал, что это кастинг, — Ричард пожимает плечом. — Наверняка он хочет быть в курсе не только того, что Кобол знают о нём. Ему интересны и их секретные разработки. Хлоя недавно сказала… — Хлоя? — Гэвин скалится. — Вы с ней спелись. — Она хорошо знает Камски, нам это на руку. — Не боишься, что она просто использует нас? — Кто сказал, что я не использую её в ответ?.. Гэвин ловит его взгляд, и выражение его лица вдруг неуловимо смягчается. Он смотрит на Ричарда пристально, как-то по-собственнически жадно, и от этого становится жарко всего на секунду. Они вместе сидят на диване, ревностно соблюдая дистанцию, но при этом уже излазили разум друг друга вдоль и поперёк. Они работают вместе. Они буднично говорят о том, как приятно и волнительно плести интриги, вовсю используя других людей. Они готовы вместе рвать глотки — иногда даже друг другу. Они отлично проводят время. Ричард уже не уверен в том, что его отношение к Гэвину можно описать словом «ненависть». — Ну, допустим, я согласен с тобой, — говорит Гэвин, закидывая ногу на ногу. — Ты уже говорил с Коннором? — Нет. Гэвин удивлённо моргает. — Серьёзно? Думал, вы с ним телепатически обмениваетесь мыслями каждую секунду или типа того. В голове бегущей строкой пролетает фраза: «Мне хотелось сначала обсудить это с тобой». Она так и остаётся неозвученной. — Нет, мы не настолько близки. — Окей, детка, как скажешь. Хочешь, я сам поговорю с ним? Теперь приходит черёд Ричарда удивляться. Он хмурится, пытаясь не выдать того, насколько же ему становится не по себе — его будто впечатали лицом в собственную уязвимость. — Зачем?.. — Ну, если это окажется плохой идеей, то все смогут обвинять меня. Коннор будет ебать мозги мне, а не всем остальным. Он иногда бывает слишком уж настойчивым, но маскирует всё это под заботу, потом чувствуешь себя последним ублюдком, если посмел не согласиться с ним. Но мне-то не привыкать. — Гэвин, — начинает Ричард и осекается, не зная, как продолжить. Он в ярости от того, что кто-то допустил даже мысль о том, что ему может потребоваться помощь. Он в восторге от того, что хоть у кого-то хватило такта её предложить. Он с трудом полагается на других людей в опасных, сложных ситуациях, что уж говорить о повседневных проблемах, которые кажутся такими глупыми. Гэвину не нужно вскрывать сейфы, чтобы добраться до его секретов. Ему не надо ничего воровать. Ему не надо даже подниматься с этого дивана, он просто может бросать случайные фразы, и они будут вскрывать Ричарда нараспашку, прожигать насквозь, как брызги кислоты. — Эй, что не так? — спрашивает Гэвин, уловив в нём какую-то перемену. Он подаётся вперёд, наконец-то слегка сокращая это ненавистное расстояние между ними. Его раскрытая ладонь ложится на кожу дивана. Ричарду хотелось бы, чтобы она легла ему на бедро. — Тебе не нужно взваливать всё это на себя, — говорит он. — Да брось. Я тебе должен. — За что? — Ну, хоть за первую встречу, — Гэвин усмехается, снова поднимая на него взгляд. — Считай, это моя попытка искупить вину. — Это необязательно. Мог бы просто извиниться. — Пф, слишком скучно. — Ты хоть знаешь, что обычно принято говорить в таких ситуациях? — «Наступи на меня»?.. Ричард улыбается, жестоко и мечтательно. Гэвин в ответ придвигается ещё ближе, будто пытаясь всем телом прощупать, где именно начинается запретная черта. Коннор застаёт их именно так. — Приятно видеть, что вы оба ещё одеты, — бесцветным тоном замечает он, останавливаясь в дверях. С ним надо будет поговорить и об этом тоже, думает Ричард. Но потом. Он знает, что Коннор видит этот заряженный ненавистью интерес к Гэвину. Видит, но не