Хранитель

Разумеется, никто не ходит в душ в одежде. Дезориентированный после падения, Чжао Юньлань вслепую нащупал край ванной и с трудом сел, тяжело дыша. Горячая вода хлестала сверху, заливала глаза; на согнутой спине отчётливо выделялись острые лопатки, и тёплые струи соблазнительно стекали с его плеч к узкой талии, а ещё ниже… Шэнь Вэй не решился смотреть ниже. Ему хватило запятнанных синяками запястий, где тонкая кожа успела покраснеть от жары. Здесь было слишком жарко даже для Шэнь Вэя. На мгновение ему показалось, что он зашёл прямиком в разогретую духовку. Схватив самое большое полотенце, он торопливо накинул его на плечи Чжао Юньланя и только потом осознал, что нужно выключить воду. Шэнь Вэй закрутил оба крана и, стараясь сохранить приличия, помог Юньланю подняться и завернул его в полотенце, а затем аккуратно вывел его из ванной. Уши у него пекло от смущения. К счастью, сам Юньлань не пытался воспользоваться положением: его привычное бесстыдство отключилось вместе с мозгом, до сих пор плавающем в алкогольных парах и обжигающе горячей воде. Полотенце быстро промокло, пропитавшись влагой, и сквозь его толстую ткань Шэнь Вэй всё равно отчётливо видел контуры длинных, красивых ног. Сердце колоколом звенело у него в висках, пока Шэнь Вэй бережно укладывал Юньланя на кровать. Тот сразу сжался в тревожный комок и закрыл ладонями голову. Шэнь Вэй отдёрнул руки, словно прикоснулся к раскалённой сковороде, и беспомощно застыл рядом, не зная, что делать дальше. Однако он быстро заметил, как расползается влажное пятно по подушке под головой Юньланя, и поспешно накрыл его одеялом, а затем, придержав за край, попытался осторожно вытащить из-под него мокрое полотенце. И Чжао Юньлань воспользовался этим, чтобы крепко сжать его руку. Для пьяного человека у него была хорошая хватка, пусть пальцы и были ещё влажными и очень горячими. Приоткрыв глаза, он явно пытался сосредоточиться, но взгляд у него был ещё более растерянный, чем когда он был полностью слеп. Щёки Юньланя горели румянцем. Шэнь Вэя ошпарило жаром, и он сухо сглотнул. Чжао Юньлань неразборчиво что-то пробормотал, и Шэнь Вэю пришлось склониться к нему поближе, чтобы расслышать, что это было. — Что ты хочешь сказать? Юньлань стиснул его крепче, и в этот раз Шэнь Вэй услышал всё до последнего слова. — Прости, — шептал Юньлань, тяжело дыша, — прости меня… Сердце Шэнь Вэя дрогнуло от жалости. Пальцы Юньланя сжались почти до боли. Шэнь Вэй присел на край кровати и осторожно приобнял его поверх одеяла, погладил по дрожащей спине. — За что ты извиняешься? Юньлань порывисто сел, прижавшись к нему, и одеяло сползло с его плеч и осталось где-то у пояса. Шэнь Вэй замер на месте, неловко задержав в воздухе обнимающую руку, и отчаянное сердцебиение гулко отдавалось у него где-то в висках. То, что Юньланя колотит дрожь, он заметил далеко не сразу. Шэнь Вэй попытался было отстраниться, но Юньлань только крепче стиснул пальцы, прижимая его к себе так сильно, что рубашка Шэнь Вэя тоже очень быстро пропиталась водой. Потянувшись ближе, Шэнь Вэй бережно приподнял лицо Юньланя за подбородок и посмотрел в сухие покрасневшие глаза. Слёз на его щеках не было. — Ты… Не будь Юньлань пьян, он сумел бы выкрутиться, но сейчас он едва только пришёл в себя после падения и не до конца ещё протрезвел, а потому не слишком хорошо контролировал свою речь. Всё, что срывалось с его губ, было нервными дрожащими извинениями. — Прости, прости… Пламя в сердце Шэнь Вэя разгоралось всё ярче. Вода из всех рек и озёр на земле не смогла бы затушить этот пыл. Его рука медленно, но верно опустилась на голую спину Юньланя. От его кожи веяло соблазнительным жаром, и глаза Шэнь Вэя стремительно потемнели. — Ты единственный человек в этом мире, — хрипло прошептал он, склонившись к шее Юньланя, — которому не нужно передо мной извиняться. Юньлань покачал головой и зажмурился. Он чувствовал, как намокают от подступающих слёз ресницы, и ему хотелось разрыдаться, хотелось хотя бы так выпустить, позволить пролиться своей печали, но у него попросту не было на это сил. Даже на разговоры сил не осталось. Никогда ещё за свои тридцать лет жизни он не испытывал подобных страданий, и Шэнь Вэй… Он ведь никогда не видел его плачущим. Никогда, хотя втайне следил за ним все эти долгие годы — и даже сейчас Юньлань сумел удержать