Хранитель

Обнимающая Шэнь Вэя рука Юньланя невольно сжалась крепче. На них уставились все: кто-то с сомнением, кто-то — нервно, а кто-то просто терпеливо дожидался ответа. Шэнь Вэй медленно кивнул. — Король Призраков воспользовался своим телом, как проводником тьмы. Я временно запечатал её под землёй с помощью знаков с Великой Печати, — сказал он. — Кроме того, небольшой проход существует в курортном городке неподалёку. Тьма сможет просочиться, но серьёзных последствий пока не будет. — Нюйвы нет уже много тысячелетий, — сказал «отец Юньланя». — Силы знаков Великой Печати, должно быть, невелика. Сколько они продержатся? — Не дольше двенадцати часов. Повисла мёртвая тишина. — Что такое Великая Печать? — тихо спросила Ван Чжэн. Сан Цзань аккуратно потянул её за локоть и приложил палец к губам, намекая, что продолжать не следует. Пусть он и не всё понимал в этом разговоре, но до этого ему приходилось помогать Юньланю в розыске информации в библиотеке, и из услышанных кусочков он о многом догадался и многое сумел додумать самостоятельно. Кубок Шэнь-нуна не сводил глаз с Шэнь Вэя: — И что же собирается делать великий бессмертный [1]? Шэнь Вэй спокойно встретил его взгляд, взял Чжао Юньланя за руку и ровным голосом произнёс: — То, что и обещал много лет назад. Его спокойствие выбило кубок Шэнь-нуна из равновесия. Его взгляд скользнул по их сцепленным рукам, и выражение лица неуловимо изменилось, оставшись, впрочем, столько же высокомерным. — Чем я могу помочь? — сухо спросил он. Шэнь Вэй осмотрел всех присутствующих: людей и призраков. — В тот день владыка Куньлунь воспользовался силой четырёх святынь, чтобы восстановить четыре небесных столба. Когда Великая Печать пошатнулась, эти святыни были силой извлечены наружу и появились в мире живых. Прямо сейчас все они находятся в моих руках. Всё, что мне нужно, это вновь запечатать четыре небесных столба… А вам всем придётся помочь мне удержать позиции. Стоило ему договорить, и прямо посреди улицы появилась огромная сетка, сложившаяся в восемь триграмм [2]. Четыре угла этого рисунка указывали соответственно на запад, юг, восток и север. Первым с ладоней Шэнь Вэя слетел Столп Природы. В воздухе он вытянулся, словно пик заснеженной горы, и завис на севере в позиции Чёрной Черепахи [3]. Откуда-то из его глубины раздался устрашающий крик, и от Столпа Природы отделились Солнечные Часы Реинкарнации, взмыли в воздух и со звоном встали в позицию Белого Тигра — на западе. С небес рухнула Кисть Добродетели, выточенная из священного Древа Добродетели, и приземлилась в позиции Лазурного Дракона — на востоке. Последней была Лампа Хранителя: по-прежнему без фитиля, по воле Шэнь Вэя она медленно встала в позицию Красной Птицы — на юге. — Разве Лампа Хранителя не была похоронена в зале десяти королей? — удивился Чжао Юньлань. — Уже нет, — ответил Шэнь Вэй. — Я успел подменить её фальшивкой. После этих слов он на миг смутился, словно ему стало стыдно за своё ужасное поведение, а затем он слегка склонил голову и признал: — Воровство, конечно же, неприемлемо. Но обстоятельства были чрезвычайными. Затем Шэнь Вэй бережно взял руку Юньланя в свои и мягко предупредил: — Будет немного больно. Кончик пальца кольнуло, и на подушечке выступила маленькая капля крови, взмыла в воздух и влетела в Лампу Хранителя, вытянувшись в тонкий фитиль. После этого Шэнь Вэй аккуратно снял с цепочки маленький медальон, который не снимая носил на шее: он оказался крохотным флаконом с искоркой внутри. Подчиняясь его ласковым рукам, искра вылетела наружу и приземлилась на тонкий кончик свитого из капли крови фитиля, и в Лампе Хранителя медленно, лениво разгорелся маленький огонёк — словно случайный светлячок залетел внутрь. А Шэнь Вэй прижался губами к пораненному пальцу Юньланя. — И это всё? — удивился тот. — Зачем тогда короли преисподней хотели меня убить? — Пальцы напрямую связаны с сердцем, — сказал Шэнь Вэй. — Фитиль Лампы Хранителя был потерян много тысяч лет назад. Преисподняя рассчитывала заполучить оружие, способное одним своим присутствием восстановить мир. Они хотели, чтобы пламя внутри Лампы Хранителя горело многие годы. Для моих целей требуется всего