***
За Тео захлопывается дверь. Еще несколько секунд слышны приглушенные ругательства Панси о «некоторых очень голых» и, о боже, это что, румянец на твоем лице Поттер?! Драко это, естественно, вслух не произносит, удовлетворяясь только сочащейся ядом репликой в своей голове. И отсербывает кофе. В полной тишине получается как-то громко и как-то выразительно. Как будто с оттенком «ну пиздец приехали». В целом, оно так и есть. Малфоевкий взгляд буквально кричит об этом. Только шепотом. Драко продолжает молча пить кофе. Он продолжает его пить даже тогда, когда Тинки робко появляется на кухне, падает в ноги Поттеру, чуть ли не молится там, пока Гарри сидит и потеет, не представляя как унять взбудораженного эльфа. Драко молчит, пьет кофе и остается равнодушным к чужим страданиям. У Гарри медленно начинает соображалка работать, шестереночки с дичайшим скрипом прокручиваются, и он осторожно просит Тинки сделать им завтрак. Эльф трогает себя за длиннющие уши и жалобно смотрит на Драко, как будто бы ему действительно нужно дозволение хозяина, чтобы подорваться делать еду Великому Герою. Поттер тоже смотрит, почему-то, жалобно. Драко все же медленно кивает, переставая изображать глухого и слепого, и Тинки, блять, действительно подрывается. Буквально пулей летит за продуктами и посудой. Хорошо, снова кивает Драко, не обращая внимания на изучающий взгляд помятого Поттера. Хотя бы завтрак нормальный будет. — Ты всегда такой по утрам? — спрашивает Гарри, облокачиваясь на руку. Тинки гремит посудой за спиной Драко, а он сам медленно переводит взгляд на Гарри. Взгляд этот весит тонну, и все это чисто пятьдесят на пятьдесят из раздражения и мрачности. Синяки под глазами Драко и его полуприкрытые веки ничуть не делают ситуацию лучше. — Нет, только по праздникам, — безэмоционально и ужасно хрипло произносит Драко и переводит взгляд снова на стенку позади Поттера. — Это был риторический вопрос, — отвечает Гарри, невинно разглядывая стакан с парой капель воды. Потом он поднимает взгляд с чертятами и ухмыляется так, что у Драко закрадывается подозрение, что голова у кого-то прошла. — Потому что очевидно, что ты всегда такой. — Иди на хуй, — раздраженно, резко пиная Поттера по ноге. Его голова не оценивает и награждает волной боли, от лба до самых кончиков пальцев, и Драко хмурится. Поднимает еще палец вверх, предупреждая последующие поттеровские высказывания, которые очевидно собираются последовать из поттеровского болтливого рта. Драко его знает. — Если ты снова скажешь «если ты так хочешь» я кину в тебя вон той вазой и вышвырну прямо так на улицу. Куртку и футболку оставлю, как трофеи. — Найти бы их сначала, — бормочет тихо Гарри, чуть съеживаясь от непроизвольных мурашек, только от мысли, насколько приятно было бы стоять сейчас на холодной улице почти что голым. Драко на это тихо хмыкает, ухмыляясь самым кончиком губ. И делает очередной глоток кофе. Хорошее утро.***
Гарри уходит только ближе к вечеру. Этому способствует совершенно восхитительно язвительное письмо, написанное пансиным резким почерком. (Драко невинно не упоминает тот факт, что печать на нем была из поместья Ноттов) Птичка, опять же, Теодора по какой-то причине абсолютно не взлюбила Поттера — чего не скажешь о последнем. Только увидев, как сова приземляется на подоконник, этот неожиданный любитель животных тут же попорхал к ней сюсюкаться. И пока Драко с совершенно каменным лицом читал уже привычную и заезженную, как его детская метла, которой только полы и подметать теперь, еще на третьем курсе пластинку с «ты уже трахнул поттера? спасибо, а теперь давай будет заниматься другими вещами, кроме как неумело флиртовать» с коротким, но фонтанирующим счастьем рассказе о прогулке с Тео, которую Драко «пропустил из-за того, что безуспешно пытался покорить сердце Гарри Поттера своим раздраженным до пизды ебалищем (потому что по другому это опухшее злющее нечто назвать и нельзя) и мрачным, стреляющим взглядом, и