понимает его. Ричард и сам не слишком-то понимает его, если честно — эта фиксация просто живёт в нём, не спросив разрешения. Он больше ничем здесь не управляет. Поезд уже рванул под откос, можно лишь наблюдать за разворачивающейся катастрофой, стоя в сторонке. Судя по часам, у них осталось во сне около пятнадцати минут. — Эй, полиция нравов, — Гэвин похлопывает место рядом с собой. — Иди-ка к нам сюда, присядь. Есть разговорчик. — Надеюсь, о работе. — Конечно, о работе. О чём же ещё? Если втайне надеешься послушать мои эротические фантазии про твоего брата, то придётся как минимум угостить меня пивом. — Я могу угостить тебя свинцом, — проникновенно предлагает Коннор. — Задаром. Прямо сейчас. — Давай в другой раз, я не успел составить плейлист для похорон. — Я думаю, — перебивает их Ричард, — Гэвин хочет сказать, что у него есть идея насчёт Камски. Давайте вы оба перестанете зубоскалить и мы хоть раз втроём обсудим всё как нормальные люди. — Нормальные?.. Ты уверен, что… У Ричарда кончается терпение. — Коннор, — тихо и строго окликает он. — Садись. Коннор садится. Гэвин усмехается и начинает говорить.*
В конце месяца Кобол Инжениринг презентует очередной беспилотник, и для этого их руководство снимает в Стамбуле целый отель с огромным холлом и панорамными окнами. Гостей много, и из-за масштабности мероприятия отель временно набирает новых людей себе в штат — портье, швейцаров, официантов и горничных. Желающих много. Каждого кандидата проверяют, но не так тщательно, как хотелось бы — у менеджера отеля в преддверии празднества невероятное количество более важных дел. Одного из главных инженеров Кобол зовут Джейсон Кларк. Он собирался прийти на презентацию с любовницей, но у той в последний момент вдруг возникли какие-то проблемы с визой, она не смогла прилететь. Просто невероятная, трагическая случайность. В итоге Мистер Кларк появляется со спутницей, которую нанял в элитном эскорт-агентстве — у неё миловидное лицо и светлые волосы, собранные в низкий хвост. На платье со спины такой умопомрачительный вырез, что хочется звонить в девять-один-один. Девушку зовут Холли. Во всяком случае, мистер Кларк так думает. Вечер начинается хорошо. Все в восторге от нового беспилотника. Конкуренты и военные сдавленно улыбаются и жмут мистеру Кларку руку, пока тот мысленно подсчитывает прибыль от потенциальных контрактов. Звучат комплименты и поздравления. В холле отеля красивое оформление, играет живая музыка, свет люстр отражается в бокалах с напитками. Это несколько притупляет бдительность. Ближе к полуночи мистер Кларк вдруг чувствует недомогание. Это странно — за весь вечер он выпил лишь немного шампанского, которое поднёс ему улыбчивый официант с короткой стрижкой и разными по цвету глазами. Это не может быть опьянением или отравлением. По телу разливается слабость. Всё вокруг начинает плыть и подрагивать, будто помехи на экране. — Джейсон, вам плохо? — обеспокоенно спрашивает Холли, придерживая его за руку. — Нет, я просто… Дыхание застревает в горле, приходится слегка ослабить галстук. — Давайте выйдем на воздух. Мистер Кларк кивает. Он слепо следует за своей спутницей, которая движется сквозь толпу так уверенно, будто у неё в голове хранится план отеля. Она непринуждённо отмахивается от охраны: «Джейсон немного перебрал с шампанским, здесь душно, мы скоро вернёмся», и поначалу мистер Кларк благодарен ей за это. Ему не хочется, чтобы кто-то из подчинённых видел его таким. Сегодня важный день. Ему нельзя терять лицо перед гостями. Кружится голова, и это дезориентирует. Он не сразу замечает, что они с Холли идут вовсе не в