Ночь нежна

Ещё задолго до того, как позвонить в дверь Даниной квартиры, Костя решил, что ничего не расскажет старшему Чалову о событиях прошедшего вечера. Причин на то было две. Во-первых, поспешил напомнить себе Кучаев, Даня — не его личная жилетка для нытья, и прибегать к нему каждый раз жаловаться после того, как что-то случится, это, как минимум, не красиво. А во-вторых он просто напросто боялся обидеть Даню — ему было стыдно признаться, что он променял одного брата на другого, предпочтя общество младшего. Ведь если бы он не сбежал, кто знает, времени на то, чтобы увидеться со старшим Чаловым в этот день вообще могло не остаться. Существуют же какие-то нормы приличия, касающиеся поздних визитов. А потому, к тому моменту, как на пороге оказался хозяин квартиры, Костя уже успел нацепить на лицо счастливую, и, как ему казалось, искреннюю улыбку. Его окатило волной сухого тёплого воздуха и запаха корицы, невольно породив ассоциацию давно покинутого дома, в который наконец-то смог вернуться. — Давай, заходи быстрее! — Даня практически затащил его внутрь, захлопнув за ним дверь, и скрывшись на кухне, откуда сразу же послышалось шипение закипающего чайника. Он явно был чем-то взволнован и пребывал в нетерпении. — Я какао, как обычно сделаю, идёт? Это запить нужно будет, я тебе сейчас такое покажу! Спустя пару минут Кучаев уже сидел на хорошо знакомом ему диване, с кружкой какао, в которой, как было выяснено после первого же глотка, в этот раз не было ни капли алкоголя. Гостиная вновь пребывала в беспорядке, заваленная коробками, какими-то бумагами и стопками одежды, но в этот раз на первом плане выделялся занявший центр комнаты мольберт. На прикреплённом к нему большом листе чёрным маркером была нарисована фигура, которую при хорошо развитом воображении можно было принять за имперский истребитель SID. — Это мой новый проект. — С места в карьер нырнул Даня, не давая Косте опомниться. Он принялся поочерёдно указывать на все предметы в комнате: на мольберт, на развёрнутую и разложенную на полу чёрную толстовку, и даже на белую футболку, которая была надета на нём самом. — В планах запустить линию одежды, это символ, в расшифровке Ничего Обычного. Образцы ткани вот уже пришли. Кроме символа ещё хочу делать мотивирующие надписи, чтобы коротко, но со смыслом. — Это какие? Вроде «усталости не существует, она — иллюзия»? — Костя усмехнулся в кружку, но, вопреки всему, Даня его веселья не разделил. Чалов подскочил, волчком закрутившись среди беспорядка, и, споткнувшись обо что-то, наконец выудил из-под стопки одежды помятый блокнот. Открыв первый лист, он снова рухнул на пол, прямо перед Костей, настолько демонстративно приготовившись записывать, что даже умудрился поставить прижатым к листку карандашом жирную точку. — Как ты сказал? «Усталость — это иллюзия»? — Дань, ты серьёзно? — Классная же фраза! Глядя на то, как старший Чалов высунул кончик языка, старательно записывая неосознанно выданный им шедевр, Костя не удержался от улыбки. Рядом с Даней он чувствовал себя уютно, свободно, легко. Так, словно у него появился готовый поддержать его в любой момент старший брат. Неудачно выбранная аналогия мыслями вернула его к Феде. Насколько всё было хорошо с Даней, настолько же плохо было с Федей. Может быть этот путь и вовсе был ему не по силам? Он с таким воодушевлением начал восхождение, но с тех пор, кажется, всё время только поскальзывается и кубарем летит вниз, получая в довесок к своим собственным косякам ещё и летящие следом за ним камни, догоняющие его уже тогда, когда, казалось бы, ниже упасть уже было невозможно. Костя тряхнул головой, крепче сжав тёплые бока кружки и сделал глоток сладкого и пряного — идеального, какао, вслушиваясь в бормотание Дани, который, устроив по горячим следам Костиной фразы мозговой штурм, задумчиво смотрел на блокнот, покусывая кончик карандаша, и к счастью не заметил его