Romeo's Regrets

В квартире, заполненной негромкой музыкой, я слышала только звуки присутствия Густава. Мне хотелось так. Я не хотела думать ни о чём, начиная с оставленного на прикроватной тумбочке айфона и заканчивая гиблыми закоулками моей недавней юности. Не хотела вспоминать тот чёрный день — он и так всплывал в моей памяти, стоило только коснуться короткого слова «мама» хотя бы мысленно. — Мне жаль, — сказал Гас, поглаживая меня по спине тёплой ладонью и стискивая в объятиях снова. — Очень-очень жаль, Джуллз… Вместо благодарности я прижалась губами к его груди, понимая: стоит мне сказать хоть слово — и я заплачу. Я слушала, как стучит его сердце — гулкий, наполненный, чуть пришпоренный бит. Ловила шероховатый призвук дыхания. Замирала всякий раз, когда он сглатывал, тут же касаясь губами моих волос. Чтобы это осталось со мной. Во мне. Возвращаясь всякий раз, когда я вспомню его имя. Щекоча глубоко внутри, заставляя закусить губу, даже если на людях. Плевать… Мне хотелось запомнить его глубже, чем разумом. Тепло его пахнущей калифорнийским бризом кожи под моей щекой. Силу его худых рук. Низкий звук его голоса, отдающийся где-то в груди. Здесь и сейчас, мы, казалось, принадлежим друг другу даже больше, чем часом раньше. Полное обнажение. Слияние и поглощение. Квантовая физика, когда две системы, автономно существовавшие ранее, образуют загадочный симбиоз. Квантовая связь сквозь пространство и время. Всё моё — твоё, Густав Ар… И когда между нами лягут океан и материк, я буду чувствовать волнение твоей крови так же отчётливо, как и теперь. — Джульетта… — выдохнул Пип, даже не думая отпускать меня от себя. — Говорят, глаза, которые не плакали, красивыми не бывают. Не помню, кто это сказал, но это, блядь, правда на все сто. И когда в очередной раз твои будут на мокром месте, ты знай… — он хмыкнул, усмехаясь, и от этого шершавого, уже узнаваемого звука по моей спине побежали мурашки. — Просто знай, что твоя грустная улыбка заставляет сердце Ромео биться чаще. Оторвавшись от его груди, я посмотрела на него снизу вверх, словив острое дежавю: он смотрел в ответ чуть затуманенным тёмным взглядом. — Моё сердце, детка, да-да… — подтвердил Густав со всей серьёзностью. — Ты просто улыбнись — и оно выпрыгнет тебе в руки, нахрен. Просто скажи, что ты хочешь этого — и оно будет биться для тебя… Всё, как я обещал. Просто, дай мне знать, что я тебе нужен… Наши клятвы на мизинчиках со старта не были шуточными. Теперь же их магия была почти осязаемой. — Хочу, чтобы твоё сердце билось, Пип… — накрыв чуть вздрагивающее левое полухолмие его груди ладонью, я улыбнулась. Чувствуя, как дрожат губы — почти что в такт беспокойному птенцу, бьющемуся под моими пальцами. — Очень хочу. Ты мне нужен, как воздух. Или даже больше… — я взяла паузу на вздох, отчаянно надеясь, что Гас не расценит её в ущерб своей значимости для меня. — С тех пор, как ты не дал мне упасть… Бог мой, я не могу отвести от тебя глаз. — Джуллз… — в этом его шершавом выдохе щедро плескалась улыбка, но взгляд оставался серьёзным. — Было бы зашибись, если всё так. Залипая в его руках, я в который раз чувствовала, как ускользают минуты. Будто где-то во мне самой активировали невидимый таймер, отсчитывающий время не в мою пользу. Мне безумно хотелось успеть. Эта жажда сушила губы, низводя голос до шёпота. Но не сказать о том, что переполняло меня теперь, я никак не могла. Казалось, что это важно: мне — озвучить, а ему — услышать. — Пожалуйста, дослушай… Я хочу рассказать тебе, пока утро не наступило… Гас склонил голову на бок, прикусывая нижнюю губу, прежде чем улыбнуться. — Детка… Наше