Хранитель

Так что случится, если он не купит чёртову книгу? А просто выбросит эту стопку бумаги прямиком в Реку Забвения? Недолго думая, Чжао Юньлань так и сделал: размахнулся и что есть силы швырнул её в реку. С негромким «плюх» она медленно ушла на дно. Обождав для верности, не придёт ли кто штрафовать его за хулиганство, Юньлань развернулся и пошёл в сторону софоры. Он решил, что первым делом купит сигарет, чтобы прочистить мозги, а уже потом снимет комнату в отеле, нормально поест и выспится. А уже после этого будет преследовать Шэнь Вэя — до тех пор, пока тот не отошлёт его обратно в своё время. Внезапно Юньлань остановился. Можно ли утверждать, что Шэнь Вэй, которого он только что видел, на самом деле был Шэнь Вэем? Может, потому «разум» и «мудрость» и были двумя разными понятиями? Выбросить книгу было правильным решением: в некоторые размышления лучше не углубляться, и если тебе предполагается быть глупцом, то лучше таковым и оставаться. Однако, находясь в прошлом, Юньлань не мог контролировать собственные мысли. Он обладал несчастными крохами информации, но всё равно пытался собрать их в единую картину; это было для него неосознанным, каким-то базовым инстинктом. Юньлань сам не заметил, как сбавил шаг. Он думал, что если на самом деле оставит всё как есть и вернётся на одиннадцать лет вперёд… Если всё случившееся с ним было ложью, тогда никаких проблем: нужно было просто отыскать тех, кто придумал фальшивые воспоминания и заставил его окончательно запутаться в версиях. Но если предположить, что всё происходящее — правда, то если Юньлань не выкупит книгу, то одиннадцать лет спустя спецотдел не получит «Записи древних тайн», а сам он не сможет узнать, что Нюйва создала людей, а затем восстановила Великую Печать Хоуту, и вообще. А без этой информации он никогда бы не сунулся на гору Куньлунь. И не узнает, у кого Кисть Добродетели, никогда не заглянет внутрь священного древа, и всё последующее тоже не случится. В таком случае, Юньлань никогда не спустится в преисподнюю. И даже если случайно сюда попадёт, то не узнает, что тело отца занимает кубок Шэнь-нуна. Он пойдёт навестить мать, не заботясь о том, где носит отца. Конечно, он не сядет в такси, чтобы тайно проследить за ним, и не будет сидеть на корточках посреди дороги в преисподнюю, размышляя, нужно ли покупать книгу — потому что никакой книги не будет вовсе. Согласно известному парадоксу дедушки [1], описанному Эйнштейном, ничего из этого не случится, если только он не отправится в параллельную вселенную, то есть, в совершенно иной мир. Если только… Чжао Юньлань остановился и закрыл глаза. Он слышал только журчание Реки Забвения; в преисподней было тихо, как в безмолвной бездне. Внезапно Юньлань подумал о том, что услышал внутри Великой Печати — слова, сказанные, судя по всему, им самим: «Судьба — всего лишь одно мгновение… Ты можешь отправиться на небеса или в ад, но путь у тебя только один». Его дыхание замедлилось. Конечно, Чжао Юньлань себя прекрасно знал. Он отчаянно хотел понять, действительно ли Шэнь Вэй и кубок Шэнь-нуна, захвативший тело его отца, сговорились за его спиной, чтобы он услышал те слова одиннадцать лет назад, и действительно ли Шэнь Вэй заключил с Шэнь-нуном какой-то контракт, и есть ли у него другая сторона, кардинально отличающаяся от его джентльменской внешности. И действительно ли Шэнь Вэй не знает, что преисподняя его использует? А если знает, то как ему может быть всё равно? Или… у него просто есть план? Полминуты