направлении парка. — Куда… — начинает он, но язык больше его не слушается. Холли успокаивающе гладит его по плечу, как ребёнка. — Ш-ш-ш, не беспокойтесь. Сейчас заглянем на кухню, хочу дать вам немного воды. Вы ведь хотите пить? Он не понимает суть вопроса. Волю будто парализовало. Он кивает. На этой презентации много гостей, и всё же в коридорах, по которым они идут, совсем нет людей. Вокруг тихо. Они всё дальше и дальше от холла. В какой-то момент мистер Кларк чувствует, что у него отказывают ноги. Он спотыкается и заваливается вперёд, но не успевает уткнуться лицом в пол — двое мужчин в костюмах портье подхватывают его за плечи. — Ох, сэр, — насмешливо замечает один из них. — Ну надо же было вам так напиться. — Мы проводим вас в свободный номер, — продолжает второй. — Проспитесь немного. Формулировка нарушает безмятежность внутри, начинает чадить тревога — кажется, что-то связанное со снами должно настораживать, но мистер Кларк не помнит. В мыслях полная каша. Обещание отдыха кажется очень заманчивым. Темнота номера уютно обволакивает уставший взгляд, матрас на кровати приятно проседает под весом тела. Из последних сил мистер Кларк пытается встать, но сил не хватает, движения трудно скоординировать. Холли придерживает его, положив ладонь ему на грудь. — Ну что же вы, не упрямьтесь. В комнате, кажется, слишком много людей. Слышны мужские голоса, шаги, что-то тяжёлое и металлическое опускается на стол у окна. Должно быть страшно, но эмоции никак не могут пробиться сквозь наркотический туман в голове. Похоже на зубную заморозку, которая от лица расползлась до самых ног. — У вас полчаса, потом его хватятся, — говорит незнакомец. — Как раз хватит. Надеюсь, управимся раньше. — Ладно. Удачи на этот раз. Кто-то ещё ложится на кровать рядом. Кресла и стулья царапают ножками пол. Звук, как будто под самым ухом разматывают измерительную рулетку. — Сладких снов, ребята. Мистер Кларк открывает рот, чтобы что-нибудь сказать, но его останавливает прижавшийся к губам палец. — Тихо, тихо, всё будет в порядке, Джейсон, — с мрачным предвкушением улыбается Холли, нависая над ним. — Это не больно. Как комарик укусит. Он чувствует укол иглы в районе запястья, а потом всё проваливается в темноту.*
Ричард изучил главный офис Кобол Инжениринг до каждого закоулка. Небоскрёб с непредсказуемым расположением комнат и коридоров — пейзаж из стекла и металла, уныло пытающийся выиграть битву против ветров и земного притяжения. Стеклянные лифты и просторные конференц-залы, набитые оборудованием лаборатории и втиснутые между офисами комнаты отдыха. Опенспейс, тянущийся сквозь целые этажи. Курилки и туалеты, кладовые и переговорные — Ричард запомнил всё это, вызубрил наизусть. Он перестроил всё так, что на первый взгляд и не заметишь, но теперь вентиляция напрямую связывает главные помещения здания, а кое-где за панелями в стенах кроются потайные ходы. Этот небоскрёб существует только в сознании Ричарда. Он возвёл его с помощью воображения и теперь усилием воли удерживает на месте эту конструкцию в восемьдесят этажей. Помимо него в этом сне живут и дышат ещё пять человек. Пять человек копаются у него в голове, смотрят в окна и бегают по коридорам, которые он построил. Пять заноз в его психике. Ему приходится держать структуру сна ради них. Успокаивать себя. Не отталкивать их. Это всего лишь работа, но в то же время — упражнение на доверие. Один из этих людей занимает внутри сна слишком много пространства, но всё так и задумано. Ричард специально отодвинул свою личность подальше, чтобы дать ему возможность полностью раскрыть себя. Это их клиент — не