заказ 2х2

      «Неожиданно».       Солнцезащитные очки в изумлении сползли на кончик подрумяненного лос-анджелесским солнцем носа. Клара не верила глазам.       «Это всё, что ты хочешь сказать?» — набрала она, втянув миндальное молоко сквозь трубочку.       «Да», — прилетело в ответ после загадочной паузы.       Уголок её рта дрогнул то ли в усмешке, то ли потому, что Клара не спала уже третьи сутки из-за сорванного контракта. Ладно, когда такие закидоны устраивает очередной «подающий надежды» двадцатилетний красавчик из очередного сериала про подростковую любовь… Но Билл уже перерос это.       Ага, как же… Этот кретин словил кризис среднего возраста? Всю ночь она ждала от него хоть какой-либо реакции на сообщение о том, что сроки не то чтобы горят, а сгорают. И вот утром она получает весточку от мистера-всё-под-контролем: «Не могу сейчас».       Она и так тянула до последнего, а киностудии ненавидят ждать. Красноречивое молчание на просьбу продлить сроки говорило достаточно.       «Тебя отменили».       «Неожиданно».       Клара знает причину того, что происходит, хоть и надеется, что ошибается. Неужели он настолько потерял голову?       «Ты понимаешь, что это непрофессионально? Ты уже взрослый мальчик, так что веди себя как взрослый. НИКТО за тобой бегать не будет — ты не в том положении», — допечатала она и швырнула пластиковый стаканчик в и без того трещащую по швам урну. В шесть утра-то. Лос-Анджелес иногда напоминает гадюшник…       «Я занят».       «Интересно, чьими делами…» — Клара не стала отправлять это сообщение. Он и так всё знает.       Для Скарсгорда, который стабильно и успешно придерживался заданной им самим же высокой планки, проявляя себя только с лучшей стороны в вопросах карьеры, — происходящее было из ряда вон выходящим.       Сорванный контракт — что-то вроде разбитого сердца.       Билл считал себя разборчивым: оступишься — откатишься назад. Он знает цену репутации, но рано или поздно приходится выбирать. Сегодня ты зависаешь в лучшем во всем городе VIP-баре с прекрасной нимфой с показа Lacoste, а завтра — с похмельем в пробке. Вот так и срываются контракты — ничего нового.       Примерно то же самое происходило с Биллом сегодня, в шесть утра на оживлённом перекрёстке. Правда, вчера место прекрасной нимфы занял Энди Мускетти — неплохой размен, если вычесть из уравнения задушевный разговор о бывших, после которого Билл чувствовал себя пропущенным через мясорубку. Эта колючка — правда, столь безапелляционная и простая — была своеобразной прививкой: разуй глаза!       Ладонью ударил по рулю; бесконечная вереница автомобилей, заноза в сердце и сорванный контракт…       Он опустил голову и с закрытыми глазами припал лбом к прохладной поверхности руля. Он действительно был по уши. Влюблён и в дерьме. И времени рассуждать о том, правильно это или нет, нет — он уже ехал к ней, потому что никогда бы себе не простил того, что сделал с ней. С ними. Ему приходилось отшивать, не раз и не два, но каково это — когда любимый человек несёт тебе в руках своё хрупкое сердце, чистое и сияющее, как маленькое кроткое солнце, а ты его разбиваешь просто потому, что зассал.       Лос-Анджелес никогда не спит, и даже сейчас, когда на часах шесть утра, люди как ошпаренные снуют туда-сюда, и жизнь по-прежнему кипит. Сэм всегда себя чувствовала выпавшим кусочком пазла из общего пейзажа.       В наушниках на повторе подвывает простая баллада о том, что всё будет хорошо, слова которой Сэм уже давно перестала различать, погружённая в транс незамысловатого гитарного мотива.       Нехотя она поднималась по лестнице. Уверяла себя, что переезд в Канаду что-то изменит. Должен что-то изменить. Перемена обстановки должна пойти на пользу, хоть и тон, с каким Сара выразила своё отношение к «неудачной интрижке со смазливым актёром», когда Сэм во всём призналась матери, не оставлял никакой надежды на поддержку.       — Ты же знаешь — на таких людей невозможно положиться, — сказала мать. — Думаешь, твой отец отличался?       