лишь двенадцать часов, а потому одной капли твоей крови более чем достаточно. Подняв голову, Шэнь Вэй обратился к остальным: — Владыка Куньлунь восстановил четыре небесных столба, пользуясь своими божественными силами. И пусть я унаследовал от него горы и моря этого мира, моя нечистая суть не позволит мне установить связь с четырьмя святынями. С этими словами Шэнь Вэй принял свой истинный облик: длинные волосы и аура преисподней, странным образом сплетённая с образом господина, чьи изысканные черты рука мастера высекла прямиком из нефрита. Никто не сумел бы ему отказать. Взглянув друг на друга, Ван Чжэн и Сан Цзань встали под Столпом Природы. Да Цин взял в зубы золотой колокольчик и улёгся под Кистью Добродетели. Старик Ли вытащил из кармана немного сушёной рыбки и пошёл за ним, взвалив на плечо свою костяную палицу. Линь Цзин вооружился чётками и остановился под Солнечными Часами. Кубок Шэнь-нуна собирался тоже занять своё место, но его остановил голос Чжао Юньланя: — Эй, погоди-ка. — В чём дело? — спросило существо, занимающее тело его отца. — Мне нужно с тобой поговорить, — заявил Юньлань. — Подсобишь? — Прошу, владыка, — покорно улыбнулся тот и помог ему спуститься с дерева. Юньлань прислонился к стволу и взглянул в сторону прохода в преисподнюю. Если не знать, что за ним скрывалось, то можно было и не заметить, что там заперто что-то ужасное… И что до катастрофы осталось всего двенадцать часов. Юньлань достал пачку сигарет, и она оказалась пустой; тогда он бесцеремонно влез в карман к «отцу», вытащил оттуда новую и жадно закурил, щёлкнув зажигалкой. — Есть у меня к тебе одна просьба, — задумчиво произнёс он через какое-то время. — Я слушаю, — кивнул кубок Шэнь-нуна. — У моих родителей есть только один сын, — сказал Юньлань. — Я собирался оказывать им должную поддержку до глубокой старости, а потом — достойно похоронить. Но теперь мне, кажется, не хватит на это времени, а родители не должны хоронить своих детей. Что думаешь? — Я… — Кубок Шэнь-нуна покачал головой. — Владыка Куньлунь, что вы имеете в виду? — Не надо притворства, — хмыкнул Юньлань. — Я знаю, что ты прекрасно меня понял. — Так значит, — медленно хмыкнул кубок Шэнь-нуна, — Палач Душ согласился исполнить свою клятву лишь потому, что ты умрёшь вместе с ним? — Чушь какая, — Юньлань фыркнул и небрежно выдохнул в воздух колечко дыма. — Ничего подобного. Думаешь, меня так легко убедить? Кубок Шэнь-нуна опустил голову и негромко произнес: — Я вас понял. — Юньлань не сводил с него глаз, ожидая продолжения. — Если владыки Куньлуня не будет в живых, я покину тело его отца и продолжу существовать под личиной Чжао Юньланя. Не беспокойтесь. — Проживи за меня хорошую жизнь. — Юньлань потрепал его по плечу. — Не отказывай себе в удовольствиях. И не забывай о своих обязанностях. Благодарю тебя. Договорив, он как следует, глубоко затянулся, а затем затушил недокуренную сигарету и взглядом показал, что этот разговор закончен. Кубок Шэнь-нуна присоединился к Линь Цзину под Солнечными Часами. Сам Чжао Юньлань в одиночку встал под Лампой Хранителя и бережно погладил её: высеченные на боку слова в точности повторяли те, что были написаны на задней крышке декрета Хранителя. Что-то внутри отозвалось на это прикосновение: кажется, они с этой лампой действительно были связаны, как плоть неотделима от костей. Мерцающий внутри огонёк чудесным образом укладывался ровно в ритм биения его сердца, и на мгновение Юньлань почувствовал себя сразу двумя людьми: один из них был настоящим, а другой — прошлым, жившим на этом свете много тысяч лет назад. Но они были неотличимы друг от друга. Необъяснимое чувство занялось где-то у Юньланя в груди. Этот мир, непостоянный, как белые облака, готовые обернуться грозовыми, или тутовые поля, что становятся морями лазури, прошёл полный круг: он сам, словно черепаха, состарился на тысячу, на десять тысяч лет — и совсем не изменился. Шэнь Вэй обернулся к торговцу, что заведовал магазинчиком у корней софоры, и тот медленно присоединился к сотрудникам спецотдела, окружившим восемь триграмм, и поднял морщинистое лицо, чтобы поклониться Шэнь Вэю, как это было принято в древности: — Этот ничтожный