***
Гарри стучится костяшками пальцев — не то, чтобы ему нужно разрешение, чтобы войти в кабинет своего лучшего друга, но мало ли что, вдруг у него там какие особые гости опять? Вроде Блейза Забини, угу. Гарри хочется одновременно, и усмехнуться, и поежиться от воспоминаний о том слегка смущающем инциденте. Гарри тогда влетел в кабинет (как и было обычно, раздраженно подсказывает в нем какая-то мелкая, ревнующая своего лучшего друга к наглому Забини часть. Он бы хотел, чтобы она заткнулась), весь растрепанный и взбудораженный — волосы торчком, нездоровый блеск в глазах, как только открыл дверь, облизал губы, потому что от волнения слегка пересохли — ну кто ж мог знать, что у Рона там, прости господи, Забини на столе сидит? — Рон, я! — начинает впопыхах, зарываясь рукой в темные волосы. И тут же застывает, прямо вот так, с рукой в волосах и все еще придерживая распахнутую дверь. Еще бы, не его одного бы повергла в шок такая картина — в кабинете глубоко уважаемого Рональда Уизли, главы Аврората, на его столе сидит Блейз Забини в темном костюме, в довольно похотливой позе и с самодовольной улыбкой на лице. Не то, чтобы он очень изменился со школы — прической если только, а характер так и остался, поганенький. Но это видимо только Гарри так считал. Ему остается только проблеять хоть что-нибудь, чтобы увлеченные, определенно разгоряченные парни заметили его. — Э-э, ребят, я не вовремя? Через секунду доходит, что дверку-то стоило бы прикрыть — а то там ходят подчиненные Рона, а у него тут порнография в чистом виде. Дверь, на счастье (или к несчастью, тут как посмотреть, судя по глазам Забини), захлопывается с достаточно громким хлопком, чтобы привлечь внимание Рона и Блейза. Последний оборачивается к Гарри с таким выражением лица, что если бы на месте Гарри тут стоял, ну, Невилл, к примеру, то его тут через секунду бы не было. Потому что Блейз поворачивается злющим, как черт, от того, что его отвлекли. Гарри вздергивает бровь и старается не краснеть уж слишком сильно. Под таким взглядом, конечно, трудновато, но это ничего. — Он мне нужен, если не возражаешь? — с легкой, дразнящей ухмылкой просит Гарри, когда Блейз не говорит ни слова, а просто смотрит, ну знаете, испепеляет его взглядом, прямо-таки. Глаза Рона смотрят на Гарри слишком жалобно, чтобы это выдержать, поэтому он даже не переводит взгляд за Блейза. — А если возражаю? — Рон мученически стонет, опускаясь на колени — он буквально прячется за своим столом и пару раз стукается лбом об него. Гарри приподнимает брови еще чуть выше, соображая, что лицо его друга сейчас находится аккурат между длиннющими ногами Блейза, мать его, Забини. Рон думает, что только ему здесь неловко из-за этой ситуации, и да, это правда так и выглядит — один он тут красный, как не знаю что, мучается муками совести, а его лучшему другу буквально начхать на его страдания, его парню тоже насрать, он только усугубляет ситуацию, поглаживая затылок Рона своими блядскими подушечками пальцев. Гарри испускает смешок, когда замечает. Забини лишь развязно подмигивает ему. — Мне он правда нужен, — Гарри пожимает плечами и начинает подходить к столу, перебирая бумаги в своих руках. — Дома такими непотребствами заниматься будете, развратники. — Ой, да иди ты, — стонет Рон из-под стола, а Гарри тихонько хихикает себе в кулак. Блейз тяжко вздыхает («Тебе бы в театральный», думает Гарри, стараясь смотреть только в свои бумаги) и тихонько зовет Рона. Он поднимается на ноги, коротко обнимает Блейза за талию, прощаясь. Гарри не удерживается и кидает взгляд поверх текста — движения Рона настолько сквозят нежностью, что у Гарри щемит что-то в сердце. Он тут же отворачивается, не зная что делать со своими чувствами. — Жду тебя в четверг, — хрипло говорит в итоге Блейз, а затем легко чмокает в чуть покрасневшие губы Рона (да уж, Гарри стоило бы