заказ 2х2

      «Зачем ты ему это сказала? Зачем ты дала ему инициативу? Он же тебя сейчас отвезёт бог знает куда бог знает с какими намерениями! “Эй — как там тебя, — не хочешь выпить пива? Здесь как раз неподалёку бар! Да едем же!” И ты конечно же поедешь, как дура, потому что побоишься отказать, и он привезёт тебя бог знает в какое ужасное место, где ты на нервах ужрёшься и опозоришься, либо запрёшься на всю ночь в туалете, либо — что ещё хуже (и вероятнее всего) — будешь весь вечер сидеть молчком, уткнувшись в стакан, и от каждого его слова краснеть. Нужно было прямым текстом напомнить об изначальном плане, сказать: “Эй, приятель, мы едем рисовать тебя, ты что, забыл, дубина?”; а лучше — попросить отвезти домой… Дура, дура, дура!» — воспалённые мысли в голове Саманты метались удивительно живо для её изнеможённого состояния, отскакивая друг от друга в панике.       Ей казалось, что они ехали слишком долго, а уточнить куда не хватало смелости: это означало бы выразить беспокойство и недоверие — совсем не те чувства, которые испытывала уверенная в себе девушка на свидании.       На свидании? На каком таком, чёрт тебя дери, Саманта Линч, свидании? Если это свидание, то ты провалилась.       Сэм закусила губу. Идиотка. Билл то и дело переводил взгляд с дороги на спутницу, которая остекленевшими глазами смотрела прямо и не моргая, — и чувствовал себя неуютно. Хорошо, что Сэм опрометчиво считала Билла непробиваемым, потому что, если б узнала, насколько его порой напрягает её закрытость, сочла бы себя бревном — и, конечно же, сожрала бы себя за это.       Но Билл действительно думал, что этой девчонке не помешало бы почаще открывать рот.       Он мягко позвал её:       — Хэй? — Он действительно беспокоился. — Всё в порядке?       — Ты уже спрашивал, — ответила Сэм, и Билл чуть расслабился: ну, по крайней мере, она здесь, а не вышла снова в астрал.       — Ну вдруг ты обманываешь?       Конечно она обманывала — ей хотелось застрелиться. О нет, только не суицидальные мысли — на сегодня драм достаточно! Даже шутить не нужно.       То, что произошло на выставке, случалось с Сэм и прежде и успело развить в ней нормальный такой комплекс неполноценности, поэтому ей не то чтобы говорить об этом не хотелось — ей даже шутить об этом было неловко.       «Человек, который мне нравится, коснулся меня, и я из-за этого чуть не впала в коматозное состояние! Ах, как потешно!» — едва ли это потешно — это то, из-за чего Саманта не ходила на свидания уже очень давно.       И она понимала Билла. Ему действительно лучше закончить всё это, сэкономив как своё время, так и её. Ну погрустит она денёк-другой. Жизнь на этом не кончится.       — А я ведь просил не обманывать, — добавил чуть погодя Билл и, не сводя глаз с дороги, ободряюще похлопал Сэм по ноге.       Она считала в уме: раз, два, три, четыре…       Она не отпихнула его руку и даже не вжалась от ужаса в сиденье — удалось взять короткий контроль над каждым нервом: никаких резких движений, никаких странных реакций — это просто прикосновение. Причин волноваться нет.       Пять, шесть, семь…       Но, вероятно, она была похожа на готовый взорваться воздушный шар — красный, как в долбаном «Оно». Благо пар из ушей не повалил.       Билл украдкой взглянул на съёжившуюся Сэм и задавил подступающую неприятную липкую жалость.       «Ах, кого ты обманываешь? Просто расскажи, в чём дело, — легче станет», — молча сетовал он и сделал музыку погромче.       Восемь, девять, десять…

