Хранитель

Встретившись с деканом, Шэнь Вэй немедленно понял, что кто-то нарочно отвлекает его внимание. Его глаза потемнели, и стоило декану отвернуться, как Шэнь Вэй положил ему на плечо тяжёлую руку и холодно спросил: — Кто велел вам мне позвонить? В этом простом вопросе ощущалась такая гнетущая угроза, что декан застыл на месте, не в силах шевельнуться. Расфокусированным взглядом он уставился в стену, словно сосуд, внезапно лишившийся души. Шэнь Вэй сильнее сжал пальцы, развернул декана к себе и прорычал: — Я задал вам вопрос! Никто не в силах солгать прямо в лицо Палачу Душ, тому, кто своими руками судит добро и зло. Однако декан только растерянно моргал, не в силах вымолвить и слова. У Шэнь Вэя дрогнуло сердце: кто-то хорошенько порезвился, подчищая память этого человека. Шэнь Вэй разжал хватку и, не оборачиваясь, вышел из кабинета. А декан, вернувшись в сознание, удивлённо уставился ему вслед. Свой телефон Шэнь Вэй не проверил: сам он пользовался этим устройством, только чтобы отвечать на звонки. И прекрасно знал, что никто из его потенциальных врагов не опустится до использования человеческих электронных приборов. Разумеется, ему даже в голову не могло прийти, что кто-то может устроить подобное, разработать такой хитрый план только ради того, чтобы перевезти его вещи в новый дом и украсть несколько пар трусов. Ворвавшись домой, Шэнь Вэй обнаружил гостиную абсолютно пустой и с тяжёлым сердцем застыл на месте. Жажда убийства поднялась у него внутри разъярённым драконом, что проспал много тысячелетий и проснулся из-за того, что кто-то неосторожно прикоснулся к его чешуе. Внешне Шэнь Вэй казался спокойным, но с тех самых пор, как его небрежность повлекла за собой ранение Чжао Юньланя, он постоянно был напряжён до предела, словно туго натянутая струна. Найденная в гостиной пустота едва не заставила его сорваться, но донёсшийся с балкона голос мгновенно успокоил рвущуюся наружу ярость. Шэнь Вэй поспешно взял себя в руки и вспышкой чёрного дыма переместился на балкон. Чжао Юньлань стоял там, лениво облокотившись на подоконник, курил и орал в телефон: — Нет, не из камня… Какой ещё белый мрамор, вы там совсем охуели? У меня же не дворец, старик У, избавь меня от этих глупостей… Нет, это ты меня послушай: если всё сделаешь, как надо, получишь премию. Ровно как я и обещал, хорошо? Но если что-то пойдёт не так, то смотри у меня, я тебе… Шэнь Вэй выдохнул с облегчением, опираясь на балконную дверь. Только теперь он осознал, что успел покрыться холодным потом. Услышав его вздох, Юньлань обернулся и улыбнулся ему, а затем продолжил свой разговор: — Ладно, не будем спорить о мелочах. Все материалы должны быть экологичными, понял меня? Какой ещё «Копенгаген»*? Я собираюсь там жить и не хочу дышать химикатами, которые и через сто лет не выветрятся… Слушай, моя жена пожаловала, не могу больше говорить. Пока! Повесив трубку, Юньлань затушил сигарету и, развернувшись, небрежно опёрся на подоконник. — Малыш, — протянул он нежно, — иди же сюда и обними своего мужа! Дразнить Шэнь Вэя давно вошло у него в привычку, но в этот раз тот не стал медлить и правда крепко обнял его, а затем с поразительной лёгкостью поднял на руки и закрыл окно за его спиной. — Глупый, — проворчал Шэнь Вэй, чувствуя, какие ледяные у Юньланя руки. — Холодно же. Юньлань, как есть беспечный мальчишка, обнял его за шею, лениво потянулся и уложил подбородок ему на плечо, жмурясь, как пригревшийся на солнышке сытый кот. — Что-то не так? — осторожно спросил Шэнь Вэй. — Ничего такого, — помедлив, отозвался Юньлань и открыл глаза, глядя на Шэнь Вэя вблизи. — Просто удивлён, каким способом ты решил выразить своё влечение ко мне. Приятно удивлён. Хотя я бы предпочёл физическую близость. Воспользовавшись чужим удивлением, Юньлань быстро чмокнул Шэнь Вэя в губы и выскользнул из его объятий. — Пойду умоюсь, заберу Да Цина, и поедем к моим. И больше ни словом не обмолвился о том, что видел. *** И Юньлань, и Да Цин собирались заявиться в гости с пустыми руками, но Шэнь Вэй решительно отмёл эту идею и затащил их обоих в магазин искать подарки. Чем ближе они подъезжали, тем нервознее становился Шэнь Вэй: не будь он человеком, верным своему слову — непременно сбежал бы при первой