чувствуя грани между сном и реальностью, он упал в фантазию и развернулся, заполнив своим содержанием всё вокруг. Его воспоминания дарят зданию историю и жизнь. Его секреты наполняют каждый сейф. Его проекции достают из кобуры оружие, щёлкая предохранителями, и спешат найти чужаков, которые посмели покуситься на святое. Всё происходит быстро. Это всегда происходит быстро. Когда подсознание обучено сопротивляться вторжению извне, внутренние защиты срабатывают без промедлений. Но и их тоже можно обмануть, если постараться. — Мистер Кларк, — с чувством говорит Маркус. — Меня зовут мистер Чарльз, я начальник вашей охраны здесь. Запутать клиента, настроив его против своей же психики — это очень старый и беспроигрышный трюк. Тем вечером Маркус в форме официанта протянул Джейсону Кларку бокал с шампанским, и теперь его лицо кажется тому смутно знакомым. Как будто человек из полузабытого сна… Разный цвет глаз — очень яркая, редкая черта, которая многим без труда западет в память. — Мне кажется, прямо сейчас злоумышленники пытаются выкрасть важную информацию из вашей головы, мистер Кларк. Вы слышите?.. Они скоро будут здесь. Нам нужно уходить. Вы должны довериться мне. Кларк выглядит растерянным. Созданный Саймоном наркотик, который он случайно принял, делает его очень сговорчивым. Но и Маркусу надо отдать должное — тон его голоса, выражение его лица усыпляют всякую бдительность. Невозможно поверить в то, что такой приятный человек может быть негодяем и вором. Особенно учитывая, что десять минут назад он, героически прикрывая клиента грудью, всячески отбивался от проекций. В суматохе Кларк не заметил, что люди в костюмах стреляли вовсе не в него, а в тех, кто вокруг него. Никто этого не замечает. Извлекателям это всегда на руку. Ричард прикрывает глаза, пытаясь прочувствовать, близко ли опасность. Восемьдесят этажей — и на каждом какое-то движение. Сознание Кларка защищает себя не так умело, как у того инженера из Киберлайф, но попусту рисковать тоже не стоит. — Маркус, — многозначительно окликает его Ричард, бросая взгляд на часы. Тот придвигается к клиенту ещё ближе. — Джейсон, мы хотим помочь вам. Мои люди защитят вас от злоумышленников. Вспомните, чему вас учили. Подумайте о том, что случится, если все ваши знания окажутся в чужих руках. Кларк нервно смотрит на дверь. Очевидно, главные инженеры крупных корпораций не слишком-то часто оказываются в перестрелках. — Да… Хорошо. Что мне делать? — Следуйте за нами. Короткими перебежками они добираются до конференц-зала на одном из верхних этажей. Им встречаются несколько проекций по пути, но меткость Коннора всё так же безупречна. Это недолгая передышка. Ричард уже чувствует, как волнуется подсознание клиента, собирая все силы для решающего удара. Оно надеется разорвать сон по частям — предчувствие беды нависает надо всеми, как Дамоклов меч. С запасной лестницы слышна стрельба. — Как вы думаете, за чем могут охотиться эти люди? — спрашивает Маркус. — За нашими проектами, — шепчет Кларк побелевшими губами. — ПО новых беспилотников, последние чипы… О Господи, — он замирает на месте. — Андроиды. Это Киберлайф, мы конкурировали с ними за… У них пытались выкрасть разработки… Боже, они убьют меня! У него начинается паническая атака. Сбивается дыхание, и вслед за ним ветер за окном усиливается до состояния урагана, со всей силы толкаясь в небоскрёб. Звенят стёкла. Дрожит фундамент. Ричард приваливается к стене, крепко сжав зубы; удерживать сон, когда одного из сновидцев охватывает такой животный страх — это всё равно что пытаться усидеть в шлюпке в девятибалльный шторм. Гэвин тут же