Перекрёстки

1

      Новая диорама привлекала внимание куда меньше, чем старые, хорошо знакомые миниатюры.       Августас осторожно двигал пальцем свою любимую модель — мотоциклиста в пурпурной броне с серебристо-белым нагрудником, вооружённого прекрасной формы односторонне заточенным мечом. Этот воин Астартес, намертво зафиксированный в седле, замер так навечно, хоть весь устремлялся вперёд, чуть наклонив корпус. Августасу нравилось представлять, как он мчится вдаль, как ревёт под ним эта дивная машина — стальной конь, коим надлежит обладать каждому настоящему шевалье. Его меч обнажён и занесён для удара. Какую цель преследует этот рыцарь, лучший из всех рыцарей — Платиновый Клинок из Легиона Детей Императора?       Августас подвинул к нему ближе другого воина, облачённого в тяжёлый, но такой изящный доспех терминатора модели «Тартарос». Казалось, что длины клинка и широкого замаха будет достаточно, чтобы рассечь даже очень прочную броню… Но такая ситуация едва ли была возможна. Зачем бы воинам одного Легиона сражаться друг с другом?       Августас взял мотоциклиста и аккуратно переставил его чуть дальше по улице, под фонарь. Раньше дедушка запрещал ему брать модели со стола, но теперь Августас и сам понимал, что это не игрушки, а коллекционная военная миниатюра, к тому же хорошо был осведомлён о свойствах этого пластика. Он не без трепета чуть-чуть нажал на острие меча, и тот, немного отогнувшись, легко принял привычное положение. Это ощущение жёсткости и упругости вызвало в Августасе странное удовольствие, словно далёкое воспоминание о свойствах настоящей, а не изображённой металлической краской стали, о весе оружия в руке. Удовольствие было сильным, но мимолётным. Оно скоро растворилось, оставив чувство неудовлетворения, досаду и злость такой силы, что Августас начал вспоминать, и реальность посыпалась, как песок. Усилием воли он остановил это и заставил себя снова уснуть. Он слишком боялся того, что сильнее всех чувств терзало его… Это была какая-то несносная, мучительная боль. Нет. Это был голод.       Спазм возник под диафрагмой и прошёл по всему телу. Августас прижал руку к животу. Это нужно просто перетерпеть. И он снова забудет о голоде. Чтобы убежать от боли, он вернулся мыслями к прекрасно оформленному столу. Августас знал наперечёт все модели, но они, тем не менее, всегда занимали его на целые часы, не теряя своей привлекательной силы. У дедушки была большая коллекция: не только Дети Императора в доспехах царственно пурпурных, но и красно-золотые Кровавые Ангелы, Саламандры, Имперские Кулаки, и Кустодианская Стража — все они, снабжённые техникой, разворачивали знамёна на фоне столь же деликатно как они сами расписанных городских панорам. Однако сейчас Августас заметил, что от чего-то дедушка решил сменить декорации парадно украшенных улиц на обгоревшие руины. Повсюду лежали остова машин и зияли воронки от разорвавшихся снарядов. Астартес блуждали среди полуразрушенных зданий. Одинокий мотоциклист мчался по широкой развороченной улице имперской столицы, и ему никто не был нужен.       Приглядевшись, Августас заметил, что в городе идёт бой. Дети Императора занимали позиции за руинами, они явно вступили в перестрелку.       На плечо легла тяжёлая тёплая рука.       — С кем они воюют? — спросил Августас у подошедшего дедушки.       — С Кровавыми Ангелами. Они и Адептус Кустодес обороняют императорский дворец.       — И зачем Дети Императора штурмуют его?       — Ну, малыш, это же гипотетическая ситуация, — улыбнувшись, ответил дедушка. — Вроде учений.       Тут модельки перестали быть интересны. Августас учуял запах еды. В смежной с кабинетом малой гостиной слуги готовили стол для фуршета. Кажется, сегодня дома принимали исключительно важных гостей, и их визит как-то был связан с ним, но это Августаса не заботило. Он медленно, но целенаправленно побрёл к столу с закусками, видел, что там были уже разрезанные на части апельсины из дедушкиной оранжереи, и чувствовал аромат плодов страстоцвета… И ещё там точно было мясо.       