Хранитель

Раны Чи Ю оказались смертельными, и умерев, он обратился кроваво-красным кленовым лесом. Впечатлённый его храбростью, Жёлтый Император посмертно провозгласил его богом войны. Гоблины же вместе с волшебным народцем с той поры прославляли лорда Куньлуня, как своего предводителя, и по праву находились под защитой его гор. К сожалению, даже великая битва не заставила людей одуматься и прийти к гармонии. Войны вспыхивали тут и там, племена шли на племена, а расы — на расы, и человечество разделялось всё больше и больше. Владыка Куньлунь не вмешивался. Он ждал. На его глазах пал Фу Си, Нюйва пропала в уединении, а Шэнь-нун лишился сил и больше не появлялся. Поэтому Куньлунь терпеливо ждал. Он молча смотрел, как Жёлтый Император поднимает отрубленную голову Чи Ю: ему было безразлично, кто он такой, если этот человек собирался принести его землям долгожданный мир. На его глазах Жёлтый Император покорил земли богов, но конца бесконечным конфликтам всё не было и не было. Жёлтый Император дрался до самой смерти, но практически не продвинулся к своей невозможной цели. Его потомки передрались за власть на берегах Жёлтой реки. На востоке тоже было неспокойно: наследник Чи Ю, Хоу И [1], раздобыл где-то потерянный лук Фу Си, а после объявил себя императором, сразился с варварами и выиграл, и объединил восточные племена и гоблинов древних земель под своей рукой. В тот год все до единого вороны упали с небес и больше не издали ни звука. А потомок Шэнь-нуна, Гун-гун, бог воды, и потомок Жёлтого Императора, Чжуань-сюй, схлестнулись в новой жуткой войне. Гун-гун умел повелевать водой и приходился прямым потомком императору Шэнь-нуну. На помощь он призвал армию водяных драконов со дна океана, и с того дня бесчисленное число волшебных племён оказались втянуты в кровопролитную войну. Прежде, чем Хоу И с востока присоединился к битве у Жёлтой реки, гоблины и другие волшебные народы, охраняемые Куньлунем, оказались по разные стороны баррикад. Многие из них не пережили эту войну. Мир погрузился в хаос: души блуждали среди живых, день и ночь отчаянно взывая к справедливости посреди выжженных полей великих сражений. Мольба Чи Ю и его гибель у подножия горы Куньлунь заслужила ему искреннее уважение её хозяина. Его потомки, однако, лишь возрадовались его смерти и выжгли храмы бога войны до основания. В конце концов все они, люди и волшебные народы, позабыли своего предка. Забыли, что его дикая смелость, его наследие всё ещё течёт у них в крови. В устах людей Чи Ю превратился в чудовищное, злобное божество. Владыка Куньлунь страшно в них разочаровался. И понял, наконец, почему Нюйва тогда была столь напугана. Уже тогда она видела собирающиеся на горизонте тёмные облака. Но обернуть время вспять ей было не под силу: оставалось только тысячи лет оставаться в стороне, закрыв глаза и уши, чтобы не слышать, как её дети умоляют о пощаде. Будучи богом всех гор на земле, Куньлунь всегда благоволил горным и лесным духам. А раз Чи Ю удалось ценой своей жизни заставить его чёрного кота слизнуть и проглотить его кровь, Куньлуню пришлось смириться с последствиями этого дурного поступка: он обещал Чи Ю заботиться о волшебных народах, что жили в горах, реках и их окрестностях — до конца времён. Под его защитой они выросли, овладели заклинательством и растеклись по миру. А теперь их топтали, словно траву, сжигали живьём и сгоняли в ямы умирать, пока вокруг вовсю разворачивалась война. Если это была судьба… Если судьба означала лишь вечную войну и кровопролитие… И всё, что ожидало их впереди, это хаос, горе и отчаяние… Водяной бог Гун-гун проиграл войну и умчался на своём драконе в укрытие, чтобы зализать раны. Куньлунь всегда любил племя драконов, но стоило Гун-гуну достичь края северо-восточной стороны, и он безжалостно выколол водяному дракону глаза, заставив Гун-гуна врезаться в гору Бучжоу. [2] Это падение также пробило дыру в Великой Печати Фу Си, что располагалась прямо под горой. Бесчисленные духи, населяющие нечистые земли, разом взвыли от восторга, и их злая воля наводнила землю. Кружась вокруг горы Бучжоу, они ничего не боялись, словно свобода наделила их божественной силой. И тогда владыка Куньлунь вырвал пламя души из своего левого плеча и с его помощью пробудил преисподнюю ото сна, а затем переломил гору Бучжоу пополам, и небо устремилось навстречу земле. Где сходятся земля и небо? Как далеко простирается небо? Что несут восемь столпов? Почему накренился юго-восток? [3] Могущественный бог гор, стоящий на вершине горы Куньлунь, наконец, возмужал окончательно и ступил на путь, что