Хранитель

Чу Шучжи совершенно не ожидал, что вернувшись в город Дракона, первым делом встретится с Го Чанчэном. Он окончательно освободился от оков и забрал свою конфискованную преисподней собственность, а потому пребывал в хорошем настроении. Воспользовавшись новогодними праздниками, он подыскал себе подходящее кладбище и несколько дней провёл там в уединении. Но получив от Ван Чжэн письмо о том, что Чжу Хун собирается увольняться, Чу Шучжи вернулся в город Дракона на первом же поезде. Железнодорожная станция полнилась людьми и бурлила жизнью. Чу Шучжи как раз разыскивал свободное такси, когда на глаза ему попалась знакомая фигура Го Чанчэна. Парень тащил за собой огромный плетёный нейлоновый мешок, сгибаясь под его немаленьким весом, и с трудом вышагивал впёред. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что Го Чанчэн ни разу в жизни не был в качалке. Его успехи даже в школьном спортзале были посредственными. Мешок он тащил на себе, как улитка — раковину, и случайные прохожие с удивлением на него таращились. Чу Шучжи, притормозив, присмотрелся повнимательнее и понял, что на нейлоновом боку мешка медленно расползается прореха. — Парень, у тебя мешок вот-вот лопнет! — предупредила Го Чанчэна девчонка, продающая на тротуаре варёную кукурузу. Го Чанчэн обернулся на её голос, но тут его ноша оказалась слишком тяжёлой и заслонила ему обзор: ногой Чанчэн запнулся за колесо тележки с кукурузой и едва не завалил её на бок. — Смотри, куда прёшь! — возмутился какой-то мужик, которого он чуть не сбил с ног, и пихнул его в ответ. Го Чанчэн и до того не слишком крепко стоял на ногах, а после этого он и вовсе беспомощно повалился на землю. Многострадальный мешок в его руках лопнул, и наружу высыпался ворох всякой всячины: чашки и миски, тарелки и кружки, пакеты, набитые едой и одеждой. Последней выпала здоровенная деревянная разделочная доска. Чанчэн словно половину супермаркета волок на своей спине. Толкнувший его человек, торопившийся поскорее выбраться с запруженного людьми вокзала, стоял над ним, скривившись от омерзения. Взглянув на старую одежду Чанчэна, он принял его за рабочего-эмигранта и разом почувствовал себя правым. Схватив за руку торговку кукурузой, он принялся громко жаловаться: — Ты разве не видишь, что здесь вокруг люди? Зачем тащишь с собой всё это барахло? Совсем ума нет? Что будешь делать, если испортишь кому-нибудь багаж, а? Го Чанчэн принялся извиняться, негнущимися руками собирая свои пожитки в кучу: из мешка теперь сыпалось с двух сторон, и Чанчэн в отчаянии вцепился себе в волосы. Над его головой вдруг протянулась рука и ловко завязала порванный мешок на два узла. — Братец Чу! — с облегчением выдохнул Го Чанчэн, пока Чу Шучжи собирал его барахло и закидывал в мешок, словно оно ничего не весило. Будь у него хвост, и Чанчэн вилял бы им так сильно, что сошёл бы за вентилятор. Он и думать забыл, что перед ним стоит король зомби. Для Го Чанчэна Чу Шучжи сейчас был прекрасным спасителем, ниспосланным небесами. Чу Шучжи не обратил на него внимания. С мешком в руках он обернулся к возмутителю спокойствия, который, на свою беду, не успел сбежать. — Ты, — прорычал он, скорчив жуткую рожу, — быстро подошёл и извинился. Обычно лицо Чу Шучжи не отличалось выразительностью, но когда он скалил зубы, выходило прямо-таки угрожающе. Смутьян, которого только что полыхал возмущением, вдруг как-то резко сник. — Чего тебе от меня надо? Чу Шучжи шагнул было ему навстречу, но Го Чанчэн схватил его за руку: — Братец Чу, это я виноват. Прости меня, не нужно переживать, пойдём в офис? — Его руки обняли ледяные пальцы Чу Шучжи. — Это всё моя вина, только моя. Мужчина и девушка с руганью убрались прочь, не подозревая, что только что избежали страшной кончины. Глядя на Го Чанчэна, Чу Шучжи отрешённо отметил, что