Хранитель

Добыча была поймана, и осколки, подчиняясь полю Чжу Хун, взлетели в воздух и живо восстановили разбитые окна. Медсёстры продолжали спокойно проверять пациентов, а те, кто проснулся и вышел на улицу проверить, не творится ли чего странного, уже по одному вернулись обратно в свои палаты. Уличные торговцы уже давно свернули свои палатки и разошлись по домам. Только редкое такси проезжало мимо, выискивая пассажиров. Взлетев вверх по лестнице, Шэнь Вэй наткнулся на Чу Шучжи, который спускался вниз. Будучи весьма высокомерным человеком, Чу Шучжи обычно презрительно сторонился незнакомцев, но сейчас, увидев Шэнь Вэя, радушно протянул ему руку. — Отличный улов! Шэнь Вэй кратко кивнул в ответ. Выглядел он даже бледнее, чем пациент с острым аппендицитом, которого только что укатили по коридору в операционную. — Позаботьтесь о нём, — велел Шэнь Вэй, вытащив маленькую бутылочку. Бросив её Чу Шучжи, он взял Чжао Юньланя за запястье и крепко сжал пальцы. — Идём со мной. Нужно поговорить. Чжао Юньлань беспечно позволил утащить себя прочь. Втолкнув его в кабинку мужского туалета, Шэнь Вэй запер дверь и понизил голос, глядя на Юньланя в тусклом холодном освещении: — Это была Атака Теней? — Ага. — Твоих рук дело? — Ну да, — беззаботно кивнул Чжао Юньлань. У Шэнь Вэя потемнело перед глазами, и он замахнулся, чтобы хлестнуть его по щеке. Но даже вложив в неслучившуюся пощёчину чудовищную силу, ударить этого человека он просто не смог. Его раскрытая ладонь замерла возле уха Юньланя. — Шэнь Вэй? — озадаченно позвал тот, замерев на месте. — Не говори ничего! — Шэнь Вэй побледнел от гнева и стиснул зубы, чувствуя, как дрожат руки. — «Люди и боги, никто не выживет!» — хрипло процитировал он. — Какой грозный и храбрый нам достался Хранитель. Ты… Разве ты не боишься небесной кары?! Чжао Юньланю едва ли доводилось видеть Шэнь Вэя настолько рассерженным. Видеть его в такой ярости было больно, и Юньлань торопливо взял его холодные пальцы в свои. — Это всё я виноват, да, я виноват. Хочешь ударить меня — так бей, но только не злись. Пожалуйста, не злись на меня. Шэнь Вэй отдёрнул руку. — Я не шучу! Тебе известно, что призыв Теневой Армии — заклинание тёмной магии, запрещённое во всех трёх мирах? Ты понимаешь, с чем заигрываешь? И чем рискуешь? Законы природы тебе нипочём, так ведь? Неужели, чтобы ты одумался, должно случиться самое плохое? Ты… Ты… — Оборвав себя, Шэнь Вэй помедлил, а затем дрогнувшим голосом выдохнул: — Что мне делать, если что-то случится с тобой? Чжао Юньлань порывисто обнял его и поцеловал в волосы: — Прости, малыш. Прости меня, я виноват. Этой бережной лаской он надеялся успокоить Шэнь Вэя, но тот лишь рвано выдохнул и оттолкнул его, с силой вжал в стену одной рукой и сгрёб за ворот второй. — Не нужно пытаться обдурить меня, — хрипло предупредил он, — твои отработанные годами трюки здесь не сработают. — Тогда чего ты от меня хочешь? — беспомощно улыбнулся Юньлань. И эта улыбка заставила светящуюся в глазах Шэнь Вэя ярость медленно отступить. Его лицо смягчилось… Невозможно было оставаться злым на Юньланя, даже если бы тот неосторожно пробил дыру прямо в небе. Вздохнув, Шэнь Вэй разжал пальцы и тихо сказал: — Можешь ли ты хоть иногда держать себя в руках? Чувствуя себя виноватым, Чжао Юньлань торопливо кивнул. Пусть ему самому до сих пор и казалось, что ничего особенного не произошло, но если Шэнь Вэй так переживает, значит, на то есть причина, и Юньланю было за что извиняться. Шэнь Вэй бережно взял его раненую руку в свои и спросил: — Болит? — Юньлань покачал головой. — Прости, только что… Я немного вышел из себя. — Ты оттолкнул меня, — тихо сказал Юньлань. — И накричал на меня. С другими всегда такой вежливый, а на меня наорал. Это был такой же бесстыдный флирт, как обычно, но Шэнь Вэй, не поняв этого, забеспокоился и беспомощно заглянул Юньланю в лицо, обняв его ладонями. — Я… — Юньлань смотрел на него без всякого выражения. — Я не хотел… В его глазах загорелась паника. Чжао Юньлань выразительно коснулся кончиками пальцев своих губ. — Но я прощу тебя, если хорошенько обо мне позаботишься. Шэнь Вэй застыл, переваривая сказанное, а затем резко выдохнул, отворачиваясь: — Как ты можешь! Его уши ярко горели румянцем. Дойдя до