Ошибки доверия

      Самочувствие просто паршивое. Что физическое, что моральное, и я даже не знаю, какое из них хуже. Когда стресс и адреналин отступили, внутри появилась ноющая пустота и смятение. Как нам спасать людей, если у нас нет совершенно никаких данных? Остаётся только сидеть с томительным ожиданием следующего убийства и молиться, чтобы оно не произошло с тобой или людьми, которые тебе стали близки. А близки тут стали почти все. Говорят, что в падающем самолёте атеистов не бывает. Именно сейчас я понял всю глубину данной фразы. Когда надежд на самих себя и окружающих людей не остаётся, держаться дальше помогает только вера в чудо и помощь свыше.       Александр протянул мне термос с самодельным энергетиком. Я даже не стал отпираться и задавать каких-то вопросов, молча проглатывая мешанину. То ли я начинаю привыкать к этой дряни, то ли у моего организма сейчас нет сил её отвергать, но даже обычно горький отвратительный вкус сейчас кажется каким-то пресным.       – Не хочу нагнетать и без того тяжёлую обстановку, но нам с тобой сегодня надо будет обойти и провести диагностику корабля. Или сделать это на днях – как тебе будет проще. Но сильно откладывать это дело не стоит, – напарник сразу перешёл к сути дела.       Я вздохнул и откинулся к стене, стараясь собрать в кулак последнюю волю и силы. Получалось довольно хреново. Нет совершенно никакого желания что-то делать, даже хочется забить на наше дежурство и просто весь день лежать в каюте, пялясь в потолок.       – Для начала, я схожу в душ. А дальнейший план действий будет виден уже потом, – наконец я смог прийти хоть к какому-то решению, пусть и очень смутному. Александр кивнул, а я поднялся с койки и направился в ванную.       Хотелось, чтобы вода очищала не только снаружи, но и изнутри. Чтобы она смывала с собой всю боль, отчаяние, чувство вины и утраты. Но этого не происходило. В итоге я понял, что только зря перевожу воду, которая здесь не бесконечная, стоя под сильным напором несколько...секунд? минут? часов?.. Понятия не имею.       Когда я вышел, приятель сидел в кресле и делал какие-то пометки в своей записной книжке, но, увидев, что я вернулся, тут же её закрыл и положил на колени.       – Опять пишешь теории? – поинтересовался я не столько из настоящего интереса, сколько из нежелания находиться в гробовой тишине.       – Пытаюсь понять. Ладно с Еленой всё ясно – убийца устраняет в первую очередь тех, кто предоставляет для него существенную угрозу. Сначала техника, потом программиста, теперь человека, который способен вернуть с того света почти что труп, и кстати успешно уже это было доказано… Но Коричневый? Что его могло побудить принять такое решение? Он мне однажды сказал, что нам его не спасти… Я тогда не особо придал внимания этой фразе, а сейчас вот вспомнил про неё и пытаюсь всё сопоставить в общую картину, но ни черта не получается. Что он тебе сказал тогда?       – Когда? – я попытался сделать вид, что ничего не понимаю и не знаю, но есть ли уже смысл что-то утаивать?.. Александр вздохнул и откинулся на спинку кресла, разглядывая моё лицо.       – Когда ты мне сказал, что ты устранял вместе с ним какую-то незначительную поломку в связи. Не вижу смысла допрашивать, что же там была за неисправность, но о чём ты с ним говорил, Фридрих? После того дня ты от меня ни на шаг не отходил. Или ты настолько сильно меня любишь, что и пяти минут без меня не можешь провести?       Наверное, скрывать уже всё же смысла нет, а подрывать доверие приятеля не очень хочется. Было и так понятно, что он всё понимает, а умалчивать то, что уже никакой роли не играет, довольно глупо.       – Он мне сказал, что предатель совершит нападение на Рождество, и что его жертвой станешь ты. Ещё он предложил мне использовать тебя в качестве живца, чтобы вычислить и поймать убийцу, но я не осмелился так рисковать. Если бы он не совершил самоубийство, я бы отдал голос за него в твоём голосовании, так как это было очень похоже на отвлечение внимания, и тогда, вероятнее всего, мы бы выкинули его в космос. Он был хорошим аналитиком, наверное, он это всё сам понял и просто организовал и без того очевидную смерть более гуманным для себя способом.       Юноша хмыкнул себе под нос и о чём-то задумался, смотря на книжку на своих коленях и постукивая ручкой по кожаной обложке.       – Это, возможно, объясняет надпись на коробке «Я ошибся». Но почему он тогда задолго до всего этого решил, что мы никак и ничем ему не поможем? Как-то всё это выглядит неполноценно, словно в пазле не хватает какой-то одной связывающей детали.       