***

      Щёлкнул выключатель — и темнота сменилась ослепительно белым помещением. Билл зажмурился.       — Устраивайся пока, — сказала Сэм, стряхивая с плеч куртку. — Времени ещё много.       — Ты сказала, что холодно не будет.       Сэм не сразу сообразила, в чём дело, а когда поняла, то густо покраснела и поспешила захлопнуть окно. Дура.       По правде говоря, она до конца надеялась, что этот момент не настанет — уж тем более после того, что произошло на выставке. На кой чёрт он вообще полез к ней! Ей же теперь жить с этим!       Билл с ленивым интересом осматривал стеллажи с всякими книжками, фотографиями в рамках, толстыми папками, кактусами и прочей милой дребеденью. Он взял с полки рамку с душевным снимком каких-то гор: как часто Сэм бывала в таких местах? Ей нужно побывать в Швеции — там-то она нафоткает всякого такого.       — Когда можно раздеваться? — спросил он, возвращая рамку на место.       «Господи».       Сэм сглотнула.       — Да в принципе, можешь начинать, — натужно-непринуждённо бросила она севшим от волнения голосом и ткнула карандашом в сторону пустой ниши, которую Билл, конечно, проигнорировал.       — Ты уже рисовала кого-то вот так? — спросил он, небрежно бросая куртку на кожаный диванчик.       — Фотографировала, — ответила она. — А что?       «Господи, останови его, обрушь на нас метеорит, устрой землетрясение — хоть что-нибудь, лишь бы оставить Билла Скарсгорда в одежде!» — безмолвно молилась девушка, украдкой следя за его движениями. Его расслабленность восхищала и бесила одновременно.       — Да нет, я просто смущаюсь, — поделился вдруг трогательным откровением Билл, стоявший спиной к девушке, и весело улыбнулся. Хоть бы не заржать.       «Смущается…» — Сэм практически в голос фыркнула.       Он одним движением снял футболку — и оказался по пояс голым.       «О боже».       Она развернулась к стеллажам. Твою же мать-перемать!       Она считала в уме: один, два, три…       Она не смотрела порно — считала его грубым и слабо пересекающимся с реальностью, но не пугалась происходящего на экране и девственно краснела, словно занималась чем-то непотребным. Сэм рисовала обнажённых женщин. Она рисовала обнажённых мужчин. Она видела, как проводят эротические фотосессии, и ей самой доводилось пару раз проводить их. Она подписана на соответствующие блоги и видела тела в новостной ленте ежедневно.       Четыре, пять, шесть…       Но сейчас ей казалось, что, если она обернётся и увидит обнажённым его, — произойдёт катастрофа вселенского масштаба. Особенно сейчас, после выставки, когда Билл решил вдруг вжаться лицом в её. Помимо приступа панической атаки, там случилось ещё кое-что очень важное: подтверждение её догадок о первоначальной цели их встречи.       Он хотел секса.       Семь, восемь, девять…       Это очень плохо.       Это абсолютная трагедия.       Десять…       Нет, нет, нет.       Плечи Сэм напряглись, и вся она мелко задрожала, когда почувствовала спиной тепло, исходящее от его тела. Билл улыбнулся, издав тихий мягкий смешок, слегка — но ощутимо — всколыхнувший волосы на затылке Сэм. Он нежно, но с чувством прижался губами к её макушке, прикрыв глаза и медленно, жадно вдыхая аромат её волос. Сэм тоже закрыла глаза, зажмурилась, спряталась от абстрактного кошмара, утопая всем телом в подступающей смеси пугающих и самых прекрасных чувств.       Она хотела, чтобы всё это кончилось, так же сильно, как хотела продолжения, но такого, в котором могла бы предложить хоть что-нибудь взамен, что было бы так же ценно для него, как эти короткие мгновения его прикосновений для неё.       И всё это страшно фрустрировало. Заставляло её сжиматься в комок и страстно желать скорее выкатиться этим комком из всей ситуации.       С силой — такой, что Сэм чуть ли не присела, — чмокнув её в макушку, Билл наконец оторвался.       Он выдержанно сверлил взглядом её голову, словно пытаясь забраться туда и узнать, что за мысли там роились прямо сейчас, когда Сэм готова, казалось, вечность вот так простоять к нему спиной, лишь бы… лишь бы что?       Но Сэм не то чтобы не собиралась поворачиваться — она не хотела даже открывать глаза, потому что это означало бы вернуться в реальность, в её студию, в которую они приехали, чтобы — ах да! как же они забыли! — рисовать его, ведь Билл хотел портрет голого себя в гостиной.       Ну что за бред, Сэмми, неужели ты поверила?..       