значительно отличался от его предшественников. После многолетнего отсутствия ему явилась Нюйва и с трудом узнала юношу, которого так легко можно было отвлечь, подарив ему котёнка, в этом прекрасном мужчине. Его зелёный плащ трепал яростный горный ветер, а взгляд не уступал остротой знаменитому топору Паньгу. Лорд Куньлунь уже успел послать своего кота к подножию горы. Его совершенно не заботил творящийся вокруг хаос, вызванный падением небесного столпа; обернувшись со сложенными за спиной руками, он увидел Нюйву, и её присутствие его тоже не удивило. — То, на что ты не смогла решиться, — произнёс он, — я сделал за тебя. Паньгу отделил небо от земли, расколов бескрайнюю темноту, и, исчерпав все силы, встретил свою судьбу. Выросшие в пустынных землях божества нашли здесь своё могущество: с чего бы им преклоняться перед чем-то неосязаемым? Почему они все обязаны были беспомощно идти навстречу своему трагическому концу? — Я желаю, чтобы жертва сыновей Чжуань-сюя принесла мир этим землям. Я желаю, чтобы небо и земля перестали соприкасаться, чтобы небеса перестали вмешиваться в наши дела. Я обрежу путь к небесам, чтобы жизнь на земле впредь управлялась инь и ян, как это сделано в восьми триграммах Фу Си — самодостаточных и цельных. Я не желаю, чтобы кто-то вмешивался в мою судьбу, и чтобы кто-то судил меня. Из умирающей ветви моего дерева у входа в нечистые земли я вырежу кисть, что поможет каждой живой душе сотворить собственную судьбу. И я очищу этот мир от страданий. Нюйва смотрела на него, не находя слов. — Что бы не ждало впереди, я буду готов… Паньгу и Фу Си больше нет, и остались только мы с тобой. Можешь возвращаться в уединение, а мне ещё есть, к чему стремиться. — Его раскатистый смех живо поглотил безумный вой ветра. — А если хватит сил, то срази гору Куньлунь ударом молнии. Пусть поразит меня в самое сердце, и только тогда я откажусь от своего плана. В тот же миг молния и вправду ударила в гору Куньлунь, взрезав снег и лёд, и глаза Нюйвы заслезились от вспышки: она больше ничего не видела. Только в ушах её отражался рокот дикого смеха лорда Куньлуня. Гром грохотал всю ночь, и ливень безжалостно хлестал землю, где резвились орды призраков. Наутро от одежды Куньлуня ничего не осталось: всё его тело почернело от гари, но сам он остался сидеть на том же месте — совершенно обнажённый. В конце концов, он поднялся на ноги, и его кости обросли свежим мясом и кожей: словно цикада оставила позади свой старый ненужный панцирь. Он вытянул руку, и со священного древа сорвался лист, что тут же обернулся вокруг его тела новым зелёным плащом. Откинув за спину волосы, лорд Куньлунь выпрямился и закашлялся кровью, а затем обернулся к Нюйве и улыбнулся ей окровавленным ртом: — Видишь? Небеса не способны мне навредить. Его улыбка осталась той же, что в юности: наивной и свободной. — Куньлунь, — попросила Нюйва, — не упрямься, помоги мне собрать камни, чтобы залатать небо [4]. — Но я должен попробовать, — возразил Куньлунь. — Несмотря ни на что, я должен попробовать… Даже если из-за этого я умру, то умру как гора Куньлунь, а не какой-то безымянный холмик посреди степи. С этими словами он спустился с горы и ни разу не обернулся. Паньгу погиб от истощения. Неведомая сила побудила Нюйву создать людей, одновременно определив их будущее. Фу Си создал восемь триграмм, но тоже не избежал гибели. Шэнь-нун видел собственное падение и постепенно превратился в обычного человека. Только Нюйва ещё оставалась в живых. Великие боги пали, один за другим, и пришла очередь Куньлуня. Неужели в этом мире только слабым и глупым позволено жить своей безмозглой и краткой жизнью? Майские мушки не знают месяцев, а зимним цикадам неведомы времена года. [5] В мифах и легендах, последовавших за этими событиями, гора Куньлунь превратилась в обитель богов. И все позабыли о том, что древнее божество гор, владыка Куньлунь, был первым восставшим против веления судьбы. Спустившись с горы, он узрел множество населяющих преисподнюю существ, перебравшихся на поверхность. Они были племенем призраков, рождённых не от живых душ, а от энергии зла, тысячелетиями заключённого в нечистых землях. Все они давным-давно уже сошли с ума и беспорядочно преследовали людей, питаясь их плотью и кровью. Удивительно, но даже у них имелась какая-то иерархия. У самых низов даже не было различимой формы, и они копошились в земле, как грязь, питаясь разлагающимися трупами. Выше них располагались призрачные звери: эти уже обладали телами, подобными человеческим, и ходили на двух ногах. Но их искажённые лица, испещрённые