утро будет прекрасным. Хотя бы потому, что ты будешь пахнуть сексом, а я — любовью. И наоборот. В смысле, одновременно… Бля, что я несу? Ты ведь понимаешь, правда? — Ты говоришь, как романтик. И как поэт… — Тебе правда нравится? — Это я и пытаюсь сказать, Гас… Ты нравишься мне. Я смотрю на тебя — тогда и сейчас, — и нет никого важнее, чем ты. Говорить с тобой, смеяться над твоими шутками, слушать тебя, даже если ты просто дышишь… У тебя наверняка полно историй, и многие из них — грустные. Но я хотела бы знать и их тоже. Это важно. — Ох, Джуллз… Это удивительно. Тем удивительнее, что ты говоришь обо мне… Чтобы заставить его умолкнуть, мне стоило просто пройтись губами вдоль его груди — от соска до соска, от пятилистника марихуаны до заковыристой надписи «Клика». Но вместо этого я смотрела, как парень, обещавший мне утро моей мечты, улыбается мне с затаённым восторгом. Разве можно взять и скомкать эту улыбку? Чувства всегда рождаются из воздуха, согретого дыханиями. Из случайно-закономерных взглядов. Из касаний, каждое из которых пробирает до костей. Из неуловимой родственности душ и историй. Из маленьких, но невообразимо важных действий… Именно чувства всегда ставили меня в тупик. Невзаимные, грозящие окончательно разрушить моё и без того шаткое эмоциональное равновесие. Безумные качели, летающие взад-вперёд над пропастью. Риски без гарантий. Сейчас я слишком отчётливо чувствовала обнимающие меня руки. Я была не одна, и мы оба взлетали без тени страха упасть. Возможно, впервые в жизни я не только держала, но и держалась. «Я не помню, когда мне было так спокойно и хорошо без долбаной медикации…» —припомнилось мне. Гас хотел бы… Нет, он должен об этом знать. — То, что я успела понять о тебе… Услышать от тебя самого, подсмотреть или догадаться, почувствовать там, где ты самую малость недоговариваешь. Все эти маленькие сладкие крошки, эти крошечные стежки прямо по сердцу, Гас… Понятия не имею, о чём ты расскажешь дальше, но уже этого достаточно, чтобы влюбиться без памяти. — прихватив упорно расходящийся ворот его халата, я смотрела в его глаза. — До смерти влюбиться. Сильно и надолго. Как отсюда — и за море… — Как до лета и обратно, — сказал Гас едва слышно, ответно всматриваясь в моё лицо тёмным взволнованным взглядом. Проходясь от глаз к губам, соскальзывая ниже и тут же возвращаясь к глазам через губы. Сквозившая в этом жажда была заразительной. В ней не было ни капли пошлости: она была чем-то естественным для нас обоих. — Не могу не сказать тебе этого до того, как ты впустишь меня дальше. Если вообще впустишь… Я влюбляюсь в тебя с той же скоростью, с какой ты несёшься по жизни. И так же точно не хочу тормозить. Время имеет значение ровно до момента, пока не упрётся в вечность. Глядя на тебя, я хочу остановить его… — Ты меня без ножа режешь, Джульетта. Знаешь об этом? — он улыбался, но слушал очень внимательно, заставляя меня тонуть во влажной темноте расширяющихся зрачков напротив. — … и прожить заново каждое из мгновений, в котором тебя много. В котором ты есть. Любить тебя — таким, каким я вижу тебя вот так, близко-близко. И тем, кем ты окажешься, перелетев чёртову бездну Атлантики. Глупое сердце… Оно же будет любить тебя вечность, какой бы она ни была. Так что самое время сказать «стоп», если это не в кассу. Если слишком сложно или… Осекаясь, я почувствовала, что голос сходит на нет. Густав покачал головой. Его мягкие губы по-прежнему улыбались, но взгляд стал едва ли не грустным. — Эй… Я буду любить тебя на целых два дня дольше, Джуллз. Всегда. Просто помни об этом. Вечность плюс два дня. Как-то так… Он сказал это