парень не просто святой — он чокнутый. У него не было ни характера, ни решительности: Чанчэн совсем не был похож на молодых людей своих лет. Можно сказать, что он вовсе не был похож на человека. Чу Шучжи стряхнул его руку и ткнул пальцем в сторону мешка: — Твоя семья что, настолько обеднела, что тебе теперь приходится торговать собственными пожитками? — Нет, просто мешок порвался, — невпопад отозвался Го Чанчэн, ковыляя вслед за ним. — Я… Я… Давай я понесу? Тут недалеко. — Веди, — хмуро приказал Чу Шучжи, отпихнув его слабые лапки. Го Чанчэн не посмел больше возражать и послушно двинулся вперёд. Обогнув вокзал, они спустились вниз по улице и прошли несколько узких переулков, оказавшись в одном из не слишком хороших районов города Дракона. Го Чанчэн остановился у ветхого домишки: рядом с ним какая-то студентка подметала двор, заделав волосы в хвост. Увидев Чанчэна, она радостно ему помахала, и карточка волонтёра на её шее качнулась на шнурке взад и вперёд. — Привет, — почти шёпотом произнёс Го Чанчэн, втянув голову в плечи. Завидев мешок в руках Чу Шучжи, девчонка немедленно бросила метлу, чтобы открыть ему дверь. — Ты достал разрешения? — затараторила она, глядя на Чанчэна. — Распечатал? Нужно всех поблагодарить. Го Чанчэн был медлительным и не самым разумным работником. В спецотделе Юньлань нередко его за это распекал. Однако его отчёты неизменно отличались аккуратностью и вниманием к деталям: несмотря на время, которое требовалось Чанчэну для подготовки, и количество бумаги, которое он упорно переводил, в его записях невозможно было найти ни одной ошибки. И даже их строгому шефу не находилось, к чему придраться. Кивнув, Го Чанчэн вытащил из кармана пачку исписанных листов, где в подробностях значилось, кто и что пожертвовал, а также номера телефонов, адреса почты и прочее. Среди денежных пожертвований в том числе значился, например, вилок капусты, и прочие странности. Оказалось, что Го Чанчэн состоит в волонтёрской организации, которую возглавляли самые крупные колледжи и университеты города Дракона и поддерживали несколько крупных спонсоров. Называлась она «Уважай стариков и детей» [1]. Го Чанчэн занимался пожилыми людьми, неспособными позаботиться о себе: каждый из волонтёров отвечал за заботу об определённом количестве стариков. Будучи откровенным олухом, когда дело касалось взаимодействия с людьми, Го Чанчэн ни за что бы не справился с тем, чтобы развлекать своих подопечных или обходить спонсоров, а потому он, оставив это девушкам-волонтёрам, взял на себя задачи обыкновенного грузчика: развозил и доставлял пожертвования. Чу Шучжи помог им разгрузить мешок, а затем уселся в машину Го Чанчэна. Тот так сильно натёр ладони своим несчастным мешком, что послушно плюхнулся на пассажирское сидение и принялся молча протирать мозоли влажной салфеткой. Чу Шучжи в кои-то веки захотелось с ним поговорить. — Почему ты так упорно заботишься о других? Неужто желаешь спасти всех страждущих? Го Чанчэн непонимающе моргнул. — Твоя семья в курсе твоих приключений? — зашёл Чу Шучжи с другой стороны. Чанчэн только покачал головой. — А желание в храме [2] на новый год ты загадал? — слегка улыбнулся Чу Шучжи. — Такими темпами небеса даруют тебе всё, что душе угодно. Чанчэн снова потряс головой. Его жизнь его полностью устраивала, и просить ему было не о чем, кроме безопасности и здоровья близких — а те вроде как и без него пребывали в безопасности и спокойствии. Чанчэн искренне считал, что лучше не тревожить богов без толку. Притормозив на красный, Чу Шучжи окинул Чанчэна долгим взглядом. Парень не отличался ни ростом, ни силой, ни красотой. Даже лицо у него было самое обыкновенное. Он держался тише воды, ниже травы, и даже одевался, в отличие от своих сверстников, в простую одежду от неизвестных брендов. Таким, как он, легко затеряться в толпе, и Чанчэну вдобавок определённо не хватало уверенности в себе. Однако сейчас его лицо светилось каким-то странным, потусторонним спокойствием. Го Чанчэн не был монахом: он ел мясо и пил вино, не разбирался в духовных практиках и ничего не понимал в священных писаниях. Из всего пантеона богов он знал только двух — Гуаньинь [3] и Будду, и то благодаря популярному телевизионному сериалу «Путешествие на запад»[4]. И даже так Чанчэн до сих пор не был уверен, какого они на самом деле пола.