заказ 2х2

      Вечерело.       Уже сутки они были вместе.       Билл посмотрел на время на приборной панели и, выдыхая дым, расслабленно улыбнулся. Да, чуть больше суток. Вчера в это же время, когда машина стояла на этом же месте, а Сэм, мирно спавшая на сиденье справа, порывалась уйти, — он знал, что они не расстанутся, и дело не в алкоголе. Целую ночь и половину дня, что они провели порознь, едва ли можно было бы назвать расставанием, по крайней мере Билл, несмотря на то что мысли полночи гуляли в пьяном угаре, так или иначе совершенно неосознанно возвращался ими к ней.       «Не нажирайся — завтра дела…»       «Может, написать ей и позвать её?..»       «Надо будет обязательно позвать её выпить…»       Билл даже сказал, что у него есть девушка, когда какая-то девица подсела к нему с определёнными намерениями, и не совсем понимал, кого имел в виду и имел ли в виду кого-то вообще. Но он решил не развивать эту мысль.       И вспомнив об этом сейчас, вдруг поморщился и стряхнул в окно пепел с сигареты, словно подступившее замешательство. Он не в настроении загоняться, когда рядом тихонько посапывала, наблюдая уже, должно быть, седьмой сон, она. Пока Билл нёс Сэм от дивана в её студии до машины, чтобы отвезти её, как и положено джентльмену, домой, ни один мускул на её лице не дрогнул. Билл подумал, что впервые увидел её такой расслабленной.       И он хотел бы сказать, что не намерен будить её, но уже порядком заскучал. Он уже успел пересчитать веснушки на её лице, сто раз умилиться тому, как подрагивали пушистые ресницы, когда он совсем легонько касался пальцем её лица.       Ладно, Билл действительно хотел, чтобы она, блин, уже проснулась. Он просто томился ожиданием и самыми дурацкими мыслями, выкуривая вторую сигарету подряд, как вдруг, прикрыв глаза и растворившись на какое-то время в безмятежном потоке происходящего, услышал, как доселе размеренное дыхание Сэм участилось, перемежаясь глухими сдавленными всхлипами, — и распахнул глаза.       Он посмотрел на девушку, настигнутую внезапным кошмаром, и увидел искажённое мучительным страхом лицо.       Билл поспешил потрепать Сэм за плечо.       — Эй, Сэмми? — позвал он, но она продолжала заходиться беспробудным ужасом, и Билл встряхнул её сильнее. — Сэмми!       Её глаза распахнулись, и она подскочила на месте, с жутким хрипом вобрав воздух в лёгкие.       — Доброе утро, — сказал Билл.       Девушка тревожно озиралась, затем уставилась на Билла сумасшедшим взглядом.       Ох, ладно, лучше б она дрыхла дальше.       Вопросительно вскинув брови, он со снисходительным интересом поглядел на Сэм, мол, ну что у нас на этот раз?       Девушка измученно прикрыла глаза, которые тут же потёрла, и, глубоко вдохнув, тяжело выдохнула, откинувшись на спинку сиденья.       — Кошмар приснился.       Билл усмехнулся.       — Спасибо, кэп.       Какое-то время они молча слушали тишину, нарушаемую лишь отголосками улицы и прерывистым дыханием Саманты, на которую Билл поглядывал со снисходительной лаской в глазах.       — Водички не надо? — спросил он, улыбнувшись.       Сэм помотала головой.       — А этого? — он протянул тлеющую в пальцах сигарету.       — Спасибо, я не курю, — сказала Сэм, чуть смутившись от мысли, что, пожалуй, была бы не против коснуться губами сигареты, которой только что сладко затягивался он.       Билл, почему-то хитро улыбнувшийся, затянулся сигаретой в последний раз и, выбросив её в окно, выпустил густой клубок дыма изо рта.       — Сколько я проспала? — спросила Сэм и снова потёрла глаза.       — Недолго, — ответил Билл. Головой он откинулся назад и внимательно наблюдал за Сэм, которая принялась отстёгивать заевший ремень. Опять. — Что тебе снилось?       