***
Целовать Костя, разумеется, никого не стал, и от завтрака тоже ожидаемо отказался, быстро впрыгнув в джинсы и собрав с остальных батарей свою одежду, уже на пороге вспомнил про кофту Феди, и забрал и её тоже, за всё время сборов раз сто извинившись перед Даней за то что доставил неудобство. О том, что это самое неудобство Чалов с удовольствием продлил бы на недельку-другую, Кучаеву не рассказали, а потому прошло не больше десяти минут с момента пробуждения, как встрёпанный и крайне смущённый парень всё таки выскользнул за дверь чужой квартиры, игнорируя лифт и спускаясь перескакивая через две ступеньки. Костя позволил себе притормозить, чтобы расстегнуть куртку, охладив распаренное тело и перевести дыхание, только когда покинутый дом скрылся за другими строениями и кое-где всё ещё пестрящими ярко-жёлтой листвой кронами, на случай, если Дане вдруг захотелось бы проследить за ним из своего окна. Быстрым шагом взбивая ворох опавших листьев, он достал телефон, привычным движением снимая блокировку и открывая приложение. Читая по-привычке, снизу вверх, Костя почти не глядя пролистал пожелания доброго утра и уже стандартно высказанное желание поскорее встретиться за пределами обычного электронного мессенджера, сразу отдав всё внимание переписке за прошедший вечер. Вернее, Фединому монологу. “Завтра найду и извинюсь” - повторил Кучаев мысленно немного смахивающую на угрозу фразу и всё таки слабо улыбнулся. Может быть Даня был прав, про все эти защитные реакции и модели поведения, и стоит всего лишь немного подождать, позволив Феде узнать себя получше. Пожелания с добрым утром он всё таки прочёл. От сообщений младшего Чалова снова веяло теплом и нежностью, заставляющими сладко сжиматься сердце, и он больше не упоминал о событиях минувшего вечера, а потому и сам Костя решил не акцентировать на этом внимание, чтобы не вызывать возможные лишние подозрения. Написав в ответ кучу какой-то милой чепухи, Кучаев бросил беглый взгляд на пустующий в это раннее время парк, тот самый, через который Даня когда-то, тогда ещё с помощью шантажа, впервые отвёл его в ставшую почти родной кофейню, и улыбнулся в камеру телефона, сделав селфи. FaceApp выдал ему фотографию радостной девушки, со слегка растрепавшейся причёской и покрасневшими, будто от бега щеками. Костя тут же потёр собственную щёку тыльной стороной ладони, отмечая, что она горячая и, должно быть, выглядел он сейчас именно так, и это не причуда приложения добавить ему побольше живых подробностей или милоты. Фото было сделано не ровно - большую его часть занимали жёлтые заросли кустов позади, а вот ниже белого воротника футболки уже красовался обрезанный край. Вот блин, а ведь он всё ещё был в футболке из Даниного проекта, которую не специально, но без разрешения стащил, получается, из чужого дома. Кучаев хмыкнул, решив, что обязательно надо вернуть чужую вещь, и вместе с тем ощутив от факта её на себе наличия какое-то мягкое и уютное тепло, словно бы после прогулки под промозглым ливнем его завернули в пушистый плед. Кто б знал, что однажды у него появится человек, которому он сможет так безоговорочно довериться. Он обрезал фотку, отправив её Феде с парой комментариев, вроде “уже вся в делах, запыхалась” и ответными пожеланиями доброго утра и хорошего дня, и убрал телефон обратно в карман, заторопившись на звук близкой трели звонка, знаменующего начало короткой перемены. Волнение от предстоящего (обещанного) разговора с Федей немного настораживало, но всё же Костя не мог заставить себя убрать с лица глупую и довольную улыбку.***
Федю Костя в этот день так и не встретил, безуспешно выискивая в наводняющих каждую перемену коридоры толпах знакомое лицо. Он знал, что по расписанию у Чалова должна была быть тренировка, и там то его точно можно было застать, но без солнца, слепящего глаза, он будет прекрасно виден на трибуне, а подтвердить своими действиями, что он и правда всего лишь жертва его известности хотелось сейчас меньше всего. Даня и этим вечером оказался занят, на этот раз, впрочем, извинившись, предложил снова зайти в гости, от чего Костя со всей доступной ему вежливостью отказался. В голове до сих пор была тяжесть, хоть иные последствия его позорного похмелья давным давно исчезли. Он остановился, замерев посреди пустого, медленно погружающегося в сумерки парка. Сквозь голый частокол деревьев уже проглядывала широкая улица проспекта, медленно тянущиеся огоньки застрявших в