оказывается рядом с Кларком и кладёт руку ему на плечо. — Тихо, дышите, — говорит он не своим голосом — должно быть, имитирует кого-то из семьи или друзей, чтобы добиться нужного эффекта. — Теперь, когда мы знаем, что именно нужно захватчикам, нам просто надо спрятать это подальше. — Да, — подхватывает Коннор. — Лучше спуститься на ещё один уровень, где нас не достанут. Вы когда-нибудь видели сон во сне, мистер Кларк? Хлоя достаёт из ящика стола PASIV. Она помогает Кларку усесться в кресло, фиксирует иглу от сомнациновой трубки у него на руке. Стоя поодаль, Гэвин продолжает разговаривать с ним чужим голосом — ритм фраз мерный и мягкий, будто колыбельная. Наконец Кларк расслабляется. Он засыпает. Все поворачиваются к Ричарду. Тишину нарушает лишь рокот взрывов на нижних этажах. — Идите, — говорит он. Это звучит как прощание. — Маркус знает макет, я могу остаться с тобой, — почти жалобно предлагает Коннор. — Или я, — отзывается Хлоя. Ричард вздыхает. — Все вон отсюда. Шевелитесь. Ты главный сновидец на втором уровне, а Хлоя должна лично проследить за извлечением, чтобы потом отчитаться Камски. Мы не будем на ходу менять план. — Найнс… — Я справлюсь. Серьёзно. Коннор очень внимательно смотрит на него. Это даже смешно: столько лет в дримшеринге, и он уже не боится ни опасности, ни крови. Но он по-прежнему чертовски боится боли. Не хочет причинять её другим. — Ричард будет в порядке, — говорит Маркус, вбивая в PASIV настройки. — Если не он, то кто?.. — Ладно, — нехотя соглашается Коннор. — Мы быстро. — Как скажешь. Не забудь, что ковёр в спальне розовый, а не красный. Ему прилетает улыбка в ответ. Пятеро людей сидят за круглым столом, всех их соединяет паутина из сомнациновых трубок. Кларк спит. Коннор и Маркус быстро следуют за ним — надо успеть и подхватить клиента на медленной фазе сна, чтобы выстроить вокруг него мир сновидения. Хлоя с непривычки никак не может закрепить иглу на запястье, и Ричард аккуратно помогает ей, останавливаясь рядом. Сквозь дрёму она улыбается ему. Закрываются глаза, рука бессильно повисает на подлокотнике. — Проекции будут искать тебя, — говорит Гэвин, лежа в своём кресле. Ричард подходит к нему, медленным и несмелым жестом отводит чёлку с его лица. — Значит, я устрою им весёлую погоню. Где-то в небоскрёбе снова раздаётся взрыв, от которого по несущим стенам проходит вибрация. Сгущаются тучи на небе. Гэвин чуть поворачивает голову, утыкаясь лицом в чужую ладонь. — Не сомневаюсь, — слабо улыбается он. — Развлекайся. Его дыхание щекочет кожу. Он засыпает. Ричард снимает с себя пиджак, складывает его и кладёт Гэвину под голову. Пиджак ему больше не пригодится, только будет сковывать движения. Впереди много работы. Ричард закрывает дверь конференц-зала изнутри, проверяет каждый замок по несколько раз. Через вентиляцию он пробирается в один из дальних коридоров этого этажа, попутно прислушиваясь ко всем доносящимся снизу звукам. У лифтов стоят двое амбалов с пистолетами. Азарт и жажда крови, подстёгнутые тревогой, начинают быстро разгораться внутри. Ричард спрыгивает на пол, из воздуха доставая штурмовую винтовку. — Эй! — кричит он. — Я здесь! Ему отвечает град выстрелов. Он толкает дверь, ведущую на запасную лестницу, и бежит вниз.*