[5] Однако Чу Шучжи всей шкурой чувствовал, что сам того не зная, Го Чанчэн на самом деле занимается самосовершенствованием. И это никак не влияло ни на его нынешнюю, ни на будущие жизни. А Чу Шучжи, будучи опытным и чутким заклинателем, всё никак не мог понять, что с ним на самом деле творится. И это — вкупе с общей несправедливостью происходящего — определённо выводило его из себя. Почему парень, практически плавающий в добродетели, обречён на несчастную жизнь? Почему ему суждено умереть молодым? Всем известно, что лучше не лезть в правила, определяющие человеческую судьбу и записанные в Книге Жизни и Смерти, но неужели мир настолько несправедлив? Говорить не хотелось. Го Чанчэн, притихнув, тоже молчал. Так они и доехали до дома номер четыре по Яркой улице. Уже наступила ночь, и в офисе присутствовали и люди, и призраки. Переступив порог спецотдела, первым делом Чу Шучжи наткнулся на сбившихся в кучку коллег-духов: моргая абсолютно пустыми глазами, они выглядели так, словно пережили удар молнии. Прежде, чем Чу Шучжи открыл рот, Ван Чжэн повернулась к нему и дрожащим голосом спросила: — Братец Чу, ты знал, что профессор Шэнь… Шэнь Вэй… На самом деле Палач Душ? Чу Шучжи ошеломлённо уставился на неё, но быстро взял себя в руки и хмыкнул: — Чжао Юньлань, придурок чёртов, его даже такое не остановит… И где его носит вообще? Наигрался и сбежал? — Прыгнул в Реку Забвения, — мяукнул Да Цин. — Решил помереть из-за несчастной любви? — удивился Чу Шучжи. Да Цин и Чжу Хун к тому времени уже пережили первый шок и успели немного успокоиться. Чжу Хун вспомнила, что Юньлань носил на шее жемчужину водяного дракона, и вода не может ему навредить: ей следовало подумать об этом ещё давным-давно. Будь Чжу Хун настороже, она бы сразу поняла, что Четвёртый Дядя не просто так преподнёс Хранителю этот подарок. — Отправился разыскивать Палача Душ, — бросила она. Чу Шучжи оглянулся по сторонам: кроме Линь Цзина, который всё ещё находился на задании и должен был вернуться в город на ночном автобусе, все остальные были на месте. — Предлагаю обменяться информацией. — Чу Шучжи облокотился на дверь и сунул руки в карманы. — Нужно понять, что нам известно, и определиться с дальнейшими де… Он вдруг запнулся и стремительно побледнел. — Братец Чу, — взволнованно приподнялась Ван Чжэн, — в чём дело? — Если Шэнь Вэй на самом деле — Палач Душ… — Чу Шучжи позеленел от ужаса. — Мне конец. Я столько раз ему дерзил!.. Иногда тем, кто остаётся спокойным даже в кризисной ситуации, просто требуется больше времени, чтобы всё осознать. *** Чжао Юньлань давно потерял счёт времени. Ему казалось, что кто-то запер его в крошечной тёмной каморке. Нырнуть в Реку Забвения оказалось опытом, совершенно отличным от путешествия сквозь священное древо. Темнота сгустилась вокруг него, сжимая виски, и Юньлань чувствовал, как с каждой минутой утекают его силы: словно в крови медленно падал сахар, а в желудке поселилось предчувствие тошноты, и чем глубже Юньлань опускался, тем хуже всё становилось. А затем он увидел проблеск света. Совсем крохотный, слабее светлячка, даже этот свет опалил его привыкшие к кромешной темноте глаза. Юньлань прищурился и медленно поплыл к этому отблеску. Оказалось, что его источником было огромное дерево, ветви которого прорастали