У кромки Чёрного озера

Наконец, верстка газеты была завершена. Эйден смахнула пряди челки с лица, облегченно выдыхая: в этот раз перевод дался сложнее. Возможно, во всем виновата очевидная тенденция в становлении новостей все мрачнее и мрачнее день ото дня. Ловким движением палочки заперев свой кабинет на ключ, волшебница зашла в лифт на своем уровне, кивком поприветствовала эльфа-лифтера и попросила его отвезти ее к выходу в город. Париж этим ещё прохладным апрельским вечером был неизменно красив, и Эйден брела по знакомым улочкам и избитому маршруту. — Я дома, — сказала она в коридоре нарочно громко, и из комнаты послышались звуки возни. Пройдя в зал, Эйден застала свою пожилую бабушку, пытающуюся сесть в кровати. Сократив расстояние между ними, она помогла женщине усесться и комфортно разместить отказавшие ноги. — Как работа? — задала бабушка дежурный вопрос, и Эйден повела плечами. — Как и всегда, перевод и редактура. Сегодня вышел очередной номер с новостями из Англии, — на этих словах старушка Эверетт напряглась, — Думаю, все идет к прямому столкновению. Сама-знаешь-кто стянул силы к Шотландии, там, где стоит школа Хогвартс. Ходят слухи, что он нападет там. — И этот Поттер был замечен в деревеньке неподалеку, — задумчиво прошептала бабушка. — Так ты читала недавний выпуск, — несколько ободрилась Эйден, но ее грубо перебили. — Тебе нужно перестать работать с этими новостями, Эйден, — строго отметила бабушка. — Так ведь других новостей на английском попросту нет, — вздохнула в ответ волшебница. Когда Эйден Эверетт оказалась во Франции у родителей своего отца, чтобы освоиться, Яя Эверетт — бабушка, много суетилась в надежде пристроить девочку на какую-нибудь работу. Поначалу она переводила заметки для местной газеты с английского языка на французский и наоборот, а когда последний был освоен на достойном уровне, Эйден перевели во французское Министерство магии, где она помогала переводить свежие новости о назревающей в Великобритании войне. Когда Тот-кого-нельзя-называть потерпел поражение в первый раз, девушка вознамерилась оставить работу и все-таки поступить в Шармбатон и окончить образование, но коллектив так прикипел к ней, что повысил до основного переводчика, а после и до главного редактора, когда магическая война разразилась вновь. — Чем больше ты про это читаешь, тем больше можешь вспомнить, — продолжала ворчать старушка, — Вон, взгляни на свои руки! И действительно: черные шрамы — следы проклятия, налились краской, и практически трупный цвет медленно расползся по ладони. Насколько Эйден известно, чем больше площадь поражения кожи — тем меньше ей оставалось жить. — Я знаю, но ведь это Хогвартс, — не унималась Эйден, — Та самая школа, в которой я училась. И мои родители тоже… — Довольно! — Яя Эверетт повысила голос, и внучка решила замолчать, — Ты знаешь, что мне осталось совсем недолго. Прошу тебя, избавь меня от этих жутких новостей. Здесь, в Париже, я хочу чувствовать себя в безопасности. Близилась полночь. Бабушка давно уснула, а Эйден сидела на кухне, разбирая письма, что только что по ночи принесла сова-сипуха. Свежих новостей было немного, вернее, слухов — уйма, но все об одном и том же. Развернув свежеизданную копию «Ежедневного пророка», чудом оказавшегося во Франции так скоро, она увидела фотографию Школы Чародейства и Волшебства прямо на главной странице. Сердце пропустило удар, а перед глазам пронеслись невнятные картинки, которые Эйден попросту не успела разглядеть: так бывало всякий раз, когда она сталкивалась с чем-то из своего прошлого. Воспоминания пытались вырваться наружу, и соблазн пропустить их в сознание был велик как никогда. На самом деле, Эйден давно хотела отправиться в Англию. Ей казалось логичным, что все магическое сообщество Европы должно бросить любые силы на борьбу с масштабной угрозой. Многие волшебники за пределами страны считали, что британские силы справятся с Темным Лордом, и нет резона оказывать посильную помощь. Однако немало мракоборцев уже было отправлено к английскому сопротивлению, ведь прежнее Министерство магии — пало. Лишь с пятилетним школьным образованием и работой, связанной с лингвистикой, а не практической магией, Эйден не стала образцовой талантливой волшебницей, но внутреннее чутье из раза в раз подсказывало ей острую необходимость быть там, а не здесь. Словно у нее не было права отсиживаться в Париже, пока Хогвартс, который она помнила лишь в лихорадочных обрывочных снах, был практически предан огню. Прочитав копию газеты, Эйден убедилась в том, что финальная битва состоится со дня на день. Решив доверять собственной интуиции, редко подводившей ее прежде, она твердо решила завтра же сообщить бабушке весть, которая ее не обрадует: она отправится в Англию под любым предлогом и постарается внести свою лепту в победу над Тем-кого-нельзя-называть. У судьбы, однако, были свои планы. Проснувшись утром над газетами за столом, где она, очевидно, и уснула, Эйден не услышала привычного копошения всегда рано просыпавшейся бабушки. Войдя в зал, она застала ее в собственной постели, умиротворенную и блаженную, уснувшую навсегда.