свои чувства внутри, не позволив им вырваться наружу. Шэнь Вэй бережно поцеловал его зажмуренные веки. — Ты даровал мне жизнь, мои глаза, всё, чем я обладаю… За что ты извиняешься? — тихо спросил он, чувствуя привкус соли на своих губах. — Если бы я знал, — едва слышно прошептал Юньлань, — если бы я только знал, чем всё обернётся, лучше бы я убил тебя сам, чем… Продолжить он не сумел. Позволив одеялу раскрыться окончательно, Шэнь Вэй обнял Чжао Юньланя и толкнул его на постель, прижал к ней, склонившись сверху. Ему, кажется, удалось перевести дух, но грудь его всё ещё тяжело вздымалась. Помедлив, он тихо спросил: — Куньлунь, ты ли это? Чжао Юньлань посмотрел на него снизу вверх, и слезинка прочертила тонкую дорожку по его щеке, затерялась в волосах. Он снова зажмурился, и кожа вокруг глаз у него покраснела, добавляя облику какой-то новой, невыносимой печали. Губы у него дрожали, и всё, что он мог сказать, было всё то же тихое и беспомощное: — Прости… — Прошло десять тысяч лет, на земле и под ней. Это всё, что ты можешь мне сказать? — мягко произнёс Шэнь Вэй и вздохнул. — Помнишь, что я сказал Ли Цянь во время дела Солнечных Часов? Лишь две вещи в этом мире стоят гибели: твоя страна, что означает смерть ради других, и твой любимый человек — что означает смерть ради себя самого. С начала времён люди находили любовь, за которую не страшно и умереть. А если я готов умереть за тебя, то готов и жить — ради тебя. И мне не о чем сожалеть. Я никогда не видел тебя плачущим, ну, что же ты? Не проливай слёз ради меня. Шэнь Вэй мягко погладил Юньланя по лицу тыльной стороной ладони. — Некоторым секретам лучше оставаться секретами. Но со временем они начинают душить тебя изнутри. Обоим мирам сейчас выгодно, чтобы владыка Куньлунь к нам вернулся. И моё эгоистичное сердце тоже этого желает. Ты достаточно умён, чтобы я не пытался обвести тебя вокруг пальца, так что скажу тебе прямо: те, кто жертвует собой ради других — даже по собственной воле и без их ведома, — никогда не перестают мечтать о том, что однажды всё это раскроется. И я не исключение. Они неотрывно смотрели друг другу в глаза. — Иногда я позволяю себе задуматься о том дне, когда ты всё вспомнишь. И тогда я смогу сказать тебе: посмотри, я выполнил своё обещание. Я не упустил ни одной детали, не отказался ни от одной клятвы. Каким бы было тогда твоё лицо? Никто не может быть абсолютно самоотверженным, а-Лань, и меня это тоже касается… Но оставаться в стороне тогда было попросту невыносимо. Жизнь определяется судьбой, и даже три великих правителя и пять императоров следовали проложенному ею пути. Паньгу исчез, и душа Нюйвы развеялась на ветру. Ты был всемогущим богом гор, но тебя ждала та же незавидная участь… Выбора не было. На плечах владыки Куньлуня лежала тяжесть всех гор этого мира, и я не мог с этим смириться. Не мог просто смотреть, когда тебе было больно. Быть простым человеком, счастливым и беззаботным… Гораздо лучше. Знаешь, когда все они обернулись против тебя на вершине горы Куньлунь, мне так хотелось… Хотелось уничтожить их, всех до единого. Чжао Юньлань сглотнул и тихо спросил: — Так значит, это ты лишил Да Цина его воспоминаний? И разорвал мою связь со священным древом? Быть простым человеком… И оставить всю тяжесть моих забот на твоих плечах? Кто дал тебе право?.. Его голос угасал с каждым мгновением и вскоре стал практически неразличимым, но Юньлань продолжал говорить, выталкивая из себя ободранный, хриплый шёпот: — Давая это обещание, ты рассчитывал, что жизнь обычного человека не продлится дольше семидесяти-восьмидесяти лет? Промчится, не успеешь и глазом моргнуть? Ты хотел, чтобы я забыл тебя, хотел быть рядом со мной до конца, а затем последовать по стопам Нюйвы? Шэнь Вэй промолчал. Чжао Юньлань намертво вцепился побелевшими пальцами ему в воротник и яростно выдохнул, стуча зубами: — Я никогда на это не соглашусь! Только через мой труп! Подчиняясь бешеной хватке, Шэнь Вэй навалился на него сверху, и Юньлань судорожно огладил его плечи и осыпал горячечными поцелуями лицо. Его дрожащие пальцы дёрнули Шэнь Вэя за ворот, оторвав пару пуговиц, обнажили бледную кожу. — Никогда… Я никогда на такое не соглашусь! Эта всепоглощающая, обжигающая страсть отозвалась в теле Шэнь Вэя ярким пожаром, словно в тех бесчисленных сладких снах, что много раз будили его по