сам в этом виноват» (в том, что пропустил прогулку или в том, что «безуспешно» Драко так и не разобрался), сова Тео клевала Поттера с нос. Потом в макушку. Потом в руки. Драко медленно открывает взгляд от письма только тогда, когда дочитывает его. Несмотря на то, что до него еще где-то с середины доносился жалобный крик: «Драко, черт тебя раздери, помочь не хочешь?» и почти что петушиные (кто-то тут оскорбился) вскрики. Не то, чтобы это все стоило внимания. (Драко не признается себе, что вообще-то стоит, ровно до того момента, как в очередной раз смотрит на колдофото, которое запечатлело великолепный момент нападения свирепой гордой птицы на Героя Британии) И тогда Драко кротко подманивает птицу к себе, Гарри благодарно выдыхает, пока Малфой самодовольно гладит сову на возмущенный взгляд Поттера. И некоторые очень оскорбленные уходят, «крикнув что-то о том, что это абсолютный произвол, какого черта, я же лучше тебя». Драко остается в гостиной, поглаживая птицу и тихо хихикая. Чуть-чуть после того, как он отпускает ноттову птичку, прилетает еще одна — и Драко незаметно вздыхает. «Встретимся через пару дней? Г.П.» Драко, на самом деле, не собирается отказываться. И это, наверное, проблема.***
Он так думает только первые пару дней. А потом забивает хер. И все остальные несколько месяцев со спокойной душой ходит с Гарри гулять, даже впускает его в свой дом несколько раз. (Мэл все время ласково трется об его ноги, оставляя белую шерсть на темных джинсах, и просится на руки. Как будто Драко ей мало) Потому что он, на самом деле, счастлив и доволен свей жизнью — у него есть свой дом, чудесная кошка, хорошие друзья, которые в любой подходящий (или нет) момент всегда готовы прийти к нему домой и отлично набухаться в говнище (Блейз ставит лайк такому времяпрепровождению. В целом, никто и не сомневался). У него есть его собственная маленькая студия, где он спокойно может рисовать свою картины, которых за эти несколько месяцев нехило так прибавляется. У него есть Поттер, с которым они теперь вроде как тоже друзья. А потом жизнь немножечко идет по пизде — просто потому, что Драко осознает, что вляпался в то же дерьмо дважды.***
Белые стены, чтобы не отвлекаться от работы — именно так говорил себе Драко, когда заклинаниями красил их в разные цвета, придя, в итоге к белому. Не белоснежно-белому, как первый, еще не затоптанный снег, не слепящему глаза белому и отдающему голубым — потому что так Драко чувствовал себя так, будто находился в Мунго, в палате для психбольных. Стены в той особенно комнате были цвета слоновой кости — на на него так приятно ложились краски от заката или рассвета (бывало, что Драко засиживался и до такого), постоянно радуя глаз. У Драко даже есть несколько колдофото этой мастерской, вечером, когда солнце приятно расползалось, словно мед, по стенам комнаты, и когда был еще день, просто чтобы запечатлеть это место таким, какое оно было в начале. Когда он только сделал ремонт в этом доме — было странно. Жить отдельно и ухаживать за своей собственной кошкой было так же странно, как и разговаривать с ней. Пить с друзьями в гостиной, не скрываясь от мамы и не получая нагоняй от отца за распитие его коллекции под шумок — у Драко теперь была своя, стараниями Блейза — было странно. Было странно знать, что у него есть специальная комната, где могут храниться его картины — в каждую он вкладывал душу. Странно, но приятно. Определенно приятно. Драко открывает дверь — и тут пусто, как всегда, как и должно быть. Мелисса проскальзывает в комнату, как только дверь открывается и мурлычет, устраиваясь на диване, который Драко поставил сюда на случай вдохновения, когда он не мог оторваться от своих картин по нескольку дней и почти не выходил из этой комнаты. Драко оглядывается, прислоняясь к косяку плечом — в своих обычных, маггловских спортивках и белой футболке с V-образным вырезом, босиком, с взъерошенными светлыми волосами — он выглядел очень