закрыть глаза или хотя бы снять линзы), слезает со стола. И это дает Гарри разглядеть его чуть лучше — они все-таки не виделись с самого Хогвартса. (Чего, скорее всего, не скажешь о Роне) Темный костюм сидит на нем идеально подчеркивая фигуру, явно хорошую (черт, о чем ты думаешь, черт побери?), и он явно сшит на заказ. Взгляд у Забини все такой же — уверенный, выдирающий из себя всю неловкость, которая в тебе есть, наружу, он как будто все время в душу тебе заглядывает, как будто всегда знает, о чем ты думаешь. Гарри знал, что за этой напускной беззаботностью скрывается ужасная серьезность, потому что иногда в школе Гарри обращал свое внимание на Блейза — и тогда его глаза были значительно старше, чем он выглядел, он будто всегда хранил в себе эту мудрость, умудряясь смешивать ее со своим пошлым юмором и вечным флиртом. Почти как близнецы Уизли. — Пока, Поттер, — ухмыляется фирменно, и Гарри салютует ему в ответ, провожая взглядом в широкую спину. Дверь за ним захлопывается, и в кабинете наступает тишина, слышен только гомон из людских голосов за дверью. Гарри медленно поворачивается лицом к Рону и только открывает рот, как: — Ни слова, — Рон даже не смотрит на ухмыляющегося Гарри. Он смотрит исключительно в свой стол, опираясь на него пальцами, и выглядит таким чертовски смущенным, вы бы знали. Гарри ликует где-то глубоко внутри, потому что теперь у него есть столько материала для шуток. Он может подкалывать Рона всю жизнь. — Я всего лишь, — Гарри не успевает закончить фразу, которую буквально пропел (а Гарри Поттер вообще-то не поет), потому что Рон поднимает палец вверх, краснеет еще больше, и Гарри кажется, что вот сейчас его друг натурально похож на пожар. Весь такой рыжий, красный и… разгоряченный. Гарри честно старается удержаться, чтобы не фыркать. Он честно старается перестать издеваться. — Ни, бля, слова, — повторяет Рон, словно бы для верности. Поджимает губы слегка, словно тоже пытается сдержать смех, но его лицо, несмотря на то, что Рон вроде как пытается выглядеть грозно — о черт, оно просто сияет, радостью и любовью. Гарри смеется на весь кабинет, потому что удержаться действительно не представляется возможным. — Заткнись-заткнись! — Рон улыбается слишком широко для того, кто пытается казаться недовольным. Пока Гарри смеется, почти приседая к полу, он берет стопочку документов, лежащих на столе и несильно начинает колотить ими по поттеровской макушке, и, Мерлин, это смешит Гарри еще сильнее. Рон даже перелазит через свой стол, чтобы накинуться на Гарри, который совершенно не может успокоиться. Они носятся по ронову кабинету, по аврорскому кабинету мистера Уизли, словно малые дети, словно им снова по четырнадцать, и сейчас вот-вот должна появиться Гермиона и сказать, какие они тупицы, лучше бы написали эссе на пятницу. Вместо Гермионы раздается слабый стук в дверь, который они оба пропускают мимо ушей, потому что у них внезапно детство в заднице проснулось, у них тут летающие по кабинету бумажки, громкий смех и выкрики «Прекрати, придурок!». — Мистер Уизли, все в… — секретарша Рона не договаривает, спотыкаясь на месте, когда открывает дверь и видит всю эту мракобесию, что устроили два взрослых мужика. Что Рон, что Гарри — застывают на местах, словно нашкодившие щенки, с улыбками на покрасневших от беготни лицах, документы, определенно важные документы, наконец начинают оседать на полу. Гарри слегка втягивает голову в плечи, когда помощница Рона слегка ошарашенно заканчивает. —…порядке? — В полном, Эбби, — у Рона сбитое дыхание, руки на плечах у Гарри и попытки сделать свой голос профессиональным. Гарри все же хмыкает тихонько. — Можешь идти. А потом они убирают весь бардак, что навели вместе, и Гарри наконец вспоминает, какого черта вообще пришел сюда. — Так значит, — Гарри рассматривает браслет, ради которого Рон и позвал его сюда, когда