пробках машин, и в воздухе, едва пробиваясь сквозь густой и терпкий запах опавших листьев, чувствовался запах корицы из кофейни, которую Костя ещё ни разу не посещал в одиночестве. Колокольчик над дверью жалобно звякнул, и Кучаева невольно передёрнуло. Раньше ему казалось, что тембр его звучит радостно, переливаясь весёлой трелью. Но не только колокольчик, всё сейчас было каким-то не таким, чужим. Кресла - неудобными, официанты навязчивыми, чужие редкие взгляды наглыми и препарирующими. Силой заставив себя остаться на месте и не сбежать куда подальше, так и не дождавшись заказа, Костя расстегнул куртку и с облегчением выдохнул, не растянув губы в слабой улыбке. Он всё ещё был в футболке Дани, и, судя по всему, её возвращение в руки законного владельца затягивалось. Резкие грани узора напомнили ему, как они спорили дома у Чалова, обсуждая какой-то бред об искусстве и членах, вызвав желание разрушить сонную тишину заведения неконтролируемой вспышкой смеха, и, с трудом удержавшись, стиснув зубы так, что свело челюсть, Кучаев вдруг осознал, насколько плотно Даня вошёл в его жизнь. Настолько, что без него уже не мог найти себе места, чувствуя, как медленно подбирается к горлу так умело игнорируемое раньше одиночество, настолько, что, возможно, не будь в его сердце так много места отведено Феде, и он бы… Костя вздрогнул, будто бы на мгновение испугавшись собственных мыслей, мелькнувшему в них легкомыслию, тряхнул головой и, переведя дыхание, провёл руками по волосам, безуспешно пытаясь пригладить встопорщившиеся прядки. Что за бред? Как ему вообще могло прийти подобное в голову!? Он достал телефон, и, игнорируя жар от внезапно накатившего чувства вины, открыл приложение, перечитывая утреннюю переписку с Федей. Тот больше ничего так и не написал, и, может быть, он был попросту занят чем-то важным? Потому и не извинился именно сегодня. Оправдание выглядело логичным. Сам Кучаев вообще знать был ничего не должен, а потому и то, что он извёлся в ожидании - только его личные проблемы. Наконец-то принесли кофе. Миловидная официантка широко улыбнулась ему, уходя, едва не сделав книксен, и, наконец-то оставила его одного. Нет, Кучаев определённо отвык от одиночества, но и забивать пустоту кем попало не хотелось. Он знал, с кем бы хотел оказаться в этом кафе, но ни одного ни второго брата материализовать перед собой он был не способен. Федя обнаружился уже следующим утром, в том самом коридоре в толпе своих сокомандников. Чалов улыбался и что-то рассказывал, отчаянно жестикулируя руками, и совсем не выглядел, как человек, обеспокоенный каким-то невыполненным делом. Костя старался на него не смотреть, но слишком ждал, что Федя вот-вот заметит его, и, извинившись перед друзьями, направится в его сторону. Он сделал шаг вперёд, одновременно стараясь и стать более заметным в толпе, и раствориться в ней полностью, не привлекая к себе никакого внимания, внезапно ощутив, как непрошенное волнение захлёстывает его волной. Сердце загрохотало у самого горла, ноги задрожали, и Кучаев едва подавил в себе желание развернуться сию же секунду и броситься назад. А потом Федя его заметил. Просто скользнул взглядом по переполненному людьми коридору, выхватывая знакомую лохматую голову и их взгляды на мгновение встретились. Всего лишь на одно жалкое мгновение, на которое Чалов даже не перестал улыбаться, тут же отводя взгляд и возвращаясь к прежнему занятию. Как будто бы два незнакомца, совершенно случайно… Костю обдало холодом, тело напряглось, и беснующееся сердце неприятно и тоскливо сжалось. Он сделал ещё один шаг, скорее по инерции, затем ещё один, и не заметил, как уже нёсся, больше не глядя на Чалова и с таким рвением продираясь сквозь толпу к выходу, словно готов был сейчас отдать всё на свете ради того, чтобы снова увидеть живое дышащее небо с облаками. Значит не станет… Не найдёт и не извинится… Ворота промелькнули на периферии зрения размытым пятном, мощёный плиткой двор сменился мокрыми бурыми кучками листьев, видимыми всё более отчётливо, несмотря на уже наползающие на парк ранние сумерки. Костя остановился, дыша рвано и часто, заполняя стылый прозрачный воздух возле своего лица белыми клубами пара, и закрыл лицо руками, едва не заскулив от пронзившей подреберье резкой и острой боли. - Ну что я делаю не так?... Что. Я. Делаю. Не так.***