секундного помрачения. — Дань, завязывай, я же так долю с продаж попрошу. А я жадный, ты не расплатишься. — Натурой отдам. — Мрачно, но уверенно заверил его Чалов, мыслями кажется пребывая ещё где-то не здесь. Повисшее в воздухе гнетущей тишиной напряжение, превратило воздух в кисель. Осознав, что именно он сказал, Даня медленно поднял глаза на Костю, перестав мусолить несчастную канцелярию. Мысли роем носились в голове в поисках оправдания, пока Костя, возмутившись, не вздумал свалить из его квартиры, попутно вылив на него оставшееся какао из кружки. — Я, в смысле… Громкий смех Кучаева прервал его на полуслове, растворив напряжение, словно то Чалову только привиделось. К несчастью, во рту у Кости осталось какао, которое он, закашлявшись, неэстетичным фонтаном выплюнул на самого себя, подскочил с дивана и заржал ещё громче. — Да твою мать! Дань! Тебе тут в твоём творческом беспорядке только подавившегося трупа не хватает! Чалов оперативно подскочил следом, забрав у него кружку и подтолкнув к выходу из комнаты. — Давай в ванну, снимай с себя всё, я потом в стиралку кину. — А в чём я домой поеду? — У меня останешься, тебе не впервой. Давай, пока не присохло! — Дотолкав вяло сопротивляющегося парня до ванной, Даня оценил насквозь промокшую и прилипшую к телу футболку последнего и добавил. — Можешь даже душ принять, я не против. Найду тебе что-нибудь из своего на смену. — У меня уже входит в привычку в твоих вещах ходить… Услышал он тихое бурчание Кучаева, прежде чем тот прикрыл за собой дверку ванной комнаты. Даня оставил кружку на кухонном столе. А потом и сам застыл над ним, упершись руками в столешницу. Уже второй раз его угораздило упросить этого встрёпанного парня переночевать в его квартире, а его и в прошлый это грозило свести с ума. Спокойно. Чалов сделал глубокий вдох, уловив звуки льющейся воды в ванной. Ты ему просто друг, брат парня, в которого он влюблён по уши… и предлагаешь ему расплатиться натурой… Мда… хорошо хоть всё воспринялось шуткой, а не скрытым желанием, высказанным в обход здравому смыслу. И всё же, эти редкие, вынужденные ночёвки, перевалив за определённое их количество вполне могли стать обыденностью, а затем и необходимостью. И Даня готов был левую руку отдать, лишь бы это в какой-нибудь момент всё-таки случилось, и их странная, выросшая из глупости одного и одержимости второго, дружба сгладила углы недоразумений и переросла в нечто большее. В конце концов, рано или поздно, чувства к тому, кто не отвечает взаимностью должны были притупиться, и тогда у него будет шанс, ведь невозможно, он верил, невозможно было не ощутить то чувство, что пылало у него в груди в отношении Кости. Дане наконец удалось взять себя в руки и отправиться в спальню. Его вещи должны были быть Косте великоваты, но у мягких домашних штанов, которые он нашёл, были завязки, а к футболкам вообще требований мало, её плечи в любом случае удержат, лишь бы была чистая и не слишком заношеная. Вновь вернувшись к двери ванной, Даня прислушался к шуму льющейся воды, и, не надеясь в принципе на то, что его услышат, легонько постучал костяшками пальцев по косяку. — Кость, я одежду принёс… Оказавшаяся не только не запертой, но и просто прикрытая дверь, поддалась под его пальцами, выпуская из ванной порыв влажного горячего воздуха. Даня медленно сделал шаг внутрь, задев открытую дверцу стиралки коленом, и перевёл на нее взгляд. Внутри виднелся ком чужой одежды. В горле мгновенно пересохло. Вернув всё внимание полупрозрачной шторке, за которой угадывался силуэт, Чалов наконец-то осознал, что его и полностью обнажённого объекта его обожания сейчас разделяет лишь его медленно стекающее в трусы самообладание. Желание совершить какую-нибудь глупость свербило не хуже всунутой в особо интересное место дрели. Шум крови в ушах Дани заглушил собой шипение льющейся из душа воды, и он силой заставил себя сделать шаг не вперёд, а