Челюсти у него свело до боли, и он то и дело сглатывал слюну. Голод был привычен, и в то же время Августас задумывался — разве мне когда-либо приходилось голодать? С самого раннего детства его растили, как исключительно дорогой оранжерейный плод самого редкого и ценного сорта. Он — ребёнок древнего аристократического рода Терры должен исполнить почётную обязанность их семьи. Он должен стать космодесантником. Его новым отцом будет сам лорд Фулгрим. Так что рос Августас под таким пристальным надзором за массой его драгоценного тела, что просто не знал, что такое голод. Позже его физиология изменилась так, что чувство голода уже не было сигналом об угрозе жизни, а скорее некоей условностью, атавизмом прошлого. И всё же… Почему эта пытка так ему знакома?       Умирая от вожделения, Августас протянул руку к сервировочному блюду. Глубоко укоренившиеся в нём правила этикета кричали, что нужно сперва взять вилку и тарелку, но зверь внутри был сильнее правил. На блюде лежали бутерброды — поджаренные до хруста ломти хлеба, натёртые чесноком и укрытые пастой из вяленых томатов, базилика и прекрасного ароматного золотисто-зелёного оливкового масла, которое слегка пролилось на керамическую поверхность блюда, а сверху на них легли ломти нежно-розовой явно подкопчённой ветчины. Августас чуял её запах.       Он не успел схватить бутерброд. Кто-то схватил его самого. Мягко и неуклонно его влекли в другую комнату. Августас вырывался и выворачивался из хватки как мог, но руки матери были сильнее его — крупного, но всего лишь шестилетнего. Она, сетуя на такие внезапно буйные капризы, уговаривала его пойти и поиграть с другом. Ужасная идея! Августас не хотел идти туда, не только потому что ветчина и модельки были куда приятнее. Встреча с мальчишкой, что поджидал его в детской, не сулила ничего хорошего.       Однако мать водворила его в полутёмную игровую комнату и заперла двери, доброжелательная и безжалостная, как сама судьба. Августас напоролся на взгляд холодный и полный злобы.       — Ну, здравствуй, мразь! — прошипел мальчишка.       Он был примерно того же возраста, разве только чуть выше ростом. На нём была опрятная белая рубашка с высоким, наглухо застёгнутым воротом. Чёрные волосы падали на бровь, делая сильный контраст лицу, бледному и искажённому злостью.       — Чего тебе надо? — пробурчал Августас, отворачиваясь. Его взгляд искал в комнате чего-нибудь, что могло занять и отвлечь мысли.       — Не смей поворачиваться ко мне спиной! — крикнул мальчишка с силой рванув Августаса за плечо. — Ты не сможешь прятаться вечно! Я не часть твоих галлюцинаций, я настоящий, так что смотри мне в глаза!       Этот окрик ударил Августаса не только по ушам, но и по памяти. Он вечно орал, чтобы подчинённые не смели отводить взгляда, когда он их отчитывал.       — Откуда ты здесь?.. — тихо прошептал Августас.       — Откуда ты здесь?! — проорал Мальдорор. — Откуда ты вывалился, когда тебя никто не просил об этом?! Теперь из-за твоей тупости и жадности мы оба застряли в этом плане Имматериума, и только Богам известно, что нас теперь ждёт! Тупое животное! — Он схватил Августаса за грудки и пихнул в стену. — И почему я не убил тебя раньше? Твоё существование в последние года — это просто ошибка…       — Я… — начал Августас, понимая, — я…       — Мы оба мертвы! — отчеканил Мальдорор. — Мы потеряли физические тела. У меня был шанс возродиться, но ты, жадный придурок, попытался сам занять предназначенную для меня оболочку и погубил её! Как теперь прикажешь возвращаться в реальность? — Мальдорор чуть сбавил тон и проговорил, оглядев углы плохо освещённой комнаты: — Что угодно может подстерегать нас здесь… Кто угодно.       — Я… — попытался Августас снова. У него в голове не укладывалось, что он мёртв. — Как? Как это случилось?       — Как? — бросил Мальдорор с презрением. — А как это бывает? Ты проиграл поединок с псом-лоялистом, но Слаанеш дала тебе второй шанс. Ты мутировал. Был тяжело ранен и вдруг, как зерно кукурузы на сковороде — бах! — и переродился в отродье.       Августас уставился на него с немым ужасом.       — Как ты умер второй раз я не знаю… Когда тот вероломный ублюдок Линос отправил меня сюда… — Мальдорор патетически взмахнул руками, — … ты был ещё жив.       — Что? — усмехнулся Августас. — Что ты сказал? Линос? Тебя убил один из наших братьев? Ха-ха-ха! Боги, неужели ты настолько всех допёк своим занудством, что он решил, наконец, тебя прикончить?       — А ну, заткнись! Заткни свою грязную пасть!       Мальдорор выкрикнул это и вдруг угрожающе стих. Он, казалось, попытался взять в узду раздражение, но Августас со страхом понял, что делает он это отнюдь не из слабости. Внезапно стало как-то не по себе. Он вспомнил, что они не просто так подчинялись капитану Мальдорору в своё время. Он — маньяк пыток и боли, черпавший силу в собственных страданиях, равно как и в чужих, — был благословлён Слаанеш.       — Верно, — прошептал Мальдорор, — здесь царствуют иные законы. Тот, кто прилагал усилия к собственному возвышению при жизни, получает больше преференций и в смерти. Не думай, что ты равен мне! Ты пал, Августас. Ты давно уже не тот, кем был когда-то! Теперь ты — всего лишь безмозглое животное, умеющее только жрать. А здесь без своего огромного уродливого тела ты вообще ничто. Просто комок спутанных воспоминаний, эмоции, пародия на разумную жизнь.       Августаса ранили эти слова. Мальдорор не мог этого не почувствовать и криво усмехнулся. Чужая боль была пищей для него, а здесь он нуждался в подпитке не меньше, чем любая потерянная душа.       — Не говори так! — Августас низко склонил голову, защищаясь. — Я…       — Не смей мне перечить, — тихо прошипел Мальдорор. Его холодный властный голос вдруг стал точно таким, каким был при жизни. Он подавлял авторитетом. Заставлял подчиниться.       Августас стушевался и закусил губу. На глаза навернулись слёзы. Неужели всё действительно так, как сказал капитан? Что ж теперь делать, когда нет даже тела, чтобы… Чтобы что? Чтобы защититься? Чтобы… быть. Но я ведь есть. Я чувствую. Я думаю. Я всё ещё силён, что бы капитан ни говорил. И разве на меня не пал выбор Тёмного Принца? Это был ужасный выбор, но он выделил именно меня среди всех прочих. Сначала я был его мечом, потом разрывал врагов Хаоса когтями, и всё — во славу Слаанеш.       — Мы с тобой в одинаковом положении, — выдал Августас, вскинув голову, — так что не надо корчить из себя хрен знает что, ты, напыщенная твоя рожа!       Мальдорор зло прищурился.       — Сколько врагов я сожрал в бытность отродьем? — продолжил Августас. — А ты, скажи мне, всё так же боялся замарать руки, когда был лордом варбанды? Брал ли ты меч хоть иногда? Надо думать, что нет, если в итоге тебя опрокинул твой же подчинённый! И кто? Линос! Да у этого увальня мозги размером с орех! Это же позор, Мальдорор! Да, может быть, теперь я просто кусок воспоминаний, но ты меня не лучше! — с этими словами Августас пихнул своего бывшего командира в плечо, и тот пошатнулся.       — Ай! Отойди! Не смей ко мне прикасаться!       — Что ты сделаешь? Руки не слишком коротки?       Издав злобный рык, Мальдорор рванулся как бойцовский пёс и повалил Августаса на ковёр. Ворс обжёг локоть и предплечье, Августас на мгновение потерялся от неожиданности и боли, и вдруг обнаружил себя в крепком захвате. Августас лежал сверху, прижимая противника всем весом к полу, но совсем не чувствовал своей доминантной позиции — Мальдорор умудрился обхватить его за горло сгибом локтя. В глазах у Августаса потемнело. Он испугался. Жизнь долгая и полная событий замелькала в памяти чередой вспышек. Он так долго не рассчитывал ни на кого, кроме себя и своего меча! Но до этого у него были братья, которым он верил, как самому себе. А до этого у него были родные, которые никогда не желали ему ничего плохого. Было покровительство. Он всегда был защищён, был как под стеклянным колпаком, и это продолжалось до тех пор, пока он сам не отрёкся от этой защиты. Пока не поверил в самого себя больше, чем в Слаанеш. Вот почему она покарала его. Это предательство было пострашнее великой Ереси. Оно могло стоить ему не просто физического тела. Если Тёмный Принц вовсе потеряет к нему интерес, то здесь, в варпе, он будет просто сожран. И тогда это будет конец. Ужас перед окончательной смертью застлал зрение Августаса чёрной пеленой. Он вдруг в полной мере ощутил себя шестилетним мальчиком, слабым, беспомощным.       — М-м-м… — простонал Августас. — Мама!       — Поздно молить о помощи, — прошептал Мальдорор ему прямо на ухо, — это нужно было делать раньше. Никто не придёт. Ты один здесь!       — Нет!!! — выкрикнул Августас, в полной уверенности, что слова капитана — ложь. Он точно знал, что он не один. Кто-то да защитит его. Кто-то, кто всегда был рядом.       Он в отчаянии последнего шанса пошёл на грязный приём и вцепился зубами Мальдорору в руку. Он прокусил нежную кожу на сгибе локтя довольно глубоко, зубы встретились с каким-то твёрдым сухожилием, и только тогда Августас разомкнул челюсти и укусил ещё раз, в бицепс, и выдрал порядочный кусок мышцы. Мальдорор завизжал как девчонка. Он выпустил Августаса и откатился в сторону, зажимая глубокую рану ладонью.       — Ты… ты что творишь!       Оторванная кожа плохо жевалась, поэтому Августас торопливо заглотил её целиком вместе с куском мяса, и по телу разлилась опьяняющая сила. По подбородку потекла голодная слюна вперемешку с чужой кровью. Августас с удовольствием отметил во взгляде Мальдорора неподдельный испуг и бросился на него с новой яростью и, на этот раз, с совершенно определённым намерением. Он должен был пожрать его, если хотел выжить.

2

      Вдруг двери комнаты с грохотом распахнулись, и вошла высокая, прямо-таки огромная женщина в пышном фиолетовом платье. Она в два шага оказалась рядом с дерущимися детьми и раскидала их, как щенят.       — Павона! — воскликнул Мальдорор и торопливо вытер сопли.       Павона, а это была именно она — демонетта из корабельной часовни, где Мальдорор приносил ей обильные жертвы, — склонила рогатую голову и заботливо подняла Мальдорора на руки.       — Прижался к мамкиной сиське, слабак! — крикнул Августас, у которого отняли добычу, и, сделав шаг, получил от Павоны удар по лицу наотмашь. Затрещина оказалась такой крепкой, что мальчишку швырнуло об стену.       — Сука! — взревел он, едва глотнув воздуха. — Какого варпа ты так нянчишься с ним?! Отдай! Почему он?! Почему он, а не я?!       Демонетта воззрилась на него с высоты своего двухметрового роста, и её страшные глаза заставили Августаса оцепенеть.       — Опомнись! — прогрохотала она и назидательно ткнула вниз пальцем с длинным чёрным когтем. — Мальдорор позаботился о посмертном существовании. Он предано служил Принцу, пока ты, Августас, развлекался в своё удовольствие.       Августас оторопел. — Так в этом же весь смысл и был! — заорал он в полном изумлении о того, что такие речи ему говорит демон Слаанеш. — Ты что, будешь учить служению меня! Будешь мне говорить, что такое вседозволенность?! Ты не смеешь так разговаривать со мной, демон! — Он вскочил на ноги, без страха глядя на Павону и весь трясясь от ярости. — Я всё ещё человек!       — Ты? — спросила Павона, удобнее перехватывая свою драгоценную ношу. — Ты пока что просто недоразумение. Но у тебя есть шанс. Сильные души могут сражаться и выжить.       Августас, отдышавшись, понял, что вообще-то от неё не исходит враждебности. Эманации демонов Слаанеш были ему привычны. Она, со своей сверкающей перламутрово-розовой кожей, была освещена сиянием небольшого, но яркого светоча, что теплился меж её ребристых кольцами закрученных рогов. Маленький мальчик с правильным аристократически-бледным лицом и серьёзными старыми глазами обнимал её обнажённую шею и прижимался к ней доверчиво и с нежностью. Он был знаком и незнаком Августасу. Надо же! Когда-то ведь они все были всего лишь детьми. Казалось, они вечность сражались бок о бок, но неужели это действительно он — капитан двадцать восьмой роты, идеальный во всём воин, пример для подражания, гордость Легиона, фанатик боли, с наслаждением ломавший кости сам себе, превращая правую руку в омерзительное щупальце, мутант, садист и деспот, пират, грабящий ради заполучения рабов, которые тут же десятками отправлялись под нож, чтобы удовлетворить кровожадность демонов. Кто он? Августас вдруг понял, что он не знает не только своего командира. Он, Августас, сам себя не знает.       — Помоги мне, — прошептал он.       — Твоя беда в том, что ты сам себе худший враг, — ответила Павона. — Но ты в силах помочь себе сам.       — Как?! — выкрикнул Августас, в приливе бессильной злости. — Посмотри на меня! Я ничто! Меня так мало!       Вторя его голосу, в глубинах этого большого дома раздался далёкий и тоскливый рёв. Августас замер, его взгляд застыл. Павона поглядела в соседнюю комнату — в гостиную — и тихо сказала:       — Пора уходить. — И она исчезла.

