Хранитель

Бурное празднование в доме номер четыре на Яркой улице затихло только к полудню первого дня нового года: опьяневшие сотрудники расхватали свои куртки и один за одним разъехались по домам. Старик Ли убедился, что все ушли, умылся, разыскал швабру и тряпку и принялся наводить порядок. Да Цин брезгливо обернул лапки хвостом, сидя посреди поставленной с ног на голову комнаты. Старик Ли аккуратно протёр одно из кресел и бережно водрузил туда распушившего шерсть кота. — Здесь чисто, — пообещал он, и Да Цин тяжело вздохнул. — Опять тебя бросили тут одного. Молодёжь нынче совершенно безответственная, — проницательно добавил он, запрыгивая на стол. — Я тут не один, — возразил старик Ли и ткнул пальцем в угол. В углу, сгорбившись, сидел Го Чанчэн. — Замечательно, — мурлыкнул Да Цин. — Эй, парень, ты-то мне и нужен. Он перепрыгнул на стол Чжу Хун и оттолкнул лапкой подставку для кружек, под которой обнаружился красный конверт, набитый подарочными сертификатами. Конверт сразу отправился в руки Го Чанчэну. — Старик Чжао велел, чтобы ты отдал это своему дяде. Видать, шефу не хотелось тревожить директора в праздники, так что придётся тебе нам с этим помочь. Пусть прикупит чего-нибудь новенького жене и детям… Какие же вы, люди, странные. Го Чанчэн ещё на полпути перестал понимать, о чём речь: ему стоило огромного труда осознать, где он вообще находится. Однако он все равно осторожно убрал красный конверт в сумку и смущённо отвёл глаза. Старик Ли смотрел на него с улыбкой, опираясь на швабру, и Го Чанчэн воспользовался предлогом, чтобы сменить тему: — Братец Ли, — он закатал рукава и шагнул вперёд, — давай я тебе помо… И с грохотом свалился на пол, запнувшись о ножку кресла. Да Цин только фыркнул, шлёпнул лапой по клавиатуре, включая компьютер, и осторожно переместил указатель мыши на браузер. — Что нужно сделать? — тут же отозвался старик Ли, подходя ближе. — Я наберу. — Шан… — начал было Да Цин, но тут же оборвал себя и опустил взгляд. — Вейбо. Чжао Юньлань сказал, что у него «важные дела», и обещал забрать его после, так что Да Цину ничего не мешало открыть свой аккаунт в вейбо (под названием «Самый великолепный кот в мире») и начать от скуки постить бесконечные селфи. Старик Ли и малыш Го молча занялись уборкой. Чего Да Цину хотелось на самом деле, так это разузнать о беседке в двадцати милях от перевала Шанхая, но старейшина ворон была права: эта информация была ему ни к чему. Мертвец и есть мертвец: всё, что возникло из пыли, туда и вернётся. Вместо этого Да Цин запостил в сеть очередную фотографию своей пухлой морды с надписью: «Самый красивый кот». Его страницу тут же заполонили любители кошек: кто-то хвалил его шёрстку, кто-то удивлялся чистоте породы, а кто-то чрезвычайно невежливый посмел написать, что этому коту следует последить за своим питанием и не забывать о здоровье. Да Цин гневно снёс этот мерзкий комментарий. Глупые людишки. Колокольчик на его шее двигался вместе с ним, но не звенел: только иногда отблески золота отражались на белоснежных стенах спецотдела. Го Чанчэн прикрыл глаза, защищаясь от этих бликов, и повернулся было к коту, собираясь что-то сказать, но его прервал Чу Шучжи, вылетевший из библиотеки с такой скоростью, словно за ним призраки гнались. Книг при нём не было, как не было и лица: он словно был чем-то изумлён и одновременно раздавлен. Го Чанчэн старательно выпрямился, чтобы его поприветствовать. — Братец Чу! Чу Шучжи как будто его не услышал. Добравшись до своей сумки, он медленно улыбнулся — и улыбка эта полнилась горечью и страданием. — Сколько уже? — загадочно уточнил Да Цин, выглядывая из-за монитора. — Ровно триста лет, — тихо отозвался Чу Шучжи. — Ах, вот как, — кивнул Да Цин. — Ну, тогда… Мои поздравления? Чу Шучжи в ответ вытащил из кармана маленькую чёрную дощечку и, не оборачиваясь, показал её коту. В тот момент Го Чанчэну показалось, что на лице Чу Шучжи вдруг резко вспыхнули какие-то буквы — словно клеймо, которым в древние времена отмечали преступников. Да Цин изумлённо округлил глаза. Чу Шучжи с силой, до побелевших костяшек стиснул дощечку в пальцах. От усилий на его запястье болезненно вздулись вены. Без единого слова он вышел прочь, и Да Цин сразу развернулся к Го Чанчэну: — Малыш Го, живо вызови такси братцу Чу! И поезжай с ним, проследи, чтобы он добрался до дома, слышишь меня? Го Чанчэн поспешно обтёр руки салфеткой