Мне тоже Коричневый говорил про то, что мы ничем ему не поможем, да и эту же фразу, когда он разговаривал с Александром в коридоре, я лично прекрасно слышал. Что такого должно было случиться, что он уже заранее подписал себе смертный приговор? Или он что-то знал? Информацию, за которую его могли убить?..       – Александр, про что говорил Коричневый, когда пришёл тогда утром к нам?       – Фридрих, это не имеет к случившемуся совершенно никакого отношения. За эту информацию его убить мог разве что лично я сам, потому что больше никому от неё никакого толку не было бы. Разумеется, убийства у меня не было даже в мыслях, и я не думаю, что я похож на человека, глядя на которого можно подумать «Он меня убьёт, мне не спастись».       Что-то напарник явно не договаривает. Если никому никакого толку от этой информации действительно не было, почему тогда Коричневый угрожал тем, что может её всем рассказать?.. Александр на том моменте стал белее побелки. Но настаивать и продолжать это русло диалога я не решился. И без того хреново, ссориться сейчас с другом очень не хочется. Юноша снова уставился на обложку своего блокнота, больше ни слова не говоря. Было видно, что сейчас он находится очень глубоко в своих мыслях, и поэтому тревожить его я не стал. Из коридора донёсся звук открывающейся двери, а потом в дверном проёме появилась Жёлтая. Я не смог не заметить у девушки огромные синяки под глазами, Александр тоже на неё посмотрел несколько дольше, чем обычно.       – Куда направляешься? – спросил он у неё.       – За кофе. Я так понимаю, идти мне нужно с кем-то из вас?       Александр взял со стола термос и протянул его девушке.       – Держи, есть кое-что получше. Если с сердцем никаких проблем нет, можешь пить, не боясь.       Жёлтая поднесла термос к носу и принюхалась.       – Ты что туда намешал? Я так понимаю, это кофе с колой и готовыми энергетиками?       – Правильно понимаешь. Если есть желание весь день провести в состоянии зомби – можешь не пить. Но обычный кофе тебе точно сейчас никак не поможет.       Девушка на выдохе залпом выпила несколько глотков и, морщась, вытерла тыльной стороной ладони губы.       – Если я умру, Белый будет свидетелем, – процедила она.       – Да, но вообще-то, как бы, нет… Он тоже уже выпил, – приятель улыбнулся и подмигнул ошарашенной Жёлтой.       – Оранжевый, ты придурок, – наконец произнесла она.       – И я тебя люблю. У тебя есть какие-то планы на день? Время только девятый час, а ты уже подорвалась.       – Нет, просто не спалось. Пойду обратно к себе.       – Есть предложение остаться с нами. Всяко лучше, чем в одиночку грызть себя.       Не знаю, кто удивился такому предложению Александра больше: я или Жёлтая. Девушка немного подумала и сказала, что через несколько секунд придёт, после чего ушла в свою комнату. Через некоторое время она действительно вернулась с гитарой.       – Извиняюсь за такую наглость, – она кивнула на инструмент в собственной руке. – Я вам не помешаю? – спросила она прежде, чем зайти в каюту.       – Не помешаешь, – ответил я раньше Александра. Музыка – прекрасный способ хоть немного отвлечься от охватывающей паники. Приятель тоже кивнул и вернулся к своим записям, больше не обращая ни на кого внимания.       Девушка зашла в каюту и села на противоположный от меня край койки, принявшись тихо перебирать струны на гитаре. Делала она это больше машинально, потому что совершенно не следила за действиями своих рук и смотрела пустым взглядом в одну точку. Тихие мелодичные звуки гитары словно разгоняли окутавший всё пространство мрак, и я, впервые за почти двенадцать часов, позволил себе немного расслабиться и просто насладиться музыкой.       – Мы все взаперти… Скованы болью… И вся вода вмиг окрасилась кровью. Что сделаешь ты и как справишься с болью, если вода вновь окрасится кровью?.. – тихо пропела девушка, не отводя глаз от противоположной стены. Александр оторвался от своей писанины и посмотрел на неё.       – Это Grandson? – поинтересовался приятель.       – Да, вроде… Точно не помню, очень давно слышала эту песню, просто вспомнились сейчас строки. Возможно, я даже где-то их немного изменила.       – Да, там было ещё что-то про детей. «За алчность твою расплатится твой сын вместе с дочерью...».       – Ты фанат музыки первой половины двадцать первого столетия? – Жёлтая наконец оторвалась от стены и посмотрела на Александра. Её взгляд стал более осмысленным.       – Я фанат истории, а ни одна история не обходится без искусства. Я даже фольклор слушаю с удовольствием, особенно скандинавские мотивы очень красивы. Ну а так как медиапродукты прошлого столетия находятся в более свободном доступе, чем творения более ранних эпох, то я с головой в них углублялся.       – И много ты знаешь песен?       Александр пожал плечами.       – Сыграй что-нибудь, а я попробую вспомнить исполнителя и, быть может, даже смогу что-то напеть.       Девушка кивнула и после минутного размышления начала играть мелодию. Я не особо разбираюсь в творчестве, но эта музыка, похоже, вообще из двадцатого века, когда рок только начал зарождаться. Звучит очень красиво и лирично.       – О, это очень легко. Scorpions «Still Loving You», – Жёлтая кивнула и продолжила играть эту песню, переходя к припеву. Юноша запел, легко вытягивая довольно высокие ноты.       Не знаю, что в этом невероятном сочетании звуков больше приносит удовольствия: звучание гитары или завораживающий голос Александра. Словами очень сложно описать, насколько у него прекрасный вокал и невероятный тембр голоса. Юноша сказал, что с удовольствием слушает фольклор. В целом, если наложить его голос на какие-то народные мотивы, то должно получиться нечто невероятное, я бы даже сказал, эльфийское.       – Оранжевый, ты очень хорошо поёшь, ты занимался где-то? – девушка прекратила играть. Не один я заметил способности Александра.       – Да, меня родители в детстве отдавали в музыкальную школу. Не могу не сказать, насколько я это всё ненавидел, как минимум потому что это решение они приняли без моего ведома. Сольфеджио, фортепиано, нотная грамота, вокал… Как вспомню – так вздрогну. В итоге я бросил, даже не окончив ничего, терпения моего не хватило. Если бы это всё как-то согласовали со мной, возможно, мне бы и нравилось посещать занятия, но от одного факта, что делать всё это я должен из-под палки, уже пропадало любое желание продолжать уроки. Это же чистой воды насилие!       Я хмыкнул, с трудом удерживаясь от какого-нибудь язвительного комментария. Ну да, насилие, как же он, бедный, это пережил. И хотя, наверное, нельзя принижать проблемы других людей, но из его уст это прозвучало слишком громко, учитывая, что он прекрасно знает, с чем приходилось сталкиваться лично мне. Но обсуждать ещё такую ерунду, тем более, в присутствии Жёлтой, довольно некрасиво, так что сам приятель тоже, заметив мою безмолвную реакцию, замялся и потупил взгляд в пол. Тем не менее, девушка, очевидно, никакой заминки не заметила, и вот уже снова играла какую-то новую композицию. На этот раз она совершенно не была похожа на предыдущую. Теперь музыка сделалась более активной и оживлённой, появилось желание даже прихлопывать в бодрый чёткий ритм. Приятель внимательно вслушивался в музыку, ничего не говоря, похоже, стараясь вспомнить текст.       – Кажется, это что-то из Nickelback. Только у них я помню подобные задорные мотивы с чётким мотивирующим ритмом. Но конкретную песню, и уж тем более её текст, я не вспомню.       Жёлтая запела самостоятельно. Песня оказалась мотивирующей не только на звучание с ритмом, но и на текст, озвучивая проблему разъединения людей и побуждая, несмотря на все сложности в нашем современном мире, сплотиться и действовать сообща.       – Верно, это Nickelback "When We Stand Together". Но то, что ты смог узнать группу, уже похвально. В наши дни они почти полностью забыты, а очень жаль – их песни действительно способны оживить и вселить какую-то силу двигаться дальше. Ну а сейчас, я уверена, будет очень легко.       Заиграла новая мелодия. Звучит довольно мрачно и тяжело, но, на удивление, знакомо… Я понял, что точно её знаю, когда девушка начала играть куплет. Александр тоже тут же чуть ли не подскочил.       – Это же Раммштайн! А конкретно – «Mutter». Тут петь придётся Белому, мои полномочия на этом закончились, – усмехнулся юноша и посмотрел на меня.       Я пожал плечами и протянул я первый куплет на родном мне немецком языке. Всё же, насколько бы я ни абстрагировался от всего внешнего мира, игнорировать чуть ли не народное достояние просто невозможно.        – Если в общем, песня о том, как человек, выращенный из пробирки, утопил в болоте свою биологическую мать, – решил я обобщённо перевести то, что сейчас произносил, когда заметил невероятный интерес, проснувшийся в глазах Александра, стоило ему только услышать немецкую речь. – Вообще тексты у Раммштайна странные и порой словно написаны пациентом психиатрической больницы. Мне кажется, если бы весь мир хорошо знал немецкий, группа бы не так сильно прославилась.       – О, уверяю тебя, если бы весь мир хорошо знал немецкий, то Раммштайн бы по сей день активно слушали везде и всюду, – усмехнулся Александр. – Я читал некоторые переводы, песни про убийство проституток, фетиши и детские психологические травмы всегда имеют большой спрос. У них странные и неординарные тексты, их смысл можно трактовать как угодно – Тилль сам говорил, что полное понимание смысла они оставляли на свободу воли слушателей.       Я лишь пожал плечами. Жёлтая перестала играть и снова пустым взглядом посмотрела куда-то в пол. Александр опять принялся за свои записи, атмосфера вокруг вернулась в своё первоначальное тяжёлое состояние, а вместе с ней и щемящее чувство внутри.       – Если меня убьют… – прошептала девушка, – возьмите мою гитару. Не важно, кому именно из вас она достанется. Мне важно, чтобы она просто перешла в хорошие руки.       – Рано ещё завещания писать, – резко произнёс напарник. – Мы все вместе поймаем эту мразь и вернёмся домой живыми. Если повезёт, встретимся ещё, будешь нам на гитаре играть, я завывать припевы, а Белого заставим исполнять на немецком куплеты – пойдём по протоптанной Раммштайном дорожке и будем собирать стадионы. Как по мне, это чертовски крутая идея для создания рок-группы.       Жёлтая усмехнулась себе под нос, я тоже не смог сдержать улыбку.       – Удивительно, но я, наверное, был бы даже не против вот так действительно потом собраться всем вместе и что-то организовать. Я бы даже, так уж и быть, мог бы поучаствовать в записи.       И это правда. Как бы хотелось, чтобы так всё и было. Чтобы всё закончилось и дальше началась жизнь без каких-либо страхов и переживаний. Я бы заключил сделку с самим Дьяволом, чтобы всё, что сказал Александр, сбылось. Думаю, после того, с чем нам всем пришлось столкнуться, если я вернусь на Землю, я действительно начну воспринимать жизнь совершенно иначе и смотреть на всё под другим углом.       В коридоре появился Красный и заглянул к нам в комнату, каким-то потерянным взглядом осматривая помещение.       – Кого из вас троих я могу похитить до столовой и обратно?       Александр вздохнул, закрыл записную книжку и поднялся с кресла.       – Пойдём.       Напарник вышел из комнаты и направился вместе с Красным в столовую. Я остался вместе с девушкой, которая снова принялась тихо что-то наигрывать на гитаре.       – Так ты, значит, всё-таки не забросил идею податься в творческие деятели? Я уже думала, что у тебя желание перегорело, – неожиданно хихикнула Жёлтая, прекратила перебирать струны и посмотрела на меня.       – Не перегорело, – тут же опешил я. Такие выводы она сделала из-за того, что я перестал к ней приходить? – Если ты про гитару, то мне просто неудобно как-то напрашиваться, вот больше и не навязываюсь. Да и платить мне нечем.       – Ты вовсе не навязывался. Более того, думаю, общение с тобой можно будет считать вполне равноценной расплатой. И я рада, если у меня получается приносить кому-то какую-либо пользу. Если действительно хочешь – приходи по вечерам после моего дежурства. Всё равно делать нечего, а одиночество вперемешку со страхом сейчас съедает изнутри как никогда. Хочется банально отвлечься и хоть немного себя разгрузить.       Девушка снова сделалась мрачной. Я ведь и не задумывался о том, как ей может быть тяжело, пока она сама сейчас не сказала. Даже Александр, похоже, это понял, ибо вряд ли бы просто так сам позвал Жёлтую сидеть вместе с нами. Желания кому-то доверять сейчас никакого нет, но и отвергнуть от себя абсолютно всех людей невозможно – здесь, в замкнутой банке, просто не получится игнорировать всех и каждого. Все мы сейчас плывём в одной лодке, но если все начнут разбегаться по разным бортам врассыпную, то мы просто сами же потопим эту лодку вместе с собой.       – Хорошо, я приду, спасибо, – я постарался улыбнуться. Девушка так же измученно улыбнулась в ответ.       В коридор примерно в одно время из каюты вышли Чёрный и Синий. Они сообщили, что вместе пойдут в столовую, я кивнул им и посоветовал возвращаться вместе с Красным и Оранжевым, которые тоже сейчас там находятся. Мужчины в гробовой тишине покинули отсек.       – Ладно, я пойду к себе, может всё же поспать получится, – девушка поднялась с койки и направилась к выходу.       