старик постарается оказать бессмертному всю возможную помощь. Шэнь Вэй кивнул. Подняв руки, он начал один за одним выписывать в воздухе древние символы. Обладающие немаленькой силой, они волнами разносились в воздухе, и небесный перезвон сопровождал каждый резкий росчерк. Шэнь Вэй, сплетя пальцы, накрыл ладонями целую линию этих символов, и они развалились на части и устремились к восьми триграммам, где замерли над головой у каждого из присутствующих. В одно мгновение все они услышали заклинание, передававшееся с рассвета первобытных времён. Неповторимое, тяжёлое, оно пробудило в сердцах людей резкое, неудержимое желание преклонить колени. А Шэнь Вэй посмотрел на юг, встретился взглядом с Чжао Юньланем и вдруг улыбнулся — словно цветок, распустившийся на заре весны. *** В затопившей зал десяти королей чернильной темноте Чжу Хун, не в силах ничего разобрать, передвигалась на ощупь. Единственным источником света была ветвь Древа Добродетели у неё в руках: подарок Шэнь Вэя невидимым щитом надёжно отделял её от бушующего хаоса и рыскающих повсюду призраков. Одна из почек отчётливо налилась зеленью. В какой-то момент Чжу Хун вдруг услышала, что кто-то зовёт её по имени, а обернувшись, увидела Четвёртого Дядю: он прятался в углублении в стене, удерживая перед собой огромный щит, в которой Чжу Хун узнала чешуйку Фу Си — драгоценное сокровище клана змей. Кажется, дядя был ранен, и у него не хватало сил удерживать человеческий облик: нижняя половина его тела обратилась тёмно-зелёным хвостом. Увидев Чжу Хун, он поначалу растерялся, а затем разозлился и резко выдохнул: — Что ты здесь делаешь?! Тебе следовало уйти вместе с Хранителем, или тебе жизнь не дорога? Оглянувшись, он выбрался из своего убежища, только чтобы обвить Чжу Хун своим хвостом и заставить её занять своё место. Лицо его побелело от гнева, а губы были в крови. — Другой такой непослушной девчонки во всём клане не найти! — рявкнул он. — Глупая, здесь опасно! Ты почему не сбежала? — Я волновалась за тебя… — Не хватало ещё всякой мелочи обо мне волноваться, — отрезал Четвёртый Дядя и окинул её внимательным взглядом, а обнаружив, что она цела и не ранена, холодно добавил: — А ты удачливая. — Это всё Палач Душ, — сказала Чжу Хун, показав ему ветвь Древа Добродетели. — Древо Добродетели? — удивился тот. — Вот так просто? Что он тебе сказал? — Что если эти почки уцелеют, я должна подобрать им хорошее место. Услышав эти слова, Четвёртый Дядя нахмурился и тяжело привалился к стене. — Так значит, Великая Печать действительно под угрозой, и он позаботился о том, что будет дальше… Может быть, она уже пала? Чжу Хун не знала, что ему сказать, а потому молча стояла рядом, не задавая вопросов. — Девочка, — тихо выдохнул Четвёртый Дядя, наконец, — не упускай удачу. Поторопись и выполни своё обещание. Чжу Хун кивнула, но её внимание вдруг привлекло охватившее ветвь мягкое свечение. — Дядя, смотри! — позвала она. На высохшем дереве откуда-то прорезалась свеженькая новая почка: теперь на ветви их было целых три. — В чём дело? — непонимающе произнесла Чжу Хун. — Шэнь Вэй сказал, что ему потребовались тысячи лет, чтобы на этой ветви появилось хотя бы две почки! — Как ты его назвала? — нахмурился дядя, но быстро продолжил: — Священное древо владыки Куньлуня существовало вечно, с самого начала времён. Одну ветвь позаимствовала Нюйва, чтобы посадить у входа в нечистые земли, но собравшаяся там злая воля привела к тому, что дерево выросло не живое и не мёртвое… А эта ветвь оживает. Значит, что-то кардинально переменилось. Вдвоём с Чжу Хун в своём убежище они пока ещё были в безопасности. *** В отличие от них, Го Чанчэн и Чу Шучжи, застрявшие на подвесном мосту, оказались на волоске от гибели. Приняв решение на месте, Чу Шучжи, не заботясь о собственном прикрытии, спустил стрелу с тетивы. Сорвавшееся с его лука заклинание прогремело громом и безжалостно обрушилось на призрачных зверей, приближающихся со стороны Го Чанчэна. Оставшегося времени ему хватило только чтобы обернуться и, вскинув вновь посеревшую руку, призвать дождь, капли которого обратились очередным скелетом-защитником. Однако за его спиной оказался не обыкновенный