Сэм заправила прядь растрепавшихся волос за ухо и пожала плечами.       — Ничего.       Билл ничего на это не ответил, сверля тяжёлым взором неловко копошащуюся девушку.       «Как это “ничего”, мать твою…» — безмолвно возмущался он.       Ну правда, неужели Билл похож на человека, который неспособен поддержать или осуждал за проявление эмоций?!       Ну ладно, он честен с собой: от женского рёва он успел порядком подустать ещё в юности, когда периодически занимал позицию жилетки для слёз сестрёнки.       «Да-да, твой бывший конченый мудак! Да-да, все мужики одинаковы!» — ну просто ностальгия!       За тем исключением, что никто ни об кого — слава богу — сигареты не тушил.       Ах, Сэмми, это реально пиздец.       — Тебе снился он? — спросил Билл, не сводя пристального взгляда с Саманты.       Её пальцы, которые тщетно пытались разобраться с ремнём безопасности, вдруг будто онемели, как это случается на морозе, и отказались слушаться.       Вот они, последствия откровений.       Проблема даже не в том, что Биллу интересно поговорить о её кошмарах, а в том, как он спросил. Никогда ещё прежде Сэм не формулировала переживания таким образом: «Мне снился кошмар» — этого было более чем достаточно.       «Зачем ты это спрашиваешь…» — мысленно взвыла она, прикусив губу — да так, что лицо вздрогнуло.       Но Билл спрашивал не просто так, не из праздного любопытства, как трактовала Сэм, а, скорее, из желания наконец разобраться во всём — только так Билл мог бы понять, в каком направлении двигаться дальше.       Но Сэм ему не давалась — с упорством бравого солдата.       — Саманта, — позвал он.       Она вдруг прекратила шевелиться, её пальцы добела сжали ремень, и она подняла на Билла переполненные желанием убивать глаза.       — Да? — холодно произнесла она, вернее, рубанула от души.       — Что он делал?       «Да как он смеет…» — у Сэм натурально перехватило дыхание.       — Ты видел, что он делал.       — Больше он ничего не делал?       — А тебе мало?       Билл, знатно охуев, расплылся в обалдевшей улыбке и отвёл глаза.       Дура.       Он смотрел в окно, пытаясь сосредоточиться нервно бегающими глазами хоть на чём-то, что происходило на улице, а не внутри машины, и тщетно пытался сдерживать подступающую волну ярости.       И резко развернулся.       — Ты что, совсем поехала?! — не выдержал он.       Сэм увидела, как зрачки мечущих гром и молнии глаз увеличились чуть ли не в два раза, а на прежнюю бледность спокойного лица не было и намёка, — Билл чувствовал, как лицо наливалось кровью, и видел, как глаза Сэм испуганно округлялись.       — А зачем ты постоянно до меня докапываешься с этими вопросами?! — жалобно завопила она.       — Да потому, что это пиздец, Сэмми! — выплюнул Билл. — Ты вообще видела свои руки?! Ты что, совсем больная?! Ты вскрывала вены?.. Пыталась себя угробить?..       — Прекрати эту истерику, Билл Скарсгорд! — заорала Сэм, да так, что Билл опешил.       Он отвёл глаза и снова уставился в окно.       Тупая дура.       Настала тишина.       Он услышал, как она наконец смогла отцепить ремень, и уже готовился к тому, что она просто выйдет из машины, хлопнет дверью и растворится в прошлом, и он, конечно же, не побежит за ней, преследуя с пламенными просьбами не уходить и обещаниями всё исправить. Нет. За бывшей он не бежал — хотя чувствовал, что, если по-хорошему, должен был, — и за этой не побежит…       Билл фыркнул. Вслух.       Бред.       Он ничего не должен. Ни бывшей, ни нынешней.       Нынешней?..       О, чёрт.       Билл зажмурился и потёр двумя пальцами переносицу.       