спустя Чжао Юньлань, наконец, молча обернулся и пошёл в призрачный город, держа во рту скрывающий сущность бумажный талисман. Маленькой владелице магазина на вид было всего семь-восемь лет. Она, казалось, совсем не удивилась, увидев его. И когда Юньлань попросил «Записи древних тайн», она просто назвала цену в бумажных деньгах. А затем притащила огромную бухгалтерскую книгу и заставила Юньланя вписать туда своё имя. Буквы вспыхнули белым светом, и рядом с именем «Чжао Юньлань» высветился год и слова: «Лорд Хранитель». На сей раз никто в призрачном городе не обнаружил, что Юньлань — живое существо. Он беспрепятственно ушёл, держа в руках «Записи древних тайн», и направился прямиком к своему дому, то и дело оглядываясь и прячась в тени. В квартиру он влез через окно, взобравшись по стене. Ни Чжао Юньланя, ни Да Цина одиннадцатилетней давности внутри не оказалось. На столе был только компьютер и стопка замусоленных материалов для экзамена по английскому в колледже. На них корявым почерком был выведен комментарий: «полная хрень». Чжао Юньлань легко коснулся написанного пальцами и тихо рассмеялся. Он словно увидел в зеркале своё подростковое «я». Подойдя к кровати, Юньлань вынул доску из изголовья, открывая своё потайное хранилище для запрещённых книг, киновари, бумажных талисманов и прочей утвари. С «Записями древних тайн» он поступил так же, как и с другими книгами: достал из ящика старый календарь, вырвал из него страницу и обернул обложку. Сверху он написал: «Нюйва создала людей, восстановила небо…» Изначально фраза должна была быть длиннее. «Нюйва создала людей, восстановила небо, а затем превратила своё тело в Хоуту; Фуси создал Великую печать, используя восемь триграмм [2]; Шэнь-нун пожертвовал собой, чтобы испробовать сотни трав, волшебный дракон Гун-Гун в гневе разрушил гору Бучжоу» и прочее, что могло бы пригодиться будущему Юньланю. Кто же знал, что едва он начнёт писать, как его спугнёт голос из коридора. В панике Юньлань уронил книгу в тайник и так торопился закрыть его доской, что едва не отдавил себе руку. Слух у человека снаружи оказался чересчур острым. Раздался стук в дверь, и Юньлань услышал голос своей матери одиннадцатилетней давности: — Засранец мелкий, ты дома? Чем ты там занимаешься? Чжао Юньлань сглотнул, не осмеливаясь ответить. В дверь постучали сильнее. — Чжао Юньлань? Ему ничего не оставалось, кроме как звонко мяукнуть. — Кошка? — пробормотала мама. — Я думала, она до вечера не вернётся. Беременная, что ли? Говорила я, нужно её стерилизовать. Хотел бы Юньлань увидеть реакцию Да Цина на эти слова. К счастью, ему удалось провести маму. Но едва он немного расслабился, намереваясь дописать фразу на книге, как услышал шум подъехавшей машины. Осторожно отодвинув шторы, Юньлань выглянул в окно: домой вернулся разрушитель семей, его двуличный отец. Это стало последней каплей. Юньлань выбрался из окна и бесшумно спрыгнул на траву. Обойдя дом с противоположной от машины стороны, он благополучно убрался прочь, словно провернувший ограбление вор. Пройдя через жилой квартал, Юньлань выбрался на главную улицу и задумался, что же делать дальше. Внезапный подземный толчок заставил его вздрогнуть. Юньлань решил было, что это землетрясение, однако прохожие вокруг сохраняли спокойствие, дома стояли в целости и сохранности, и даже пылинка нигде не упала. Юньлань понял, что содрогнулся только его собственный мир. Всё вокруг внезапно взорвалось, и земля под ногами исчезла. Когда он поднял