задает этот вопрос. Занимается делом, но кто сказал, что он не может делать несколько дел одновременно? — Блейз? Гарри смотрит лишь краем глаза, пока машет палочкой вокруг артефакта — Рон покрывается слабым румянцем и поджимает губы. — Ага. — И давно вы вместе? — продолжает копошиться, бросая секундный взгляд поверх браслета, медленно распутывая сложный защитный механизм. — Около полугода, — пожимает плечами, напряженно рассматривая Гарри. Тот улыбается, смотрит в глаза, а потом слышится тихий щелчок, и он суетливо начинает тараторить: — Ну, вот и все. Там были какие-то сковывающие и сигнальные чары, наверное, для владельца игрушки, если ее вскроют. Но я же тут лучший артефактор, как никак — он подкидывает браслет Рону, начиная двигаться в строну двери и всячески делая вид, что абсолютно собой гордится. Уже открыв ее, он поворачивается и говорит слегка неловко, но совершенно серьезно: — Я рад за тебя, конечно, рад. — Спасибо, Гарри, — черты лица Рона смягчаются, будто он боялся, что Гарри отреагирует плохо. Как будто он может отреагировать плохо на то, что его лучший друг очевидно счастлив. — Пустяки, — он облизывает губы и уже действительно хочет уйти, но в последний момент снова оборачивается. Он не может уйти просто вот так! — Эй, но если он сделает тебе больно, я его в порошок сотру, помнишь? Гарри знает, что, скорее всего, этого не случится, потому что Блейз выглядит адекватным, но лишний раз напомнить не помешает. Никогда не помешает. — Конечно, — Рон смеется, но Гарри-то говорил серьезно. Он улыбается и закрывает за собой дверь, думая, что даже если Рон воспринял это как шутку, то ему не обязательно знать, что это сущая, ужасная правда. Гарри Поттер ведь Великий Волшебник, правда? — Входи! — кричит ему Рон из кабинета, и Гарри возвращается из своих воспоминаний. Щеки все еще немного горячие, и он все еще чувствует огромное желание улыбаться. — Что, на этот раз ты успел запихнуть Блейза под свой стол? — играет бровями, заходя. — Придурок, — тянет, посмеиваясь Рон, сидя за столом и держа в руках бумаги. Гарри тут же воображает, что под ним сидит Блейз, блять, Забини, и старается прогнать эти картинки из своей головы. Рано, рано еще! Вот как только он уйдет из этого кабинета (развратного места), то с радостью порассуждает об этом, но не когда он смотрит свему лучшему другу в глаза! — Я посмотрел те кольца, ну, помнишь? — Рон бегло пробегается взглядом по бумагам в руках и рвано подписывает их внизу листа, а потом поднимает на него взгляд — и Гарри не видит в них узнавания. Он вздыхает и достает документы на артефакты, которые Рон попросил проверить его неделю назад, после осмотра дома Таинственного Темного Мага, имя которого Рон так ему и не сказал. Из того особняка изъяли много разных артефактов, преимущественно темномагического происхождения, и Гарри вообще не должен был заниматься этим делом, это передали другим спецам, однако по личному запросу Рона работы у Гарри теперь было больше, спасибо большое. Он польщен, конечно, что Рон ему доверяет больше, как специалисту, чем всем остальным, но, чего греха таить, как только ему притащили аккуратно завернутые кулечки разных размеров (которые если все вместе сложить — то получится внушительная коробочка на несколько недель), он просто безнадежно простонал, утыкаясь в свой стол головой. Он бы еще побился ею для верности, но он был на работе. — Вот эти, — он кладет бумаги, заполненные вчера вечером, перед Роном. Друг тут же начинает их читать, с каждой строчкой все выше и выше поднимая брови. — Опасные штучки, согласен, — перекатывается на носках, пока ждет. А потом достает еще один листок и подкладывает к остальным. — Кроме этого. И шкодливо показывает свою руку, на уровне головы. Роново лицо сереет на тон, а Гарри смеется с такой реакции — Уизли еще просто не прочел бумажку. На его безымянном