ночам. Весь его мир перевернулся с ног на голову. Никто не знает, где заканчивается сон и начинается реальность. Небо может обрушиться на землю, и новый день никогда не наступит… Подобные чувства никогда не всплывают под ярким дневным светом, и никогда не произносятся вслух: ни в жизни, ни в смерти. Но их невозможно забыть. Это пламя невозможно забыть. Шэнь Вэй окончательно лишился контроля и порывисто развернул Юньланя лицом в подушку. Любовь к этому человеку вырвалась наружу, захлестнула его с головой и проломила плотину. *** На следующее утро Юньланя разбудило пробивающееся сквозь занавески солнце. В голове было пусто и глухо, и большая часть прошлой ночи была окутана размытой туманной дымкой. Сложно было понять, что среди этого было нелепым сном, а что — суровой реальностью. Юньлань попытался разлепить глаза, но не смог поднять отяжелевшие веки. Ему кое-как удалось сесть, но у него тут же закружилась голова, и Юньлань тяжело осел обратно в постель. Посмотри он сейчас в зеркало, Юньлань бы понял, что не просто вымотался: его лицо было серым от усталости, и от него веяло невероятным истощением. Однако пара тёплых рук вдруг бережно помогла ему сесть и поднесла к губам тёплый край какой-то посуды. Сложно было сказать, что там было налито, но пахло оно странно, и Юньлань невольно отвернулся от этой вони. — Что это за… — Травяной отвар. Я был неосторожен прошлой ночью, — мягко произнёс Шэнь Вэй, но его ладонь твёрдо развернула Юньланя обратно к чашке и практически влила лекарство ему в глотку. Однако вместе с ним Юньлань ощутил прилив сил и оттолкнул его руку, закашлялся, чувствуя на языке мерзкий привкус, и едва справился с тошнотой. Шэнь Вэй поднёс ему стакан воды, и этого хватило, чтобы Юньлань окончательно проснулся: открыв глаза, он взглянул на Шэнь Вэя и послушно сомкнул пальцы на прохладном стекле. Опустошив стакан, Юньлань сел прямо и осторожно опёрся спиной на изголовье кровати. Устроив локти на коленях, он зыркнул на Шэнь Вэя из-под ресниц и, помедлив, проворчал: — Я, чёрт возьми, всегда и со всеми был сверху! Даже когда снизу! Ты… Ты не мог быть со мной понежнее? Лицо Шэнь Вэя залила краска. Отвернувшись, он неловко кашлянул: — Прости меня. — Я… — Пронзившая тело вспышка боли заставила Юньланя поморщиться. Он глубоко вдохнул, пережидая её, но у Шэнь Вэя было такое лицо, словно это он сам воспользовался своим положением. Юньлань много раз представлял себе, каково будет умереть от любви, но такого он и вообразить не мог. Чушь какая. Кого он пытается убедить? Какое-то время на лице Юньланя боролись противоречивые эмоции, а затем он взглянул на чашку, в которой ещё осталось немного отвара, и чересчур ярко вспомнил его вкус. — Принеси мне ещё воды? И обезбол, он в таких случаях отлично помогает. Шэнь Вэй послушно убрал своё непонятное лекарство. — Отвар должен подействовать. Поверь, я не стану тебя травить. — Травить не станешь, просто заездишь до смерти, — усмехнулся Юньлань. Шэнь Вэй не сумел подобрать ответа. Идеально воспитанный, профессор Шэнь стоял рядом с лицом, полным искреннего стыда. Он выглядел так, словно подвёл своего учителя — или как юная жена, разбившая дорогую посуду. Чжао Юньлань не мог отвести от него взгляда. Шэнь Вэй осторожно помог ему улечься обратно в постель. — Тебе… Нужно ещё поспать. Хочешь есть? — Хочу тебя, — упрямо заявил Юньлань. — Ложись рядом и позволь мне вернуть тебе должок. Шэнь Вэй смущённо опустил взгляд, и у него покраснели кончики ушей. — При свете дня? Глупости. «Вот чёрт», — вздохнул про себя Юньлань. Мерзкое лекарство Шэнь Вэя, кажется, начинало действовать. Стоило ему опустить голову на подушку, и Юньлань ощутил, как тяжёлым одеялом на него наваливается сон, но всё равно упорно вцепился Шэнь Вэю в руку. — Я, можно сказать, вчера заново лишился девственности, так что не нужно мне тут!.. Слышишь меня? Я что-нибудь придумаю… Я обязательно что-нибудь придумаю… Шэнь Вэй улыбнулся и осторожно опустил ладонь Юньланю на лоб. Его дыхание медленно успокоилось, а к лицу под влиянием «травяного отвара» постепенно возвращались краски, заставляя болезненную серость отступить. Это не могло не радовать. Шэнь Вэй тихо поднялся на ноги и отнёс чашку на кухню, чтобы её помыть. Чжао Юньлань проспал до самого вечера, и всю дорогу его сопровождали размытые, разрозненные осколки снов и воспоминаний.