двери, Шэнь Вэй обернулся: Чжао Юньлань всё ещё стоял у стены в той же позе и слегка улыбался, глядя ему вслед. Пальцы Шэнь Вэя сжались на дверной ручке. А затем он быстрым широким шагом вернулся к Юньланю, обнял его за пояс и жадно поцеловал. Уже сейчас этот человек вертит им, как только хочет, что же будет потом?.. *** Губы у Чжао Юньланя слегка припухли. Заметив это, Чжу Хун торопливо отвернулась и подумала, кипя от злости: неужели шефу настолько не терпелось, что они даже не могли подождать до дома? Полным составом они вернулись в офис, где Чу Шучжи окружил допросную плотной сетью талисманов, запер дверь изнутри и выпустил из бутылки пойманного призрака. Чжао Юньлань выдвинул стул для Шэнь Вэя, а сам прислонился к стене, сложив руки на груди. — У тебя есть право хранить молчание, — лениво продекламировал он, зажигая сигарету. — Всё, что ты скажешь, может и будет использовано против тебя в суде. Так что хорошенько подумай, прежде чем раскрыть рот. Безногий призрак был прикован к креслу тремя сковывающими талисманами. — В суде? — спросил он жутковатым и хриплым голосом, медленно подняв голову. — В каком суде? — В суде преисподней, справедливом и честном, где будут рассматривать все твои проступки. Хватит болтать, отвечай на вопросы! — рявкнул Линь Цзин. После погони по стенам настроение у него было отвратительное, а допросы всегда превращали его в совершенно другого человека. Снаружи он был хитрым монахом, высокомерным и возвышенным, но в стенах допросной становился типичным «плохим» полицейским, привыкшим орать на людей, чтобы те не сомневались в его превосходстве. Призрак презрительно засмеялся. Чу Шучжи бросил взгляд на Го Чанчэна, и тот сразу выпрямился и прочистил горло. — И-имя, — промямлил он, поглядывая на нацарапанную на ладони шпаргалку, — возраст, время смерти, причина смерти. Прямой взгляд призрака заставил его задрожать. Чу Шучжи положил крепкую ладонь ему на плечо, а Линь Цзин в бешенстве ударил руками по столу: — Куда пялишься, говори давай! — Ван Сянъян. Шестьдесят два года. Умер в прошлом году, двадцать девятого декабря по лунному календарю. В автомобильной аварии. Го Чанчэн покосился на Чу Шучжи, и тот кивнул, призывая его продолжить, а сам украдкой заглянул в эту его шпаргалку. Там было мелким почерком накарябано: «(вставить имя), если причиной вашей смерти было (вставить причину смерти), то почему вы причиняете вред невинным людям?» — Ван Сянъян, — запинаясь, произнёс Го Чанчэн, — если причиной вашей смерти было двадцать девятое декабря… То есть, авария, то почему вы причиняете вред невинным? Не желая ржать в такой ответственный момент, Чу Шучжи обернулся к Чжао Юньланю. — Шеф Чжао, одолжи сигарету. Таким образом можно было хоть немного спрятать неподобающую ухмылку. — Невинным? — Ван Сянъян оскалил зубы в жуткой улыбке и склонился вперёд, как настоящий сумасшедший. — Кто из них невинен, а, малыш? Что насчёт тебя самого? К ответу вопросом на вопрос Го Чанчэна никто не готовил, и он ожидаемо растерялся и уставился себе под ноги. Чу Шучжи и Линь Цзин оба делали вид, что их здесь нет, предательски оставив Го Чанчэна разбираться самому. — Вы можете рассказать об обстоятельствах вашей смерти? — произнёс ровный голос профессора Шэня. Ван Сянъян повернулся к нему с пустым лицом. — Люди, которых вы прокляли, имеют отношение к вашей смерти? — продолжил Шэнь Вэй. — К апельсинам, которые вы продавали? — Раньше я зарабатывал на жизнь продажей фруктов, — тихо ответил ему Ван Сянъян. — Жил на окраине города Дракона. Каждый день привозил в город свою тележку и продавал фрукты, а все вырученные деньги уходили в семью. У жены была уремия, работать она не могла. Сыну было почти тридцать, но жену он так и не нашёл, а у нас попросту не было денег, чтобы позволить ему съехать. Я вам так скажу… Больше всего мне нравились несколько дней до и после нового года. В это время большинство уличных торговцев уже не выходят на работу, а в магазинах полно людей. Многие покупали у меня фрукты, заметив по дороге мою тележку, и я мог заработать немного больше, чем обычно. — Под взглядом Шэнь Вэя призрак успокоился, но жуткая улыбка всё ещё играла на его губах. — Двадцать девятое декабря… Какой же прекрасный день. Го Чанчэн, наконец, отыскал