Я остался в одиночестве, и теперь ничего не мешало мыслям разъедать меня изнутри. Если сидеть жалеть себя, ситуацию никак не изменить и не исправить, вот только собраться с мыслями и начать что-то делать совершенно нет никаких сил.       – А Жёлтая куда делась? – у порога появился Александр, а в коридоре я увидел расходящихся по каютам американцев и Синего.       – К себе ушла. Что вообще за великодушие по отношению к ней на тебя нашло?       – Да просто подумал, если Коричневый не выдержал, то сколько понадобится, чтобы сломаться девчонке? А чувствовать себя причастным к чьему-то самоубийству я не собираюсь, и без того проблем хватает. Ладно, раз все разошлись по своим норам, вряд ли сейчас кто-то выберется снова на белый свет, пойдём, есть одно дело.       Не дожидаясь какой-либо моей реакции и вопросов, приятель скрылся где-то в коридоре. Мне ничего другого не осталось, кроме как подняться с койки и пойти за ним. Далеко, как выяснилось, уходить он не собирался и уже стоял у дверей одной из кают. Это каюта Зелёного. Напарник открыл дверь и прошёл внутрь, я последовал за ним.       – Мне Синий показывал ранение, – тихо, почти шёпотом, заговорил Александр, – оно идентично с тем, которое было у Фиолетового. Надо проверить, на месте ли нож.       Пока приятель мне это объяснял, он уже успел подойти к столу и открыть ящик, в который мы положили предполагаемое орудие убийства. Юноша достал из него огромный нож и начал вертеть в своих руках, внимательно его рассматривая.       – Его могли взять, а потом вернуть… – задумался я. Александр кивнул, не отрываясь от разглядывания лезвия.       – У предателя был очень длинный перерыв между вторым и третьим убийством. Я думаю, он в это время искал вот эту игрушку.       В памяти сразу всплыл Чёрный, который перебирал коробки в хранилище. Я потом проверил – в них ничего странного не было. А я всё ещё с трудом верю в то, что Чёрный не знал, где у нас находится сахар, который он сам же перебирал ранее.       – Предлагаешь его перепрятать?       – Чтобы мы потом снова гадали, нашли его или нет и этим или другим оружием совершают убийства? Даже если мы его выкинем, предатель найдёт способ свести счёты с чьей-то жизнью, как на примере с тобой. А откачивать с того света здесь теперь больше некому. Нужно что-то придумать, чтобы знать – залезал кто-то в ящик или нет.       Александр открыл записную книжку, которую всё это время таскал с собой, и отклеил с одной страницы стикер, служащий закладкой.       – Подержи, – он сунул мне в руки толстый блокнот, после чего надорвал клейкую полоску в центре, вернул нож на место и принялся этот стикер куда-то приклеивать с внутренней части ящика.       Я подошёл поближе, чтобы собственными глазами увидеть, что должна представлять из себя подобная конструкция. Как я понял, приятель пытается склеить выдвижную часть ящика с неподвижной столешницей. Таким образом, теоретически, если начать открывать ящик, он просто дорвёт полоску клейкой бумаги до конца.       – Есть какой-нибудь тонкий предмет? – попросил Александр. Я оглянулся по сторонам, стараясь найти что-то подходящее. Заглянув в другие ящики, обнаружил письменные принадлежности, среди которых нашлась пластмассовая линейка. Я протянул предмет напарнику.       – О, отлично, спасибо.       Он принялся при помощи линейки приклеивать стикер к ящику.       – А он сам не отвалится?.. – поинтересовался я. Конструкция, конечно, эффективная, так как теперь открыть ящик, не нарушая целостность полоски бумаги, невозможно, но, как мне кажется, не очень надёжная.       – Нет. Эти стикеры очень клейкие, а порвал я его почти до конца – хватит одного лёгкого движения, чтобы разорвать его полностью. Ладно, пойдём отсюда быстрее, пока нас никто не заметил, – он положил линейку на место и быстрым шагом пошёл к выходу.       – Держи, – как только мы вернулись в мою каюту, я вернул юноше его блокнот.       – Спасибо, – он взял его в руки и начал осматривать, словно впервые увидел эту вещь и, глубоко задумавшись, пытается понять, что она из себя представляет. А через несколько секунд его словно осенило. – Фридрих, сегодня вечером ты пойдёшь со мной в медотсек, – с огнём в глазах и каким-то предвкушением тихо произнёс он. Такое предложение… необычно. За каким чёртом ему туда понадобилось?       – Тебе не кажется, что это не самое подходящее место для свиданий?       Александр засмеялся.       – Я просто люблю неординарность и экстрим. Ты привыкнешь.