Illusion

Он бы все отдал, чтобы провести вечность на том поле со светлячками, где ярче всех светились глаза олененка, когда он повернулся, с самой прекрасной улыбкой на свете.       Субин дернул рукой очень не вовремя. Чернила на кончике его пера разлетелись брызгами по столу, оставив на пожелтевшем листе неприятную кляксу. Она тут же впиталась в бумагу, зацепив своей чернотой и рисунок белладонны. Эльф нервно втянул воздух, тут же обернувшись в сторону очага, чтобы убедиться, что его действия остались незамеченными.       Нет, всё было по-прежнему. Спокойно и тихо. Тэхён таскал со стола сухофрукты, рассовывая их по своим тайным местам, прекрасно понимая, что эльф через несколько месяцев будет с недовольным лицом выковыривать их из шкур, дырок в ножках стола или щелей в полу. Кай, казалось, не замечал никого вокруг вовсе, выдергивая у себя отлинявшие перья, а Бомгю спал. Его мохнатая голова размером с волейбольный мяч удобно покоилась на согнутых коленях Ёнджуна, который… Ох, Субин мог отговариваться сколько угодно, но он совершенно точно задержал дыхание на несколько секунд.       Когда это успело произойти? Точнее, когда всё зашло настолько далеко, что каждое утро эльф просыпается, готовит завтрак на свою маленькую семью и ловит на себе нежный, ещё сонный взгляд лисьих, точно лисьих, а совершенно неоленьих глаз. Его дыхание сбивается каждый раз. Он ищет в своей голове ответы. Сотню, а может тысячу аргументов и теряется настолько, что списывает всё на простуду. Пьет настойки. Не помогает. Да и глупо было считать, что поможет. Уходит в себя ненадолго. А потом все повторяется заново. Изо дня в день. Как и сейчас.       Узнай об этом Тэхён — точно бы посмеялся от души, растрезвонил бы всей округе, непременно.       А может именно в тот момент на поле он понял?       Рисунок явно был испорчен. Субин с тяжелым сердцем отложил его в сторону, не решаясь выбросить, понимая, что лист отправится на вечное хранение в страницах дневника. Ведь белладонну ему нарисовал Ёнджун. — …и вот тут, в определённое время, произрастает такое жёлтое, неприятное растение, которое отвратительно пахнет и… Ты что делаешь?!       Субин очень быстро даже для эльфа перемахнул через низкие кустарники и приземляясь как раз рядом с Ёнджуном, вовремя выбивая из его рук горсть тёмных, почти черных ягод, успевших окрасить его руки липким соком. Чхве чуть не поперхнулся от неожиданности, отступая назад и запинаясь о ветвистый сук. — Сколько ягод ты съел?       Он притянул оленёнка к себе, осторожно, но торопливо осматривая его глаза и рот. — Пять, может шесть. А что случилось? — Субин выдохнул. Щёчки в его руках выглядели до невозможного милыми, даже вымазанные в ягодах и покрывшиеся едва заметными красными пятнами. — Желудок промывать будем. Вот, что случилось. — Что? — То. Совать всякое в рот не надо. Это ягоды белладонны, — он указал на небольшой кустик, который с таким желанием и усердием очищал Чхве. — Пятнадцать штук запросто могут убить, а ты целые горсти в себя пихал. Скоро весь покраснеешь, у тебя опухнет рот, возможно перестанешь говорить и… — Я умру? — с ужасом воскликнул Ёнджун. — Нет, но пить и кушать некоторое время будет сложновато. Как вообще ты додумался их съесть? — Думал это голубика. — Голубика? Эльф еще раз обернулся на ягоду и скептически посмотрел в наивные глазки Ёнджуна. Тот только пожал плечами. — Ох, горе ты моё. Голубика, представь, голубая. — Но они похожи! — Совсем нет.       Чхве надулся.       Субин улыбался воспоминаниям. Они грели его, словно летнее солнышко, приятным осадком оставаясь в сердце. И пусть он перепугался так сильно, что ни на шаг не отпускал от себя нерадивого оленёнка, и пусть потратил много сил и времени, чтобы не дать яду распространиться, он искренне умилялся после прожитой истории, вспоминая насколько были у Ёнджуна круглые и удивленные глаза. — Твоё лицо так сильно поплыло. И глаза ещё уже стали. Выглядишь глупо, — заметил Тэхён. — И чувствую себя примерно так же, Тэ.       