по-домашнему. Сначала это правда были белые стены, да. Но позже, постепенно, по мере того, как он обживался, раскладывал свои вещи и обустраивал дом, оставлял свои следы везде — стены тоже начали заполняться. Он повесил одну картину, чужую, не его, которую купил на аукционе, и она настраивала его на работу. Всегда приятно смотреть на что-то красивое, не так ли? Потом стали появляться и другие постеры, однажды они с Тео вообще напились вместе и решили, что разукрасить одну из стен — это отличная идея. Было весело, музыка на всю комнату, вино в бокалах, попытки не окунуть в них кисти с краской, пьяный смех и рисование — они проснулись вместе на том самом диванчике, оба перемазанные в белой, голубой и синей краске, лежа друг на друге. Как только Драко начал ворочаться под горячим Тео — тот спихнул его вниз, на пол, ворча что-то про то, что Драко придурок. Драко был согласен, переведя взгляд на стену и придерживая ноющую голову — она была вся нежно-голубого цвета, в облаках. Они с Тео нарисовали небо — как летом, такое сочное, свободное. Они оба хотели летать — поэтому Драко не удивлен выбором темы. Ему потом пришлось еще несколько дней доделывать ее, пока не был полностью удовлетворен результатом, потому что Тео все-таки далеко не художник, и они оба были пьяные, как черти. И вот после этого — комната стала его мастерской и после этого сюда никому нельзя было больше. Потому что в ней стали появляться его картины — словно осколки души. Картины разных размеров были везде. Какие-то законченные, некоторые выглядели словно наброски, с подтеками краски к краю картины, совсем маленькие и большие, Драко по пояс, все они стояли на полу и смотрели на него с разных углов комнаты. Вот в том шкафчике у окна — там лежали средние и маленькие холсты, пока еще пустые, незаполненные, без истории они ждали там своего часа. На верхней полке лежали его краски — преимущественно масло, но был и акрил, кисти разных размеров, белила в отельных банках, растворители и тройники, мастихины, стаканы, тряпки — каждый раз, как Драко заглядывал в нее перед началом работы, каждый раз он счастливо вздыхал, глядя на все это. Тут стоял и мольберт, хотя иногда (в последнее время все чаще) Драко предпочитал рисовать, сидя на полу. Еще раз оглядывая свою комнату, он сглатывает какую-то горечь в горле и думает, что ему срочно нужно выпить. Он отталкивается от косяка и шаркает на кухню. Открывает шкафчик с бутылками — все его движения медлительные, плавные, но при этом складывается ощущение, будто Драко специально сдерживает себя от резких, нервных движений. Сегодня тот редкий день, когда он пьет в полном одиночестве. Оставшийся один на один со своими мыслями, со своей головой и сердцем. Со своими чувствами. Драко пьет прямо из горла. Кажется, секунда — и он осядет на пол, словно тряпичная кукла, вот так резко подгибаются у него колени, но он стоит, уцепившись в столешницу. Отрывается от бутылки, морщится от обжигающего, раздирающего горло напитка, но что это, по сравнению с тем, как жжется у Драко в груди без всякого алкоголя? Он взял самый крепкий. Он бредет в свою проклятую мастерскую, делая по ходу еще несколько глотков — горло уже горит невыносимо, словно лавы налили, но ему так плевать. Драко распахивает дверь, морщась когда на глаза попадается металлическая табличка с изящной «7». Дверь стукает о стену, создавая неприятно громкий шум. Малфой пялится тяжелым, удушающим взглядом на свою последнюю картину, пялится на крылья эти черные. Кидает взгляд на (в) глаза, потому что удержаться от падения просто невозможно. Он смотрит в эти чертовы зеленые глаза, и ненавидит себя в этот момент за решение сделать их такими, потому что… Потому что Драко срывается и падает. Он буквально сдирает холст с мольберта. Идет, чеканя каждый шаг, откидывает по пути картину с ангелом в кучку готовых работ, и берет новый холст. Рваными движениями ищет кисти, показывая желваки на своем аристократичном лице. Глаза