так запросто, глаза в глаза. И его искренность была оглушительной. «Мне хотелось моргать пореже, чтобы твоё лицо в моей идиотской памяти не потускнело…» Я видела это в нём прямо сейчас, и от этого моя голова шла кругом пуще прежнего. Как отпустить его теперь? Как перестать? Маячившие впереди мои персональные выходные казались чем-то вроде медового месяца. Сорок восемь часов чистого счастья, которые ещё даже не начались. И которые пролетят так быстро, что скоро и послевкусия этого дикого мёда не останется. Мне было странно в который уж раз замечать течение времени. Но прямо сейчас под моими пальцами часто-часто стучало сердце Ромео. Моё сокровище. — Мои мысли, — все до единой, — вертятся возле тебя, Пип. Я не хочу, чтобы было иначе… Мне страшно, как мы быстро сговорились, и не знаю, что с этим делать теперь, — призналась я. Видя, как Гас подаётся навстречу, склоняясь ко мне. Обмирая от удовольствия, едва мои пальцы коснулись его остриженного затылка. — Тссс… Я — знаю, — выдохнул он мне в губы. Прежде чем вышибить остатки моего самообладания долгим поцелуем, попутно ссаживая меня со стола и чудом не столкнув блюдо с остатками пиццы. Со знакомой уже ненасытной жадностью забираясь ладонями под полы моего халата, обхватывая за талию и тут же спускаясь ниже. Когда его длинные твёрдые ногти взбороздили кожу на моих бёдрах, я даже не вздрогнула. — День был длинным, а вечер — совершенно чокнутым. Я бы прилёг… Ты как на этот счёт? — почти что буднично поинтересовался Густав между поцелуями. Его выдавал голос, в котором явственно читалось возбуждение. — Пустишь меня в свою постель или я брошу кости на диване? Это я запросто… — Гас, ты издеваешься?! — Нет, конечно, — хмыкнул он. — Просто, я хорошо воспитан и позволяю тебе, типа, решать самой. Но, если хочешь, я могу встать на колени и попросить. Я негордый, да и есть один совершенно безотказный способ… — О, Господи… Он прекрасно видел нишу, где за раздвижной дверью пряталась моя вполне себе вместительная кровать, ещё когда бросал на зарядку свой телефон. Но его умение поймать вайб было просто поразительным. Взяв в ладони его лицо с яркими от наших бесконечных поцелуев губами, я отбросила чёлку, за которой он вполне себе привычно спрятал смеющиеся глаза. Бог мой, я догадывалась, какую именно неприкрытую истину он читал в моём лице в этот момент. Но мысль об этом заводила и меня тоже. — Ты же невозможно прекрасный, Гас… Как, скажи мне, можно тебя не любить? — Сейчас, ага… — запросто отозвался он тут же. — Но ты не зарекайся, вдруг однажды сама узнаешь? Мне-то не привыкать, это происходит постоянно. Я неудобный. Я проблемный. Я всего-то хочу быть целым миром для кого-то, а это неебически много, Джуллз. И я всего-то готов дать то же самое взамен… — Это справедливо, нет? — не удержавшись, я коснулась разбитого сердца, вытатуированного на его скуле. Так же точно не удержавшись, Густав мне подмигнул с совершенно серьёзным видом. Впрочем, тут же улыбаясь. — О, да-да-да… Слушай, когда ты разлюбишь меня, останься мне другом? Мне очень нужен кто-то настоящий под боком. Корешей и приятелей у меня завались, да толку с них с гулькин хер, если честно… Они кидаются на поиски, когда я проёбываюсь. Но я по-серьёзке опасаюсь умереть в одиночестве в самой гуще клоунады этой ебучей… Моё сокровище… — А можно я буду твоим другом, не нарушая обещаний? — поинтересовалась я осторожно. Его слова ранили даже меня, а уж каково было ему самому, я могла только догадываться. — И ты никогда не будешь один… — Попробуй, — вполне серьёзно ответил Пип. — Вообще, было бы идеально. Ласково притираясь щекой к моей ладони, он