Эльф вздохнул, отложив в сторону перо и снова поднял взгляд на Ёнджуна, который аккурат в этот момент закончил свое последнее творение: не идеальный, немного кривой и с пятнышками рисунок полыни. Он поднял его над головой, рассматривая при тусклом свете из окон и аккуратно вертел в руках, думая о чем-то своем.       Может он видел в нем нечто магическое или эстетичное?       В следующую секунду их взгляды пересеклись. — Получилось? — он развернул рисунок в сторону эльфа, смущённо улыбаясь. — Да, очень красиво. — «И ты тоже очень красивый», — Субин проглотил эти слова, дав себе мысленно хорошую такую оплеуху. — Ёнджун, — он встал из-за стола, осторожно подходя к оленёнку, будто тот был пугливым зверьком, которого так страшно спугнуть. — хочешь прогуляться до моря? — До моря? Тут оно недалеко?       Субин по-доброму ухмыльнулся. — Ага, небольшая бухта всего в нескольких милях южнее. Там обычно духи собираются и водят свои хороводы. Девушки зажигают венки и провожают их за горизонт. Но иногда там опасно. Если быть неосторожным, то можно быть пойманным водяными феями. Они почти безобидны, если их не трогать и не злить. — Какая прелесть.       Чхве явно вспоминал прошлый поход в лес, который закончился быстрым бегом от великанов. Те тоже были «безобидными», но жуть как не любили посторонних. — Главное, чтобы меня не съели, — в итоге заключил он. — Не переживай. Если что, я обязательно спасу тебя, будь уверен. — В тебе я уверен даже больше, чем в себе, Субин.       Слова надолго засели в голове эльфа. Он прокручивал их, когда они собирали себе немного съестного в дорогу и озвучивали Бомгю и Каю, что нужно сделать в доме в их отсутствие; повторял, когда они неспешно брели до ближайших конюшен, чтобы сократить время на дорогу, и всё не мог понять, почему это так подействовало на него. Почему обычное предложение заставило в несколько раз осмотрительнее оглядываться по сторонам, охранять всю дорогу безмятежность своего спутника и проклинать мошек, что по незнанию садились на серебристые волосы оленёнка. После этих слов он хотел оберегать Ёнджуна, быть его опорой.       «И что за мысли такие?» — задавался он вопросом, пока проводил рукой по мощной шее выбранной лошади.       Владелец конюшни Гилмор был поджарым мужчиной средних лет, который каждый месяц просил для своих лошадей у Субина несколько зелий: от хвори, для хорошего помета, а так же, чтобы усилить выносливость своих любимцев. Возможно потому, что оба они жили на отшибе, хозяин был так добр и благосклонен к эльфу и не поддавался глупым суевериям. Можно было даже сказать, что он уважал Лесную ведьмочку.       Именно поэтому лошадей они взяли без проблем, под шутливый ответ, в котором владелец просил вернуть их до полуночи, чтобы скакуны смогли передохнуть перед завтрашней работой в поле.       Милый мужчина понравился и Ёнджуну. Тот был в детском восторге от красивых подтянутых коней, которые били копытами оземь, фырчали на протянутые вкусные овощи и нежно тянулись своими губами к лицам, щекоча щёки плотной щетиной.       Ёнджун смеялся. Несколько особо любопытных жеребят бросались ему под ноги и тянули зубами его за подол плаща, зазывая в свои игры. За то, чтобы его отпустили, оленёнок отдал им все имеющиеся при нем яблоки и наконец-то выдохнул. Молодняк был доставучим. — Выбирайте лошадь, юноша. Вот, смотрите, какой красавец, черный, лохматый. Это моя гордость, может пройти всё поле с плугом и даже не устать, — Гилмор любовно провел по холке красавца, который замотал своей огромной головой. — Ох, спасибо, но мне бы кого-нибудь попроще.       У Субина был такой на примете. — Гилмор, может быть Белка будет рад пройтись немного с нами? Он давненько не выходил из своего стойла.       Хозяин думал буквально несколько секунд, после чего вывел на свет чудного коня. Такого же серебристо-пепельного, как и волосы Ёнджуна. Он был стройным, бойким и не стоял на месте, переступая с ноги на ногу, порываясь побежать куда глаза глядят. — Очень на тебя похож, — подметил эльф, когда Ёнджун коснулся покатой морды своего нового друга. — Такой же нетерпеливый, но при этом добрый и ласковый. — Думаешь, я ласковый? — в глазах оленёнка сверкнули дьявольские искорки и он набросился на Чхве с щекоткой, повалив того на землю.       