***

Неожиданный уход бабушки хоть и был закономерен после того, как ее здоровье заметно ухудшилось, но все же оказался серьезным ударом. Всего два года назад Эйден похоронила деда, и теперь на могилу она относила уже два букета, а не один. Не отрывая взгляда от большого надгробия, Эйден прокручивала в голове события последних двадцати лет, как и всегда, наблюдая за ними отстраненно, словно это была вовсе и не ее жизнь. Сложно описать чувства человека, которому пришлось учиться заново жить, будучи уже подростком. Прежнее имя, прежние магические способности, прежняя палочка, но все остальное — другое. Хотя, как можно называть другим то, что не с чем сравнивать? Эйден мало что знала о той жизни, что осталась до заклинания забвения. Ей рассказывали, что ее родители-волшебники погибли, она окончила пять лет в Хогвартсе, а после была исключена за нарушение школьного устава, в следствие которого и была проклята, и для сохранения жизни ее отправили подальше от жизни, преисполненной призраками прошлого. Бабушка и дедушка утверждали, что у Эйден кроме них совсем никого нет, однако однажды она наткнулась на заметку очевидца из Британии, утверждавшего, что в его дом ворвались и все перевернули Пожиратели Смерти, среди которых, если верить подслушанным разговорам, был некий Аттикус Эверетт. Эйден не стала рассказывать это бабушке, боясь расстроить ее, ведь стоило этому имени врезаться в память, как руку пронзила ужасная боль, и шрамы налились краской. Она как бы чувствовала воспоминания, а не наблюдала их буквально, словно кадры фильма, как это бывает обычно, и прочитав это имя, Эйден почувствовала, что это, должно быть, был ее брат. Собрав скромные пожитки в небольшую сумку, Эйден отправилась на работу, где, застав своего непосредственного начальника, принялась уговаривать его отправить ее в самую гущу событий в Англии, чтобы собрать свежую и достоверную информацию с поля боя. Разумеется, идея была воспринята в штыки: кто захочет терять талантливого переводчика ради репортажа, который позже можно будет склеить из слухов? Впрочем, в случае отказа Эйден все равно норовила уволиться и переехать в фамильное поместье под Лондоном, которое она унаследовала. Какой смысл бежать от проклятия, если смерть могла сама постучать в дверь ее дома, если бы англичане не сумели дать отпор Темному Лорду?