и выбежал наружу. Чу Шучжи никак не отреагировал на его появление: послушно отдал ему свою сумку и сгорбился, шагая впереди. От него словно ничего не осталось — одна кожа да кости. *** Не успел Шэнь Вэй затащить пьяного Юньланя домой, как ему совершенно неожиданно позвонил декан и в своей обычной раздражающей манере сообщил, что ему срочно требуются какие-то бумаги. Шэнь Вэй сразу почуял неладное, но прежде, чем он успел ответить, декан промямлил что-то нечленораздельное — словно куда-то отчаянно торопился — и поспешно повесил трубку. Именно поэтому Шэнь Вэю пришлось вести Чжао Юньланя, который наотрез отказывался его отпускать, в свою собственную квартиру, где всё за ненадобностью успело покрыться пылью. Стоило ему переступить порог, и декан позвонил снова: выяснилось, что документы ему нужны у западных ворот университета и как можно скорее. Шэнь Вэй вздохнул и уложил Юньланя на диван. Тот сразу сполз по подушкам поглубже и приоткрыл глаза, приходя в сознание. — Первый день нового года, что они там… Шэнь Вэй убрал документы в сумку, а одновременно придержал Юньланя за плечо, чтобы тот не грохнулся на пол, и подсунул ему под голову подушку. — Мне нужно отойти, — предупредил Шэнь Вэй. — Я скоро вернусь. Ты… — Надо поспать, — кивнул Юньлань, словно уже проваливаясь в сон. — Хочешь попить? — Не-а, — зевнул Юньлань, подпихивая под себя подушку, и не глядя отмахнулся от его руки. — Не хочу. Его глаза слегка блестели от алкоголя, а губы казались сейчас очень мягкими. Брови изогнулись, прячась за упавшими прядями, а голову Юньлань уронил на подушку, открывая шею и чёткую линию челюсти. Рубашка на нём слегка распахнулась, открывая ключицы, и это было одновременно ужасно трогательно и привлекательно. У Шэнь Вэя дрогнуло дыхание, прервавшись от этой картины, и он бережно откинул волосы со лба Юньланя, а затем укрыл его пледом. Его пальцы сами собой задержались на его приоткрытых губах, слегка поглаживая нижнюю. Шэнь Вэй склонился к Юньланю, мягко поцеловал его в лоб, подхватил со стола ключи от машины и вышел из квартиры. Как только за ним захлопнулась дверь, Юньлань резко растерял всю свою сонливость. Он подорвался с дивана, словно и не был пьяным, вытащил телефон и быстро вбил новое сообщение: «Мне нужно время, займите его подольше». И только убедившись, что оно ушло, набрал уже знакомый ему номер грузоперевозок. Молодой человек на другом конце провода ещё никогда не слышал такого возмутительного заказа. — Если, — замялся он, — если владельца квартиры нет на месте, не нужно ли… — Не нужно, — рявкнул Юньлань, — я же сказал, всё должно быть сделано сегодня! Рано или поздно у нас с ним будет один адрес, сколько ещё я должен терпеть? У меня и так пелена перед глазами встаёт, у него же тут всё одноразовое! Чтобы через пять минут были здесь, ты меня понял? На этом Чжао Юньлань бросил трубку, достал из сумки целую пачку стикеров для заметок и принялся поспешно распределять, что подлежит переезду, а от чего просто необходимо избавиться или, может быть, купить заново. И вдруг его рука замерла: в голову Юньланя закралась совершенно чудовищная мысль. Ему вдруг срочно потребовалось узнать, какое у Шэнь Вэя бельё. Последние дни тому приходилось оставаться вместе с Юньланем в его крохотной квартирке, но Шэнь Вэй даже в таких невыносимых условиях умудрился сохранить некое подобие благовоспитанности. К тому же, Юньлань больше двух недель вообще ничего не видел. И пусть это нисколько не мешало его вечным поползновениям, физически отсутствие зрения его здорово притормаживало. Жить с тем, кого любишь, под одной крышей, и не иметь возможности им любоваться… Так и до монастыря недалеко. — Да у меня и выбора никакого нет, — сказал себе Юньлань, потирая руки, и проскользнул в соседнюю комнату. Должно быть, Шэнь Вэй и вправду давно здесь не был: Юньлань обнаружил целую гору вешалок, на которых ничего не висело. Для верности он сунул нос в большой шкаф, но там обнаружились только пара рубашек, штанов и немного верхней одежды. На нижней полке стояла обувь, неотличимая друг от друга, и нигде не нашлось ни одного носка. Зрение у Юньланя восстановилось ещё не до конца, и поэтому он не заметил небольшой коробочки, на которую был небрежно наброшен длинный плащ. Однако Юньлань всё равно добавил одежду в список на переезд и закупку и, не желая так просто сдаваться, подозрительно уставился на вечно запертую