- Земля вызывает Кучая. - Перед глазами мелькнула чужая ладонь, и Костя наконец-то вынырнул из собственных мыслей, крутящихся в основном в плоскости вопроса, почему всё же Федя решил проигнорировать данное Николь обещание найти его. - Извини, задумался просто. - О чём, если не секрет? Костя поморщился, заёрзав на своей версии куцего диванчика, вместо привычного кресла, и глядя не на собеседника, а на свою полупустую кружку с капучино. Он не виделся с Даней почти неделю, находя тысячу причин, чтобы не появляться вновь в квартире Чалова и не отвлекать его от проектов ни своим присутствием, ни своими проблемами. Та минута слабости, когда он вывернул перед другим парнем свою душу наизнанку и позволил себя пожалеть, должна была остаться единственной его ошибкой, о которой он, если честно, до сих пор жалел, полагая, что он просто напросто эгоистично воспользовался Даниным гостеприимством. Да и помимо неотступно и призрачно преследующего его в отношении старшего Чалова чувства вины, он банально соскучился по их посиделкам в кофейне, а от того говорить о Феде не хотелось вдвойне, и всё же… - Извини, я опять со своим, но… - Неуверенно выдавил из себя Костя, и сверху его ладони легла сухая и горячая ладонь Дани, доверительно прижимая её к столешнице. - Эй, друзья ведь для того и нужны, чтобы выслушать. Кучаев только как-то несмело кивнул. Это психотерапевты нужны для того, чтобы выслушивать бред каждой страдающей по поводу и без души, а у друзей и своих проблем должно быть целый мешок с горкой, вот только отчего-то Костя ни разу ещё не слышал от Дани даже намёка на жалобу. Зато своих, высказанных в его адрес, накопилось уже, должно быть, не то что на мешок, на целый камаз. - Я опять про Федю. - Начал Кучаев, и сделал паузу, словно бы удостоверившись в том, что Чалов продолжит его слушать и не закатит глаза от стотысячного упоминания своего брата в их разговорах. - Помнишь тот раз, когда мы с ним впервые поговорили, и я… в общем сбежал. Он тогда написал Николь, что не специально наговорил всякого, не подумал просто, и обещал найти меня и извиниться. - И так и не извинился? - Предположил Даня, уже зная, каков будет ответ. - Нет. И не только. Он вообще перестал меня замечать. В смысле… нет, замечает, смотрит, провожает взглядом, не знаю, как это описать… Каждый раз, как мы оказывается в зоне видимости друг друга, он меня видит, смотрит на меня, словно не решаясь подойти. Понимаешь… - Костя запнулся, подбирая слова и поймал себя на мысли, что, в задумчивости неосознанно гладит ладонь Дани большим пальцем. В голову тут же стукнуло воспоминание о мыслях, посетивших его неделю назад, когда он коротал тут время в одиночестве. О том, что если бы не было Феди… Как же гадко от самого себя... Кучаев тут же осторожно вытянул ладонь из-под чужой руки и сделал вид, что вторая конечность ему срочно понадобилась, чтобы поднять тяжёлую и горячую кружку к губам, дабы сделать очередной глоток. Поднять одной рукой этого керамического гиппопотама среди кружек было физически невозможно. - Понимаешь, - продолжил он, отставив кружку снова на стол, - если человек тебе не интересен вовсе, если он тебе не нравится, раздражает, то ты стараешься его не замечать, не встречаться с ним взглядом, ну или хотя бы смотришь с презрением, а он не так. Он думает обо мне. Но, тогда я не понимаю, что мешает ему со мной поговорить? Вопрос повис в неожиданно образовавшейся паузе. Костя, конечно, не ждал, что Даня сразу же ему ответит, тоном, каким детям в сотый раз объясняют почему нельзя трогать горячую сковородку, доступно и логично разъяснив мотивацию своего брата, которую он не уразумел лишь потому, что за все эти дни, раз за разом натыкаясь глазами на буквально сверлящий его Федин взгляд, вконец извёлся, запутался в собственных мыслях и из влюблённого дурня превратился в дурня обыкновенного. Да-да, того самого, которые сидят целый день перед окошком и слюни пускают. Вот только Чалов продолжал молчать, отчего-то как-то виновато ссутулившись и стараясь не встречаться с ним взглядом, выглядывая что-то то в дальнем конце зала то на тёмном плиточном полу кофейни. И от этого зрелища Кучаев едва подавил в себе желание тоскливо взвыть. И какой чёрт его вообще за язык дёрнул?! Если он сейчас не только жалость, но ещё и чувство вины у Чалова за свои любовные неудачи вызовет, тогда он точно себя не простит и признается во всём Феде только чтобы приблизить свою бесславную кончину. - А почему ты сам не подойдёшь? - Неожиданно спросил Даня, и Костя, растерявшись на секунду, вдруг