пальце мерцает изумрудным кольцо, одно из тех самых. Рон сипит: «Придурок, снимай», а Гарри отскакивает от стола на пару шагов. — Да ладно тебе, я проверил его — оно безопасно, — и колечко продолжает сиять изумрудным, ярким и насыщенным. Поттер цокает весело, потому что оно работает. — Как думаешь, я смогу забрать его себе? — Вряд ли, — говорит Рон, вставая со стула и подходя ближе. Он рассматривает кольцо, а потом и вовсе отбирает его, нацепляя на тот же палец — и колечко магически расширяется под нужный размер. Они переглядываются, словно дети перед опасной затеей. — Тебя уволят. Или впаяют штраф. Кольцо остается зеленым. — Ох, черт, ты правда так считаешь? — Гарри притворно расстраивается. — Ты так ранил меня, — прижимает руку к сердцу, но потом перестает валять дурака и садится на ронов стол. Получает строгий взгляд, но игнорирует. — Попробуй соврать. Скажи настолько очевидную ложь, чтобы я точно понял, что оно работает так, как надо. — Эй! — Рон шлепает его по плечу. — Я что, твоя лабораторная крыска? — Ага, — довольно улыбается. — Я тебя ненавижу, — Рон улыбается, а кольцо окрашивается бордовым. Гарри Поттер победно вскидывает руку, коротко шепчет: «Йес», а потом стаскивает кольцо с пальца друга проворным движением и убирает в карман пиджака под шумок. — Все, демонстрация закончена, — Гарри забирает бумаги по артефактам, которые принес с собой и перебирает их, кратко озвучивая. Рон пытается спихнуть его со стола. — Так, подытоживая, этот — как карманный детектор лжи, — один листок отправляется в конец стопки, — этот превращает в бундимуна*, иу, сочувствую тому, кто наденет, — усмехается, и еще один лист в конец, — это телепорт неизвестно куда. Подозреваю, что на другой конец вселенной, — Гарри хихикает, пока Рон пытается быть Аврором, а не его лучшим другом и шипит что-то вроде: «Будь серьезнее, Гарри», словно старая добрая Гермиона. — это вообще колечко для мгновенного магического брака, — он делает небольшую паузу. — Остальные не менее занимательные. — Да-да, я понял, что тебе нравится, — Рон закатывает глаза, отбирает у него бумаги на артефакты. — Я, кстати, хотел тебя попросить кое о чем… — Так, так! — Гарри поднимает руки вверх, словно как «сдаюсь». — Уизли, не наглей, из-за тебя у меня и так работы много. — Пожалуйста? — Рон делает щенячий глаза, которым научился у Джинни, и Гарри смотрит на это с снисходительной улыбкой. Тогда Рон вздыхает. — Я выбью тебе отпуск на неделю, в качестве извинения за лишнюю нагрузку. — А вот это уже другое дело, — улыбается Гарри. — Слушаю вас, сэр, — он берет в руки ручку со стола Рона, которая стоит там уже тучу времени, и вертит ее, рассматривая со всех сторон, просто чтобы занять руки чем-то. — Ты мог бы забрать зелья до понедельника? — Рон перестает смотреть на него, начиная копошиться в своих документах, перекладывать блокноты с места на место. Гарри, конечно, замечает и тут же малость напрягается. — Мог бы, — он ставит ручку на место, опирается двумя руками в стол и опускается на уровень лица Рона, так, что смотрит ему в глаза. Выглядит это малость угрожающе, если учитывать, что Гарри специально понижает тембр голоса. — А теперь рассказывай, в чем подвох. — Зелья нужно забрать у Малфоя, — нервно улыбаясь, уточняет Рон. Гарри молчит секунд тридцать, а потом заторможенно выдает, расфокусированно смотря Рону точно в середину лба: —…Чего? — Я прошу тебя забрать зелья для моего отряда у Драко Малфоя, — почти шепчет, осторожно так разглядывая весь мыслительный процесс на лице Гарри. — Ты типа… Просишь меня… встретиться с Малфоем, который мешал мне жить нормально все школьные годы? — требуется небольшое уточнение: Гарри уже согласен. На самом деле, ему вообще не сложно забрать эти зелья, просто попридуриваться — это святое. К тому же, любопытство, которое с ним всегда и везде, не дает покоя: как сейчас выглядит