Они катались по земле на радость лошадям, которые под их громкий смех заржали и забрыкались, утопая в этой атмосфере всеобщего веселья. Даже Гилмор выдал несколько смешинок из-под густой бороды, покачивая головой. Не в укор. Он просто редко мог видеть эльфа таким по-настоящему счастливым. В отшельничестве Субин потерял подобные моменты. — Все, прекращайте позориться, голубки. Если не хотите наткнуться на нежить, бредущую к ущелью, то советую выдвигаться сейчас.       Знакомый стрекот осадил двух парней. Белка не выглядела такой уж недовольной в этот раз, но косые взгляды всё же бросала, раздосадованная тем, что внимание её хозяина отдано большерогому чужаку. — Ладно-ладно, не бубни, — Ёнджун кряхтя поднялся и отряхнулся от травы и пыли, благо до грязи они не доползли. — На нежить с моим везением мы и так наткнемся, так что позже или раньше — не особо важно.       Он убрал несколько прядок за рога, чтобы они не торчали в разные стороны, но стоило ему вновь посмотреть на лежавшего Субина, как он остановился. Эльф был неподвижен, словно и не собирался вставать и с нескрываемым удивлением смотрел на оленёнка. Так, будто перед ним вдруг появился леший вместо очаровательного парня. — Ч-что ты сказал? — Я просто повторил слова Тэ. Я сделал что-то не так?       Проблема была в том… — Ты не должен понимать моих фамильяров. Точнее, это вообще невозможно. — Оу.       Ёнджун почесал рога, раздумывая над словами эльфа. Субин и сам не мог до конца понять, как так получилось. Может смесь настоев дала такой эффект или же он просто не до конца знал особенности вида Чхве, но факт оставался фактом, олененок начал понимать. А это выбивалось из картины мира. Это вызывало вопросы. Но вряд ли Ёнджун был способен ответить на них. Точно не сейчас, когда его память и без того подводила.       Он стоял и смотрел на Субина виноватыми глазами, словно ненароком обидел эльфа. Сердце Чхве сжалось от такого. — Извнини, я слишком резко высказался. — Нет, ты просто удивился, я понимаю.       Они улыбнулись. Неловко, робко, опустив глаза. Мысль, что они прекрасно понимали друг друга — грела. Она успокаивала и давала понять, что всё будет хорошо, никто не в обиде и даже непонятная ситуация не изменит того, насколько комфортно и приятно им находится рядом.       Субин всё ещё лежал на земле. Из-под челки он прекрасно видел, как Ёнджун, потоптавшись на месте, двинулся в сторону лошади, которую уже успели снарядить в дорогу. Гилмор как раз принялся давать указания на её счёт, указывая на упёртость коня в моменты тревоги и страха. — И ты даже ничего не скажешь? Не хочешь понять, какого черта здесь только что произошло? — Тэхен подбежал скоро, как удалился оленёнок. — Совершенно точно, здесь что-то не так. Он же не понимал меня до этого! — Нет, не понимал, — вторил Субин.       Смотреть, с какой легкостью Ёнджун взбирается на коня было залипательно. Тот словно был создан для верховой езды. Его тощее и хрупкое тело идеально смотрелось в седле, а ровная осанка и ветвистые рога добавляли какой-то стати и царственности. Эльф любовался.       Он оторвался лишь тогда, когда оленёнок нежно посмотрел на него в ответ, мотая головой, мол «давай, запрыгивай и ты тоже».       Субин подорвался. Гилмор с хохотом подвел к встрепенувшемуся парню его лошадь. Он снарядил их в дорогу баклажками воды, яблоками и ягодами из своего сада и куском холщовой ткани, для того, чтобы парни смогли насобирать по дороге трав и аккуратно закутать их.       Эльф вежливо поклонился. — И смотрите осторожнее, сегодня обещают полную луну. — Спасибо, Гилмор, в следующий раз я обязательно приду с той настойкой для удачи!       Владелец конюшни похлопал Чхве по плечу. — Не стоит, друг, ты и так сделал для меня многое. Это все, чем я могу отплатить тебе.       Субин устроился в седле, наматывая на руки поводья и конь под ним успокоился, ожидая команды от своего попутчика. Жесткий волос карамельной гривы приятно щекотал пальцы, а сильные копыта в нетерпении копали землю. Эльф не мог более держать мощное животное, он легонько похлопал его по крупу и они двинулись вперед, через поле ржи, прямиком к шелестящим морским волнам.