Он умолял себя успокоиться, чувствуя, что эмоции вели его куда-то туда, откуда он пытался сбежать уже чуть больше суток; он прокручивал в голове сказанное — им и ею — и пытался понять, какого хрена сейчас произошло и кто во всём этом виноват, как вдруг услышал еле слышные, сдавленные всхлипы.       Только не это.       Билл прикрыл глаза.       «Малышка Сэмми, ну что же ты делаешь…»       Он развернулся и увидел, как Саманта, повернувшись к нему спиной, свернулась в позу эмбриона и показалась ему совсем крохотной. Её плечи подрагивали.       О боже.       Билл действительно не был железным, едва ли непробиваемым, хотя и спокойным, как скала, и в подобные моменты чаще предпочитал оставлять человека один на один с проблемами, чем играть в психолога. Он не любил разборки.       Билл всем существом хотел наклониться к ней, сгрести этот нервный истеричный комок рукой к себе и прошептать ей на ухо о том, какая она конченая дура — или что-то в этом роде, — но всё, на что был способен Билл, — это:       — Ты плачешь?       Сэм поспешила вытереть слёзы рукавом свитера.       — Нет, — ответила она, стараясь хлюпать раскрасневшимся носом как можно сдержаннее.       — А если я посмотрю?       — Я не плачу.       Да-да, конечно. Всё в порядке, Билл, я просто устала.       Билл дал ей время утереть лицо от слёз как можно тщательнее, и когда она наконец развернулась и поглядела на него — блестящими серыми глазами, красная — то ли от силы, с которой тёрла щёки, то ли от слёз, — Билл возненавидел себя за чувства, которые захлестнули голову дурманящим туманом. Он возненавидел сердце, которое начинало биться где-то в ушах, когда он смотрел на её заплаканное лицо, и желало совершенно определённых вещей в отношении этой девушки.       Наверное, Сэм права — все мужики одинаковые.       Билл поспешил отвести глаза.       У него точно какая-то особенная полоса в жизни.       — Ты расстраиваешь меня, Сэмми, — сказал он странным голосом, выуживая пачку сигарет из кармана куртки. — Не нужно плакать из-за всякой херни.       «Херни?.. Ты наорал на меня! Хотя обещал не делать этого!» — Сэм молча глядела на огонёк зажигалки, что осветил лицо Билла, как вчера, и подумала, что они очень разные.       Ей стало грустно.       «Ты расстраиваешь меня, Сэмми», — сказал он голосом, которого она ещё не слышала из его уст. Сэм вдруг подумала, что этот снисходительный тон, которым Билл общался с ней всё это время, не так уж и плох по сравнению с тем, что она слышала сейчас.       Она вдруг почувствовала себя страшно глупой, проблемной истеричкой; ей не хотелось быть причиной этого его тона, этой холодной отстранённости на его лице.       — Прости, что порчу тебе настроение, — тихо произнесла она.       Билл посмотрел на Сэм: она была повёрнута к нему всем корпусом, подобрав под себя ногу, и взволнованно глядела на него.       Да, она виновата. Но только в том, что совсем не берегла себя. И Билл винил её именно в этом — и совсем не в том, что она не хотела открыться ему, когда он этого так желал.       Это плохие мысли. Его одолевали плохие мысли и плохие чувства.       Билл сидел, откинувшись на спинку, и голова его была запрокинута так, что Сэм могла видеть рельефность шеи. Он утомлённо, словно после тяжёлого дня, курил, то медленно затягиваясь, то с чувством выдыхая, и смотрел на неё так, словно думал: «И что мы будем с тобой делать».       Голосом усмирённого задиры, вынужденного играть по правилам, он вдруг спросил:       — Я могу коснуться твоего лица?       Сэм не ответила — лишь робко кивнула, и когда его рука потянулась к ней, её ресницы задрожали.       — Тише-тише…       Ощутимо надавив, без какого-либо стеснения, Билл провёл большим пальцем возле её верхней губы. Сэм зажмурилась, чуть наклонившись под давлением назад. Он убрал руку.       — Мороженое, — сказал он. — Весь вечер хотел это сделать.       