Dark or Bright?

Настоящее время (Jared)        Лили спокойно спала на соседней стороне кровати. Я же не мог оторвать от неё глаз. Такая спокойная, беззащитная, почти что фарфоровая, — полная противоположность той, что является на самом деле. В жизни она дерзкая, самодостаточная, а сделана, скорее всего, из стали, но никак не из фарфора или стекла. Возможно, оно и к лучшему, ведь это меня в ней и зацепило. Причём так крепко, что не отпускает до сих пор.        Ставшее каким-то глупым клише предложение «куклы-модельки на самом деле пустышки», меня всегда бесило. Я знал много женщин, работающих в модельной сфере с по-настоящему кукольной внешностью, но никак не пустой внутренностью. Да и вообще, как профессия и внешность может определять внутренний мир человека? А Лили рушила другой стереотип — о женщинах в музыке, а тем более в рок-музыке. Благодаря таким как она, эти клише и стереотипы, шаблоны как я их называю, навязанные обществом рушились, давая дорогу другим девушкам, начинающих свой путь в публичной сфере творчества. Этот факт приводил меня в восхищение.        Ещё больше меня поражала способность выносить трудности с поднятой вверх головой. Лили, по её собственному признанию, могла рыдать в подушку от душевной боли ночью, а уже утром стоять уверенной в себе амбициозной женщиной, загоняя подальше свои раны, коих было предостаточно. И что на это ответило всё то же общество? Холодная стерва. Вот только без всей романтизации, такой ярлык совсем не вызывал удовлетворения. Забавно, не правда ли?        И все эти мысли безысходно приводили к одному — я люблю её. Это уже не была влюблённость, которая окрыляет и превозносит на небо, попутно напяливая на тебя розовые очки, это была проверенная годами любовь, которая до сих пор могла вспыхнуть как действующий вулкан в спячке. Я знал о её недостатках, был прекрасно осведомлён о том, что в её привычках меня бесило, что я просто не переносил, а с чем готов был смириться. Вот только я не тыкал её носом в это, я прорабатывал это в себе, давая отчёт, что идеального попросту нет, а её достоинства, которые я перечислял себе почти что каждый день, видя её спящей, не давали любви меркнуть на фоне всех «не идеальностей». Тогда я понимал, насколько влип и урвал самый большой куш одновременно. Влип, потому что теперь никуда не смогу деться от самого себя, а выиграл, потому что мне было позволено любить её, искренне и чисто, находится рядом и попасть в круг её доверия. Это уже было доступно далеко не каждому. — Перестань пялиться. Я тебя ударю, - на свою смену вновь ступил привычный для меня образ. — Брось, Ли, ты должна была уже к этому привыкнуть.        В ответ получаю что-то нечленораздельное, но зато угроз не следует. Лили ворочается, пытается уснуть заново, но в итоге поднимается на постели, принимая сидячее положение. Глаза по-прежнему закрыты, а волосы растрепались после сна. Сейчас она была настоящей, без натянутой маски той самой «холодной стервы». — Ты прекрасна, - мимолётным шёпотом вырвалось из меня. Но я не жалел о сказанном, она действительно заслуживала этих слов.        Лили фыркнула. Это была её обычная реакция на комплименты, похвалы и другие приятные слова такого рода. Как-то давно я спросил её о причине, на что получил ответ: «В мире где у каждого на душе маска, скрывающего себя настоящего, сложно верить этим словам. Я привыкла улыбаться им только на камеру, ведь они этого так хотят». И он меня вполне устроил.        Звонок телефона прервал все мои приятные мысли и воспоминания. Звонил брат, но от хорошего утра не осталось и следа. Я мог в точности определить, что он сейчас скажет. — Когда вернёшься? У нас дела, Джей. — Пока не знаю. Я планирую отложить их все хотя бы до завтра, - после я поспешил отдалить телефон от уха, предвещая громкие высказывания в свой адрес. Но ошибся. — Будь осторожен. — Мне не угрожает никакая опасность. — Ты понял, о чём я.        Разговор прервался. Я лишь отложил телефон, намереваясь продолжить рассматривать белобрысого сурка, однако на кровати её не обнаружил. Зато из ванной полились звуки воды. Значит, есть время просто посмотреть в потолок. И так, на каком из пунктов я остановился?