голову, то увидел, что снова стоит на белой дороге, а человек перед ним — тот самый, в ком он подозревал Шэнь-нуна. Юньлань схватил его за воротник: — Говори правду, это… Старик открыл рот и вдруг прервал его странным тоном: — Ты знаешь, что такое смерть? Юньлань нахмурился. Он оглядел старика, но по его глазам понял, что желаемого не вызнать ни обманом, ни принуждением. Тогда он отпустил его и, подумав немного, выдал очевидный ответ: — Смерть — это когда прекращаются жизненно важные функции организма? — Тогда что такое душа? — хрипло спросил старик. — Что такое шесть циклов перерождения? [3] — Значит, смерть — это конец одной жизни и начало другой, — быстро исправился Юньлань. Старик рассмеялся. — Ну, а что тогда такое призрачное племя? Что такое нечистые земли? На это у Чжао Юньланя ответа не было. Вместо этого он спросил: — Тогда что, по-твоему, смерть? Глаза старика вспыхнули ярким светом — на мгновение показалось, что он в ужасе. Схватив Юньланя за руку так, что затрещали кости, он прошептал: — Разве ты забыл? Куньлунь, смерть — это… А дальше всё случилось, как в дрянном телешоу: старик замер, будто выдерживая паузу, прежде чем назвать имя убийцы — и умер, так и не успев этого сделать, прямо на глазах у Юньланя. Острая глефа рассекла его от головы до ног ровно на две части, словно арбуз. Лезвие с холодным звоном вошло в землю, оставив глубокую траншею. Земля под ногами задрожала от удара. Рассеченный надвое старик ещё несколько мгновений так и стоял с выражением невыразимого удивления на лице. Юньлань на мгновение замер тоже, но затем инстинктивно отступил, уворачиваясь от хлынувшей во все стороны крови. Когда он, наконец, сфокусировал взгляд, то увидел перед собой Шэнь Вэя. Горло сдавило спазмом, и Юньлань не мог выдавить ни слова. — Ты в порядке? Скорее, пойдём. — Шэнь Вэй протянул руку, но увидев, как расширились глаза Чжао Юньланя, поспешно её отдёрнул. Его руки были залиты кровью, словно он вернулся со скотобойни. Он принялся торопливо вытирать их, но сколько бы ни тёр, ощущение, что он не чист, не исчезало. К горлу подкатила тошнота и глубокое отвращение к самому себе. Ни за что Шэнь Вэй не хотел бы сейчас прикасаться к Чжао Юньланю. Он неловко спрятал ладони в рукавах и глухо сказал: — Ранее ты так внезапно исчез у меня на глазах, что я… Только сейчас Чжао Юньлань наконец пришёл в себя и поспешно схватил Шэнь Вэя за руку. Тот вздрогнул, пытаясь освободиться, но Юньлань лишь крепче сжал пальцы и бессердечно спросил: — Так, ты тот, из будущего, одиннадцать лет спустя? Тогда ты помнишь, сколько раз мы грязно трахались по пьяни? Шэнь Вэй лишился дара речи. Решив проигнорировать этот бесстыдный вопрос, он протянул руку и сорвал с шеи Чжао Юньланя драконью жемчужину. Коснувшись его ладони, та зашипела, будто капля воды на раскалённой сковороде. Её окутал чёрный дым, а когда он рассеялся, жемчужина превратилась в чешуйку. Чжао Юньлань сунулся было ближе, чтобы получше рассмотреть, но Шэнь Вэй сжал ладонь, и чешуйка исчезла. — Погоди, это что такое было? — спросил Юньлань. — Не похоже на рыбью чешую, скорее, на рептилью… Змея? — Ты не знаешь, что это, но всё равно нацепил на шею, — раздражённо сказал Шэнь Вэй. — Это… это же частичка чужого тела. Неужели тебя не волнует такая грязь? Юньлань одарил его невинным взглядом. Какое-то время они играли в гляделки, но Шэнь Вэй отвернулся первым. Повинуясь движению руки, позади него открылся чёрный портал, куда он не особенно ласково и толкнул