что-то полезное у себя на ладони. — Вы ненавидите людей из-за проблем в семье? — пискнул он, воспользовавшись шансом. — Ненавижу людей? — Ван Сянъян покачал головой. — Вовсе нет. Тех, с кем у меня счёты, я знаю по именам. Добраться до них было делом времени. А покончив с ними, я бы покинул этот мир. Хотите допрашивать меня дальше — пожалуйста. Хотите бросить меня в пучину ада — бросайте. Но я должен был убедиться, что эти люди будут гнить вместе со мной. Глаз за глаз. Зуб за зуб. Его тон был совершенно спокойным, но злоба словно наполнила допросную до краёв. В этот момент в дверь постучали, и в комнату вошла Ван Чжэн со своим вечным хвостом в виде Сан Цзаня. Передав фрукты Чжао Юньланю, она задержала взгляд на Шэнь Вэе, но ничего не сказала, только напомнила Чу Шучжи: — Не забудь избавиться от талисманов снаружи. Не усложняй жизнь уборщикам. Стоило двум призрачным сотрудникам уйти, и Шэнь Вэй продолжил допрос: — Кто эти люди?  — Те, что оказались в больнице, и другие… Водитель, на самом деле, был невиновен, — сказал Ван Сянъян, словно был этому делу случайным свидетелем. — Двадцать девятого декабря разрешено поджигать фейерверки. Двое подростков тогда веселились неподалёку… Богатенькие детишки, одна их куртка наверняка стоила несколько тысяч. Принялись повсюду разбрасывать петарды, а родители и не думали вмешиваться. Парочка петард угодила под мою тележку, и я их отругал: не следовало мне тогда лезть, но к тому времени я успел много часов простоять на холоде и не уследил за своим языком. Детишки в ответ принялись насмехаться надо мной, а один забежал мне за спину и перевернул тележку. Апельсины, яблоки, все мои фрукты оказались на земле. Он смотрел на тарелку с фруктами остановившимся взглядом и невольно облизывал губы: ему не довелось поесть собственных фруктов при жизни, а призраки и вовсе ничего не едят. — В этой тележке были все наши деньги. Я бросился подбирать фрукты, но всё было напрасно. Вокруг было полно людей, я просил, умолял их помочь, но никто не согласился, а один человек просто подобрал апельсин и начал поедать его. «А чего ты ожидал», — сказал он, — «они же теперь все грязные, их никто не купит, зачем возиться?» А потом он забрал ещё пару яблок и ушёл. Помолчав, Ван Сянъян улыбнулся, словно этот рассказ принёс ему мир. — Многие последовали его примеру. Увидели рассыпанные фрукты и похватали их… Некоторые даже притащили мешки. Я умолял их заплатить, говорил, что так поступать нельзя, но они просто разбежались. А я, как дурак, побежал за ними, и меня насмерть сбило такси. Тем вечером шёл снег, и водитель не справился с управлением: ударил по тормозам, но машину всё равно протащило ещё на несколько метров вперёд. Моё тело застряло между колёс, а ноги отрезало на месте, где я упал… А в последний момент апельсин ударил меня по лицу. Разве это справедливая смерть? Никто ему не ответил. — Разве я не заслуживаю получить возмездие? Зачем вы меня арестовали? — продолжил Ван Сянъян. — Как короли преисподней будут судить это дело? Неудивительно, что линии кармы у жертв были столь светлыми. В смерти Ван Сянъяна фактически был виновен водитель, но при этом за ним не было никакого умысла. Ван Санъян откинулся в кресле, и в исполнении безногого человека этот жест был особенно зловещим. — Когда я был жив, — хохотнул он, — я понятия не имел, что существуют люди, которые расследуют подобные дела. Если вы за справедливость, то почему арестовали меня, а не их? Этот мир и правда катится к чертям. Го Чанчэн опустил взгляд на свою шпаргалку, где значилось «семья/друзья», и не думая выдохнул: — А что насчёт вашего сына и внуков? И больной жены? Разве вам не следовало совершать добрые дела ради них? — Мой сын так и не женился, — спокойно ответил Ван Сянъян. — И внуков у меня нет. К тому же, моя жена и сын оба мертвы. Нашей семье пришёл конец, ради кого, говоришь, мне было стараться? — Как они?.. — дрожащим голосом уточнил Го Чанчэн. — Я сам их убил, — сказал Ван Сянъян. — Затушил пламя на плите, которым они грелись. Стояла ночь, и они оба крепко спали. И не проснулись. Газ сделал своё дело. Без боли и страха. — Как… Как вы могли? Ван Сянъян слегка улыбнулся. — Я считаю, что жить на этой земле гораздо страшнее, чем умереть. А ты как думаешь?