Драко и такой же ли у него поганый характер? — Ну, справедливости ради, стоит сказать, что и без Драко, — Гарри поэтично взмахивает руками и, задыхаясь, проговаривает: «Ах, так он теперь Драко» — ты бы отлично нашел себе неприятности, и ничего ровным счетом не изменилось бы, — Рон делает паузу, чтобы пронзительно взглянуть на Гарри. — К тому же, после школы он изменился. На седьмом курсе он тебя уже не трогал особенно. — Я согласен, ради отпуска-то, — он показывает Рону язык, и тот снова вздыхает. Начинает что-то писать на маленьком листочке своим округлым почерком. — Вот, это его адрес, и прошу, постарайся не поругаться с ним, а то он наш Зельевар уже несколько лет, — Рон все еще держит листочек, не давая Гарри его забрать. — А то мало ли, он в зелья плюнет, он все такой же вреднющий, если его выбесить, ну ты понял? — Понял-понял, мне все-таки уже не пятнадцать, ну, — бухтит оскорбленно, читая адрес. — Он переехал из Малфой-мэнора? — Да, новый дом себе купил вроде как, — Рон расслабленно пожимает плечами. — Так значит Слизерин скоро заберет у меня лучшего друга, — кивает Гарри сам себе и идет к двери. — Ну-ну. Только не говори мне, что ты еще и с Паркинсон общаешься, моя хрупкая нервная система не выдержит этого. Когда за его спиной не раздается никаких отрицаний, а только тишина — Гарри ме-е-едленно оборачивается. — Нет, скажи, что ты не… — Просто хотел посмотреть на твое лицо, — и смеется, зараза. Гарри выдыхает, утирает невидимый пот и уходит, думая, что в субботу обязательно нужно будет навестить, ну знаете, старого друга. Думает об этом в такой формулировке и самому смешно. Уже когда приходит в свой кабинет и кидает бумажку на стол, думает, что надо было нагнуться, чтобы проверить ронов стол на наличие одного определенного слизеринца. Фыркает, присаживаясь, а потом размышляет что, нет, он не был бы готов к этому, если бы правда обнаружил там Блейза.***
Драко закрывает за собой дверь — вздыхает. В доме тепло, а на улице слегка прохладно, осень, как-никак. Он тыкается чуть влажным носом в свой любимый шарф крупной вязки, которых пропах его запахом — любимым одеколоном. Приятного серого цвета — он подчеркивает глаза, как сказала Панси, когда дарила его на позапрошлое Рождество, и отлично греет. В первом он, если честно, не совсем уверен, как бы он не сомневался в превосходном вкусе местной модницы Панси Паркинсон, но вот второе мог подтвердить целиком и полностью. — Так, — бормочет рассеянно себе под нос, пока разматывает шарф и снимает черное пальто. Ботинки стаскивает об пятки — совсем неаристократично, но папы и мамы тут нет, так что кому какое дело. Драко, как ребенок, хихикает над своими мыслями, смеется чуть громче, когда слышит тихое ворчание одного-единственного домового эльфа Тинки, когда тот ставит его кожаную обувь аккуратнее, чем сам Драко. — Спасибо, — тут же благодарит, конечно, но эльф просто машет на него рукой и испаряется. Драко фыркает на такое поведение и идет на кухню, заваривать себе зеленый чай. Для работы очень пригодится. Пока ждет, что закипит чайник — да, он все же в курсе про маггловские блага и теперь не считает это чем-то плохим (сейчас-то уж точно) — облокачивается о кухонную тумбу задницей, закатывает рукава черной водолазки по локти и складывает изящные, бледные на фоне темного, с голубоватыми, просвечивающимися венками, руки на груди. Думает над его работой, которая сейчас в процессе — одна из парочки, что он пока что не закончил. Думает над цветами, которые хотел бы добавить, думает, как их смешать, думает над композицией — может, добавить что-то? Чайник кипит, а Драко снова вздыхает. В его доме обычно очень тихо — за исключением тех моментов, когда Драко включает на проигрывателе музыку. Или когда сюда не заваливаются его друзья, шумные и такие любимые. Драко улыбается от мысли о Тео, у которого блестят глаза