3

      Там ничего не подозревающие гости и домашние негромко беседовали, кто у окон, выходящих в зимний сад, кто у большого камина. Мужчины курили сигары возле кофейного столика. Дедушка беседовал с каким-то человеком в военном мундире, которого Августас раньше не видел. Мама неспешно ходила от одной группки гостей к другим, чтобы никого не обделить вниманием, и отдавала указания слугам.       Августас ничего не мог сделать.       Огромное отродье — гора мышц, щупалец и уродливых конечностей — ворвалось в залу из оранжереи, выбив своей непомерной массой широкие окна. Оно начало убивать и пожирать всех, кто попадался на пути. Комната наполнилась треском мебели и разрываемых тел. Крики и звон заставляли вибрировать воздух на невыносимо высокой, ранящей ноте. Августас сел на корточки и закрыл уши руками. Оно всегда заявлялось и всё ему портило. Его он ненавидел больше, чем что-либо в своей жизни. И, когда шум и вопли стихли, голод не утих. Оно сожрало всех, до кого дотянулось, но голод не утих.

4

      Августас вошёл в уничтоженную гостиную. Под ногой тихо щёлкнул пластик. Это была часть руины — стена с высоким стрельчатым окном. Куски прекрасной диорамы валялись повсюду, вперемешку с белыми щепками расколотого стола. В груде хлама розовым пятнышком выделялся он — всадник, выбитый из седла.       Меч был сломан.       Августас сел на пол и заревел в полный голос. Меч в его руке был сломан, и это было горше всего. Он лёг и плакал, пока совершенно не выбился из сил. Он лежал, теряя ощущения своего призрачного тела. Не было больше ни рук, ни ног, только беспомощное чуть трепыхающееся тело, будто он деградировал до новорождённого младенца и не может ничего, даже ползти. Разве только кричать и оставалось. И он, вкладывая всё своё существо в крик, продолжил это дело, ведь пока он заявлял о себе хотя бы так — он продолжал быть.

5

      Потом появилось что-то тёплое и белое.       Августас увидел разного цвета глаза на красивом светлом лице. Демонетта с удивительно длинными белыми волосами сидела рядом, и вид у неё был сострадательный.       — Послушай, Августас, — проговорила она, конфузясь, и отводя в сторону свои большие глаза — один синий, другой золотисто-жёлтый, — если ты не против, можешь выпить это. Ты теряешь очень много энергии, даже просто находясь в этих слоях Великого Океана, а уж если кричать на всю округу… Вот. Держи.       Она настойчиво пихала ему руку большую керамическую кружку. Августас взял тяжёлую кружку обеими руками и сунулся туда. В кружке было молоко. Преодолевая тошноту от крайнего голода и спазмы в желудке Августас выпил его залпом. И в мыслях прояснилось. Он отдышался и утёрся рукавом. Удовольствие от вкуса заставило его закатить глаза и тихо застонать. Вкус был захватывающе острый, это было как пить чувство удовлетворения от того, когда откусываешь кусок мела, и в то же время сладкий и свежий. Но голод не пропал.       — Ещё! — сказал Августас, решительно хмурясь и тыча демонетте пустую кружку.       — Э-э… м-м-м… знаешь, — начала мямлить она и покраснела, — на это потребуется некоторое время, потому что это… Это…       Августас осмотрел её. Сейчас она пребывала не в том угрожающем облике, в каком демонетты ступают на поля человеческих сражений, чтобы забрать души врагов. Руки были изящными тонкими руками, а не клешнями, разделывающими тела так же легко, как нож вскрывает консервную банку. Она вся светилась и сверкала, будто сахарная пудра, даже ресницы её были белыми и обсыпанными какой-то пыльцой. Она была очень крупной, ростом, наверное, со среднего космодесантника и Августасу в его состоянии казалась просто огромной. Её широкие плечи и внушительные бёдра выгодно смотрелись с элегантной талией и очень пышной грудью. Другими словами, андрогинности иных демонетт в ней наблюдалось мало. Обе её груди имели форму груди человеческой женщины. Они казались такими тяжёлыми! Августас, всё ещё чувствуя вкус молока на языке, сглотнул. Словно в ответ на его мучительный голод, ткань над её сосками потемнела от влаги. Августас сорвал эту прозрачную ткань и прижался губами к левой груди. Демонета вскрикнула, но он так укусил её за сосок, что она притихла и замерла.       