призрачный зверь, а красноглазый монстр в обличии человека. Он был одним из высших призраков своего племени, и поглотив просочившийся из нечистых земель хаос, всё его существо возликовало, обратив эту силу в свою пользу — променяв охотничье ружья на пушку. Совсем недавно в этом мире было целых двое Королей Призраков, но теперь один из них был мёртв, а другой всё ещё не изменил своей дарованной Куньлунем божественной природе. А потому все высшие призраки, обладающие достаточной силой, облизывались на освободившееся место, надеясь занять его и стать Королём Призраков для нового поколения живых и мёртвых. Если до того скелет Чу Шучжи мог бы остановить это существо, то теперь ситуация изменилась: монстр лениво поднял руку, и с щелчком его пальцев скелет рассыпался дождём, из которого был создан. На Чу Шучжи обрушился чудовищный удар, подбросивший его в воздух прямо над пропастью. Го Чанчэн даже задуматься не успел. Он не мог бы сказать, откуда взял столько смелости, или о чём думал в тот момент, но он решительно отпустил перила и в самоубийственном прыжке оттолкнулся от моста, рванувшись к Чу Шучжи. Сумка с душами упала на мост, и бутылки раскатились по доскам. Из-под земли раздался ещё один далёкий раскат грома. *** Четыре реликвии, связанные между собой древними писаниями, принялись медленно кружиться вокруг Шэнь Вэя, вставшего в центр между ними. Люди вокруг него заземляли печать, и каждый из них чувствовал связь между реликвиями и заклинанием, что эхом отдавалось у каждого в сердце — словами, которых они не знали, но не могли перестать молчаливо повторять. Старика Ли происходящее особенно задело. Опустив голову, он взглянул на чрезвычайно серьёзного Да Цина, прислушался к тихому перезвону его колокольчика и вдруг произнёс: — Триста лет назад жил человек, и была у него неизлечимая болезнь костей… Во время приступов боль была такая, что у него даже не было сил молить о пощаде. Если подумать, это наверняка был рак костей. Его семья только и делала, что заклинала богов о помощи… Да Цин в изумлении вскинул голову, а старик Ли, полностью седой, протянул дрожащую руку, чтобы почесать ему за ушком, как делал это много-много раз до того, но в этот раз Да Цин от его пальцев увернулся. Старый охранник со странным пристрастием к резке по костям, которого даже в спецотделе не все знали, словно резко постарел на десять лет и тихо продолжил: — Боги их оставили, но зато прибился чёрный кот, обожающий сушёную рыбку. Болезнь этого человека уже считалась неизлечимой, и он почти не вставал с постели: его разбирала жуткая скука, и потому живое существо в доме стало настоящей радостью. Для него этот кот стал подарком богов, настоящим другом. А кот отчего-то решил остаться с ним. — У старика Ли покраснели глаза, словно к ним подкатили слёзы, но плакать он не умел. — А потом оказалось, что это не простой чёрный кот, а волшебный: он умел путешествовать из мира живых в преисподнюю и на небеса. Однажды он пролез в винный погреб, напился вина и поделился с человеком секретами своего золотого колокольчика: его подарил коту прошлый хозяин, и в нём хранилась половина его древнего духа. Колокольчик мог воскрешать мёртвых и обращать реинкарнацию вспять… А тот человек, находясь на пороге смерти, был так испуган её приближением, что практически сошёл с ума. — И украл мой колокольчик, — холодно закончил за него Да Цин. — Спасибо за урок, дружище. Глупый кот только тогда осознал, что ему нужно быть осторожнее. Я слышал, что в конце концов ты умер своей смертью в собственной постели. Каково было прожить ещё несколько десятков лет? Понравилось? — Это было ужасно, — тихо сказал старик Ли. — Невыразимо. Словно за каждой дверью меня поджидала расплата, а я никак не мог дождаться её. — Какая жалость, — покачал головой Да Цин. — И как ты оказался в спецотделе? Зачем устроился к нам? Помню, до тебя на воротах работал один мальчишка… Колокольчик свой я вернул совсем недавно, а значит, тебе нечего было у меня красть, верно? Старик Ли внезапно бухнулся на колени. Три сотни лет назад он покинул свою старую жизнь, но яд совершённого преступления остался при нём и в новом перерождении. Охраняя двери спецотдела