назад. По закону подлости, пятка столкнулась дверью, и та, с оглушительным, казалось грохотом, наконец захлопнулась, только уже за спиной Чалова. Это не могло не остаться незамеченным. — Кость я одежду на стиралке оставил! — Нарочито громко, выдавил из себя Даня, и побыстрее убрался из ванной, производя как можно больше шума, и молясь, чтобы всё выглядело так, словно он только что пришёл, а не стоял истуканом, умоляя шторку хоть на миг стать прозрачной. Вернувшись в зал, он сел на диван, стараясь не замечать, что руки мелко подрагивают не то от проскочившей вспышки адреналина, не то он недвусмысленно образовавшейся внизу живота тяжести на фоне мыслей о мокром и обнажённом парне в его ванной. Чтобы хоть как-то отвлечься, он взял в руки телефон, бездумно открывая первую попавшуюся соцсеть и листая сливающуюся в одну сплошную полосу ленту свежих новостей. Взгляд отчаянно не желал цепляться ни за одну из мелькающих фотографий, мысли с нестерпимым упрямством возвращались к Косте. «Ты ведёшь себя как маньячина!» — Ментальная попытка привести себя в чувство подействовала ровно с противоположным эффектом, кое о чём напомнив, и спустя мгновение, променяв радости интернета на галерею в собственном телефоне, Даня уставился на собственноручно снятого им спящего на его диване парня. Сразу захотелось проклясть свой айфон за потрясающее качество снимка, Кучаев был словно живой — протяни руку и можно сжать ладонью обнажённое бедро, скользнуть пальцами по животу… — Может тебе тоже что-то постирать надо, а то две вещи в стиралке… Костя появился в комнате так внезапно, что Даня едва не выбросил телефон себе за спину, чтобы не дай бог его не застали с таким существенным компроматом в руках. К счастью, он просто так сильно сжал трубку в руках, что включилась блокировка и экран погас. Ничего не заметив, Кучаев прошёл к дивану и рухнул рядом, пальцами пытаясь уложить растрепанные волосы, упрямо липнущие ко лбу. Даня почувствовал лёгкий шлейф ароматизатора собственного шампуня. В его мягких штанах, висевших мешком, и такой же футболке, Костя выглядел до одури домашним, вызывая где-то глубоко внутри сладкую томящуюся грусть о так ярко представленном, но не сбывшемся ленивом утре, когда можно было застать его в таком виде и безобразно заспанного на кухне, чтобы подойти сзади и обнять, запустив руки под одежду, нащупав горячую со сна кожу… — Решил нормально помыться, раз уж я с ночёвкой остаюсь. — Явно по своему расценил и его молчание и пристальный взгляд в свою сторону Костя. — Ты же не против? — Я же сам предложил. Ни вопросов о его вторжении, ни о том, чем он тут занимался не последовало, и Даня внутренне выдохнул, одновременно с облегчением ощутив болезненный укол обиды. В том, что Кучаев воспринимал его только как друга были и плюсы, жаль, что они не могли перекрыть одного жирного минуса. — Ну что, придумал ещё что-нибудь? — Костя потянулся к оставленному на столике блокноту, в который Даня успел записать только его фразу, и, бесцеремонно перелистнув пару страниц, только в этом убедился. — И насчёт оплаты если что — я пошутил. Считай я волонтёр, помогающий развиться начинающему бизнесу. — Кстати об этом. Кость, я хотел с тобой серьёзно поговорить. Именно для этого если честно и хотел с тобой сегодня увидеться. Непонимающий взгляд Кости был слишком выразительным и Даня поднялся на ноги, принявшись копаться в одной из коробок. Ему пришлось выложить из неё несколько чёрных толстовок, прежде, чем он нашёл искомое. Это оказалась весьма внушительная стопка белой бумаги, скреплённая на планшете. Вернувшись к дивану, он, замерев на секунду, словно в нерешительности, и протянул её Кучаеву. — Что это? — Контракт участника, дающий тебе право распоряжаться долей от бренда. Костя замолчал, глядя на первый лист с логотипом и лаконичной надписью, подтверждающей слова Чалова, и перевёл на него полный непонимания взгляд. — В