****

      Большая вода была прекрасна. Ёнджун осторожно спустился с холма прямо к прибивающим волнам, с долей опаски и желания, касаясь кончиками пальцев мягкого пенящегося моря. Оно было спокойным, исключая небольшие гребни, и шумным, заполняя собой всё вокруг. Но им невозможно было насытиться. Ни глазами, ни ушами, ни ощущениями. Чувство открывшейся свободы воды было всеобъемлющим и оно захватило оленёнка с собой, околдовало и потянуло в свои глубины, как в своё время одурманила его аллея.       По обе стороны залив был заключен в кольцо скал, на которых редкими пятнами зеленел кустарниковый лес. Они проезжали его. Там можжевельник и граб соседствовали с дикой грушей, чьи плоды, ещё совсем маленькие, служили пищей для духов леса, пугливых, похожих на обычных человеческих детей, существ. Там животные и птицы искали спасение от сильного морского ветра, прячась и ныкаясь в вырытых в твердой почве норках.       Ёнджун обернулся. Ветер подхватил его песочный плащ и чуть не замотался нелепо вокруг рогов. Чхве хоть и свыкся с наличием отростков, постоянно забывал, что они никуда не исчезли за прошедший день и всё ещё чесались время от времени.       Он испугался, что его неудачу заметил и эльф, но тот сидел чуть выше, приобнимая колени, и во все глаза смотрел на синеву моря. Тэхен в это время словно зарядился энергетикой хозяина и затих между его ногами, уткнувшись мордочкой в петельки рубашки.       Ёнджун всё бы отдал за то, чтобы в его руках оказалась камера и он смог бы навечно запечатлеть этот образ на фотопленке, носить его под сердцем и никогда не расставаться. Однако, всё, что ему оставалось — это любоваться. Как искусством, скрытым от посторонних глаз. — Прошу, будь моей бесконечностью, — пробормотал олененок.       Его слова растворились в прибое и взмыли с солёным ветром вверх. Может они и долетят когда-нибудь до своего адресата и Чхве очень надеется, что они найдут отклик в его душе.       Постепенно темнело. Алые полосы заката провожали уходящее солнце, а полная луна, светила сегодня необычайно ярко. Парни не разговаривали, но им и не надо было. Они общались невербально, через сплетение пальцев и взглядов, через робкие поглаживания и нежные улыбки.       Когда огненный шар совсем исчез за горизонтом, а луна полноправно взяла свои права на ночь, на море начали образовываться необычные завихрения, подсвеченные из глубин голубоватым свечением. Из центра расходились водные кольца, таких кругов становилось всё больше и в один момент казалось море светится изнутри.       Ёнджун ахнул. — Это?.. — Водные феи, — Субин кивнул головой вперед, показывая, как постепенно от воды начали отделяться крохотные светящиеся капельки. — Сегодня у них праздник.       Внезапно тысяча капелек полетела к берегу и с каждой секундой Ёнджун всё отчетливее мог разглядеть, что из себя представляли эти морские обитатели.       Они были белых и синих окрасов, с копной густых кудрявых волосиков. Можно было сказать, что это крошечные люди, но острые ушки, хвосты и крылья не давали языку выдвинуть подобную теорию.       Существа пролетали мимо, исчезая между стволов невысоких деревьев, собираясь в кучки и звучно переговариваясь. Их язык был похож на стрекот цикад, на звон колокольчиков и пение птиц. Он струился мелодичным потоком.       Субин подхватил задремавшего Тэхена и потянул Ёнджуна за собой, следуя за процессией в глубину леса. Им не нужны были ни лампады ни факелы. Свет от скопления фей был такой сильный, что сразу и не поймешь день на дворе или глубокая ночь. Они шли, осторожно обходя поваленные бревна и цветущие кусты, держась за руки просто так, грея ладони друг о дружку. — Что за праздник у них такой? — спросил Ёнджун. — Водные феи живут очень мало. Срок их жизни исчисляется в одной полной луне и когда приходит время исчезать, они устраивают последний бал, чтобы с радостью и весельем воссоединиться с морем навсегда. — Как это грустно. — Только не им. Для них жизнь проходит полноценно. Они оберегают прибрежные воды, охраняют морских обитателей и содержат в порядке всю систему. Для них честь быть частью воды. Они были рождены для этого.       