Билл стоял позади и, вообще-то, нетерпеливо ждал обратной связи, потому что — о, чёрт! — как ещё трактовать то, что Сэм шугалась любых его прикосновений. Казалось, ей не хотелось. И она, блин, имела право. Так что ж она молчала как истукан?       «Эй, Билл, не сегодня!» — этого будет достаточно, чтобы он оставил её в покое. На сегодня, по крайней мере. Да, ей бы не помешал покой.       Если б Сэм не была Сэм, она бы уже сладко стонала, припав лицом к полке, и всё шло бы так, как обычно: они бы трахнулись, она стала бы его подружкой, он бы писал ей милые комментарии в Инстаграме — и всё в таком духе.       Но — вот ведь незадача! — Сэм была Сэм.       Его руки аккуратно — настолько, что практически трепетно и бережно, словно он брал грудничка, — обвили её талию без претензий на собственность, и при мысли, что Билл прижмёт её к обнажённому торсу, Сэм в ужасе вдохнула воздух в опустевшие лёгкие.       — Посиди пока, — бросила она, выпорхнув из его рук, которые не успели даже сомкнуться вокруг неё.       Началось.       Сэм поспешно обошла — нет, практически обежала Билла — и принялась копаться в листах у себя на столе.       Билл фыркнул — не то чтобы по-доброму. Явно недовольно.       Но Сэм понимала его — ему давно пора закончить их свидание.       Она успела заметить, что Билл — слава богам! — не додумался стянуть штаны. И он заметил, что она заметила, вернее — проверила, убедилась, что всё в порядке.       Билл натянуто улыбнулся — так, как улыбаются в моменты, когда осведомлены о чём-то очень плохом в отношении тебя, мол, да я всё знаю, мы можем это не обсуждать.       Ублюдок.       Зачем он это делал?       «Он издевается, он всё ещё издевается…»       «Его всё это веселит…»       Билл всё-таки сел на диван и, положив ногу на ногу, а сверху — деловито скрещённые в замок пальцы, — сделал сложное лицо.       «Посиди пока». Ну, посижу. Подожду, пока ты заваришь мне чай, а после мы обговорим детали моего “делового предложения”, господи, Сэм, да в чём твоя проблема», — думал Билл, наблюдая за бесцельными манипуляциями девушки с завалами на столе. Он посмотрел на её лицо: чуть напряжённые брови, нервно трепещущие ресницы и приоткрытые губы.       Как трогательно.       Она наконец выудила из завалов папку с какими-то листами и поспешила к стеллажу, пройдя мимо Билла так, словно он сросся с интерьером.       Твою мать, да что ты делаешь.       — Сэм.       Она почувствовала, как его пальцы сомкнулись на запястье, и, застыв, с ужасом закрыла глаза, принимаясь мысленно считать, как и учили её те бесчисленные психологи во время тех бесчисленных сеансов.       Раз. Два. Три. Четыре.       «Ну давай, снова впади в ступор, я готов», — мысленно юлил Билл.       Пять. Шесть.       «Он без футболки», — скользнуло в мысленном потоке Сэм.       Семь. Восемь. Девять.       «Ничего же не произойдёт?»       Десять.       Сэм открыла глаза.       Она развернулась — как бы презентуя себя, обречённо. Улыбаясь, как Гарольд. Листы из папки, которую она держала в свободной руке, вдруг с шорохом выскользнули и шмякнулись на пол.       — Ой. — Девушка посмотрела под ноги и, чувствуя, как лицо снова начало предательски пылать, уже собиралась выдернуть руку из его пальцев, чтобы нагнуться и поднять листы, как вдруг Билл сжал её запястье крепче — и с силой потянул Саманту на себя.       Её глаза распахнулись, и ослабевшие от волнения ноги покачнулись. Сэм, провалившись в темноту перед собой, спустя мгновение обнаружила себя сидящей на коленях Билла. Обнаружила его лицо в нескольких сантиметрах от своего, она чувствовала, как его дыхание щекотало щёку.       Билл с иронией повторил:       — Ой.       Он изучал её лицо с любопытством врача, занятого уникальным случаем: «И как вы вообще умудрились запустить себя до такой степени?!»       Её глаза практически не моргали, но при этом будто дрожали и казались тем единственным в её теле, что не обмерло напрочь.       Он не обнимал её — понял, что обнимашки, видимо, Сэм не по душе. Но отпускать руку он не собирался. Билл переплёл её похолодевшие пальцы со своими и вдруг заметил крохотную татуировку в виде месяца на ребре большого пальца.       — Сама? — Он глазами указал на месяц.       Сэм сглотнула.       Она не поняла, о чём он, но ей и дела-то особого не было: она думала лишь о том, как бы побыстрее расставить точки над «i» и, наконец, сказать ему, что ничего не выйдет. Он в ней разочаруется, да и цели очаровывать его она не преследовала, потому что — да, именно! — она безнадёжна, — и вдруг прошептала:       — Ничего не выйдет, Билл.       Билл удивлённо моргнул и ласково усмехнулся.       — Почему это?       Сложный вопрос. Как объяснить человеку, который с виду вообще никогда не испытывал проблем с коммуникацией, то, что для неё целое достижение — это просто смотреть ему в глаза?..       Но Билл действительно всё никак не мог не то чтобы понять это, а хотя бы просто смириться со стеной, о которую бился каждый раз, когда пытался приблизиться к этой чудачке. Робкая тишина, которую он слышал в ответ на вопросы, пока что не раздражала его в той степени, в какой озадачивала и, быть может, даже трогала, но он действительно слабо представлял, что делать с этим дальше.       Их пальцы по-прежнему оставались переплетёнными, и Билл вдруг подумал, что у Сэм слишком холодные руки, учитывая то, что она в свитере.       — Тебе холодно? — спросил Билл.       На этот раз Сэм удостоила его ответом, пускай глухим и с задержкой:       — Нет.       Ага, как же.       Он принялся растирать кисть её руки, и вдруг, когда рукав свитера сполз чуть вниз, увидел хвост глубокой красной отметины, уползающей дальше в рукав.       Ну просто прекрасно.       Действия Билла замедлились, и когда Сэм заметила, что он нахмурился, глядя на её запястье, с ужасом опомнилась — и почувствовала, как желудок словно сжался в узел.       — Ну-ка, ну-ка…       «Даже не смей!» — молча воспротивилась Сэм, в панике выпучив глаза и отталкивая его пальцы, которые порывались закатать рукав.       Билл глубоко втянул носом воздух и выразительно посмотрел на девушку.       — Ты же не собираешься драться? — спросил, натянуто улыбнувшись, он. — Что там, Сэм?..       — Ничего! — рявкнула она, и Билл слегка опешил — но только на мгновение, потому что уже в следующую секунду принялся с новой силой тянуть ткань её свитера до локтя.       И нечего так орать.       Закатив глаза, Сэм уставилась ими куда-то в потолок, и упорство, с которым она выворачивала руку и так, и эдак, пытаясь если и не высвободиться, то хотя бы не дать Биллу осуществить задуманное, — действительно поражало.       Так, он понял.       Билл убрал руки и посмотрел Сэм в глаза.       — Ну-ка снимай.       Сэм выпучила на него глаза.       — Давай-давай, — он жестом указал на себя, мол, я-то уже снял. — Твоя очередь.       — Ты не хочешь на это смотреть, — сказала она. Причём так уверенно, будто знала Билла уже сто лет.       — О, правда?.. — он вскинул брови.       Можно он сам решит, на что хочет смотреть, а на что — нет?..       Сэм глядела на него с недоверием мрачного одичалого ребёнка, у которого проблемы дома. Возможно, всё так и было — кто её знал.       Билл закатил глаза и сложил руки на груди.       — Я понял, что там, — просто сказал он. — Обещаю не орать.       — На меня? — уточнила она, и Билл холодно фыркнул:       — На тебя тоже.       Не орать — в смысле от шока. «Ах, эти шрамы такие неэстетичные — вряд ли тебе они понравятся!» — она ведь об этом думала?..       Да хрен знал, о чём она там думала. Вряд ли она вообще умела думать — иначе как ещё объяснить такие безмозглые действия? Он никогда этого не понимал.       Впрочем…       Он выдохнул.       Бля, ладно. Он никого не осуждал, просто…       — Иди сюда, — вдруг ласково позвал он. От этой ласки в его голосе у неё тепло щекотало в животе.       Его пальцы скользнули под её свитер (растянутый и очень концептуальный, в стиле гранж, конечно же, Курт Кобейн оценил бы), и Сэм тут же их поймала и сжала.       — Я сама.       