***

Сперва в качестве портала использовались старые настольные часы. Несколько французских мракоборцев и двое журналистов, включая Эйден, оказались в неизвестной ей части Лондона, где вскоре встретились с британскими волшебниками в каком-то подпольном баре. Маглы отмечали Бельтайн, а мракоборцы обсуждали план проникновения в Хогвартс, не стесняясь ни своих мантий, ни причудливых шляп. По их сообщениям, присутствие Гарри Поттера в Хогвартсе подтверждено, более того, руководившие школой Пожиратели Смерти бежали. Это создавало для них окно, в которое было необходимо проникнуть на территорию замка, прежде чем начнётся его оборона. Мельком поглядывая на бумаги, разложенные на столе, Эйден не могла перестать смотреть на движущийся снимок. На нем было двое: пожилой волшебник с длинной седой бородой и очками-половинками, а также темноволосый мальчик со шрамом в виде молнии на лбу. Она знала их имена — Альбус Дамблдор, — бывший директор Хогвартса, и, безусловно, Гарри Поттер. Крутя эти имена на языке, Эйден отчётливо ощущала, что помнит и знает этих людей. Дамблдор наверняка был директором тогда, когда она училась в Хогвартсе, а Гарри напоминал ей кого-то, чей образ периодически мелькал у нее в голове, но никогда не задерживался. Мракоборцы Великобритании вели долгий и весьма нудный инструктаж, который Эйден приходилось частично переводить. Никто из них ещё не знал, что стоило им помочь ей оказаться на территории Хогвартса, как она сосредоточится на собственных планах, игнорируя свои обязанности зарубежного репортера. Весь этот спектакль — лишь ее способ прикоснуться к прежней жизни, к которой она питала куда больше чувств, чем к нынешней, хотя природа этих нежных чувств была для нее загадкой. Оставшись круглой сиротой, она больше не видела смысла в том, чтобы оттягивать губительную силу своего проклятия. Она намеревалась столкнуться с ним к лицом к лицу, но полностью вернув память об отчего-то дорогих сердцу годах, вместо того, чтобы доживать свой век, трусливо поджав хвост и лишь переводя на французский чужие ужасы войны. В ночь с первого на второе мая, обходя школьные правила в чрезвычайной ситуации, группа из более, чем десяти людей, трансгрессировала на территорию Хогвартса. Оказавшись на каменном мосту и увидев замок воочию, Эйден ощутила, как земля уходит у нее из-под ног. «Дом» — раздалась в голове неожиданная мысль. В сознание принялись врезаться кажущиеся на первый взгляд чужеродными воспоминания. Куда бы она ни бросила взгляд — видела молодую себя, ровно в этом месте, но больше двадцати лет назад, в черной мантии с красной отделкой, в окружении людей, чьи лица оставались расплывчаты. Школа накрывалась огромным волшебным куполом: десятки взрослых магов рассредоточились на территории Хогвартса, одновременно произнося нужные заклинания, подпитывая защиту школы. Направляясь вслед за мракоборцами к главным воротам, Эйден нервно мотала головой из стороны в сторону, стараясь разглядеть в свете ночи как можно больше. Сцены, всплывающие в голове, ещё не складывались в единую картину, но оставляли стойкое ощущение, что она находится там, где должна, и у нее куда больше прав на это, чем у любого другого француза, прибывшего с ней. На лестнице у входа стояла немолодая волшебница в черной мантии и такой же черной остроконечной шляпе. Она отдавала указания как преподавателям, так и студентам, а наколдованные, очевидно, ею же каменные фигуры рыцарей выше человеческого роста, тоже беспрекословно выполняли ее волю. Обратившись к прибывшим на подмогу мракоборцам, женщина, чей голос был Эйден так знаком, распределила их по разным частям замка для обороны. Вдруг, ее взгляд коснулся Эйден, и пару секунд она смотрела на нее в исступлении, прежде чем, немного заикаясь, наконец сказала: — Мисс Эверетт? Эйден кивнула, пытаясь понять, кем волшебница могла ей доводиться, если она вспомнила, как та поздравляла гриффиндорскую команду с победой в матче по квиддичу. — Профессор Макгонагалл? — сказала она прежде, чем повторила это имя несколько раз про себя. Тепло улыбнувшись, женщина коснулась плеча Эйден. Она узнала ученицу спустя столько лет, и помнила в разы больше ее самой. — Вы вернулись защитить школу? — с надеждой спросила Макгонагалл, явно гадающая, как Эйден вообще могла здесь оказаться после того, что пережила много лет назад. В голове творилась полная неразбериха, сердце то и дело теряло такт, а рука невыносимо болела от каждой новой детали, неожиданно всколыхнувшей сознание. Но несмотря на это, Эйден уверенно ответила: — Да.