неожиданно рассмеялся, сложив руки на столе и уткнувшись в них лицом. - Разве парни не должны делать первый шаг сами? Теперь уже смеялся и Чалов. - Ты тоже парень! - Верно… - Как-то уже совсем не весело ухмыльнулся Кучаев, подняв наконец-то голову и потерев уголок глаза. - Если честно, тогда он мне сказал, что я изголяюсь ради него, потому что он знаменитость. Словно дрессированный щенок на задних лапках перед обещанным лакомством. Не этими, конечно, словами, но смысл был именно таким. Я тогда дико обиделся, но ведь… он прав. Я и правда готов стоять на этих задних лапках, если он попросит, вот только дело не в известности, дело в нём, но, мне кажется, если я подойду поговорить к нему первым… Он только убедится в своей правоте. Даже если и засомневается, то всё равно использует, как предлог - по привычке, чтобы ещё раз проверить… А второй раз выслушивать всё это я не стану, я проболтаюсь, и тогда на мне точно можно будет ставить большой и жирный крест. Костя умолк, потянувшись к горке заказанных ими ещё в самом начале пончиков, глазурь на которых уже застывала, превращаясь в ломкие светлые брызги, сорвавшиеся с кисти неизвестного художника. Масло тут же испачкало руки блестящими пятнами, и, прикончив один бублик, Кучаев, словно бы отгородившись ото всего ранее произнесённого им же самим, с удовольствием зажмурился, застонав, пока слизывал выдавленную начинку с пальцев. - Чёрт, вкусно как, интересно, они на вынос их делают? Вот так вот просто и беззаботно, о пончиках, как простой человек, как будто бы не рвалось сердце и горький ком в горле не портил вкуса сладкой глазури. Даня заворожённо смотрел, как улыбающийся и с виду вполне счастливый парень уплетает уже второй по счёту пончик, неаккуратно, словно бы специально ему назло, пачкая в начинке пальцы и губы. И от этой поддельного веселья чувство вины становилось просто невыносимым, только усугубляясь от того, что зрелище ожидаемо сделало тесными штаны. Он бы сделал всё что угодно, он бы горы свернул, лишь бы сделать так, чтобы радуясь Косте больше не приходилось притворяться. Но для этого, ему бы пришлось отдать самого Костю, а взамен не получить ни единой гарантии, что ему не придётся смотреть, как жестокая реальность просто пережуёт его и выплюнет то, что останется. Чалов не хотел отдавать, искренне полагая, что сделал только лучше, хотя бы на время отсрочив тесное общение Кучаева со своим братом, но от осознания собственной правоты видеть такого Костю становилось не легче. Здравый смысл не мог соперничать с нежеланием оставить всё так, как есть, и Даня вновь заговорил, проклиная себя за эту свою слабость к состраданию, вызываемую одним лишь видом грустных глаз сидящего напротив него парня. - Может быть он просто тоже гордый? - Хрипло, словно бы не пробовал говорить несколько часов, а не минут, спросил Даня и, заметив на себе вопросительный взгляд, пояснил. - В смысле, ты сказал, что он пообещал Николь поговорить с тобой - он мог это сделать в порыве, секундный страх, что понравившаяся девчонка разозлится, если узнает, что он обидел её брата, и ежесекундно же выданное импульсивное решение. Он хотел загладить вину, спустить конфликт на тормозах, а когда осознал что пообещал, то задумался - ведь выходит, что его пассия вертит им как хочет, а они, я напомню, даже ещё не встречались ни разу, просто общение по интернету с парой фотографий. Вот тут то и взыграла гордость. Николь могла бы узнать, что он не выполнил обещание, только поговорив с тобой и устроив потом сцену, на что ни ты ни, по совместительству, она не способны. Отсюда и взгляды - всё ещё думает, и, возможно, даже немного изводит себя, стоит извиниться или нет. Как тебе такая версия? Тишина вновь повисла над столиком, словно сама она была ошарашена Даниными словами. Костя сидел напротив него, так и замерев с зажатой в кулаке салфеткой, которой пытался стереть жирные пятна с пальцев, глядя прямо Чалову в глаза, и внезапно, с тихим скрипом искусственной кожи сорвался со своего диванчика, обойдя стол и, бесцеремонно подвинув Даню задом, рухнул рядом, сжав Чалова в крепких объятьях. - Дань, ты же знаешь, что я тебя люблю, да? - Знаю. - Ответил Даня, голосом умудрившись даже усмехнуться, и искренне порадовавшись, что Костя не может видеть сейчас эту гротескную, перечеркнувшую его лицо гримасу с перекошенными губами, и явно не почувствует через так и не снятую им куртку, как остановилось на миг, перестав биться его сердце.