под маской безобидного сотрудника, он каждый день проводил, надеясь вечером скормить чёрному коту немного жареной рыбки. Старик Ли думал, что проведёт так всю свою жизнь, а за ней — и следующую, но теперь над его головой кружилась Кисть Добродетели, а с ней перед глазами у старика Ли встало всё его прошлое, забурлило внутри, не оставив выбора, кроме как признаться. Мутные слёзы побежали по его щекам. Замершая было Кисть Добродетели медленно, толчками прошла половину оборота и остановилась, обнажив алую кисточку на конце. От дерева — к огню: Лампа Хранителя вдруг загорелась ярким светом. От огня — к металлу: Солнечные Часы остановились на полудне, и тень от стержня поползла по ним сама по себе. От металла — к воде: опутывающие Столп Природы линии поплыли, словно живые. Земля под ногами страшно затряслась, и Великая Печать лопнула. Потоки хаоса, что были заточены под ней, вырвались наружу, готовые поглотить мир живых целиком. В городах и сёлах погасли все до единого огни: всё замерло, будто готовое рассеяться видение. — Камень трёх жизней, — произнёс спокойный и размеренный голос Шэнь Вэя, — запечатай белые горы востока. Камень, ещё не стар, но опустошён. Линь Цзин и кубок Шэнь-нуна одновременно ощутили порыв ветра, и заклинание, окрашенное золотом, напитанное верой последователей Шэнь-нуна, втянулось в Солнечные Часы. В одно мгновение они трижды обернулись вокруг своей оси и растворились в воздухе. С западной стороны раздался оглушительный грохот, словно в землю вонзился огромный гвоздь, продырявивший её до самых глубин. Окутавший поверхность земли чёрный туман расступился, обнажив глубокую трещину, и тут же развеялся, не оставив после себя и следа. — Сущность рек и гор, запечатай чёрные воды севера. Вода, ещё не холодна, но уже скована льдом. — Корень добра и зла, запечатай нефритовые просторы востока. Тело, ещё не жившее, но уже мертво. Одна за одной три из четырёх реликвий потускнели и пропали со своих мест на углах восьми триграмм, и только Лампа Хранителя осталась парить в воздухе. — Божественная душа, запечатай великое пламя юга. Внутри печати всё резко переменилось: из земли выросли четыре столба, а Лампа Хранителя вылетела в центр. Чжао Юньлань даже не успел понять, когда нить, связывающая его и Лампу Хранителя, натянулась и со звоном лопнула. Знакомые родные руки обняли его со спины: когда Шэнь Вэй переместился туда, Юньлань даже не заметил, но стоило ему повернуть голову, и Шэнь Вэй крепко его поцеловал. Это был бережный, долгий поцелуй, и он длился и длился, пока Юньлань не почувствовал что-то странное: словно какая-то неуловимая часть его сердца откололась и ускользнула сквозь пальцы. В полной мере ощутив эту потерю, он начал отчаянно сопротивляться, но ладонь Шэнь Вэя стальной хваткой легла ему на затылок, не позволив вырваться или отстраниться. Юньлань похолодел от ужаса: перед его глазами вспыхнули воспоминания, от первой встречи с Шэнь Вэем до этого момента, всё, чтобы было между ними, от признаний до бестолковых мелочей — всё это промчалось перед внутренним взором Юньланя вереницей мерцающих огней и теней. Только теперь, уже теряя сознание, он с ужасающей ясностью понял: Шэнь Вэй медленно, безжалостно, воспоминание за воспоминанием стирал их совместное прошлое. И Шэнь Вэй разжал руки, только когда его собственное тело объяло пламя: поглотило его одежды, перекинулось на волосы, и Шэнь Вэй с силой оттолкнул бесчувственного Юньланя в руки ошарашенному кубку Шэнь-нуна. А затем бросил на него последний, долгий, чувственный взгляд — и пламя поглотило его целиком, без остатка. Оказалось, что в самом конце он сам решил отказаться от человека, которого мечтал заполучить любыми правдами и неправдами, несмотря ни на что. Оказалось, что в самом конце обещание жить и умереть вместе, которое стоило ему стольких сил, было нарушено его же руками. Ни смерти, ни выживания, ни божественности… Только в самом конце, когда жизнь и смерть промчались перед ним в пламенном вихре, Шэнь Вэй, наконец, это понял. И неясно, отчего, но ему стало легче: в этот момент он был совершенно уверен, что достоин. Достоин Куньлуня. Жаль только, что больше они никогда не увидятся.