Отвратительные слова, в которые Сэм не хотела верить с самого детства. Билл… Он ведь не такой… Как он мог её бросить…       Из вязких, как чёрное болото, унылых дум её выдернул шум — что-то громыхнуло пролётом выше. Кто-то шёпотом выругался. Не может быть, чтобы этот кретин Уэсли — наказание семьи, что жила напротив, — снова нажрался и перепутал двери. Или…       Сэм застыла в нерешительности. Она слышала приближающиеся, поспешные шаги и знакомое, разгневанное дыхание. О боже… Вспомнишь солнце — вот и лучик…       Пальцы сжали перила так, будто сейчас пронесётся цунами и нужно всеми силами выстоять.       Сэм закусила ранку на губе — на языке затеплился металлический привкус, — но была слишком ошеломлена, чтобы обращать на боль внимание.       В груди закрутился вихрь неясных эмоций — хотелось то ли убежать, то ли броситься судьбе навстречу…       Сэм замешалась в затопивших её с головой чувствах и, кажется, захлебнулась, когда увидела в паре сантиметров от себя его — Билл буквально вылетел из коридора, чуть не снеся её с ног.       Что-то кольнуло в ещё свежую ранку, которая, по-видимому, и не собиралась затягиваться.       Несмотря на такое мальчишеское, знакомое раздражение на подзагоревшем лице, Билл по-прежнему умудрялся выглядеть в тон сошедшему с обложки журнала кумиру. Безукоризненная, гармонично собранная из незаурядных черт красота; мрачная привлекательность и естественное чувство стиля в небрежных штрихах. Он был зол. Сэм знала, что, когда он в таком настроении, к нему лучше не лезть. Но она лезла. Всегда. Раньше. Пока он не вздохнёт и не сгребёт её в объятья, с ядовитой учтивостью попросив умолкнуть.       Больше всего на свете она не хотела стать причиной этого раздражения. Ужасно.       Когда Скарсгорд оказался перед ней — здесь, рядом, снова, — сердце будто проткнула игла адреналина, вспыхнуло то, что вот-вот должно было погаснуть, и начало ходнем ходить.       Неужели он правда здесь?       Билл задержал сбивчивое дыхание, нервным жестом смахнул упавшую на идеальный лоб русую прядь и выдохнул.       — Привет, — улыбнулся он, но в серых глазах вязло негодование.       Билл скользнул взглядом мимо Сэм, словно искал, на что переключить внимание с девушки перед собой. Потёр ладонью подбородок.       — П-привет… — пролепетала Сэм. Наушник выпал из правого уха. Главное — не расплакаться. Она сглотнула, охваченная его беспокойством. — Кто-то умер?..       Улыбка снова коснулась его лица. Он сделал короткий вдох, словно смиряясь с реальностью — с тем, что всё-таки примчался к ней, как идиот на всех парах, а она где-то, судя по всему, шаталась ночью, — выдохнул и посмотрел на неё в упор.       — Отлично выглядишь, Сэмми! — выдал с отравляющим восторгом он.       «Ох…» — больно застряло в горле. Неужели он пришёл, чтобы с глазу на глаз расставить все точки над «i»? Тот разговор по телефону и без того разорвал ей сердце в клочья, а сообщение, полученное сегодня, окончательно свело с ума.       Не находя себе места, она заправила волосы за ухо.       — Ты хотел поговорить? — с грустной непосредственностью поинтересовалась Сэм.       Ох, сколько же всего было в его глазах… Девушка почувствовала, как внутри неё снова разливается щемящая, душащая нежность к этому мужчине, и отчаянно старалась дышать ровно, но чувствовала, что задыхается.       — Я подумал, что у тебя могут быть проблемы… — прожевал Билл. — Ты в норме?       — Да… — ответила Сэм. — Я прочла твоё сообщение. Всё хорошо.       Глядя исподлобья на это не на шутку испуганное создание, Билл смиренно кивнул.       — Отлично.       «Я рад, что ты в порядке», — добавил молча.       Они проследовали к её квартире в полном молчании. Недосказанность, висящая между ними натянутой нитью, хоть и была неловкой, внезапно оказалась… не такой ужасной — невольная радость от того, что он снова рядом, перебивала всю горечь.       Сэм улыбнулась, попытавшись сгладить углы:       — Я подумала, это один приятель напротив долбится. Дверь-то чем тебе не угодила?       — Она закрыта, — не разделил её потуги Билл.       Сэм скисла.       Непослушными пальцами пыталась вставить ключ в замок, и тот поддался лишь со второй попытки.       В квартире было непривычно… прибрано? Билл не сразу понял, в чём дело, но, когда до него дошло, нахмурился: не было её вещей — они были в коробках, которые громоздились на входе. Она что, решила дать дёру ему в отместку?       — Я хотел убедиться, что ты…       — Жива? — засмеялась девушка, заправляя локон волос за ухо — такой знакомый жест, отзывающийся противной грустью в сердце.       — Не делай такое лицо — я не готов нести такой крест, — поморщился Билл.       — Ты и не должен. Это не твоя ответственность.       Она укладывала в коробки какие-то дурацкие статуэтки, привезённые тётушкой из Азии, и Билл, глядя на её сборы, старался бодриться.       — Типа того, — фыркнул он. Конечно, это не его ответственность. С какого перепугу он вообще посмел взять на себя ответственность за это беспомощное существо? Ей-богу, лучше бы щеночка подобрал.       Билл мялся в гостиной, не решаясь обрушиться на Сэм с потоком того, что вскипало в нём все эти дни. Между делом взял с полки умилительно нелепую рамку, явно самодельную. На фото — Сэм и какой-то мужчина с проседью в бороде и серыми, с вкраплением карего глазами.       — Это твой папа?       Завидев, как Билл рассматривает семейное фото, Сэм поспешно зашагала к нему и выхватила снимок из рук.       — Прости, — буркнула она, сунув рамку в коробку. — Не люблю говорить о семье.       — А я вот свою люблю.       — То, что я не люблю говорить о ней, не означает, что я её не люблю, — пробормотала Сэм, продолжая возиться с пожитками, и её движения с каждой минутой становились всё более судорожными.       Билл убрал руки в карманы.       — Ремонт? — наконец вопросил он.       — Я переезжаю, — говорит Сэм. — В Канаду. К маме.       Опешив на мгновение, Билл вдруг широко улыбнулся.       — Хорошая шутка.       — Я переезжаю, — настояла Сэм.       — Да ладно, Сэмми, куда ты переезжаешь!.. — продолжал улыбаться Билл, теряя контроль над голосом.       — К маме! — подхватила его надвигающийся гнев Сэм. — В Канаду.       — Твоей мамаше срать на тебя! — выпалил Билл, не заметив, как Сэм подскочила и оказалась в паре сантиметров от него.       — Как и тебе, Билл, — прошипела она, глядя снизу вверх обезумевшими от боли глазами. — Тебе тоже срать на меня. Ты отлично дал мне это понять.       Билл подался вперёд, чуть не упёршись в её лоб своим.       — Как мы любим делать поспешные выводы!.. — воскликнул Билл, но вдруг потемнел лицом.       Её горячее дыхание щекотало подбородок, а серые глаза в обрамлении синюшных кругов, казалось, пытались что-то сообщить, но это «что-то» было задушено глубоко внутри. Дело было, скорее, не в горячей, колючей обиде, что пробилась сквозь тусклую пелену заплаканных глаз, а в том, что бледное, измученное недосыпом и бог знает какими кошмарами лицо не выражало ничего, кроме… смеси отвержения и отчаянной, задавленной в ломке все эти дни любви.       Билл чувствовал, как внутри вскипает и бурлит нечто неопределённое.       — Езжай на свои гастроли, к своим друзьям и… «подругам». — Её слова словно хлестнули его по лицу, и Саманта с горечью отвернулась, продолжив собирать коробки.       Он не мог в это поверить. Он хотел… спасти положение? Сделать всё то, что было между ними, менее дерьмовым, да, но оно… полным ходом катилось в тартарары, устремлялось в прошлое и блекло, как долбаный призрак на той выставке, в самом начале… Сыпалось как песок сквозь пальцы.       Его лицо, напряжённое, словно от удара, вдруг разгладилось:       — Супер.       Сэм смахнула слёзы, обжёгшие глаза.       — Рад, что ты меня услышала, — прочеканил Билл, наблюдая за тем, как её руки закатывали статуэтки в пупырчатую плёнку. — Мне тоже нужно собираться.       — Прекрасно, — всхлипнула она. — Почаще публикуй сторис, как сосёшься с дурами. — Сэм швырнула в коробку ворох японских открыток. Чёрт, зачем ей это барахло…       — Ты ревнуешь? — больше его голос не выражал ничего, кроме режущего, как осколки льда, холода.       — Прикинь, мне насрать.       Он не видел её лица, но видел её руки, оголённые до плеча и испещрённые шрамами, и Сэм в этой чёрной растянутой майке и взъерошенной русой копной на голове напоминала упрямого бойца.       Саманта…       Не разбивай мне сердце.       Прошу тебя.       — Я, если честно, не знаю, зачем ты пришёл, — бормотала Сэм, то и дело вытирая нос локтем. — Мириться?.. — Она вдруг сорвалась на хриплый смех. — О, ты, наверно, подумал, что мы помиримся! Я ведь звонила тебе, когда хотела помириться, и что ты сделал? — Сэм швырнула скетч-бук в коробку.       Билл опустил голову, и его губы дрогнули в грустной усмешке.       — Ты послал меня…       — Я всё ещё здесь, — не сдержался Билл и присел рядом с ней. Когда его лицо оказалось рядом с её, Сэм почувствовала, что вот-вот сломается. Хотелось разреветься и грянуть ему в объятья, но его слова, иссечённые у неё на сердце, по-прежнему саднили.       — Я вижу, что ты всё ещё здесь, — пробурчала Сэм. — И я не совсем понимаю, что ты хочешь…       — Посмотри сюда.       Сдавшись, Сэм всё же подняла на него взгляд, да с таким затравленным остервенением в глазах, что у Билла внутри всё свернулось.       — Всё кончено, — сказала она сухими, безжизненными губами. — Ты сам это сказал вчера.       — Ещё на днях ты по-другому пела…       — Ты тоже. Но сейчас ты здесь.       Что ж, по крайней мере, он попытался. Наступает момент, когда пора выносить уроки, а не мозги друг другу. И за последнее время Билл обнаружил в себе кое-какую черту: наивность.       Он был наивен, когда думал, что долгие разлуки с Алидой не смогут помешать их отношениям. Она не требовала внимания, не топала ногами и не висла на шее — её светский образ жизни не позволял ей скучать, пока Билл проживал свой карьерный трип по съёмочным площадкам, конференциям, афтерпати и VIP-барам. Они и не заметили, как «выросли» друг из друга, будучи в разлуках.       Он был наивен, когда решил, что такая, как Сэм, сможет простить его яд, вскипающий в нём острыми льдинами, когда что-то выходит из-под контроля.       — Ты… — Алида запнулась, глядя на него синими, как холодное море, глазами, которые говорили больше, чем тысячи отравляющих слов. — Повзрослей, Билл. — Это было последнее, что она сказала, и отношения с Сэм лишь подкинули дров в этот костёр, разгорающийся внутри него.       Он был наивен, решив, что Сэм — новый, прекрасный виток в его жизни: черничное мороженое, отвратное безалкогольное пиво, выставки и общие фотки на вечеринках. За всем этим всегда стоит что-то ещё, на что Билл привык закрывать глаза — подумаешь, всё можно исправить!..       Билл сглотнул. Его взгляд непроизвольно обратился к её руке с большим зарубцевавшимся порезом. Уже? Как давно они расстались?       Его губы скривились, будто он жевал лимон. Её беззвучные слёзы крупными каплями спадали со щёк прямо в коробку со всем, что она успела нажить в Лос-Анджелесе.       Вдруг Билл нахмурился.       — Ты забыла свой кактус, — вымолвил он без выражения.       Если она скажет «оставь себе», он плюнет и уйдёт.       Но Сэм, перехватив его смущение, будто они забыли ребёнка в детсаду, посмотрела на него с беспокойством:       — Рори? Ты его привёз же?       — Нет.       Сэм в задумчивости опустила глаза. Поджала губы.       — Ты взял Рори в заложники? — Робкая улыбка смягчила её лицо, а в выцветших серых глазах вдруг заискрились капельки карего, как тающая шоколадная крошка.       Билл наклонил голову к ней, состроив ангельские глазки.       — Рори тебя ждёт. Плачет по ночам, спрашивает, где мама…       «Что же ты делаешь со мной…» — больше Сэм не прятала взгляд. Она смотрела на Билла с безгласной мольбой, лучик надежды прорезал лёд.       Вдруг лицо Билла стало серьёзным, отрешённым, и он протянул руку. Его пальцы поправили кулон между тонких ключиц, затем принялись проигрывать с верёвочкой, пробираясь дальше, по нежной коже, смахивая спутанные прядки по пути.       