дальше, чем можно было постичь — и не меньше ста метров в диаметре ствола. Оно было мертво: ни одного листочка не было видно на иссохшихся скрученных ветвях. Юньлань прикоснулся к стволу и ощутил сухое, твёрдое дерево: неровное, чужое, странное — ощущения от этого касания невозможно было описать словами. Неужели это тоже было Древо Добродетели? Спустившись ещё на добрую тысячу метров, Юньлань, наконец, увидел бугрящиеся на земле корни. Коснушись земли после погружения, Юньлань с трудом устоял на ногах. Обойдя дерево вокруг, он обнаружил простой каменный указатель: в тусклом свете, исходящем от древнего древа, можно было с трудом прочесть, что на нём написано. «Небо и Земля. Призрачный город. Нечистые земли.» Юньлань никогда раньше не видел этого языка, но мгновенно понял, что значат эти слова. — Нюйва… — Сам того не заметив, он тихо выдохнул её имя. Его голос разнёсся в воде отчётливой дрожью, словно порывистый вздох, и вдалеке взвился маленький ураган всколыхнувшейся со дна энергии зла. Юньлань не обратил на неё внимания и, не думая, прикоснулся кончиками пальцев к краю каменной плиты. Голову пронзила боль, залив всё вокруг белизной, и Юньлань вдруг как будто снова ослеп — но вместо толщи воды его взгляд теперь проникал сквозь пространство и время. Пока он не увидел женщину с хвостом змеи. Он знал её всю жизнь, словно маму или сестру: красивую, с длинными волосами, спадающими до самой земли. — Куньлунь, — произнёс знакомый голос, — что, если Шэнь-нун был не прав? Что, если мы все были не правы? Шэнь-нун был не прав? В чём? — Но пути назад нет, — прошептал тот же голос. Погодите-ка! Нюйве на глаза навернулись слёзы, и она, взглянув на Юньланя с бесконечной нежностью, раскрыла для него объятия. Юньлань потянулся к ней, но прежде, чем успел прикоснуться, её фигура дрогнула и разбилась тысячей осколков, оставив позади себя только сосущую пустоту. Юньлань хотел что-то сказать, но изо рта не вырвалось ни звука. Время сдвинулось вперёд. Донельзя растерянный, Чжао Юньлань снова оказался где-то в древности, и какое-то время не мог понять, кто он такой на самом деле: владыка Куньлунь — или смертный человек, пришедший из будущего и переполненный значимостью происходящего. Охраняя тёмное зево прохода за Великой Печатью, он сидел, облокотившись на гладкую каменную плиту. Заняться ему было нечем, и потому день за днём он наблюдал за тем, как шевелятся ветви Древа Добродетели. А затем рядом с ним начал ошиваться красивый мальчишка: словно маленький хвостик, он вечно был где-то рядом. Сначала владыка Куньлунь не обращал на него внимания, но в какой-то момент не выдержал: — Мы уже в твоём мире, чего тебе ещё нужно? — Ты мне нравишься, — просто ответил юноша. Куньлуня вечно распекали за его грубость и плохие манеры, а теперь ему, наконец, представился случай назвать грубым кого-то другого. — Грубиян, — довольно протянул он, даже не пытаясь по-настоящему рассердиться. Юный Король Призраков уставился на него в изумлении. Никакой грубости он в своих словах не заметил. К тому времени Куньлунь уже много лет охранял Великую Печать, и его уже очень давно одолевала невыносимая скука. — Что тебе во мне нравится? — любопытно спросил он. — Ты красив, — выпалил юноша, и не думая скрывать свои чувства: они отражались на его подвижном лице, что было словно раскрытая книга. — Мне бы хотелось тебя обнять. Владыка Куньлунь окинул смелого Короля Призраков быстрым взглядом: предложение его нисколько не обидело — скорее даже заинтересовало. — Вот, значит, как ты за мной ухаживаешь? — хмыкнул он, желая поддразнить мальчишку. — Ты ещё не заслужил моего уважения. Юный Король снова растерялся, не зная, что именно сделал не так, и покаянно опустил голову. — Иди сюда, — с улыбкой подозвал его Куньлунь. — Так и быть, малыш, я кое-чему тебя научу.