Всюду больно. Всюду так больно. Ричарду кажется, его вот-вот вырвет кровью. Она оказывается во рту вместе с каждым выдохом, стекает по гортани в желудок, скользит через губы и капает на грудь. Задето лёгкое. Один из выстрелов прошёлся по боку, оставив там глубокую царапину. Болят рёбра — кажется, есть сломанные. Не хватает воздуха. Мир перед глазами распадается и пляшет цветными пятнами. Ричарду хочется пустить пулю себе в голову и покончить с этой агонией, но ещё рано. Он не может умереть сейчас. В его сне живут и дышат пять человек. Они нуждаются в нём, ради них он должен удерживать сон и его структуру. Он идёт по коридору, держась за стену. Дорога от лифта к конференц-залу даётся титаническими усилиями — путь за Ричардом выстлан его кровью, будто хлебными крошками. Тело медленно сдаётся. Координировать собственные движения становится всё сложнее. От каждого рывка нервы срываются на крик. Во сне боль как настоящая. Порой она кажется более настоящей, чем всё вокруг. Ричард привык умирать во снах. Каждый день. Раз за разом. Это не означает, что со временем становится легче. Есть вещи, к которым невозможно привыкнуть. Дрожащими руками он открывает конференц-зал ключом и вваливается внутрь. Его встречает тишина. Все спят — размеренное дыхание, расслабленные лица. Никто не проснулся от взрывов и криков, не помешала даже стрельба. На таймере PASIV остаётся около двух минут. Ричард находит в кармане у Коннора телефон и включает первый попавшийся трек, подносит динамик к его уху. Кровь капает на чистый костюм. Ричард едва может удерживать себя на ногах. Он чувствует, как проекции, которые он хитростью запер в тупике на три этажа ниже, яростно пытаются стульями выбить двери. Чистая энергия чужой агрессии — это хуже физической боли; как будто кто-то постоянно стучит молотком внутри головы. Вой сирен и грохот, эхом мечущиеся в каменном мешке черепной кости. Ричард тяжело сглатывает, вцепившись руками в кресло. Во рту мокро и солоно. Немеют руки. Все силы уходят лишь на то, чтобы держать сон в целости. Когда на таймере появляются сплошные нули, он выключает PASIV и по ближайшей стене медленно сползает на пол. На белом остаётся широкий красный след. Ему не грозит Лимб — обнадёживает хотя бы это. На первом уровне снотворного всегда мало, и за смертью следует пробуждение. Он просто выскользнет из этого сна в своё привычное, невредимое тело, в котором ничего не будет болеть. Ричард так истово мечтает об этом, буквально ногтями цепляется за свою фантазию, и она единственное, что держит его на плаву. Скоро он умрёт. Совсем скоро, надо лишь немного потерпеть. А потом он слышит голос Коннора. — Найнс?.. Боже мой, Найнс! Чужие руки на его плечах. Ричард открывает глаза. Коннор выглядит так, будто может чувствовать его боль через прикосновение. Лицо буквально светится от нежности и едва сдерживаемой муки. — Как извлечение? — спрашивает Ричард. Язык во рту превратился в камень, на губах пузырится кровь. Когда он говорит, она капает изо рта на и без того мокрую рубашку. Каждый вздох даётся с хрипами. Коннор в немом ужасе смотрит на всё это. — Мы выяснили, что ему известно про Киберлайф. И мы узнали код доступа от сейфа в офисе Кларка. — Бегите, — каждое слово приходится силой выталкивать из себя. — Пятидесятый этаж, направо. Я… не продержусь… долго. — Я останусь, — говорит Коннор. — Нет. Чьи-то приближающиеся шаги. — Не тупи, ты лучший стрелок из всех нас, — это Гэвин, и Ричард видит только его ботинки. У него нет сил на то, чтобы поднять голову. — Вы идите, я побуду с ним. — Но… — Стерн, чёрт возьми, ты тратишь время! Его время. Прикинь, каково ему в таком состоянии удерживать всех нас здесь?.. Коннор отвечает что-то, но Ричард словно оступается и на минуту соскальзывает в темноту. Он слышит слова, но не улавливает суть. Все они кажутся одинаковыми и ненужными, звуки омывают его, словно вода. На три этажа ниже проекции продолжают крушить мебель и стены, всеми силами стараясь разрушить сон. Новые