Да ради бога, главное — сними его уже наконец.       — Как скажешь, — сказал Билл и убрал руки.       Сэм неловко сняла через голову свитер и поспешила пригладить и без того растрёпанные волосы. Когда она оказалась перед ним в чёрной майке на тонких бретельках, он увидел, что её очень бледные руки, явно не успевшие за это лето познать ни одного лучика солнца, были обсыпаны то тут, то там шрамами разной длины, толщины, глубины, свежести и — да — неприятности.       Увидев выражение лица Билла, Сэм тут же захотела исчезнуть. В последнюю очередь ей хотелось быть причиной таких эмоций.       Она была в майке, но то, как она держала себя за локти, закрываясь, и настороженно поглядывала на Билла, — выглядело так, будто она совсем без одежды. Больше, чем просто без одежды.       И только когда до Билла дошло, что, наверное, не стоило вот так пялиться на её плечи, руки и уползающие под майку шрамы, он вдруг взял её руку и начал зачем-то осматривать.       Да-да, его это совсем не пугало. Ни капельки.       Сэм безысходно и смиренно закрыла глаза, чтобы окунуться в темноту, как страус прячет голову в песок, и не хотела открывать глаза. Она не хотела видеть реакции Билла, боялась увидеть в его глазах отвращение (а кому такое может понравиться), или неловкую растерянность с немым вопросом «Я должен что-то делать?», или — самое ужасное — жалость.       Нет, она не откроет глаза, пока Билл не заговорит. Пусть скажет хоть что-нибудь. Пусть назовёт её инфантильной дурой. Пусть глупо пошутит. Пусть скажет, что такой шок-контент его не впечатлил. Пусть скажет что-то в своём духе.       — Ты сама всё это сделала? — спросил он. Осуждающе. Конечно, он, блин, понимал, что ни в коем случае нельзя обвинять человека в этом, — он слышал о причинах, по которым люди начинали заниматься таким, но, столкнувшись с этим вживую, отчаянно захотел уебать ей.       Дура. Просто конченая.       Зачем?!       Он вернул её руку ей на колени и убрал свою. Потому что не был уверен, что не переломает её руку к херам — чтобы больше не занималась таким.       — Сэм?       Но ответа не последовало. Нет, её способность выходить в астрал потрясала.       Билл нетерпеливо вздохнул, справляясь с подступившей волной злости на неё, и усмехнулся.       — Пш, Земля вызывает Сэмми, приём, как слышно, пш.       Билл увидел, как лицо Сэм дрогнуло от смеха, и улыбнулся. Конечно она тут, с ним. Пусть даже не прикидывалась.       Её плечи периодически нервно подрагивали — ей явно было некомфортно, и Билл подумал, что дело всё-таки в прохладе в студии. Сама убедилась. Интересно, кто простудится первым?       Либо же дело в том, что ей отчаянно хотелось спрятаться от его глаз. Что, приятель, достаточно возбуждало? Кстати, в постели она тоже бревно: счастье, если она вообще позволит прикоснуться к себе.       — Скажи, пожалуйста, что этим шрамам лет семь, — Билл нервно усмехнулся и наигранно-трагично всхлипнул: — Я тоже в пятнадцать лет страдал из-за несчастной любви.       Сэм не сдержала улыбки, но всё ещё чудесным образом сдерживала слёзы какой-то абсолютно глупой жалкой благодарности Биллу, от которой самой становилось тошно. И в то же время она не просила его об этом, блин, она не просила его ни о чём.       — Хотя вот это ты явно сделала недавно… — осуждающе протянул Билл, взяв её запястье и поднеся к своему лицу.       И когда Сэм почувствовала, как его губы коснулись пореза, её пальцы, которые были напряжённо сжаты всё это время, вдруг ослабли под напором неожиданной глубокой ласки и медленно разжались.       — Открой глаза, — сказал он. — Посмотри на меня.       Никогда.       Она чувствовала обуревающий стыд, природу которого не понимала.       Проблема в том, что ей было важно, чтобы этих ужасных отметин он никогда не видел и чтобы это не оттолкнуло его слишком далеко. Ей было важно, что он подумает, когда их увидит.       И вот он увидел.       И что же дальше?       