***

2007 год. (Lily)        Ноги свисают с какого-то холма, подо мною лишь земля, а в руке бутылка водки. Алкоголь приятно щиплет горло, проникая дальше. Закуски нигде не оказалось, впрочем, и нужды я в себе в ней не нашла. Так больше влезет. Так лучше залепит все ожоги алкогольными пластырями, залижет их и подует на ранку. Однако, эффекта я не чувствовала никакого. Только голова скулила в приятной боли опьянения, а вот о сердце того же не скажешь. — Позволь? - я не сразу поняла суть вопроса, но чуть позже, не оглядываясь, протянула бутылку в вытянутую руку.        Грохот битого стекла раздался откуда-то снизу, будто бы прямо подо мной. Я без особого интереса опустила глаза и увидела разбитую бутылку моего лекарства, разлетевшегося на осколки. В каком-то романе сейчас бы приписали «разбилось, как моё сердце», но сравнение вышло бы неудачным. Сердце осталось целым, трещину дало только склеенное доверие к людям.        Поднимаясь с сырой земли в надежде отыскать новую порцию, я была резко потянута назад сильной рукой человека, выкинувшего прошлую бутылку. Только сейчас я обратила на него внимание, вот тогда-то желание уйти стало куда выше прежнего. Желание было вызвано не только водкой, но и простым отвращением к собеседнику. — Отпусти. — Нам надо поговорить. — Не хочу. Я и так многое делаю вразрез с моими желаниями, так что сейчас я не буду себя испытывать и просто покину это место.        Но уйти мне так и не дали. Безразличие окутало всю душу, видимо таким эффектом меня решило наградить спиртное. Хорошо, тоже неплохо. Я сажусь на прошлое место, пытаясь забыть о присутствии кого-то ещё рядом. Я не здесь. Я в другом мире, где всё хорошо. — Я хотел лишь объяснить свой поступок. Понимаешь, я... — Слушай, уж не знаю как тебя зовут на самом деле, Барт ты или нет, но мне не нужны твои объяснения. Оставь это притворство, - я перебила его, но голос не повысился ни на одну октаву. Спокойно, размеренно, я пыталась спрятать себя от глупых слов и очередной лжи, которая была бы уже не такой прекрасной, как прошлая. — Джаред, - также спокойно последовало мне в ответ. — Что? — Меня зовут Джаред, - его глаза смотрели на меня будто бы с жалостью. Он словно правда сожалел о том, что сделал. Только я не могла снова до конца в это поверить.        Горько усмехаясь, понимая, что была не достойна даже знать его имя, что уж там говорить о других вещах. — Я не сказал тебе, потому что испугался, что это изменит твоё отношение ко мне. Мне не хотелось лицемерия. — Рада, что тебе это принесло какое-то спокойствие.        Я снова принимаю попытку встать и уйти, только на этот раз меня задерживает не рука, мёртвой хваткой вцепившаяся в моё запястье, а слова, сказанные вдогонку. — Ты сама пользуешься сотнями выстроенных образов вокруг себя. А меня винишь в том же самом. Разве ты бываешь настоящей?        И я правда остановилась. Не повернулась, осталась стоять на месте, проглатывая обиду, но слово в свою защиту сказать попыталась. — Может быть. Однако я пыталась начать доверять людям, а не сразу вешала этикетку с надписью «лицемерка». — Я хотел тебе сказать правду, но не успел. Прямо перед твоим концертом, когда говорил о важном разговоре. — И что бы это изменило? - я решилась повернуться к нему лицом, перед этим снова скрыв свои чувства в себе, ему я показала хищную ухмылку, — Рада была познакомиться, Барт. А с тобой, Джаред, я предпочту больше не видеться.        Шаг назад, в горле ком, а в его глазах стоит боль. Очередная ложь? Возможно, но в этот раз я решила поверить. Должного удовлетворения и вкуса хоть какой-то мести это не возымело, но удалиться мне всё же удалось. Боюсь, теперь одной бутылкой я не отделаюсь.

***

       Повсюду вспышки фотокамер. Куча людей кричит «Лили, посмотри сюда! Лили, повернись ко мне! Лили, ну же, улыбнись». И она выполняет их просьбы, улыбается, поворачивается в их стороны, позирует для фотографий очередной премии. Но стоит ноге ступить в «слепую зону», свободную от всех папарацци, и улыбка пропадает, осанка перестаёт быть идеально ровной, а щёки сводит от притворности. — Ты как? - лёгкое прикосновение губ к уставшим щекам, пальцев, прошедших по талии, и она прикрывает глаза от наслаждения, оказываясь в настоящем спокойствии. — Ноги болят от каблуков, которые я не носила с выпускного в школе, косметика раздражает лицо, а тушь то и дело осыпается мне прямо в глаз. Как ты думаешь, как я? — Думаю, я знаю, что делать.        Тёплая мужская ладонь тащит куда-то в сторону туалетов, закрывает в одной из кабинок и усаживает на тумбочку. Рука проходится по открытой вырезом платья ноге, останавливаясь у лодыжки. Нежно скидывает туфли, давая долгожданное облегчение. А после останавливается, шурудит по карманам дорогих брюк и вытаскивает оттуда упаковку пластырей. — Заклеим мозоли, болеть будет меньше, - объясняет он. — Джей-Джей, неужто ты специально таскал их с собой, чтобы потом затащить меня и вылечить мои болячки? - она расплывается в настоящей улыбке, дарит ему первую, не фальшивую радость, с увлечением рассматривая, как он нежно клеит пластырь на каждый след, оставленный орудием пыток. — Конечно. Я прекрасно помню, как ты жаловалась на прошлой неделе, когда пришла с премии MTV. Я всё запоминаю, Не Просто Ли.        И пусть за дверью уборной им снова предстоит нацепить на себя маску знаменитых приглашённых звёзд, зато сейчас, здесь, они настоящие. Такие, какие могут быть только друг для друга. Открытые.