отступал назад наугад, но ни разу не сошёл с правильного маршрута. Едва не вписавшись в журнальный столик, мы в этом нервном подобии то ли танца, то ли игры, вышли на финишную прямую — когда Густав упёрся спиной в тонированное стекло раздвижной двери. Притягивая меня к себе, заглядывая в глаза и тут же отнимая дыхание требовательными губами. — Не расстраивайся из-за меня, ладно? — попросил он, отпрянув. Окинув тёмным взглядом моё лицо, он хмыкнул и поцеловал снова. — Я всякое видел и не слишком-то серьёзно к себе отношусь… Но пока ты смотришь на меня вот так, делай со мной всё, что захочешь. «Потому что я в восторге от твоих аппетитов, Джуллз» «Хочу, чтобы ты хотела целовать меня. Ты же хочешь этого, правда?» «Я всего-то хочу быть целым миром для кого-то, а это неебически много… И я всего-то готов дать то же самое взамен…» Его правила были лёгкими и приятными, а пододеяльная игра, которую он затевал прямо сейчас, не требовала поспешности. Шея и ключицы Густава щедро цвели багровыми отметинами, как будто Розовая пантера — и тот стеснялся быть свидетелем нашего стремительного сближения. Касаясь пальцами и губами этих засосов, чувствуя, как пульсируют свежие царапины на моей коже, я пыталась нащупать грань между болью и удовольствием. Но она была совсем зыбкой. — Я бы оставил их навсегда, если бы мог, — сказал Гас, и в его чуть хриплом голосе энтузиазма было с лихвой. — Те, что прямо сейчас вижу на тебе, кстати, тоже… Хочешь — можешь добавить. Поцелуев в шею мне никогда не бывает слишком много, знаешь ли… Стараясь выбрать не самое истерзанное местечко, я припала губами к ямке между его ключицами. Звук его судорожного выдоха у меня над ухом сделал мою собственную заведённость только сильнее. В ответ он впился в мою кожу ногтями, уверенно снимая стружку с рёбер под лопатками — и тут же жаркая волна возбуждения, схлынувшая от затылка к копчику, заставила меня хватать ртом воздух. Толкнув створку двери за его плечами в сторону, я была готова к тому, что мы в очередной раз провалимся в полумрак, но Пип удержал нас обоих, аккуратно сдавая назад. Выпутываясь из его объятий, я чувствовала себя немного виноватой, то и дело срываясь на извиняющиеся поцелуи, куда придётся. Сдёрнув атласное покрывало с постели, я оставила его лежать у изголовья кровати светлым комком, чувствуя, как Густав обнимает меня сзади, медленно принимаясь за пояс моего халата, и без того удерживающийся на честном слове. — Мне нравится твоя квартира, Джуллз… Напоминает мне мою спальню в родительском доме, из которой я как-то слишком быстро вырос. И по которой скучаю… — перебросив мои волосы вперёд, он нежно поцеловал меня в тыльную сторону шеи. — Чёрт, я весь вечер хотел сделать это… — Гас… Он медленно спустил халат с моих плеч, позволяя ему соскользнуть ниже, цепляясь за напряжённые соски, а потом и совсем упасть. Костяшками пальцев Густав прочертил вдоль моей спины долгую непрерывную линию от основания шеи до изгиба поясницы, прежде чем положить горячие ладони ко мне на талию. — В моей спальне кровать поменьше, — уже знакомый мне загадочный тон, но на этот раз сильно подсвеченный желанием. — Но мы поместимся, я тебе точно говорю. Я покажу тебе сперва убогий достаточно вид из окна, а потом — все оттенки моего красноречия. Ты же понимаешь, о чём я? Блядь… Я хочу трахаться с тобой в моей прежней комнате, Джульетта. Я не видела его лица, но я чувствовала его руки, уверенно соскальзывающие вниз по моему животу. Уронив затылок на плечо Пипа, я закрыла глаза, шумно и медленно выдыхая через нос, когда его правая ладонь уютно устроилась чуть пониже моего пупка. — Эй… Впусти