Билл вздохнул и, наклонившись к самому её лицу, начал тихо шутливо напевать:       — Ну давай, малышка Сэмми, открой глазки, я верю в тебя, ты можешь, я хочу видеть твои красивые глазки…       О боже, теперь она точно никогда их не откроет.       Почему она чувствовала себя такой глупой в его присутствии? Уж точно недостойной претендовать хотя бы на место кого-то, кто был бы ему интересен. Она уже смирилась с тем, что Билл, по-видимому, просто искал миловидную девушку, с которой можно развлечься, и пускай Сэм готова принять, что показалась ему миловидной (с такими вещами никогда не угадаешь), то — о, чёрт! — что насчёт остального? Она совсем безнадёжна!       И, как обычно, уныние вдруг начинало оборачиваться злостью: да пусть катится со своими «красивыми глазками» ко всем чертям! Симпатичный актёр, который от скуки решил разбавить досуг очередной наивной девочкой, готовой кончить от одного только факта, что знаменитость положила на неё глаз. Тьфу!       Вот только в этот раз всё опять пошло не по плану, и вместо злости начала закипать отчаянная обида на себя же за безнадёжность. Билл просто уйдёт, когда поймёт, что ему нечего здесь ловить, вот и всё — конец истории.       Сэм горько усмехнулась.       Ну, это не так и страшно. Здесь ничего серьёзного не было с самого начала. Она не какая-нибудь там истеричка, успевшая обыграть в мыслях свадьбу и рождение потомства, нет, она за свободные отношения и вообще чайлдфри.       Да, именно так. И от принципов Саманта, кстати, не отступится, нет, даже когда перед ней он.       — Ладно, я понял, — просто сказал Билл и выпрямился, порываясь встать. — Слезай. — Он похлопал её по бедру.       Что?..       Ну конечно, эффект мгновенный, чудеса шантажа: глаза Сэм тут же распахнулись так широко, словно её окатили ледяной водой, и поглядели на Билла.       «О как мы тут же оживились!» — Билл мягко посмеялся. Порой Сэмми казалась ему совсем простой — достаточно нажать правильную кнопочку.       Глядя на его довольную рожу, Сэм сначала захотела проехаться по ней чем-нибудь потяжелее, но в следующее же мгновение вся сжалась от ужаса: теперь Билл знал, что нет никакой преграды, чтобы задеть её — неважно как.       Это так и работает с мужиками. С людьми. Долбаные мудаки. О боже, все они одинаковые.       — Я знал, что это сработает, — сказал он со смаком, сияя, как начищенный самовар.       О нет, снова этот взгляд.       На прежнюю робость в её взгляде не было и намёка: на Билла глядел суровый лёд из-под чуть опущенных век — так Сэм смотрела на него в их первую встречу. Не было необходимости ехать сюда; ты тратишь моё время; ты знаешь, что я знаю, зачем ты здесь; ты ещё один из тех, в ком я разочаровалась.       Это был её обычный взгляд. Едва ли с «загадочной поволокой», о которой пишут ей в комментариях, чёрт возьми, но, скорее, с желанием не видеть всякое дерьмо.       — Это было подло, — сказала она пустым голосом.       Билл хмыкнул.       — Что именно?       Он больше не улыбался, но его глаза по-прежнему смотрели на неё с тёплым любопытством. Но ей это было не нужно.       — То, что ты хотел уйти.       Ах, Сэмми, дорогая, именно это и делают люди, которые не хотят лезть другому в душу.       Ну серьёзно, первый день живёшь, что ли? Обратная связь, всё такое. Тебя не окружают ясновидящие.       Билл вздохнул.       — Это было подло, Саманта.       Сэм вскинула брови с выражением неподдельного удивления сродни негодованию.       «Что, правда? И что же подлого я тебе сделала?! Похихикивала над тобой всё наше знакомство? Или, быть может, заставила тебя открыться, чтобы ударить побольнее?!»       — О чём ты?! — воскликнула она.       — О том, что ты не хотела открывать глаза, — серьёзно сказал Билл, глядя на Сэм исподлобья. — Это был удар ниже пояса. — Он смотрел на неё с великим разочарованием. И с чувством выплюнул: — Сраное предательство.       Конечно он шутил, но в каждой шутке есть доля правды: ореол гнусного преследователя, который окутывал карму Билла уже вторые сутки, определённо ему не нравился — не то чтобы он набивался в бойфренды, и если ей некомфортно, то до свидания. Он, блин, понимал.       