Он жадно пил её молоко, пока язык не заломило от усталости. Жажда утихла, по крайней мере, уже не была такой болезненной. Августас выпрямился и сел, с удивлением отмечая, что теперь его глаза почти на уровне глаз демонетты, и он уже не сможет весь поместиться у неё на коленях. Он был едва ли не одного с ней роста. Она протянула ладонь и вытерла его лицо.       — Теперь ты большой мальчик, — сказала она. — Ох, надеюсь, это пойдёт тебе на пользу.       — Спа…сибо, — едва ворочая языком проговорил Августас. Его неумолимо клонило в сон.

6

      — Ты ещё не готов? — воскликнула она вдруг таким тревожным голосом, что Августас мгновенно проснулся.       — Что? — спросил он. — Что такое?       — Подумать только, — говорила она, хлопотливо поправляя воротник его кителя, — лорд капеллан и ещё один офицер из Третьего Легиона прибыли, чтобы поговорить с тобой. Другие семьи не удостоились такой чести!.. Впрочем, оно не мудрено: наша фамилия — не пустой звук.       Она взяла его лицо в ладони.       — Уже совсем скоро.       — Мама, не плачь, — попросил Августас, закатывая глаза. — Впереди ещё полгода до конца обучения.       — Я знаю!.. Ну, иди, нехорошо заставлять себя ждать.       Ему исполнилось тринадцать лет. Год назад ему были дарованы первые импланты, и он почти не виделся с семьёй, всё время проводил под присмотром апотекариев Легиона. Благодаря безупречной генетике он с детства уже был крупным и исключительно здоровым, но после внедрения новых органов начал быстро расти и набирать массу. Уже сейчас его рост составлял метр и восемьдесят три сантиметра, и весил он под восемьдесят кило. Боль стала привычным спутником. Болело всё: рубцы от внедрения, непрестанно ныли мышцы и кости, но Августас знал, что боль — признак прогресса. С каждым днём упорных тренировок он становится ближе к идеалу. Скоро Легион заберёт его под постоянный надзор. Пройдёт ещё два с половиной года, и он получит новые импланты. А ещё через несколько лет станет полноценным боевым братом. Он покинет Терру и предстанет пред Отцом Легиона. Он увидит лорда Фулгрима.       Августас, идя вниз по лестнице, приостановился и прижал руку к груди. Сердце взволнованно билось. Пока что только одно. Не верилось, что скоро тело станет таким огромным, что для его кровоснабжения понадобится второе сердце. Неужели он и правда станет таким же, как они?       В просторной оранжерее, стены которой вздымалась на высоту трёх этажей и вмещали под сводами целые деревья, его семья принимала гостей. Августас подошёл, и его представили. Их было двое — лорд капеллан и сержант. Семье Августаса случалось принимать у себя даже лордов Терры, оттого он был сызмальства натаскан на светский этикет, как борзой щенок на лисью охоту. Он хорошо умел держаться в высоких кругах. Однако сейчас не смог несколько не взволноваться, потому предпочёл больше молчать и слушать, подавая голос, только когда ему задавали вопрос.       Капеллан Танатос пленил его своей аурой спокойного достоинства и власти, его голос приятного глубокого тембра звучал так, что хотелось слушать каждый звук. К тому же Августасу смертельно хотелось рассматривать этого воина во все глаза, и только неучтивость такого поведения останавливала его. Впрочем, это можно было делать чуть поодаль. С капелланом хотели побеседовать многие гости, поэтому, воспользовавшись моментом, Августас отошёл к столу, надеясь, между прочим, перехватить хотя бы фруктов. От волнения желудок начало неприятно сводить, хотя завтрак Августас никогда не пропускал — правильно питаться было частью его обязанностей.       