же возможности. Дверь была не закрыта, и Чжао Юньлань даже не постучался — просто вошёл, словно знал, что его уже ждут. Внутри было просторно и пусто: вдалеке из кухни слышался звон посуды. На полу у двери гостей заблаговременно поджидали две пары новеньких тапочек. Да Цин спрыгнул с плеча Юньланя, прокрался ко входу в кухню и вежливо мяукнул. — Подлиза, — буркнул Юньлань, надевая тапочки, — ты уже слишком стар, чтобы хоть кому-нибудь показаться милым. Да Цин сверкнул на него глазами. — Неужели это Да Цин? — послышался женский голос, и мама Юньланя, стряхнув с ладоней муку, бережно подняла кота на руки, с трудом справляясь с его немаленьким весом. — Посмотрите на эту мордашку, ты словно с каждым разом становишься ещё немного пухлее! Да Цин никак не отреагировал на этот безжалостный выпад, только вяло шевельнул лапкой, чтобы не раскрыть себя, и стал похож на длинную толстую чёрную гусеницу. Чжао Юньлань засмеялся. Шэнь Вэй тоже улыбнулся, сдерживая смех. Матери Юньланя возраст шёл: её длинные волосы были заколоты, открывая изящную шею. Они не были похожи, и сходство можно было заметить, только хорошо приглядевшись: оно пряталось где-то между бровей и глаз. Её лицо было гораздо мягче, и на нём играла улыбка, даже когда её не было у этой женщины на губах. Ещё она носила очки в тонкой оправе и выглядела истинной благовоспитанной леди. Кажется, вкусом в партнёрах Юньлань пошёл в отца. Однако стоило этой «леди» увидеть сына, как выражение её лица мгновенно сменилось на прямо противоположное: — Чего смеёшься? Иди-ка сюда! Юньлань послушался, и Шэнь Вэй первый раз встретился с его матерью взглядом. На мгновение замерев, она ещё раз отряхнула руки, поправила очки и мягко улыбнулась: — Должно быть, это и есть Шэнь Вэй? Приобняв Шэнь Вэя за плечи, Юньлань подло подтолкнул его вперёд. — Твой будущий зять. Миленький, правда? Шэнь Вэй не знал, куда деваться от стыда. Ещё никогда ему не было так стыдно за Юньланя и его пренебрежение любыми манерами. К счастью, его мать не обратила на него никакого внимания, только осадила взглядом, а затем взмахнула руками: — Подарки? Не нужно было! Запомни, к нам на ужин можно и с пустыми руками, зачем эти формальности? — Это я! — вылез Юньлань. — Это я предложил! Его мама легонько огрела его скалкой. — Кого ты пытаешься обмануть? У тебя бы ни за что не хватило ума на такой внимательный жест. Я была бы счастлива, будь оно так, а пока налей нашему гостю воды и помоги мне с готовкой! Юньлань недовольно отряхнул со спины муку и даже не пикнул, поспешив выполнять приказ. Шэнь Вэй осторожно присел на краешек дивана в гостиной, вежливо откусил кусочек яблока и выпил глоток воды из предложенного стакана. Узнав, что он преподаёт в университете, мама Юньланя обрадовалась так, словно повстречала старого друга: — Как здорово! Я была бы счастлива иметь такого сына, как ты. Мужчины в нашей семье… Я лучше промолчу. А ты сиди, отдыхай, пельмешки уже скоро будут, и поговорим по-нормальному. Шэнь Вэй скупо улыбнулся, держа спину болезненно прямой. Пять минут спустя Юньланя с позором изгнали с кухни: его пельмени оказались неровными и бугристыми, и пришлось снова уворачиваться от скалки. — Не при нём же! — прошипел он на ухо матери, ради чего ему пришлось пожертвовать одним ушибленным боком. — Только и можешь, что болтать! — возразила она. — Торчишь на своей работе и вообще не появляешься дома! Чего тебе терять? Улыбнувшись, Юньлань отступил от неё подальше и принялся наблюдать за кухонной суетой, опершись плечом на стену. — А тётушка где? — спросил он, оглянувшись. — И отец? Почему моя прекрасная матушка дома одна? — Твоя тётя поехала на новый год домой, а у отца вечеринка на работе. Сказал, что сегодня его уже можно не ждать. — Отлично, — усмехнулся Юньлань и понизил голос: — Если отец узнает… Он точно меня убьёт. Его мама медленно обернулась. — Что ты на этот раз натворил? — Ничего такого, — пробормотал Юньлань, зацепился взглядом за стойку с палочками и невольно сощурился: зрение к нему ещё до конца не вернулось. — Мам… Что ты думаешь о гомосексуализме? — Я о нём не думаю, — пожала плечами она. — Обычное социальное явление, даже у животных оно встречается. Когда-нибудь его обязательно признают на уровне