начинают блестеть из-за выпитого алкоголя, ровно как и легкий румянец расползающийся по щекам, а Драко дико замешивает краски для новой работы. Он знает, что сейчас нарисует с вероятностью девяноста процентов. Резкие движения на холсте — Драко хочется порвать его, как только он делает первый же мазок широкой кистью, он чувствует в себе такую ярость, которая горит где-то в сердце и животе одновременно. У него трясутся руки, но он упрямо поднимает тяжелую бутылку одной рукой и пьетпьетпьет из горла, вглядываясь мрачно в то, как по велению его руки на холсте появляются цветовые пятна, пока непонятные, просто каша, но потом. Драко все пишет, откладывая даже в какой-то момент бутылку, с какой-то остервенелой злостью, мучая холст своим тяжелым взглядом. Внутри он — буря, неутомимый ураган, который ломает все на своем пути. Драко не задумывается о том, что может сломать сам себя, потому что ему, честно, абсолютно плевать. Сначала каша из цветов, а потом это портрет чертового Гарри Поттера. Драко с остервенением вдавливает кисть в холст, делая последний мазок, что кажется — в любую секунду проткнет его насквозь. Он отшатывается на пару шагов — кисточка оглушительно громко падает на пол и откатывается куда-то, но Драко не смотрит. Он так безбожно пьян. Драко смотрит на свой холст несколько секунд — эти сладкие секунды тишины, когда кажется, что все замирает, даже пылинки в воздухе — а потом смеется. Смеется жутко, почти неестественно громко, от этого смеха мурашки расползаются противно по коже и эхо по всей комнате. Его смех пугает Мэл — она поднимает мордочку, издает тихий, будто бы вопрошающий мявк и смотрит немигающе, как будто мгновение — и она вцепится Драко в руку. Шерсть на загривке у нее слегка встает дыбом. Драко сгибается пополам, уголки губ у него болят от настолько широкой улыбки, в которой растянулось его лицо. Небольшие капельки слез скапливаются в уголках его глаз, и он дергано стирает их тыльной стороной ладони. Снова кидает взгляд на еще не высохший холст перед собой, и колени подгибаются. Он падает, стукаясь коленями об пол, и от этого наверняка останутся синяки. Уголки губ резко опускаются, и он морщится, будто бы от боли, и слезы окрашивают его бледные щеки в соленый. Только вот болит у него душа. Он рыдает, захлебываясь слезами, стоя на коленях перед своим творением. Трясущимися руками пытается закрыть свое лицо, искривленное в страдании, он не может вздохнуть, потому что уродливые рыдания сдавливают горло, и ему малодушно кажется, что он сейчас умрет. Прямо вот здесь, прямо перед своей картиной, сгорбившись в непонятный жалкий комок, прямо перед Гарри Поттером на коленях. Мелисса мурлычет где-то рядом, он чувствует руками ее мягкую шерсть, но даже не может разогнуться, сделать чертов вздох. Он почти царапает себе горло короткими ногтями, почти раздирает мягкую кожу. Однако, он дышит. Хрипло, со слезами на глазах, но дышит. Совершенно вымотанный, он отползает на диван, и почти сразу же засыпает.***
Утром Драко просыпается совершенно разбитым. Ему, на удивление, никак. Он медленно садится на диване, Мелисса сразу же просыпается от его шевелений и смотрит проницательными глазами. Драко молча гладит ее по голове и также молча целует между ушей — его девочка спала совсем рядом, почти улегшись на него. Натыкаясь взглядом на картину, яркость красой которой почти режет сухие глаза, он только морщится. Встает, снимает ее с мольберта и убирает в ящик к еще десятку подобных. Ну хватит с него. Голова гудит, хочется отменить всю работу, очень хочется всю жизнь поставить на паузу, чтобы дать себе время. Вместо этого Драко невербально поднимает бутылку, высушивает лужу из виски, который вылился ночью, и идет на кухню. Первым делом нужно покормить Мэл. Следом он идет в ванну — смотрит на себя в зеркало. Хочется простонать, но он молчит. И смотрит. Смотрит на свои красные, опухшие глаза, на нездорово красные синяки под ними, на сухие губы, на