Блин.       Сэм неловко улыбнулась, сильно смутившись: ну как можно быть такой недотёпой?! «Ах, Билл, как мне лучше: с помадой или без?..»       Господи, ну и стыд.       Билл поднёс палец ко рту и, зажав подушечку губами, слизал, причмокнув, только что стёртый с лица Сэм засохший след мороженого. Этот короткий жест выглядел, наверное, вполне буднично, но всем нутром Сэм вздрогнула от восторга.       Билл смотрел, как её щёки розовели, — и вдруг грустно, очень ласково улыбнулся.       — Не переживай, Сэмми, — сказал он и снова затянулся сигаретой.       Сэм развернулась, чтобы облокотиться на спинку сиденья, и обхватила себя за локти. Она нахмурилась.       Зря она это сказала, зря обвинила его в том, о чём он и помыслить не мог, но ему тоже не следовало атаковать её этими ужасными вопросами. Это его любопытство… Ну почему они не могли просто отбросить тот факт, что когда-то кто-то с ней сделал что-то нехорошее? Ну почему обязательно это мусолить?       Наверное, потому что только так Билл мог прикинуть, нужно ли ему всё это?..       Замечательное положение вещей.       Он не говорил напрямую о том, что ему было нужно, а ему так или иначе что-то нужно — иначе он не допустил бы всего этого. И что он сделает, когда поймёт, что ничего у них не сложится?       Возможно, он уже это понял. Сэм впервые за всё их знакомство видела его таким… сначала злым, а потом — таким серьёзным? усталым? расстроенным?..       Ей стало вдруг по-настоящему страшно.       Нет-нет, он не уедет.       Я не уйду, а ты не уедешь.       Она была почти готова смириться с мыслью, что им нужно расстаться как можно скорее, но мириться с тем, что Билл сейчас может исчезнуть, оставив её на всю ночь одну, — не хотела и боялась.       И, возможно, если б она развила эту мысль, натолкнулась бы на то, что именно Билл причина разбуженных воспоминаний, беспокойных сновидений, от которых Сэм не так давно начала отходить. В то же время ни одно снотворное не могло подарить ей такой крепкий сон, которым она спала сначала у него на коленях, на его руках, а потом — в его машине.       Сэм вдруг встрепенулась.       — Билл? — позвала она.       Он посмотрел на неё.       — Ты не голоден?       «Ну конечно! — мысленно возликовал Билл, и его потускневшие глаза снова заискрились привычным для Сэм светом, а непривычная суровость сменилась хоть и ленивым, но искренним интересом. — Мы всё-таки едем в ресторан. Кто-то должен был начать этот разговор».       Билл мечтательно, хотя и чуть утомлённо вздохнул.       — Пожалуй. — Он стряхнул пепел с сигареты в окно.       Сэм снова развернулась к нему, и он мог видеть, как вся она оттаяла, как её глаза приобрели этот тёплый шоколадный оттенок.       — У меня есть печенье.       — Печенье? — Билл умилённо хмыкнул. Ах, Сэмми. — Что ж, я не против печенья.       Девушка кивнула, на самом деле не представляя, что делать дальше, и ожидая его действий.       Докурив, Билл запустил сигарету в окно и, распахнув дверцу, похлопал Сэм по ноге.       — Мне и до квартиры тебя донести или сама справишься? — улыбнувшись, спросил он.       Покраснев, Сэм буркнула:       — Сама.       Ох, ну конечно! Сама.       Это прозвучало как предлог подхватить её на руки и, не внимая её возражениям, доделать начатое — курьерскую доставку из пункта А в пункт Б. Впрочем, Билл не был уверен, что готов к истерике посреди улицы, а потом и в подъезде, поэтому отложил коварный план на потом.       Он усмехнулся.       — Как скажешь.       Очень смешно, приятель. Истерика. Да она скорее просто оцепенеет от ужаса и грохнется в обморок, нежели начнёт визжать, извиваясь у тебя в руках, как уж.       И Билл не знал, к чему не готов больше.