гнойниками, отражали их воистину зверский нрав. Чем выше, тем больше призраки напоминали людей, а Король Призраков и вовсе выглядел настоящим ангелом. Ведь чем грязнее создание, тем милее его истинный облик. Легенды утверждали, что в глубинах преисподней было всего двое выдающихся Королей Призраков, и были они ещё примечательнее трёх земных императоров. По счастливой случайности, спустившись с горы, Куньлунь вошёл в знаменитый персиковый лес, принадлежащий Куа-фу[6], и встретился лицом к лицу с одним из Королей. Им оказался юноша с тёмными глазами. Король Призраков сидел босиком на камне, одетый в грубую ткань, и длинные волосы струились у него по плечам. Увидев Куньлуня, он испугался и потерял равновесие: свалился в ручей и вымок с головы до ног. В этот миг из-под земли выскочил призрачный зверь и нацелился впиться юноше в горло, столь нежное и хрупкое, словно его можно было переломить одним пальцем. Однако юноша резво вскинул руку, разорвав пасть зверя пополам, и толкнул его в воду, где одним движением раздавил ему череп. Кровь окропила ему лицо и руки, словно алые цветы распустились на белом снежном полотнище. Оглядев пятна крови, юноша осторожно опустился на колени и омыл руки и лицо в ручье. А затем он с лёгкостью вздёрнул тело призрачного зверя в воздух, приоткрыл рот, обнажив заострённые клыки, и жадно впился в его шею. Только тогда владыка Куньлунь понял, что повстречался с Королём Призраков. Ещё никогда он не видел существ, подобных этому юноше, а тот беззаботно сидел в ручье, вода в котором быстро стала красной от призрачной крови, и неторопливо утолял голод. Страшнее этой сцены за пределами преисподней ещё не видели. Когда юноша осознал, что Куньлунь за ним наблюдает, он медленно оторвался от своей трапезы. Подняв голову, он смерил Куньлуня, стоящего неподалёку, острым взглядом, и снова сомкнул клыки на шее своей жертвы, стараясь не запачкаться свежей кровью. Сглотнув, он лениво облизал губы, словно это могло помочь ему снова выглядеть чистым и аккуратным. Хотя Куньлунь и пожертвовал один из огней своей души, чтобы открыть проход в преисподнюю, изначальной его целью был крах горы Бучжоу, соединяющей небо и землю. Он давно позабыл, зачем Нюйва запечатала нечистые земли, и населяющие их жадные до крови существа мало его интересовали. Но в тот момент его неудержимо потянуло вперёд. — Эй, парень, — позвал он, — ты ведь Король Призраков? Разве призрачное племя тебе не подчиняется? Почему эта тварь на тебя напала? У юноши дрогнули руки, и труп призрачного зверя со всплеском упал в воду, омыв брызгами его лицо. На подступающего Куньлуня он смотрел большими блестящими чёрными глазами, словно боялся двинуться с места. — Ты не умеешь говорить? Быть такого не может, — спокойно продолжил Куньлунь, опираясь на камень, и вскинул брови. — Имя у тебя есть? Как тебя называть? — …Вэй. — В каком значении? — Горный призрак. — Вот как? — Куньлунь улыбнулся ему. — Пусть тебе и подходит быть горным духом, но этому имени не хватает размаха. В этом мире так много величественных и прекрасных гор и морей: восхитительной красоты холмы простираются до самого горизонта и за его пределы. Может быть, нам следует добавить твоему имени несколько росчерков кисти?.. [7] __________________ [1] Стрелок И (кит. 后羿) (Хоу И; Охотник) — один из знаменитейших героев китайских мифов, борец с чудовищами, сбивший из лука девять солнц, угрожавших погубить всё живое на Земле, и неудачно стремившийся стать бессмертным. Часто его называют «китайским Гераклом». [2] В китайской мифологии, при создании мира земля раздалась в восьми направлениях, и на крайней точке каждого из них небо подпирала гора. Бучжоу стояла на северо-западе: когда Гун-гун врезался в неё, гора Бучжоу треснула, сломавшись пополам, и весь мир наклонился на юго-восток. [3] Цитата из классической поэмы «Вопросы к небесам» (天问 (Tiān Wèn) «Questions to Heaven» by 屈原 (Qū Yuán), иллюстрирующая момент, когда мир наклонился на юго-восток. [4] Падение удерживающего неба столба прорвало в небесах дыру, откуда непрерывно лился дождь. Чтобы спасти человечество, Нюйва залатала эту дыру, переплавив вместе пять найденных ею камней. [5] Цитата из классической книги《庄子·逍遥游》(Zhuangzi — «Getaway») — метафора, утверждающая, что жизнь коротка. [6] Куа-фу (кит. 夸父 — «отец цветущего») — великан в древнекитайской мифологии, который хотел догнать и захватить солнце. На месте, где он умер, вырос персиковый лес. [7] Куньлунь предлагает изменить иероглиф имени Шэнь Вэя, превратив его из «горного призрака» (嵬) в «горного призрака, возвышающегося над землёй» (巍).