***
Хизер не спускалась в подвал долгие часы, и Эйден, давно потерявшая истинный счет времени, сидела, обхватив колени руками, надеясь, что о ней вскоре вспомнят. Первое, что ей нужно сделать — понять, где она, а затем найти способ передать эту информацию в Хогвартс. Ее патронус не продвинулся дальше жалких всполох, и давящие темнота и одиночество подвала никак не способствовали прогрессу. Вот только если бы ей удалось выкрасть палочку матери и послать патронус... В любом случае, надежды именно на это заклинание были отчаянными, ведь она и в лучшие времена не сумела вызвать его физическую форму. Стоило пройти еще вечности, как Хизер все же спустилась в подвал. Ее лицо было все таким же подозрительно мягким. Она остановилась в дверях, а затем, чуть отойдя в сторону, жестом пригласила Эйден подняться наверх. Неуверенно двигаясь на слегка трясущихся ногах, девушка полубоком протиснулась в сторону лестницы. Затхлый запах постепенно таял, а в глаза начал больно ударять свет: он не был ярким, но после долгих часов в подвале даже свеча показалась бы солнцем. Эйден оказалась в просторной комнате с множеством окон, не прикрытых шторами — это не было похоже на прежние привычки Хизер, что наглухо закрывала их плотными портьерами. Вид за окном был унылым - песчаный берег, утопивший в себе острые обточенные ветром валуны, и холодное море, волнами шумевшее где-то вдали. Одно девушка теперь знала точно: она где-то вдалеке от Хогвартса, но еще определенно в Англии. В центре комнаты стоял длинный стол, однако, лишенный роскошного убранства: лишь две угрюмые тарелки с приборами по обе стороны. Стульев тоже было всего два. Буквально спиной почувствовав, как Хизер указывает на один из них, Эйден заняла положенное ей место. Только усевшись она вдруг заметила, что невольно задерживала дыхание: теперь ее сердце стучало так громко, что могло перекричать шум за окном. Сидеть над пустыми тарелками было неловко, так что решив занять рот если не едой, то хотя бы беседой, Хизер полушепотом начала: — Полнолуние уже послезавтра, — она не сводила с Эйден глаз, заняв выжидательную позицию. Дочь, в свою очередь, решила разузнать как можно больше. — Что ты собираешься делать? — Разве это не очевидно? — Хизер парировала с такой легкостью, словно проживала этот диалог уже в сотый раз. Эйден даже показалось, что она слегка вздернула плечи, превращая предмет разговора в нечто игривое. — Отец мёртв. Режущая ножом по сердцу правота в этих емких словах пронзила воздух между ними. Мать мгновенно изменилась в лице: ее скулы свела легкая судорога, и она нервно оббежала глазами комнату, явно уговаривая саму себя сдерживать гнев. Маска мягкости и заботы таяла с каждой секундой, оголяя уродливый, но знакомый портрет жестокой и холодной натуры. Они с Эйден обитали в разных мирах: в одном из них Дункан давно испустил дух, возможно, наконец обретя покой и смиренно ожидая, когда любимая последует за ним в определенный час, в другом же он застрял на полпути, отчаянно надеясь, что кто-то протянет ему руку и вернет в знакомый ему мир живых. — Только пока, — прошипела Хизер, явно стараясь улыбнуться, но вышло это паршиво. Она зачем-то продолжала тщетные попытки сохранить образ обеспокоенной заботливой матери, что лишь хочет вернуть утраченную любовь. Однако ее яд уже вовсю просачивался через трещинки, что ей не удавалось заделать. — Никакая магия не может вернуть мертвых к жизни, — Эйден прикладывала все усилия к тому, чтобы ее голос оставался холодным и уверенным. На самом же деле страх пожирал ее по кусочкам, и пальцы под столом впились ногтями в колени практически до крови. Ее немного трясло, но показывать это матери означало бы проиграть войну задолго до начала самой первой битвы. — Любая магия требует платы, — процедила Хизер, явно поглаживая свою волшебную палочку, скрывающуюся в складках поношенной мантии, — Она способна дать тебе что угодно, покуда ты готов жертвовать. Пазл потихоньку складывался. Сознание Эйден разрывалось на куски. Она чувствовала, как пот стекал по ее шее, а пальцы ног впились в ботинки изнутри с такой силой, что онемели. Она догадывалась, что Хизер задумала, но отчаянно отказывалась верить. — Я хочу тебе кое-что показать, — мать встала, расправив плечи, теперь откровенно избегая взгляда Эйден. Она наконец-то стала вести себя как та женщина, что, с позволения сказать, воспитывала ее в поместье Эверетт много лет назад. Она направилась к ветхой двери, ведущей в незнакомую Эйден комнату. — Что это за дом? - глухо спросила девушка, не торопясь подниматься вслед за матерью. Та начала терять терпение, слегка встряхивая руки, чтобы оттянуть момент, когда она пустит палочку в ход. — Это сейчас так важно? — выплюнула она, наградив Эйден тем самым до боли знакомым взглядом, преисполненным ненавистью. — Я думала, ты держишь меня в подвале, потому что это все пространство, которым ты располагаешь, — не сумев скрыть дрожь в голосе начала