Юньланя. Совершенно неожиданно они упали в толщу воды, и Юньлань, позабывший, что не может больше дышать под водой, оказался к такому не готов и не успел задержать дыхание. Мысленно выругавшись, он уже наглотался было воды, но Шэнь Вэй мягко привлёк его к себе и коснулся губами губ, делясь воздухом. А затем потянул его наверх. Каждый раз, когда Юньланю переставало хватать дыхания, Шэнь Вэй снова прижимался к его рту. Через пять-шесть таких манипуляций они, наконец, вынырнули из воды. Чжао Юньлань припомнил, как мучительно долго погружался на дно, да так, что едва не уснул в процессе. Зато наверх они поднялись, что называется, молниеносно. Шэнь Вэй помог Юньланю забраться в лодку, не обращая внимания на паромщика, робко мнущегося в уголке, и схватил за подбородок. — Смертным нельзя пить из Реки Забвения. Ты не наглотался воды? Как себя чувствуешь? Юньлань вытер мокрое лицо и признался: — Ощущение, будто меня вынесло на поверхность торпедой. Шэнь Вэй отпустил его. Ноги у Юньланя ослабели, и он тяжело осел на палубу. Безмолвный паромщик, не в силах выдержать происходящего, выпрыгнул за борт. — Что случилось? — обеспокоенно спросил Шэнь Вэй, беря Юньланя за руку. Но Юньлань не стал опираться на него, чтобы снова встать. Его бледные руки ослабели и выскользнули из ладоней Шэнь Вэя. Чжао Юньлань слишком долго пробыл в преисподней. Губы у него посинели, веки потяжелели, и он с трудом привалился к борту парома. — Голова кружится. — Я верну тебя наверх. — Шэнь Вэй снова попытался помочь Юньланю встать, но тот — то ли не желая никуда двигаться, то ли действительно лишившись сил — продолжал сидеть на палубе. У Шэнь Вэя не было выбора, кроме как поднять его на руки. Вот только Чжао Юньлань не был маленькой хрупкой девочкой. Шэнь Вэю было плевать, сколько он весит, но вот рост не позволял нормально его нести. Когда Юньлань был без сознания, было несколько проще… Но сейчас ему было явно неловко, он пытался шевелиться, и с каждым движением хватка Шэнь Вэя только крепла. В конце концов ему пришлось нести Юньланя на спине. — Одежда ещё, — пробормотал Юньлань ему на ухо. — Какая ещё одежда? На этих словах из воды вынырнул паромщик и аккуратно выложил на палубу его куртку. Ошеломлённый Шэнь Вэй прихватил её с собой. Он донёс Юньланя до самого его дома и осторожно опустил на кровать, намереваясь после пройти на кухню и согреть воду. Кто же мог предположить, что «умирающий» Чжао Юньлань воспользуется моментом, чтобы напрыгнуть на Шэнь Вэя, словно тигр, и пригвоздить его к постели. Глаза его, до этого почти закрытые, сейчас сияли радостью. Он наклонился и потёрся носом о нос Шэнь Вэя: — Что теперь будешь делать? Только сейчас Шэнь Вэй сообразил, что его провели. — Так ты в порядке? Чжао Юньлань тихо рассмеялся. — У меня есть проблема, серьёзная такая. Моя жена сбежала из дома. Ох, детка, не стоило сбегать, тебя ведь так легко провести. Что, если бы тебя похитили и продали в рабство? Рассерженный Шэнь Вэй попытался его оттолкнуть: — Ты несёшь ерунду. Чжао Юньлань с ухмылкой схватил куртку Шэнь Вэя и затащил на кровать, как подушку. А потом зарылся в неё лицом и принялся кататься по постели, вдыхая родной запах. — Ой, ты сердишься на меня! Наверное, ещё одна панда родилась. [4] Так приятно слышать! Ругайся ещё. Он был похож на маньяка, и Шэнь Вэя протянул руку, чтобы отобрать у него свою куртку: — Отдай. Юньлань откатился подальше и крепче прижал её к себе. — Не дам. На что мне тогда дрочить? Шэнь Вэй в который уже раз лишился