Навязчивость так-то Биллу несвойственна, как он считал, на жизненном пути ему помогало упорство.       Конечно он шутил, когда с наигранной горечью говорил о нежелании Сэм перестать прятать голову в песок, как сраный страус, но, чёрт возьми, казалось, она опять не поняла его шутку.       Она нахмурилась.       «Он что, серьёзно?» — подумала Сэм и слегка прищурилась, силясь разглядеть в его лице намёк на что-то, что могло бы объяснить ей его внезапное негодование.       Она его обидела?..       Мать его, чем?       Да он совсем кукухой поехал.       Билл следил за её реакцией со скрытым под деланой горечью любопытством, и волна возмущения, которая явно начала захлёстывать девушку, практически нравилась ему, мол, ну как тебе такое? нравится, когда обвиняют на пустом месте?       Однако слова, которые вдруг последовали, надо сказать, резанули почти по живому.       Сэм вдруг наклонилась ближе, и Билл видел, как плескалась горячая отравляющая обида на дне её глаз, и снова давил в себе подступающую жалость.       — Ты написал мне вчера потому, что тебе стало скучно и ты решил развлечься с очередной дурочкой, — сказала она и сама испугалась своих слов. И того, как это было сказано.       Её голос слегка дрогнул на словах «очередной дурочкой», и — чёрт возьми, — дорогая Сэмми, если уж решила насрать в душу, то делай это уверенно.       Билл фыркнул.       Что ж, он тоже мог сказать что-то вроде: «Ага, но нашёл ёбаную истеричку». Но нет, он не скажет. Конечно нет.       Сука.       Он сказал бы это, если б не успел увидеть эти шрамы на её теле, и эти слова стали бы ужасной ошибкой, да.       Сраная Саманта Линч, да что ж ты такая серьёзная-то.       Ему снова хотелось схватить её за плечи и хорошенько так встряхнуть: нет причин переживать. Расслабься, детка, это была шутка.       — Расслабься. — «Я могу уйти»? Нет, Билл не скажет этого — вряд ли Сэм будет хвататься за него с просьбами остаться, он сам всю эту кашу заварил. — Если тебе некомфортно, мы разойдёмся как в море корабли. — Неплохо. Билл мудр и справедлив.       Нет, это всё равно прозвучало ужасно.       Чёрт, чёрт, чёрт.       Ну конечно ей некомфортно — ей, блин, явно очень некомфортно, потому что думала, что он хотел ею воспользоваться?..       Чтобы отвлечься. И отомстить бывшей.       Не смей этого говорить.       И вдруг он поймал себя на том, что, пока смотрел на её плечи и руки, почему-то не обратил внимания на мелькающие то тут, то там следы от… ожогов?       Да, это были следы от ожогов — таких, которые остаются, когда прикладываешь к коже сигарету. Спутать это с чем-то другим было сложно.       — Эти ожоги, — сказал он. — Кто это сделал?       Билл не стал тыкать пальцем, указывая на них, — он вообще не смотрел ниже её лица, и Сэм не понимала, что чувствовала по этому поводу.       Она вздохнула.       — Один мудак, который тоже однажды посчитал меня красивой. — Её улыбка вот-вот должна была треснуть и дать боли просочиться.       Ох, бля.       И вот, наконец пазл собрался воедино — и Билл понял, что за хрень с ней происходила. И не то чтобы от этого знания становилось легче.       Билл взял её лицо в руки. Плевать на её страхи — он никогда не причинит ей боль, здесь некого бояться.       Она снова закрыла глаза — и почувствовала, как он слегка потянул её голову вперёд, чтобы соприкоснуться лбами. Сэм нерешительно обвила пальцами запястья Билла, и он смотрел, как её веки трепетали, и ему отчаянно хотелось обнять её из тех побуждений, которые Сэм никогда бы не понравились.       Сказать, что Биллу её жаль? или же он ей сочувствовал? «Ах, бедняжка Сэмми, теперь-то ясно, почему ты такая шуганная! Твой бойфренд был мудаком! Ах да, мне пора идти».       