смысле? Ты прикалываешься? — На полном серьёзе. Кость я… — Даня запнулся, неожиданно для себя ощутив нечто сродни неловкости. В голову закралась мысль, что он попросту пытается купить Кучаева, но разве это сильно отличается от букета цветов, или плюшевого мишки, которыми пытаются привлечь внимание девушек? Да, цена вопроса больше, но и Костя для него значил куда больше. К тому же, что было несомненно важным, так у них появится повод проводить вместе больше времени. — Я хочу, чтобы ты стал частью этого проекта вместе со мной. Чтобы мы работали над ним вместе и… это конечно может показаться сложным, требует времени и мозговых вливаний и ты можешь отказаться… — Погоди! — Оборвал его Костя, неуверенно открыв контракт наугад, и вряд ли вчитываясь в написанные мелким шрифтом условия. — Это же твоя идея, и ты так просто готов взять меня в долю? Дане хотелось ответить, что для того, чтобы Кучаев хоть раз посмотрел бы на него не как на друга, а как на парня, он готов на куда большее, но вместо этого только одарил Костю улыбкой. — Ты уже придумал первую надпись, уверен, что только выиграю от твоего участия. К тому же, если ты перестанешь приносить пользу, я всегда смогу тебя уволить. — Что?! Ты и это тут прописал?! — Костя принялся лихорадочно листать бумагу на своих коленях, но от Чалова не укрылось, что попытка разрядить обстановку прошла успешно. Парень улыбался. Он вырвал из рук Кучаева контракт, и отбросил его на столик, поднявшись с дивана. — Потом почитаешь, я не жду от тебя ответа сегодня. Пойдём, я тебе новое какао сделаю… или чай. Он отстирывается лучше. Всё ещё смеясь, Чалов отправился на кухню, захватив с собой Костину кружку. Какао и правда безнадёжно остыл и был уже вряд ли пригоден к употреблению. Остаток вечера они в разговорах больше не затрагивали тему совместного управления проектом, даже не смотря на то, что Кучаев изредка всё же прерывал отвлечённый разговор идеями новых надписей, и вскоре к первой записи в блокноте Дани добавились ещё две. Оно и к лучшему, у Кости были все причины списать на быстрый прогресс дела чересчур довольное настроение Чалова, который просто напросто упивался каждой минутой рядом с суетящимся на его кухне встрёпанным парнем, вздумавшим вдруг поесть на ночь, и обнаружив у него в холодильнике достаточное количество ингредиентов для омлета. — Есть перед сном вообще-то вредно. — Усмехнулся Даня, глядя, как Костя уже едва ли не вылизывает свою тарелку. — А мы что, уже спать собираемся? — Я может и нет, а у кого-то завтра учёба, и не думаю, что ты будешь снова рад пропустить первую лекцию. Костя выразительно закатил глаза, зарычав в потолок. Как он мог забыть, что сон в этом мире для слабаков. Кстати, это тоже можно как-то переиначить для надписи на футболке. Мысль даже заставила улыбнуться, позволив забыть о муках учебного процесса. Он уже начинал думать, как полноценный участник проекта и, может быть, Даня на его счёт и не ошибся. Получив секунду передышки за мытьём посуды, пока Даня отправился всё же поставить забытую стиралку в режим быстрой стирки, Кучаев вспомнил о том, как для него начался этот вечер. К своему удивлению, он почти не чувствовал ни щемящего чувства обиды от посиделок с Федей, ни чувства вины за то, что даже не удосужился открыть приложение и оставить тому пару сообщений от влюблённой в него девушки. Даня заполнил собой ту пустоту внутри него, которая, казалось, жрала его всё то время, пока он был безнадёжно влюблён, а после умирал в ревности к собственной необдуманной глупости, которая скромно улыбалась ему с аватарки созданного им аккаунта. Руки снова дрогнули, и щедро покрытая пеной тарелка выскользнула, ударившись о дно раковины, разлетаясь вдребезги. — Кость? Ты чего буянишь? Кучаев не двигаясь смотрел, как вода смывает пелену пены, обнажая части его трескающегося мира. Промелькнувшая уже не в первый раз мысль о том, что если бы он встретил