от удовольствия, когда они спорят о том, насколько действия главного героя в той книге, которую Драко прочел по рекомендации Нотта, были тупыми или о том, что сам автор мог завернуть сюжет куда дальше и намного интереснее. Он улыбается, когда наливает кипяток в заварочный чайник, от мысли о Панси, которая разваливается на его (уже ее, и это как-то не особенно обсуждалось) диване в гостиной, и манерно рассуждает о том, что ему бы, Драко, пора бы полить цветы, а то он в своей мастерской, конечно, не загнется, а вот цветочки-то да. Драко снова оглядывается на почти засохший цветок в гостиной. Ему кажется, что тот смотрит на него уж больно укоряюще, поэтому он дергает бровью (как делает всегда, когда кто-то упоминает о его полуживых цветах) и отворачивается к своему чаю. И все же, улыбается, от мысли о Блейзе, который в каждый свой визит пополняет личный бар на кухне Драко — ему думается, что скоро придется выделять новый, еще один, шкафчик под блейзово бухло, потому что Драко редко пьет не с ними. Бутылки с алкоголем разной крепости и изысканности копятся у него здесь только потому, что Блейз приносит несколько сразу — несколько они выпивают, а несколько остается. Забини всегда переоценивает их силы. А на утро у всех у них все равно раскалывается голова. Драко снова фыркает, подхватывает свою большую чашку (он не берет ту белую, самую большую, только потому что Блейз вручную написал на ней всякие непотребства. Тут была еще капелька принципа. И возможно они когда-то заключили спор, но это не имеет никакого значения) — чтобы на несколько часов работы хватило, накладывает на нее поддерживающие тепло чары и топает в свою самую, наверное, любимую комнату в доме. Комната под номером семь. Ни одна комната в этом доме не была пронумерована, кроме этой. Драко просто немного сентиментален и любит символику. Только и всего. В эту комнату никому нельзя было, кроме него и Тинки. Он даже пьяного Блейза силком отсюда оттаскивал, вручную — а пьяный Блейз это что-то, что лучше и не видеть и не сталкиваться с этим. Имеется в виду, пьяный в слюни, разумеется. Эта комната — она была только для Драко и откровений, которые он в ней открывал. И больше ни для кого. Нет, возможно, когда-нибудь, он откроет эту комнату для друзей. Только вот… Драко усмехается проказливо одним уголком губ, когда ставит дымящуюся чашку на стол у окна и впивается взглядом в один шкаф, который стоит в углу. Вот это точно будет сокрыто от всех его знакомых. Эти картины… Эти картины Драко оставляет только для себя. Драко запирается в комнате под номером семь, думая, что картины эти как-то чересчур отчетливо кричат кое о чем. Почти каждый день он делает это, и это такая же рутинная часть его жизни, как пить чай на завтрак, как колдовать, но в то же время это и есть его спасение от скучной, серой рутины. Это его маленькое спасение. Уже давно. Музыка фоном, запах краски, впитавшийся в кожу, и его картины — вот что придавало ему жизни. Сейчас он работал над особенной картиной, хотя он искренне считал каждую свою картину особенной, эта была… действительно выделяющейся. Светлый фон и девушка в центре — тонкие руки обхватывают обнаженную грудь, закрываясь и защищаясь, а черные сильные крылья распахнуты за спиной в предупреждении. Пока только подмалевок и легкое уточнение теней, но столько чувств в резких мазках. Драко нравилось, очень нравилось, больше, чем нравилось. Его картины — его душа, его эмоциональное состояние, его взгляд на вещи, его ощущения. Набросок этой работы был сделан еще на последнем году обучения в Хогвартсе. Он усмехается, когда снова видит еще не законченную работу. Ангел с черными волосами все еще смотрит на него с картины безликим, слепым взглядом куда-то в грудь. Отворачиваясь, чтобы достать краски, Драко думает поработать над ним сегодня. Глаза — это то, что удавалось ему лучше