девушка, — Но теперь я вижу, что это внушительный особняк с множеством свободных комнат. — Неужели ты правда полагаешь, что я бы позволила гриффиндорской дряни осквернять этот старинный дом одним лишь своим присутствием? — Хизер перешла на крик, заставив Эйден рухнуть обратно в стул от испуга. Она старалась судорожно соображать во все обостряющейся ситуации, пытаясь собрать картинку воедино. Почему она вдруг вспомнила про школьные факультеты? — Это дом твоих родителей, — вдруг выдохнула она, поражаясь собственной догадке. Хизер, судя по выражению ее лица, тоже не ожидала такой смекалки. И ведь это действительно был отличный вариант: родители Хизер, как и она сама, были благородными выпускниками Слизерина, и это было, пожалуй, единственным, что Эйден вообще о них знала: они умерли от драконьей оспы задолго до рождения своих внуков. Никто из Эверетт никогда прежде не бывал в этом доме, и, возможно, сама Хизер не возвращалась в него долгие десятилетия. Интересно, кто-нибудь из мракоборцев додумался проверить его? Знает ли о нем кто-нибудь из Министерства? Могла ли Хизер, знающая секреты поместья, которые в нем просто обязаны быть, попросту переждать налет разыскивающих ее волшебников, рассчитывая, что никто не прибудет с повторной проверкой, если первая не даст никаких толковых зацепок? Как бы то ни было, Эйден теперь знала, где находится. Нужно было пережить ближайшие пару часов и бросить все силы на то, чтобы призвать патронус и попросить о помощи. — Подойди, — еле слышно прошипела Хизер, и Эйден больше не могла оттягивать. Когда она робко подошла, мать взмахнула рукой в элегантном жесте, и серебряная массивная ручка повернулась, приводя дверь в движение. Стоило Эйден бросить взгляд на то, что скрывало в себе это помещение, как поместье пронзил испуганный крик. На невысоком импровизированном постаменте, покрытым плотной тканью, лежал Дункан Эверетт. Эйден парализовало от ужаса. Ее руки, прижатые ко рту, дрожали с такой силой, что ногтями царапали лицо. Она бы непременно рухнула на пол, если бы Хизер не схватила ее за локоть, буквально втаскивая в комнату. Эйден пыталась вырваться, продолжая задыхаться от крика. Мать грубо швырнула ее в самый центр комнаты так, что поднявшись, девушка оказалась как раз рядом с лицом покойного отца. Никогда раньше Эйден не приходилось видеть мертвецов. Она не знала, что волшебники делали с трупами, но Дункан выглядел таким умиротворенным, словно просто уснул. Это, почему-то, лишь сильнее пугало. Он заметно похудел за годы в Азкабане, его и прежне острые скулы еще больше осунулись. Волосы изрядно поредели и теперь блестели сединой, вторя каменно-серому цвету кожи. Все его тело было покрыто синяками и ссадинами, часть из которых он явно получил при побеге, другие же могли свидетельствовать о том, что он неоднократно пытался свести счеты с жизнью задолго до того, как свобода вновь стала возможна. Или, может быть, кто-то пытался сослать его на тот свет против его воли. Так или иначе, кем бы он ни был, в результате ему это удалось. Эйден стояла у тела отца на коленях, продолжая прижимать ладони ко рту, пытаясь сдержать болезненные всхлипы. Слезы застилали глаза и просачивались сквозь пальцы, заливаясь в рот. Представшая перед глазами картина была настолько шокирующей и травмирующей, что девушка предпочла бы умереть здесь и сейчас, если бы мать все-таки решила применить томящуюся в руках палочку. Та, вопреки любым ожиданиям, опустилась рядом с Эйден и взяла ее за плечи, сильно встряхнув. Тело дочери окоченело, так что ей пришлось приложить все усилия, буквально обхватив ее лицо и направив обезумевший от страха взгляд на себя. Все свойственные ей гнев и презрение, которыми она обычно сопровождала чужие слезы, отчего-то испарились, вновь сменившись наигранным пониманием, и абсолютно искренним отчаянием. — Ты видишь? — задыхаясь, спросила Хизер, уже сама роняя частые слезы, — Теперь ты понимаешь, каково мне? Эйден зажмурилась с такой силой, что перед глазами вспыхнули цветные огни. Вид слез матери отчего-то разрывал и без того покалеченную душу. Хизер продолжала касаться ее лица, периодически встряхивая, уже не сдерживая собственную истерику. — Он лежит здесь так, словно проснется в любой момент, — голос Хизер срывался на крик, прерываемый всхлипами, — Я больше всего хочу, чтобы он вновь открыл глаза. Ты слышишь? — Эйден действительно с трудом различала голос матери за собственным плачем, не усмиряющимся ни на мгновение, — Я не могу жить без него. Мне нужно, чтобы ты добровольно приняла жертву. Только так Дункан вернется ко мне, ты понимаешь? Вдруг обрушившуюся на них тишину теперь прерывали лишь горькие всхлипы Хизер. Эйден распахнула глаза, ощущая, как животный страх кипятком разливается по ее телу. Пазл наконец сложился: магия способна дать тебе что угодно, покуда ты готов жертвовать. Жертвой Хизер Эверетт должна была стать ее собственная дочь. Жизнь за жизнь.Глава 23.