первым Даню, а не Федю… Ты просто купился на дорогой подарок. Так ведь? Просто меркантильная тварь. Отвращение к себе захлестнуло с новой силой. Даже думать не хотелось, что о нём подумает Даня, если парень, откровенно признавшийся ему в том, что влюблён в его брата, просто вдруг передумает, попутно смешав этого самого брата с грязью. Не один так второй. Более перспективный в жизни. И наплевать, что он думает, а может быть и любит кого-то сам. Потянувшие на себя со спины руки на плечах заставили обернуться, уставившись на озабоченное лицо Чалова. — Дань, прости… — Ком в горле мешал говорить. Костя увидел, как Даня заглянул ему за спину, поймал его измазанные в пене руки, убедившись, что он не порезался и, подхватив с крючка полотенце, принялся их вытирать. — Да ладно тебе, это только тарелка. Мне одному их и так много было. Сказанные слова словно пробили путь воздуху в горле Кучаева, и тот наконец-то сделал судорожный вдох, вырвав собственные руки из полотенца и Даниных ладоней, развернулся и закрутил кран. Всё же хорошо, что люди ещё не научились читать мысли. И никогда не научатся. А он в свою очередь никогда не расскажет Дане о своих. Костя демонстративно потер глаз, убеждаясь что он и правда сухой, и он не опозорился перед Чаловым снова. — Мне, наверное, и правда стоит пойти уже лечь. Руки не держат. Да и ноги. — Да, давай иди, я пока приберу тут. И сегодня спишь на барской кровати! Последняя фраза застала Костю уже в дверях кухни, и он с обречённостью бросил взгляд на хозяйскую спальню. — Мне и на диване… — Не начинай, а! Тебе надо выспаться нормально. — Даня уже закончил с уборкой, которая заключалась в перемещении осколков из раковины в урну, и, нагнав гостя, подтолкнул его в спину. — А я могу дрыхнуть хоть в обед и… Договорить он не успел, стоило ему довести Костю до спальни и включить в ней свет, как тот застыл на пороге, образовав в проходе естественную преграду своей тушкой. — Ты почему не предупредил, что у тебя такой траходром? — Кучаев не отрываясь смотрел на кровать. Вернее на кроватище, которое в ширину должно быть достигало полновесных двух метров. — Тут вчетвером лечь можно, если б знал, я и в прошлый раз на диване бы не спал. Тащи своё второе одеяло, я со стороны двери лягу. Потратив немалую долю самообладания чтобы пропустить мимо ушей все провоцирующие фразы явно не следящего за своим языком парня, Чалов для поддержания хоть какой-то видимости непринуждённого разговора сумел родить только тупую шутку: — Чтобы сбежать было проще, если я начну руки распускать? — Он усмехнулся, почти наполовину закопавшись в огромных шкаф в поисках одеяла, упустив то, как Кучаев поджал при его словах губы. — Да. Утром не хочу тебя будить, когда на учёбу буду собираться. — Ты удивительно логично мыслишь для смертельно уставшего человека. Даня наконец-то расстелил на кровати второе одеяло и, Костя сразу же забрался под него, укрывшись им едва ли не с головой. Ему хотелось спрятаться, хотя бы на минуту, почти поверив то, что если Чалов продолжит смотреть на него с тем же беспокойством и так же пристально, то он обязательно выдаст себя, и Даня узнает о чём он думал всего несколько минут назад. Он и на кровать согласился так быстро лишь для того, чтобы не растягивать время, препираясь и приводя доводы, чтобы поскорее выключился свет, и темнота скрыла его эмоции, которые, должно быть, не так уж сложно было прочесть на его лице. Костя был даже рад тому, что Даня оставил его одного, отправившись в душ. Нехорошие мысли продолжали суетиться в его голове, взбудораженные и тем, что он находился в чужой постели, и тем, что эта самая постель до самого матраса пропиталась запахом её обладателя. Даже одежда нём и та принадлежала не ему. Мыслей было слишком много, и вскоре измученный мозг просто сдался, отключившись, и позволив Кучаеву наконец-то сбежать из этого мира в другой. Вот только Даня ждал его и там.