проекции подтягиваются с нижних этажей в поисках нарушителей. Всюду взрываются запертые двери, и в голове пылает от напряжения, как в сварочном цеху. Ричард измученно стонет сквозь зубы. Боль выжимает его досуха, будто мокрую тряпку. — Ричи, Ричи, — зовёт Гэвин, обхватывая руками его лицо. — Эй, давай, посмотри на меня. Ты так хорошо держишься. Ты лучше всех. Ребята сейчас доберутся до сейфа, тебе надо потерпеть ещё минутку. Ричард сосредотачивается на тепле этого прикосновения. По сравнению с дикой, рваной болью в простреленной груди, оно ощущается очень приятно. Он скользит по склонившемуся над ним Гэвину расфокусированным взглядом, и несмотря на мучения, несмотря на усталость и опасность, идущую за ними по пятам, ему спокойно рядом с ним. Что-то глубоко внутри постепенно оттаивает. Если уж умирать, то только так. Ричард пытается не считать секунды, но время тянется, как резина. Гэвин гладит его по лицу и шее. Где-то внизу проекции наконец-то выбивают дверь. Вспышка гибельного, злого торжества прокатывается по всему зданию от фундамента до самой крыши. Снова слышится стрельба, кто-то подрывает тросы одного из лифтов, и тот падает в шахту. Крупно дрожат оконные стёкла, мигает свет. Ричарда начинает знобить. Он надеется, что Коннор и остальные всё-таки успеют достать нужные файлы. Он держит, держит, держит сон, и это не кончается, и его пытка всё длится, и от неё хочется выть. — Детка, — голос тихий и мягкий, от привычного вызова в нём не осталось и следа, — что я могу для тебя сделать? Ричард зажмуривается. — Поцелуй меня. Боль потрошит заживо. Гэвин целует его окровавленный рот так жадно, будто это искуственное дыхание, которое призвано сохранить жизнь даже не Ричарду, а ему самому. Тёпло опаляет нёбо, губы влажно скользят по губам. Кровавая слюна стекает по их подбородкам. Ричарда потрясывает от боли и возбуждения одновременно. В этот момент он чувствует всё — свой голод по прикосновениям, свою жажду близости, свою невероятную, колючую привязанность к человеку, которого он год за годом продолжает отталкивать прочь. Которого он ненавидит и хочет так яростно, что это уже стало его идеей фикс. Дыхания не хватает. Ричард отстраняется, сдавленно хрипя. Губы немеют, и перед глазами пляшут чёрные пятна. — Мне... так плохо, — выдыхает он и утыкается лбом в чужое плечо. — Гэвин. Разбуди меня. — Ещё минутку, — просит тот, прижимая его голову к себе. — Прости, пожалуйста. Прости. Ричард теряет чувство времени. Гэвин на коленях стоит рядом с ним, прямо на перемазанном кровью полу — в свете ламп она тёмно-бордовая, почти лаковая. Он держит пистолет в свободной руке, и всё его тело напряжено так, будто он тоже отсчитывает секунды до момента, когда Ричарда наконец-то можно будет отпустить. Они ждут вместе. Гэвин так и не вытирает чужую кровь со своего рта. Ещё два лифта падают в шахты. Горит парковка. Проекции скоро доберутся до верхних этажей. Всё здание начинает дрожать в такт Ричарду — мелко, нервно, будто от слабого землетрясения. В реальности он уже давно должен был истечь кровью, но это сон, и всё здесь держится исключительно на его упрямстве. Впрочем, и оно начинает сдавать. Никто не в состоянии вынести столько боли. Пять человек живут и дышат во сне за его счёт, у него больше нет сил, чтобы держать их здесь. На столе голосом Коннора оживает рация. Ричард не разбирает слов, но чувствует, как холодное дуло наконец-то касается правого виска. Гэвин прижимается к левому, щека к щеке, явно намереваясь убить их одной пулей. — Ты молодец, — говорит он. — У них получилось. Выстрел синхронно выбрасывает их обратно в реальность.