Неумолимое, уговаривающее прикосновение к шее сзади пустило по позвоночнику электрический разряд, заставив Сэм обомлеть. Она вдруг развернула лицо и ткнулась им в тёплую большую ладонь, и Билл почувствовал, как его сердце, вот уже несколько дней скованное в тисках, мягко разжалось.       — Мне нужно уехать, — прошептала Сэм. — Я… — Слова, ознаменовавшие поражение перед захлестнувшими чувствами, комом свернулись в горле. — Я очень устала.       — Уедешь, — помолчав в нерешительности, ответил Билл. — Просто дай мне увидеть тебя завтра.       Не разрывая касания, его пальцы скользнули дальше в её волосы, сгребая их в поглаживании. Тепло разливалось, пробивая платину льда и исцеляя каждую замерзшую клеточку её тела. Прикосновение к ней успокаивало.       — Я правда очень устала, — шептала в изнеможении Сэм, глядя ему прямо в глаза, словно делясь всем остальным, тем многим, чего она не успела сказать Биллу тогда, по телефону.       — Я знаю, малыш.       Билл прикрыл глаза, и его веки задрожали.       Сэм вдруг поймала себя на мысли, что вживую за ним очень странно наблюдать, как будто всё, что было до этого момента, всего лишь размытые кадры, вспышки и помрачение.       — Ты специально его не взял, — сказала она. Без осуждения. Она всё понимала. Она тоже цеплялась.       Его губы приоткрылись — его разоблачили. Но он был рад, что она понимает.       — Слушай. — Он убрал руку, оставив на месте прикосновения неприятный привкус тоски. — Мы завтра собираемся тут в одном месте… Неподалёку от центра.       Сэм усмехнулась, поглядев исподлобья.       — Стрип-клуб?       — А ты действительно хорошо знаешь этот город! — воскликнул Билл.       — Я в нём выросла.       — В общем… — Билл чувствовал себя шаманом, развеявшим непогоду и заклинающим богов не подвести. — Я могу захватить твой этот кактус…       Сэм вдруг прыснула со смеху. Её глаза, налившиеся слезами эмоций, блестели, и Билл улыбнулся.       — Неплохо, мистер Скарсгорд! — Она смеялась, отнюдь не с ядом, а с искрящейся радостью, словно тучи отступили. — Но я тебя поняла… Я представила тебя с кактусом в стрип-клубе! — хохотала Сэмми, закрыв лицо руками. — Рори — бодигард!       Билл прикрыл глаза, отслеживая знакомое, приятное чувство кринжа. О нет, Сэмми, мой бодигард в клубах теперь ты. Шутки Сэм всегда были дурацкими, но пиздец как забавляли его — скорее, потому, насколько сильно веселили ее саму. Чувство юмора было у неё странное, но иной раз эта чудинка в ней… даже возбуждала.       Билл щёлкнул пальцами возле её лица.       — Тсс… — пригрозил он, и Сэм, раскрасневшаяся от хохота, в мгновение умолкла, глядя на него совершенно серьёзно, но с весёлой искоркой в глазах. Её губы дрожали. Билл поглядел на неё исподлобья — строго и без дураков. — Послушай, — начал он издалека, совершенно не желая возвращаться к этому разговору. — У тебя… — Билл осёкся, увидев себя каким-то садюгой, и поморщился от слов, которые слишком долго вертелись у него на языке. — У тебя был сложный период, Сэмми, но… — Он посмотрел на неё. — Не позволяй прошлому определять твоё настоящее. Смекаешь?       Весёлая улыбка Сэм на глазах кисла до мучительной.       — Я бы хотела забрать свой кактус.       — Заберёшь. — Скарсгорд смотрел на неё через силу. Было бы ужасной ложью сказать, что всё это время ему не хотелось сгрести её в охапку и увезти домой так же сильно, как хотелось ей вцепиться в него и никогда не отпускать.       Но у Билла за плечами слишком большой груз ответственности, и среди этого груза вряд ли нашлось бы место ей. Пришлось бы выбросить добрую половину всего того, ради чего он работает, дружит, любит и вообще живёт.       — Ты обязательно заберёшь свой кактус, — повторил с обстоятельностью удава, гипнотизирующего кролика. — Завтра.       Сэм смотрела на него с такой обречённостью, как бы умоляя: «Пожалуйста, сделай хоть что-нибудь, чтобы эта боль кончилась». И Билл её слышал. Он мог сказать вообще любой бред, лишь бы удержать её, и она бы цеплялась за каждое слово — изо всех сил цеплялась бы…