законодательства. Почему ты спрашиваешь? — Потому что это важно. — Юньлань потёр нос. — Не надо ударяться в терминологию. Просто скажи, если твой сын однажды признается тебе в этом, как ты поступишь? — Не меняй тему, я… — Мам. — Юньлань поднял на неё глаза, и в его взгляде плескалась вина и надежда. — Я серьёзно. Скалка выскользнула из её пальцев и со стуком упала на пол. Юньлань нагнулся, чтобы её поднять, и натянувшаяся одежда очертила его крепкую фигуру. — Я боюсь, что отец откажется меня принять. Решил сказать тебе первой, просто не мог больше скрывать. Я много думал об этом, ты ведь моя единственная мама… Всё ещё не оправившись от удивления, она забрала у него скалку. — Так значит… Ты привёл его, потому что… Юньлань кивнул и опёрся обеими руками на дверь, словно закрывая её своим телом. — За последние полгода мне крепко досталось. Я всё перепробовал, все до единого трюки: умасливал его, осаждал, подкарауливал, чего только я не делал; чтобы заполучить его, мне потребовались все мои силы до последней капли. Так что если злишься — можешь прибить меня, но пощади мою любовь, иначе я умру прямо здесь от разбитого сердца. Мама долго смотрела на него, не шевелясь, а потом вдруг торопливо принялась за очередную порцию пельменей. Чжао Юньлань забеспокоился, что со своей прямотой перегнул палкой и перепугал её насмерть. — Мам? Она отозвалась не сразу; на несколько долгих минут у неё в голове всё смешалось, и только руки продолжали на автопилоте лепить пельмени. Юньланю пришлось несколько раз позвать её, прежде чем она очнулась от своих мыслей и выпалила: — А что насчёт твоей работы? Что скажут люди? Это не помешает твоему продвижению по службе? И ещё, я… Отец сказал, ты недавно купил дом. Как у тебя с финансами? Юньлань удивлённо моргнул: он вовсе не ожидал, что его каминг-аут мама каким-то образом свяжет с деньгами. Кажется, с логикой у неё сейчас были проблемы: мысли путались, и слова не вязались друг с другом. Его матери никогда не приходилось ни о чём беспокоиться: отец зарабатывал достаточно, чтобы на жизнь и удовольствия хватало с лихвой, и мама была достаточно образованна, чтобы не захлопнуться в своей скорлупе. План Юньланя был, в сущности, очень прост: рассказать маме, а она позаботится об отце. К счастью, с ней всегда было просто: понимающая и терпеливая, она легко принимала любые новости и обычно сразу знала, как следует поступить. Что касается этого признания… Юньлань ожидал, что мама может его не принять. Что она может разозлиться или захочет поговорить по душам, или начнёт допрашивать его о прошлом Шэнь Вэя… Но такое волнение и удивление стали для него сюрпризом. Вероятно, потому, что сам он никогда не был кому-то родителем. Поэтому и сейчас ему было сложно подобрать верные слова. Правда, мама уже немного успокоилась, отложила тесто и аккуратно уточнила: — Ты серьёзно или подшучиваешь надо мной? — Разве можно о таком шутить? Отец бы мне голову открутил, вздумай я впустую доставить тебе такие волнения. — Отцу пока не говори, — велела ему мать, глубоко вздохнув. — Дай мне время всё обдумать. Лучше скажи, что он за человек? Чем занимается? — Прежде, чем Юньлань успел ответить, она вспомнила сама и досадливо потёрла нос. — Точно, ты же говорил. Профессор в университете Дракона. — Собравшись с мыслями, она набросилась на него с новым вопросами. — Где он живёт? Его семья не против? Какой он человек? Хороший? Хорошо с тобой обращается? Я… Я помню, у тебя же были девушки, так почему теперь?.. — Главное, чтобы ты была не против, — увернулся от вопроса Юньлань. — И папа. А что касается того, какой он человек… — Юньлань улыбнулся. — Для меня он словно драгоценный нефрит, сокровище, единственное на этом свете. И да, у меня были подружки, и несколько парней тоже, но ради него я готов больше никогда не смотреть ни на одну женщину. Сердце его матери заныло в ответ на это признание: каждый родитель счастлив видеть, что его ребёнка кто-то любит, но в обратную сторону… Это чувство отдавало горечью. — Я тебе не верю, — резко выдохнула она. Юньлань застыл, чувствуя, как колотится сердце. А она продолжила: — Если он и впрямь так хорош, то зачем ему сдался ты? У него что, очки не по рецепту? У Юньланя от облегчения едва не подогнулись колени.