меня, — выдохнул он мне в ухо, тут же обводя кончиком языка мочку, а потом и завиток. Терпеливо дожидаясь, пока я переступлю ногами. — Мне нужно… Я должен знать, Джуллз… Он дразнил меня, одновременно ища подтверждения тому, о чём знал наверняка. Совмещая приятное с полезным, а лёгкий нажим спускающихся между моих бёдер пальцев — с невесомыми поцелуями в шею. Прямо сейчас Гас был предельно осторожен со своими ногтями. Там, на крайнем юге моего до предела растревоженного им тела, было прогнозируемо влажно. — О, да-да-да… — констатировал он почти сразу. — Чёрт, как в тропиках… — Пип… — свой почти умоляющий голос я слышала будто со стороны. — О, Пип… Пожалуйста… Левой ладонью он обхватил моё горло, мягко удерживая. Вынуждая тесно прижаться спиной к его груди и прочувствовать, чем именно он упирается в меня сзади. Он играл со мной, давая только скользящие прикосновения пальцев, хотя и сам слишком явно хотел большего. Колкие волны мурашек от каждого прикосновения… — Я хочу тебя в моей комнате, Джуллз, — повторил Густав. — Где стены помнят мои самые чёрные дни… Чтобы тебе было хорошо со мной. Там… И чтобы ты звала меня по имени. Каждый раз… Вот как сейчас… Я просто дышала, зажмурившись: мне было стрёмно смотреть вниз, будто я стояла на краю пропасти. Но отвязаться от мысли о тонких татуированных пальцах, так уверенно подбирающих мелодию простых движений, не представлялось возможным. Накрыв его руку своей, я подсказала ему пару пассажей, чувствуя, как он улыбается, выдыхая мне в шею, проходясь короткими поцелуями вверх, чтобы замереть на выдохе в уголке моих губ. Вжимаясь сзади и тут же атакуя рот в рот — что-то вроде двойного проникновения в нашем собственном варианте софткор-порно. Отчётливое предчувствие того, что я вот-вот кончу и так, промелькнуло и растворилось. — Кстати… Я тут подумал… Если мы станем друзьями, будем ли мы вот так с ума сходить? Захочешь ли ты спать со мной? Самое время шутки шутить… Открыв-таки глаза, я напоролась на его мутный взгляд, от которого только больше хотелось. Я улыбнулась припухшими губами, чувствуя, как меня размазывает окончательно. «Я вижу, как сильно ты меня хочешь» «Палево полнейшее, с обеих, блядь, сторон» — Знаешь, что? Пип… Притираясь к нему пятой точкой, подстраиваясь под заигрывания его пальцев, я прекрасно понимала, что играю с огнём. Но я, чёрт подери, хотела сгореть до тла. Балансируя на острой грани между удовольствием и потерей осознанности, я в очередной раз пыталась запомнить — его, себя, нас — в моменте. Этот почти-что-секс, снятый в серии ярких полароидных снимков где-то на изнанке моих век… — Скажешь — буду знать… — Только смерть заставит меня расхотеть тебя. Но… — Но?! — … если ты меня не трахнешь сейчас, я умру прямо сегодня. Гас… Я уже почти… Через пару долгих мгновений я была всё. Этого-то он и добивался, и теперь смотрел на меня смеющимся взглядом. Его ладонь всё ещё лежала на моём горле, а второй он всё так же держал меня между ног. Ощущение его присутствия было даже слишком острым, но мне нравилось. — Это оргазм, детка… От него не умирают. — Гас улыбался, и мне хотелось коснуться этой улыбки сперва пальцами, а потом и губами. — Но, бля… Звучит же, как музыка! Скажешь это снова? — Трахни меня, а, Густав? — глядя в его глаза, я уронила голос в самый бархатный низ, прекрасно зная, что прямо сейчас он почувствует каждое моё слово в своей ласкающей ладони. — Пожалуйста… Умираю, как хочу тебя, Птенчик. — Я всё равно хочу тебя больше, детка… — выдохнул он, выпуская меня из рук не без сожаления. — Больше, чем ты можешь себе представить, на целую грёбаную бесконечность. Сейчас