Ни то, ни другое, но то, что ему действительно придётся столкнуться с выбором, он понимал, когда она сидела с закрытыми глазами у него на коленях и вздрагивала от малейшего дуновения воздуха. В любом случае это долбаная засада: Билл точно не ожидал, что первая встречная, к которой он побежит за утешением после расставания, окажется жертвой насилия — это, блин, совсем не то, на что он рассчитывал.       Вернее, не так.       Свести всё на нет, если что-то пойдёт не по плану, — вот на что он рассчитывал. Ничего серьёзного. Ха-ха.       Ха.       Бля…       Билл всё не мог выкинуть из головы то, что увидел, но подать вид означало бы подлить масла в огонь, верно? Ведь так это и работает в случае Сэм: игнорируй всё, что способно расстроить? Это, блин, удобно, малышка Сэмми, но почему-то смахивает на самообман.       Билл мягко уложил её голову себе на плечо, и Сэм подалась, всё ещё с закрытыми глазами и затаив дыхание, и когда почувствовала кожей тепло его тела, тихо, но прерывисто выдохнула. Его пальцы принялись неспешно и с глубокой лаской поглаживать её волосы, и тишина, в которую оба погрузились, спустя пару минут вдруг забеспокоила Сэм.       — Не думай об этом, пожалуйста, — вдруг сказала она с усталой мольбой в голосе, и Билл нахмурился.       — Я и не думаю, — пожал плечами он.       Конечно он думал. И не был уверен, что готов думать об этом ещё.       — А о чём ты думаешь?       Он мечтательно вздохнул и на выдохе протянул:       — О том, как прекрасно будет смотреться мой портрет.       Сэм вдруг оживилась и выпрямилась. Она взволнованно посмотрела на Билла.       — Тебе серьёзно нужен свой голый портрет в гостиной? — Сэм с сомнением прищурилась.       — Ну конечно! — Билл тихо засмеялся.       И пока он чуть устало, но всё ещё тепло похохатывал, Сэм с робкой заворожённостью рассматривала его лицо, стараясь избегать взгляда в глаза. Позволяла себе смотреть на его рельефную шею и крепкие плечи, а затем — на крупные изящные ключицы и думала, что он совсем другой — точно не тот, кто когда-либо мог положить на неё глаз. Такие заслуживают большего.       — Ты очень красивый.       Билл продолжал расслабленно улыбаться, но эта фраза — вернее, то, с какой честностью была сказана, — заставила его вновь зайтись мучительной нежностью к этой девушке.       О, Сэмми, ну прекрати со мной заигрывать — я же не железный.       — Это ты сделала такой вывод, пока рисовала его? — смеясь, Билл указал глазами в сторону огромного изображения Пеннивайза.       Сэм улыбнулась и закатила глаза.       — Не обижай Пенни.       Смущаясь, она снова припала головой к плечу Билла, и когда его руки легко обвили её талию, Сэм, недолго нервничая, наконец позволила себе выдохнуть и закрыть глаза.       Она не жалела, что сказала ему о чувствах. Впрочем, ему о привлекательности, должно быть, часто говорят, тем более Билл уж точно не отреагировал так, как те, кому редко делали комплименты.       Ах, ну ты что, он же знаменитость! Ты своими глазами видела фан-страницы в его честь!       Ну конечно. Зато она готова рассыпаться в благодарностях за любое доброе слово от парня, который ей нравился, и в такие моменты чувствовала себя бесконечно тупой и жалкой.       Но она старалась не думать об этом — у неё слишком болела голова, практически взрывалась от всего, что сегодня произошло. Ей по-прежнему хотелось вернуться в свитер и сделать вид, будто Билл ничего не видел; ей хотелось умолять прекратить, когда кончики его пальцев принялись медленно и невесомо скользить по её рукам от запястий вверх до плеч, пуская мурашки по коже. И Билл чувствовал пальцами её рельефность, но старался не думать, как глубоко нужно погрузить лезвие в кожу, чтобы оставить такой шрам, и уж тем более — о намерениях. И Сэм было дико стыдно, мучительно стыдно и отвратительно от самой себя, и она ткнулась носом в его шею, вдыхая его запах, и Билл прикрыл глаза.       Прекрати, я же не железный.       Они молчали, позабыв вообще обо всём, по крайней мере, Сэм точно не могла думать ни о чём, кроме тех чувств, которые разливались и растекались тёплой рекой внутри, погружая в долгожданную дрёму воспалённую голову.       Билл услышал храп.