10 февраля 2022 г. в 22:24
Было совершенно очевидно, что Хизер Эверетт не задумала ничего хорошего. «В это полнолуние мы вернем его».
Слова матери очевиднейшим образом отсылали к необходимости провести обряд черной магии, в которой та была по-настоящему сведущей, однако порождали десятки логичных вопросов. И почему, черт возьми, в волшебном мире все норовит случаться именно в полнолуние?
Эйден не знала, сколько часов она уже сидит в подвале, и как давно Хизер покинула комнату: девушка наивно полагала, что еще попросту не застала в помещении дня, когда свет тонкой струйкой спускался бы хоть откуда-нибудь, ибо в подвале было бескомпромиссно темно. Тем временем ей было невероятно важно знать, как много времени осталось до пресловутой полной Луны.
Навязчивая струя воды по капле стекала где-то в глубине помещения, раздражая слух последовательным звуком. Секунды складывались в минуты, а те перетекали в часы, но ровным счетом ничего вокруг девушки не менялось. Ее сознание отчаянно металось, пытаясь понять, за что следует ухватиться.
Хизер определенно начала сходить с ума. Следует полагать, Дункан был единственным сдерживающим фактором, уводящим женщину от безумия, к которому она была склонна и многие годы назад. Азкабан, вполне очевидно, лишь усугубил положение: насколько Эйден слышала, родителей держали в разных камерах, и до побега им не позволяли встречаться. Возможно, хрупкая надежда когда-нибудь вновь увидеть любимого супруга и помогала Хизер не срываться в пучину, однако, угасла эта надежда непростительно быстро: едва сумев обрести мужа, она потеряла его безвозвратно. Или все-таки нет?
Эйден знала, что никакая магия не может препятствовать смерти, и это знание было незыблемо в ее голове ровно до тех самых материных слов. Все же, ее родители зашли в изучении магии очень далеко, и полагать, что им не было известно ничего экстраординарного, было бы глупо. Теперь, когда Хизер осталась совершенно одна, и кроме Дункана в мире живых ее ничего не держит, она пойдет на что угодно. Здесь напрашивался другой закономерный вопрос — для чего ей нужна Эйден? Она совершенно точно планировала ее похищение не первую неделю, навела справки, раздобыла блокнот, подаренный Римусом. Она знала не только про особые отношения дочери со старостой Гриффиндора, но и про их общее место силы, где она и оставила портал. Единственный способ доподлинно узнать об этом — иметь в Хогвартсе информатора.
Мысль о том, что кто-то мог бы сдать Эйден ее небезызвестной матери, пугал девушку до дрожи в коленях. Кто бы это мог быть? Рид Герберт едва ли бы пошел против брата, что дружит с Аттикусом, и отца, что работает в Министерстве в качестве мракоборца: тот провел множество безуспешных, но чертовски опасных рейдов, стараясь отыскать Хизер. Илайн не была похожа на человека, что способен на предательство, а добрая часть Гриффиндора записалась в Орден Феникса задолго до выпуска из школы, и пособничество явной стороннице Волан-де-Морта никак не вписывалось в привычное для них поведение. Никто другой Эйден толком и не знал, а подозревать кого-то из своих было мучительно больно.
Девушка методично листала блокнот Римуса, мягко касаясь отсыревших страниц. Было слишком темно, чтобы мочь что-нибудь разглядеть, но Эйден знала их наизусть. Она зачарованно водила пальцами по листам, представляя себе Римуса, бережно вклеивающего в блокнот цветы, выводящего старым пером любимые строчки из книг, переносящего Черное Озеро чернилами на пожелтевших страницах. Эти фантазии успокаивали ее, и она могла поклясться, что чувствует запах полевых цветов, свежего пергамента и горячего шоколада.
Эйден блуждала по закоулкам сознания, вспоминая, какие мягкие наощупь волосы Римуса, как он, улыбаясь, вновь и вновь перечитывал «В пламени драконьего дыхания», как нежно он целовал ее, словно боялся, что она может растаять в воздухе, и как крепко держал ее, кружа над собой в том самом вальсе. Это воспоминание было ее безопасным местом, в которое она возвращалась каждый раз, когда ей было страшно. И сейчас она обнаружила себя в великолепном серебряном платье посреди роскошно украшенного Большого Зала, держащуюся за Римуса с такой силой, словно исполнив последнее па она рухнет на землю без сил, если он вдруг отпустит ее. В ее ушах стояла переливчатая мелодия, пробирающая до мурашек, перед глазами мелькали бело-голубые огоньки и глаза Люпина, такие сверкающие и счастливые, что она мечтала бы в них утонуть, лишь бы запечатлеться там навсегда.
Она вновь вернулась в реальность, осознав, что раз за разом повторяет заветное заклинание. В воздухе растворились слабые бирюзовые всполохи.