растрепанные бледные волосы и на сероватую кожу. На красные полосы от ногтей на своей шее. Осторожно касается пальцами, измазанными в краске, одной полоски и вздыхает. Умывается, кое-как приводит себя в порядок. Делает себе кофе, но не завтракает полноценно, потому что кусок в горло не лезет. Отстраненно смотрит в окно на серое небо, пока пьет его — он дает себе немного времени, чтобы привыкнуть. Он спускается в мастерскую, где доделывает несколько зелий. Наконец-то поливает цветы и делает еще несколько заготовок на будущее. Рисует несколько эскизов. Отвечает на письма, пишет несколько сам, прося друзей дать ему немного времени и не обижаться за то, что он отменяет их встречи. Протирает небольшой слой пыли на полках, стыдливо убирает бардак в мастерской — потому что никто не виноват в том, что он импульсивный бухой придурок. Особенно его краски и кисти. Он забивает свой день рутиной, как только может. Читает книги, готовит вкусный обед, не особенно чувствуя его вкус, гладит Мэл. Старается привыкнуть к этому чувству в своем сердце. Оно не то, чтобы новое. Вечером, он заходит в свою мастерскую. И вытаскивает наружу все картины, лежащие в отдельном ящичке. Он никогда так не делал, но сейчас пришло время. На них на всех — Гарри. Ему не то, чтобы больно на них смотреть. Но не то, чтобы и приятно тоже. Он вот смотрит на них всех — они разные, на самом деле. Разного года, написаны с разными эмоциями, разными материалами. Он смотрит на вот это все и размышляет. Драко боялся своих чувств, тогда. Ему было пятнадцать, и его, единственного наследника чистокровного рода, угораздило влюбиться по самые гланды в полукровку, парня, гетеро — в Гарри, блять, Поттера. Ну прямо ебаное бинго неудачника. Он так и тогда тоже думал, очень трезво для своего возраста оценивая свои шансы. Еще бы ему не бояться своих чувств, думает ворчливо Драко, потирая грудь в районе сердца, потому что там как-то не иронично начинает болеть. Раньше ему казалось, что там уже нечему болеть. Правда, сейчас ему не пятнадцать, а почти тридцать. Ну какого хуя, Драко? Он и сейчас вполне себе может оценить свои шансы. Их нет. Вот только, если Драко влюбляется, то оно, очевидно, надолго. Как показывает практика, мысленно издевается он сам над собой. Поэтому он пытается быть взрослым. И пытается принять это. Он не собирается ничего делать с нынешним положением дел, потому что, а зачем? Они вполне могут нормально общаться, как друзья. Драко же жил как-то все эти годы, правда? Вот так и дальше поживет. А там оно может отвянет как-нибудь. Если честно, то это не то, чтобы уж прям взрослое решение. И он понимает это. Но никакой альтернативы он найти не может. (Возможно, тут должно быть "пока") Поэтому Драко решает заняться взрослыми делами. Он работает. Думает, что делать с этими чертовыми картинами. Кормит свою любимую белую кошку. Варит зелья и получает за это деньги. Все идёт спокойно. Когда через несколько дней ему приходит письмо от Панси, он его даже не читает. Приглашение прогуляться по маггловскому Лондону от Поттера он тоже игнорирует — хотя стоило бы отписаться, конечно, сказать мол «нет, извини, я заебался, и ты меня заебал, и все меня заебали», а то с этого придурка станется еще прийти к нему домой. Но в конце концов, ему когда-нибудь придется вылезти из этой милой ямы самобичевания. Так что он собирается с духом, как взрослый мальчик, и пишет ответ Поттеру. Не "ты заебал, а я заебался от тебя", конечно, а по-нормальному, по-взрослому, все чинно и пристойно. Он даже не просит Гарри оставить его в покое. Он просто отказывается и просит прощения за задержку ответа. И все. Никаких ответных приглашений, соплей и слез. Просто все. А потом пишет еще письмо Панси, что, мол, приходите все, я устал, и мне нужна помощь. Письмо в итоге переписывается и получается их обычное "приходите бухать". Драко пытается быть взрослым, и поэтому решает, что ему нужна передышка. Иначе он свихнется скоро нахуй.