***

Чалов пытался убедить себя в том, что он и так принимал душ каждый вечер перед сном, и то, что он затратил на это действие сегодня чуть больше времени, нежели обычно — простое стечение обстоятельств, как например то, что Костя переставил его шампунь, и ему потребовалась, о господи, целая секунда, чтобы обнаружить его на другом месте. Но какими бы железными не были его жалкие оправдания, правда была и оставалась в том, что ему просто хотелось дать им обоим время. Косте, потому что тот, даже не заподозрив ничего изначально, мог неправильно его понять, ведь Даня почти насильно уложил его в свою постель, а себе… а себе, чтобы сдержаться и не натворить глупостей, оказавшись с Костей в одной постели. Одна мысль о том, что стоит только повернуться и сонный парень окажется в его объятиях, заставляла кровь отливать от всех частей тела с такой скоростью, что в кончиках пальцев начинало покалывать, и, разумеется, девалась она не абы куда, а направлялась прямиком в член. Даня стиснул зубы, переключая душ в режим Арктики, и стоически выстоял первую минуту под ледяной водой, заставляя собственный организм подчиниться мозгу, и напомнив себе, что любое движение в сторону наивного, влюблённого не в него, дурня является строжайшим табу. Холод отрезвил не только тело, но и голову, и, к тому моменту, как откровенно трясущийся от перебора закаливающих дух процедур парень выбрался из душа, в его голове уже сформировалось несколько правильных и необходимых выводов, к которым прилагались варианты крайне полезных в разгребаниях устроенной им же дичи действий. Первый вывод заключался в том, что было крайне глупо заставлять Костю спать именно в его кровати, и при этом исключать компромисс, в котором он при этом спит на диване. И, как бы ему не хотелось воспользоваться внезапным согласием Кучаева, чтобы хоть немного исправить ситуацию, не усугубив её ещё сильнее, ему ни в коем случае нельзя было воспользоваться первоначальным планом, а, поджав хвост, всё же отправиться спать на диван. Выводов было ещё несколько, но ни одна из мыслей больше так и не смогла оформиться в мозгу старшего Чалова, после того, как он понуро вошёл в полутёмную спальню. Костя уже спал. Тусклый свет из окна падал на кровать, освещая расслабленное лицо, чуть приоткрытые губы, и протянутую из-под одеяла в сторону Даниной половины кровати руку. На мгновение брови Кучаев сошлись у переносицы, он нахмурился, застонав во сне и чуть меняя позу, и пальцы судорожно сжали простынь. Секунда, и всё пропало. Лицо опять не выражало ни одной эмоции, рука расслабленно замерла у кромки второго одеяла, предназначенного для Чалова, который… который в этот самый миг понял, что ни за что не сможет уйти. Позже Даня будет раз за разом доказывать себе, что ему показалось, а он поступил, как слабовольный идиот, не сумевший договориться даже с самим собой, но сейчас, стоя у кровати, на которой спал парень, которого он любил так сильно, что становилось даже страшно, он был уверен, что не совершает ошибку. Костя искал кого-то во сне, тянулся, раз за разом находя лишь пустоту и холод там, где должен был находиться другой тёплый человек. Он осторожно лёг на свою сторону кровати, стараясь не потревожить чужой сон, и протянул руку к другой, что тянулась к нему навстречу, крепко переплетая с ней пальцы. — Кость, ты не один, я рядом.