всё будет… Чувствуя слабость в коленях, я села на край постели, отбрасывая одеяло. Тратя минутную передышку на то, чтобы увидеть, как мой прекрасный Гас сбрасывает халат с плеч и делает шаг мне навстречу. С серьёзным, протравленным страстью, лицом и в полнейшей боевой готовности. Сдавая назад, я не пыталась играть с ним — мне хотелось дать ему достаточно места. Впрочем, он почти сразу прихватил меня за бёдра, не давая забраться слишком далеко. Нежно проходясь подушечками пальцев по вспухшим царапинам. Пряча ошалевшие глаза за разноцветными прядями. Забрасывая мои ноги к себе на бёдра, а потом мягко завладевая моими запястьями, чтобы вдавить их в постель повыше моего лица, чуть нависая сверху и прижимаясь лбом к моему лбу. Наши губы были так близко, что я не удержалась, прихватывая его за нижнюю. Втягивая в даже слишком красноречивый поцелуй. Пытаясь повторить всё то, что я уже рассказала ему, но только без слов — одними губами. Ты нужнее воздуха, Густав… — Куда уйду я, если сердце здесь? — глухо прошептал он, отрываясь. — Ты не можешь умереть раньше меня, Джульетта. Таков сюжет, в котором Ромео умирает первым, по-глупости… Давай придерживаться канона? Примеряясь, чтобы войти, он нарочно дразнил меня, заставляя нетерпеливо ёрзать под ним. — Гас… — начала было я, но теперь была его очередь закрывать мне рот поцелуем. Это почти всегда значило, что он хочет сказать что-то ещё, а мне следует слушать. И я послушно заткнулась. — Мне нужны твои секреты… И я буду бережно хранить каждый из них. Всё, что ты доверишь мне… Так же точно я отдам тебе всё своё… Я весь твой, Джуллз, пока не умру. Не уходи из моей жизни, ладно? Я хотела бы отделаться долгим поцелуем вместо ответа, но здесь крайне важны были ещё и слова. Не украсть немного его дыхания было выше моих сил. — Птенчик мой, я никогда тебя не оставлю… Потому что я тебя люблю. Понимаешь? — Спасибо, детка… Запрыгни на меня утром, если не передумаешь. А пока… Как насчёт потрахаться по-быстрому? — подчёркнуто буднично поинтересовался он, специально комкая момент, слишком нервный для нас обоих.— Надолго меня, боюсь, сейчас не хватит… Чувствуя на себе его смеющийся взгляд, я облизала внезапно пересохшие губы, понимая, что и для меня самой «надолго» — не вариант. — Давай, малыш… Представим, что на исходе второй день после вечности, и мы делаем это в последний раз. — В жизни? — отшутился Густав, вдавливая ногти в мои запястья. — Или друг с другом? — А как тебя больше заводит? — Да, блядь, куда уж больше… — Гас рассмеялся, прижимаясь грудью. — Чем мысль о том, чтобы умирать, лёжа рядом с тобой. Предел моих мечтаний! Собственно, ответа на этот почти-что-вопрос и не требовалось: время потеряло всякое значение, стоило Густаву втиснуться внутрь. Включая такое знакомое электричество, вязкими толчками растекающееся по телу, средоточие которого шевелилось в паху. Превращая мой громкий выдох в стон. Заставляя в исступлении миксовать его имя и бессмысленные поминания всуе. Вталкиваясь до упора, он оттормаживал на мгновение, впиваясь губами в мою шею — и в этой его нарочитой жёсткости отчётливо проступали отголоски недавней нежности. Свежие царапины на моей коже горели, растревоженные бесконечными прикосновениями простыней, и я в очередной раз упускала момент, когда удовольствие становилось болью и наоборот. Мне хотелось даже больше. Это был вкус жизни — огненный и настоящий. А мы весь вечер говорили о смерти и любви, слишком сильно стимулируя больные места и эрогенные зоны друг друга. Я не успела понять, кто из нас кого заездил, потому что моё сознание будто бы отключилось на полминуты. Моё