дверь в спальню Шэнь Вэя. Что он там прячет, другое измерение?.. На этой двери даже не было ручки — как и замочной скважины. Юньлань вытащил маленький ручной фонарик и аккуратно осветил полотно и край короба, но там не нашлось ни щели, ни потайного замка. Это показалось ему подозрительным, и Юньлань провёл по двери ладонью. Вблизи его третий глаз различил на дереве едва заметные надписи: в глубине полотна словно заперли что-то живое и текучее. Энергия струилась под ладонями Юньланя, мирная и спокойная, и безупречно сливалась тугими нитями в одно целое. И всё это было Юньланю странно знакомо. На ум само по себе пришло понимание: дверь была защищена печатью Куньлуня. Всё благодаря находкам последних дней: втайне от остальных Юньлань вместе с Сан Цзанем всё больше узнавал о Куньлуне. Правда, пока что список ограничивался несколькими странными техниками и какой-то древней классной горой с тем же именем, и больше ничего полезного Юньланю обнаружить не удалось. Печать Куньлуня повстречалась ему в одной из книг, которые Юньлань пролистывал, пользуясь своим третьим глазом. Там было сказано, что печать Куньлуня круглая сверху, изображая небо, и квадратная снизу, изображая землю, а в центре у неё четырнадцать шестерёнок — восемь направлений компаса и шесть мировых направлений [1]. Система шестидесяти четырёх гексаграмм [2] в то время ещё не была изобретена. Печать Куньлуня зависела только от инь и ян и потому по сути своей была значительно проще, чем замки, придуманные позже. Но в то же время эта печать отличалась эксцентричностью и своенравностью, которые не каждый сумеет преодолеть. Что такого ценного прятал Шэнь Вэй в своей спальне? Юньлань задумчиво посмотрел на дверь, не зная, что делать дальше, а потом осторожно собрал духовную энергию в ладони и попытался сдвинуть печать с места. Она сразу отозвалась, и все четырнадцать шестерёнок выстроились в нужном порядке в соответствии с инь и ян. Проследить за ними было сложно: знаний Юньланя хватало, чтобы понять происходящее, но до специалиста по взлому ему было ещё далеко. Юньланю обычно не хватало терпения для такого тонкого дела: его поступки не поспевали за мыслями, и именно поэтому тот же Чу Шучжи обращался с замками гораздо успешнее своего шефа. Однако сейчас, столкнувшись с печатью Куньлуня, Юньлань отчего-то чувствовал странное с ней родство. И ясно видел каждый поворот шестерёнки: будто текучая энергия печати удивительным образом совпадала по ритму с биением его собственного сердца. Пальцы Юньланя живо скользнули по поверхности двери, словно кто-то направлял его руку. Небесная дверь, земная твердь, тридцать шестой квадрат, и… Чёрная дверь медленно приоткрылась. Внутри спальни, кажется, царила кромешная темнота. Чжао Юньлань на мгновение застыл, сомневаясь, но затем снова вытащил свой крохотный фонарик и осторожно перешагнул порог, силком проглотив свои внезапные терзания. Стены в спальне были сплошь завешены какими-то картинами, и в окружающем его сумраке Юньланю пришлось прищуриться — чтобы в следующее мгновение в ужасе отшатнуться. Некоторые картины были меньше, другие — крупнее. Лица на них смеялись, злились и улыбались, и все они… У Юньланя дрогнула рука, и он едва не выронил фонарик. Опьянение окончательно слетело с него, словно Юньланя окунули в ледяную воду. Все эти лица принадлежали ему самому. Он медленно перевёл луч фонарика на восточную стену, которую практически целиком занимала одна картина: древняя и огромная, она, тем не менее, превосходно сохранилась. Мужчина на этой картине обладал яркими, словно живыми глазами; его волосы спадали до земли, и одет он был в изысканный наряд сложного бирюзового цвета. Слегка склонив голову, он едва заметно улыбался. Глядя на него, Чжао Юньлань словно смотрелся в зеркало. По краю картины вился ряд странных символов: это были не иероглифы — и Юньлань понятия не имел, что это вообще за язык. Однако значение этих слов он понял в тот же миг, хотя никогда раньше их не видел. «В тени лесов я впервые увидел Куньлуня, И отблеск его милосердия навсегда растревожил моё сердце. Вэй» *** Десять минут спустя молодой человек из грузоперевозок постучался в дверь, и ему открыл тот самый нетерпеливый заказчик. Однако вместо того, чтобы впустить бригаду внутрь, он вдруг сообщил, что переезд отменяется, и без единого возражения оплатил им несделанную работу, извинившись за поднятый зазря шум.