всего, это часто был центр его картин. Драко возвышается над своей картиной, чувствуя ком в груди, когда вспоминает как и при каких обстоятельствах рисовал ее, и делает новый мазок с началом музыки. Глаза здесь, с опущенными вниз уголками губ и скорбью прошедших дней в глазах, Драко думает, что глаза здесь должны быть зелеными. Комната окутана тишиной — если не считать музыку и шорохи кисти, когда она прикасается к холсту, наполняя его красками. К искусству Драко всегда питал особое отношение, с самого детства. Он всегда на удивление чутко улавливал настроение автора, будь то музыка или картины. Книги? Это уже была заслуга Тео, его любовь к литературе захватила и Драко. С улыбкой он вспоминает одно лето, когда уговорил своего папу и отца Тео разрешить ему погостить в Малфой-мэноре около месяца. Получилось, конечно, дольше, но только потому что Тео и Драко — вместе почти непобедимы. Всем просто пришлось оставить их. Тогда Драко показывал Тео их огромную библиотеку — и у друга так горели глаза, что просто невозможно было перестать смотреть на его радостное лицо. Малфой тогда был так счастлив видеть, как обычно спокойный и бесстрастный Тео носится от стеллажа к стеллажу, разглядывая корешки книг. Им было двенадцать, и тогда их дружба укрепилась, потому что на предложение взволнованно вздыхающего Теодора устроить марафон чтения и провести в библиотеке ночь, или больше… Драко не мог отказать. Люциус Малфой потерял их и получил нагоняй от Нарциссы. Драко с улыбкой вспоминает, что и им тоже досталось. Замешивает еще один цвет, кидает взгляд на картину, чуть отходя, чтобы не зацикливаться. В душе сразу поселяется тоска, совсем как в тот вечер, когда он, шестнадцатилетний подросток, напуганный и растерянный, быстро нацарапал пером набросок, который позже просто потерялся в папке с тысячей таких же. Драко всегда боялся своих чувств. Получилось это из-за попыток Люциуса воспитать в нем достойного преемника или по какой-либо другой причине, это случилось. Драко всегда пытался сбежать от контроля. Даже тогда, с библиотекой, он сбежал из-под контроля отца, просто потому что ему захотелось. Со временем… Малфой вдруг понял, что вместо того, чтобы бояться своих чувств, он может рассказывать о них в своих картинах. Он нашел ту папку с набросками, пересматривал их взахлеб, задыхаясь от всех воспоминаний связанных с каждым быстрым рисунком. Потом рисовал всю ночь, руки вспоминали забытые движения так быстро, словно он и не прекращал рисовать. На утро все кисти рук, конечно, болели, но у него были новые, свежие рисунки, а на душе было спокойствие. Впервые за долгое время. Вот так все и закрутилось. Вот так он понял, что рисунок — это то, чем он хочет заниматься.***
Драко рисует, словно под мороком, несколько часов, мазок за мазком — под его руками вырисовывается нечто прекрасное. Стоит зачарованно перед своей картиной — с нее смотрят живые, испуганные зеленые глаза. Яркие такие, насыщенные, как летняя трава. Драко немного больно где-то внутри, когда он смотрит в них. Он бы и продолжил дальше, если бы не назойливый стук в дверь. — Иду, блять, — кричит Драко, снимая с себя фартук. — Для кого нахуй там звонок висит, для кого, я спрашиваю? — бубнит себе под нос, идя к двери так, будто хочет снести ее к чертям собачим. Мэл выбегает с кухни и бежит за Драко, путаясь в ногах, и ему приходится успокоиться, потому что он ведь не хочет случайно пнуть свою девочку, да? Возможно, он так выплескивает все свое стылое разочарование, которое осталось даже спустя столько лет, возможно, он сейчас раздражен так сильно даже не из-за стука, набатом отдающегося в голове, а от тех эмоций, что были годы назад, когда идея для картины родилась. Возможно, он так задыхается от своего прошлого «я». Возможно, он просто слишком ярко помнит свои чувства тогда. Стук прекращается. Драко распахивает дверь.