И правда, на светлых личиках фей не было и грамма скорби, только улыбки, да звонкий смех. — Я хотел тебе показать это, раз уж ты здесь, — продолжил Субин. — Этот праздник является священным, но водные феи рады любому гостю, что проводит их с честью.       В какой-то момент они вышли на круглую полянку, окруженную цепочкой светильников желтых, фиолетовых и белых оттенков. На кривых ветвях деревьев плотным ковром росли цветы, ниспадая вниз красочным дивным занавесом, а в самом центре искорками разлетался костёр.       Множество нежити и духов собралось сегодня в лесу. Каждый из них — в причудливых масках животных, кружил вокруг огня, двигаясь с музыкой из самодельных инструментов, прыжками и притопываниями следуя в такт с ритмом барабанов. Феи кружили над их головами, подпевая мелодии своими тоненькими голосками. И всё это было похоже на сказку, ту самую, что родители читают своим детям перед сном, чтобы те спали крепко и видели во снах картинку магического великолепия.       Субин подобрал с земли одну из масок и оказалось, что то были старые черепа животных, стянутые плотными кожаными ремнями. — Все мы сегодня одно целое с природой, — пояснил он и с улыбкой закрепил маску на голове олененка. Она пахла травой и землей.       Эльф надел на себя другой череп, похожий на голову медведя и потянул Ёнджуна вслед за собой, зазывая в самый центр празднества, увлекая в танец огня, непонятного счастья и безумства.       Лес пел. Пел, как и его обитатели. Лес дышал с ними одним воздухом, тёк с ними одной кровью по сосудам, до мурашек пронизывал тело. И Ёнджун ощущал его. Он мог списать всё на самонакручивание и стресс, но не стал. В этом мире так не работает. В этом мире всё живое и настоящее. Чувства, эмоции, страхи, ощущения — все они бушевали в Чхве, как языки пламени обжигая изнутри.       Он смотрел через узкие глазницы на Субина и не мог налюбоваться, как эльф, грациозный и легкий, словно перышко размахивал руками, вычерчивая узоры в воздухе. Над ним скопилось несколько фей и те подсвечивали его лицо наравне с огнем, создавая феерию красок и бликов.       Эльф же смотрел на Ёнджуна. — Ты превосходно танцуешь, — сказал он тихо, подвигаясь ближе, сталкиваясь маской о маску и смеясь с этого. — Ох, твои движения такие плавные и нежные, просто потрясающе! — Я люблю танцевать, — признался оленёнок. — Это моя страсть. — Оно и видно. Тебе непременно надо применить такой талант в жизни! — Да, но…       Ёнджун запнулся. Не стоит говорить, что это невозможно из-за родителей, общества и сложностей в индустрии. Оно не к чему смешивать два мира, которые априори не должны сосуществовать вместе.       Поэтому он просто улыбнулся и прижался всем телом к эльфу, так, как не прижимался никогда и ни к кому из своих друзей и близких. — Спасибо, — пробормотал Чхве в плечо. — Спасибо, Субин.       Их окружала магия и волшебство ночи. Они медленно двигались под протяжную успокоившуюся песнь вселенной, где только они вдвоем существуют и где нет проблем, сложностей, недопониманий, взросления, нервотрепок. В маленьком мире Ёнджуна лишь яркие голубые глаза, улыбка пухлых губ, мягкость рук, да трепет сердца. — Спасибо.       Он повторял это снова и снова. И пусть эльф не понимал всей сути благодарности, не догадывался насколько действительно много он сделал для Чхве, он кивал, бережно перебирая волосы на затылке Ёнджуна. — Я…, — оленёнок задрожал в его руках и Субин провел по его плечам, оглаживая и успокаивая. — Ты… — Я знаю.       Он понимал. Эльф сместил маску Ёнджуна тому на макушку и коснулся раскрасневшейся кожи пальцами, прочерчивая невидимую линию от скулы к подбородку, всматриваясь в каждый кусочек медовой кожи.       Он тоже.       Губы Ёнджуна были сладкими от ягод и мокрыми от росы.