У стола он увидел сержанта, который тоже улизнул от шумного общества. Августас уверенно направился к нему. То же безукоризненное воспитание диктовало, что гостя нельзя обделять вниманием. Августас остановился метрах в трёх, не доходя, — таков был этикет общения с Астартес, чтобы никому из собеседников не приходилось ни задирать, ни низко опускать голову, и всегда поддерживался зрительный контакт. Августас так же знал, что не следует беспокоиться о теме разговора — космодесантник обратится первым, если сочтёт нужным. Но вместо слов сержант подошёл ближе и, протянув закованную в латную перчатку руку, мягко взял Августаса за подбородок и заставил поднять голову. Их глаза встретились.       — Я заметил, — сказал сержант, — ты никогда не смотришь в глаза собеседнику. Не делай так. Ты должен общаться с людьми с гордо поднятой головой, Августас, коль скоро тебе суждено стать одним из нас.       — Да, — ответил Августас, не смутившись, — хорошо, господин.       Астартес улыбнулся. У него было исключительно правильное лицо с некрупными чертами, и, быть может, чуть тяжеловатой челюстью. Чёрные волосы открывали высокий ровный лоб. Кожа у него отличалось необычайной рисовой бледностью, какую Августас видел только у девушек, и в целом он производил очень положительное впечатление, будто дышал спокойствием. В отличие от общества капеллана, волнения и страха рядом с ним не чувствовалось. Вот только глаза его вызывали смутное отторжение — они были такого светлого голубого оттенка, что казались выцветшими, и то, как он быстро и цепко переходил с объекта на объект, напоминало бесчувственный взгляд какой-то хищной настороженной морской птицы.       — Я не успел представиться тебе как должно, — сказал десантник, — моё имя Ренэтус Мальдорор, сержант шестого отделения двадцать восьмой роты.       Августас ещё раз коротко поклонился. Фамилия сержанта была ему незнакома.       — Вы родом с Кемоса? — спросил Августас, немного взволновавшись.       — Верно. Хочешь узнать, каков родной мир моего Отца? Терра привлекательнее!       Мальдорор, меланхолично усмехнувшись, обвёл широким взглядом ярко освещённый зимний сад. Официальный визит подобного рода предполагал, что десантники явятся, облачёнными в доспехи, потому помещение для приёма выбрали самое просторное.       — Колыбель Человечества уже давно не похожа на иные аграрные миры — живые и зеленеющие, но всё равно не утратила своего обаяния. Здесь чувствуешь себя дома. К тому же, здесь есть подобные места!       — Вы уже осмотрели оранжерею?       — Не имел удовольствия.       — Позвольте, я покажу вам труды деда. Он будет огорчён, если после вашего отбытия выяснится, что он не смог похвастаться делом своей жизни.       — Это селекционная работа, если я правильно слышал?       — Не совсем, — Августас, как ему было ни неохота уходить от стола с едой, провёл Мальдорора за поворот садовой дорожки. Там росло большое раскидистое дерево с множеством толстых стволов, низко от уровня грунта всё перевитое бандажными лентами. — Вот, поглядите. На этот корень привиты разные сорта и виды цитрусовых. Вернее сказать, все, какие сейчас известны.       — О. Разные фрукты на одном дереве?       — Да. Дедушка надеется, что экспедиционный флот привезёт новые неизвестные растения, которые можно будет привить на местные.       — Вот как? Инопланетные растения? Это может быть интересно. Многие чураются новшеств, но разве не научная и техническая дерзость позволила Человеку когда-то выйти в Космос? У нас в Легионе говорят, что тот, кто не меняется — умирает. — Мальдорор осторожно коснулся глянцевых листьев и перевёл взгляд вниз, туда, где росли другие, ещё совсем молодые деревца, тоже утыканные черенками. — Надо же, — проговорил он. — И ваш род поставляет такой качественный и здоровый подвой для пополнения рядов Легиона! Это даже в каком-то смысле романтично.       Они оба посмотрели в сторону гостей, где над людьми возвышался величественный капеллан Танатос в своей чёрной рёбрами украшенной кирасе и золотым крылом над левым плечом. Не только огромный рост, но и белоснежные, волной лежащие на плече волосы выделяли его из толпы.       — Он так похож… — негромко проговорил Августас.       — На Отца? Да, верно. Дерево цветёт цветами прививки. Но не все мы становимся похожи на Отца внешне, как видишь. Бывает и по-другому… Хотя, кто знает, быть может, моя внешность ещё изменится.       Августас вопросительно склонил голову.       — Мне всего тридцать четыре года, Августас, — объяснил Мальдорор, улыбнувшись. — По меркам возраста Астартес — мы с тобой почти ровесники. Уже через несколько лет генетически ты будешь Его плоть от плоти, как и все мы. И сможешь назвать меня братом.       Мгновение назад Августас видел его сдержанную, но доброжелательную улыбку, и вот его прекрасное лицо снесло вместе с большей частью головы чудовищной силы ударом. Узловатый тяжёлый древесный ствол обрушился фронтально, чуть сверху и, казалось бы, прицельно точно. Человека бы просто смяло целиком такой мощью и весом, но Мальдорор только покачнулся, сделав уже рефлекторный шаг назад. Его руки судорожно разжались и сжались, и он издал задыхающийся хрип, когда ствол дерева поднялся, и стало видно, что из всего черепа целой осталась только нижняя челюсть, остальное же — разбито в куски. Грузное закованное в силовую броню тело завалилось и рухнуло. От этого падения Августас почувствовал колебание грунта под ногами. Ему на лицо брызнула кровь. А земля продолжала ходить ходуном.       Дерево-чудовище вырвало корни из земли, отряхнулось, отчего тяжёлые ветви с треском и грохотом посыпались вниз, и издало душераздирающий визг. Стены и потолок мгновенно полопались и рухнули оземь дождём из стекла. Августас зажал уши руками.       — Замолчи! — закричал он. — Перестань! Почему ты делаешь это?!       Вдруг оно настороженно замерло, и Августасу, может быть, впервые, удалось рассмотреть его при ярком свете. Откуда-то из глубины груди вырвался сдавленный стон не то ужаса, не то боли. Правда этого облика была непереносимой. И отродье закричало тоже. Его тело отливало мертвенно-фиолетовым оттенком, несимметричная пасть не смыкалась до конца, полная непропорционально длинных саблевидных клыков. Два больших фасеточных глаза над ней осматривали пространство кругом с выражением тупым и бессмысленным. Одна конечность-рука была значительно больше другой и снабжалась как острейшими когтями, так и острыми выростами от локтя до плеча. Вся спина усеивалась такими выростами, и то и дело из глубин тела с треском вырывались мышечные отростки, перерождающиеся в покрытые присосками щупальца и вновь утопающие в беспрерывно колеблющемся теле. Отродье, словно придя в себя, резко повернуло рогатую голову в сторону человеческих голосов и сорвалось с места. Августас бросился за ним, сам не понимая, что пытается сделать.       Оно было неостановимо, как ураган. Капеллан встретил удар, блокировав его, но другая конечность твари вонзилась своими ужасными когтями ему в плечо, в щель между кирасой и наплечником. Вес отродья повалил космодесантника на землю. Мгновение — и вверх, разбрызгивая кровь, взлетела рука капеллана, оторванная от тела. Она упала Августасу под ноги, чуть не убив его, он едва успел притормозить и увернуться. Но что он собирался предпринять, когда бежал за чудовищем, что он мог сделать? Оно всегда рушило его жизнь до основания, а он мог только кричать от отчаяния и злости. Когда оно разделалось со всеми живыми в оранжерее, когда поломало каждое дерево и уничтожило всё, до чего дотянулось, оно не остановилось. Что-то гнало его, заставляло вечно бежать вперёд. С тоскливым рёвом оно отряхнулось, как обиженная собака, и ринулось через большой арочный проём внутрь дома. Августас рванулся следом, задыхаясь от слёз и ярости. Если так нужно сломать всё, что ему дорого, так почему эта ненасытная тварь не пожрёт его самого, почему она всегда убегает?! Он хотел прекратить это.       Сегодня или она, или он!