удовольствие было ослепительным, заставляя мир померкнуть в буквальном смысле. Тем страннее было вернуться в тело: первым, что я почувствовала, были не затёкшие руки, а восхитительное чувство присутствия Густава. Запах его кожи, к которому примешивался неуловимо взрослый мускусный след. Звук его сбившегося дыхания, холодящего мою щедро расписанную им шею. Приятная тяжесть его твёрдой груди, накатывающей на мою собственную с неотвратимостью прибоя. Быстрее, быстрее, ещё чуть быстрее… Его влажный финиш куда-то в хлопковую пустоту необъятной этой постели. Впервые с момента покупки она стала казаться мне обитаемой. Поднявшись надо мной на руках, он всё так же неподражаемо улыбался, будто оценивая произведенный эффект. На самом деле, выдыхая. Давая пришпоренному сердцу успокоиться, а дыханию — восстановиться. Приподнявшись на локтях, в очередной раз чертыхнувшись по поводу недавно ушибленного, я перехватила его улыбающиеся, чуть подрагивающие губы своими. — Я люблю тебя. И никогда тебя не оставлю, — сказать это вновь было нужно мне самой. Теперь, когда медленно рассасывающееся напряжение слишком очевидно утаскивало в сон нас обоих. Уже когда мы по-человечески устроились среди подушек, не отлепляясь друг от друга под одним одеялом, он сгрёб меня в охапку снова, зарываясь в мои волосы, и тут же целуя меня в закрытые веки. — Я всегда есть для тебя, Джуллз. Если вдруг, а со мной такое бывало раз двести, ты мне только приснилась… Ну, знаешь, как это называется: осознанные сновидения там, или что-то вроде того. Когда просыпаешься в полном невменосе от увиденного, чувствуешь прикосновения, находишь на себе следы укусов и вот эту всю красоту, что мы с тобой друг другу обеспечили… В общем, милая моя, просто запомни: если я тоже тебе только приснился, найди меня в Инстаграм. Я там как Мелкий Пип, ничего сложного… — Гас… — я словила очередной поцелуй в качестве мягкой просьбы заткнуться и не перебивать. И подчинилась, не без удовольствия. — Пожалуйста, Джуллз… Просто не дай мне проебать и третий день тоже. Обещать ему что угодно, включая Луну с неба, было чем-то естественным для меня. *** Утро началось с будильника, который я совершенно забыла отключить с вечера. Не удивительно… Высунувшись из объятий Густава, я сперва решительно не поняла, в чём дело и откуда идёт этот ненавязчивый звук. Придя в себя, я потянулась к прикроватной тумбочке, чувствуя, как горячие ладони прихватывают меня за талию, удерживая внутри одеяльного кокона. — У меня чуткий сон, детка. Но я понимаю, что эту штуку надо выключить… — пробормотал он, очевидно, даже не открывая глаз. — Не уходи никуда, пожалуйста. Рань кромешная ещё… Отключив сигнал будильника, я бегло оценила масштабы бедствия: куча сообщений, пара неотвеченных, каждый из которых вряд ли с работы. Значит, подождёт. Вспомнив вчерашний разговор, я тапнула по иконке Инстаграм, готовясь к стандартной процедуре поиска аккаунта, подписке или запросу на добавление и досыпанию. Пытаясь при этом не разбудить Густава окончательно. Ага, вот и оно… Смешная аватарка с игрушечным птенцом. Голубая галочка. Сколько-сколько подписчиков?! — Лил Пип… — только и сказала я вслух. Гас открыл один глаз и тут же закрыл его снова. — Это я, Джуллз. Подпишись пока, а поговорим об этом, когда проснёмся. Я всё тебе расскажу… Румянец смущения на его чуть колючих бледных щеках был очевидным даже в неясном свете раннего утра. Сунув айфон под подушку, я выдохнула. А потом вернулась под бочок к Гасу, пряча лицо у него на груди, а он тут же обнял меня, прижимая к себе чуть теснее, давая устроиться поудобнее. Остальное не имело значения.