дара речи, чувствуя, как заливает краской лицо. Чжао Юньлань поднял на него взгляд и торжественно произнёс: — Ты выглядишь так, будто хочешь убить своего бедного мужа. Шэнь Вэй всё так же безмолвно опёрся коленом на кровать и потянулся за курткой, но Юньлань откатился дальше. Шэнь Вэю удалось ухватиться за край и потянуть на себя, но упорный Юньлань отполз ещё дальше и в итоге просто грохнулся на пол. Они уставились друг на друга, а затем расхохотались. Чжао Юньлань уселся на полу, привалившись к кровати, и улыбнулся Шэнь Вэю: — Малыш, позволь у тебя кое-что спросить. Шэнь Вэй вскинул бровь, и Юньлань продолжил совершенно обыденным тоном: — Печать Хоуту вот-вот разрушится? Что ты собираешься делать? Шэнь Вэй замер. — Хочешь, чтобы я был с тобой вечно? — продолжил Юньлань. — Умер вместе с тобой? Рука Шэнь Вэя сжалась на покрывале, и Юньлань поспешно накрыл её своей ладонью. Он улыбался искренне и ясно, без тени фальши и сомнений. — Ведь «смерть», о которой говорил Шэнь-нун… это хаос, верно? — Его мягкий голос громом отдавался в ушах Шэнь Вэя. — Ты не дал ему договорить, но я и сам понял. Говоря это, он поднялся на ноги и обнял напряжённого Шэнь Вэя. — Ты никогда меня ни о чём не просил, так что мне даже нечем было завоевывать твоё расположение. Но если есть что-то, чего ты хочешь, просто скажи мне. И в моих силах выполнить твоё желание… Тогда почему ты мне лжёшь? _______ [1] Парадокс убитого дедушки — временной парадокс, относящийся к путешествию во времени, впервые упомянутый в книге Рене Баржавеля «Неосторожный путешественник». Сюжет романа заключался в том, что человек с помощью машины времени отправился назад в прошлое, где убил своего биологического деда до того, как последний встретил бабушку путешественника. Результат предполагает, что один из родителей путешественника, а как следствие — и сам путешественник никогда бы не были рождены. То есть в конечном итоге он не мог бы путешествовать во времени, а это в свою очередь означает, что его дед остался бы жив и путешественник был бы рождён, а это позволило бы ему путешествовать во времени и убить своего дедушку. Таким образом, каждая возможность подразумевает отрицание самой себя, создавая логический парадокс. [2] Фуси, помимо всего прочего, считается также изобретателем китайской иероглифической письменности, создавшим первые 8 триграмм, ставших основой для письма и китайской учёности. Эти письменные знаки Фуси начертал, увидев схожие рисунки и узоры на спине ин-луна, выплывшего из реки Хуанхэ. [3] Основой веры в реинкарнацию в даосизме выступают так называемые «люду луньхуэй» (六度輪回) или шесть ступеней существования в перевоплощении живых существ. К этим шести ступеням относятся как люди, так и животные и насекомые, — каждая из них соответственно отражает всё более и более сильное наказание для живых существ, согрешивших в предыдущих воплощениях, но ещё не заслуживающих крайней формы проклятия на плане бытия, подобном чистилищу. Индивиды, очистившиеся от грехов в своих прошлых жизнях и улучшившие свою карму, последовательно перевоплощаются с одного уровня на другой, пока, в конце концов, не достигают стадии полного очищения или до тех пор, пока не подвергаются процессу прощения или отпущения грехов. [4] Есть предположение, что фраза отсылает нас к тому факту, что размножение больших панд в дикой природе крайне медленное, а в неволе до 2000 года этого не происходило вообще, так что каждый детеныш панды является редким и значимым событием для КНР.