Ошибки доверия

      – Ну что там?! – вертелся вокруг меня Александр.       После того, как мне удалось перевести первую запись из дневника, напарнику словно крышу сорвало. Третьи сутки я сижу над этой чёртовой записной книжкой без сна и отдыха, вдалбиваясь в эти чёртовы русские буквы, стараясь их распознать и перенести в чёртов переводчик. Я делаю всё, что в моих силах, но в моих силах ни черта нет, кроме одного единственного чёртового ноутбука. Ни каких-либо знаний, ни какого-либо опыта и помощника, знакомого с русской письменностью. Только Александра это мало волнует, он каждые чёртовы пятнадцать минут лезет под руку узнать, как продвигается работа и какие уже есть результаты. Да никаких, чёрт побери! Сил моих уже нет, перед глазами я вижу вместо строк одно размытое пятно, от попытки переработать такой объём информации мозги плавятся, хочется просто потерять сознание и полежать в отключке несколько чёртовых суток, потому что я уже просто не вывожу!       – Если ты ещё раз подойдёшь ко мне с этим вопросом, сам сядешь проводить незабываемые весёлые дни и ночи наедине с великолепным русским языком, – процедил я, сжав челюсти, изо всех сил стараясь не сорваться и не перейти на вопль. Александр отошёл на несколько шагов и посмотрел на меня с изумлением. Я вернулся к работе.       – Не загоняй себя так. Тебе нужен отдых, иди поспи.       Это я себя загоняю?! Моё утро начинается с фразы «Фридрих, привет, ты только проснулся? Не смотрел ещё, что там в записях?», а смены дежурства проходят в «Ну раз пока людей нет, может, сядешь переведёшь немного? Вдруг сейчас что-то важное найдём». День проходит «Днём мозг работает активнее всего, так что, Фридрих, принимайся за работу», а вечер «Ну нам же всё равно сейчас делать нечего, так что…». Да, мне самому после первого триумфа и чувства, что мы стали немного ближе к ответу хоть на один вопрос, загорелось побыстрее расшифровать все остальные рукописи, но я потратил дальше час, два, три, ночь, следующий день, а после него ещё сутки, и ни черта ценного, за что можно было бы зацепиться, в этом чёртовом дневнике нет! И давление со стороны становится последними каплями.       – Идти поспать? Прекрасно, давай я пойду спать, глядишь, за это время может ещё кого-нибудь убьют, но какая разница, зато я высплюсь.       – Фридрих, не заводись, – попытался меня успокоить напарник, но сейчас эта фраза как ведро бензина в загорающийся костёр.       – Я не завожусь! Хватит вокруг меня бегать со своей чёртовой опекой! Знаешь что?! У меня всё это уже в печёнках, на, садись сам расшифровывай эту чёртову кириллицу, ты же у нас по русским тащишься, а с меня хватит!       Я сунул в руки юноши дневник и быстрым шагом вышел из каюты. Как же всё доконало. Хотелось влететь в свою каюту, с размаху захлопнуть дверь и завалиться на кровать, и чтобы ни одна живая душа меня в этот момент не посмела потревожить. Но моим мечтам не суждено было сбыться – в коридоре я столкнулся с девушкой и чуть не сбил её с ног.       – Извини, – бросил я через плечо и устремился дальше к своей двери.       – Белый, постой, – схватила Жёлтая меня за руку. Я обернулся, с немым вопросом уставившись на девушку в ожидании, что она хочет мне сказать. Хотя, в принципе, мне сейчас плевать, что ей от меня нужно. Но она смотрела мне в глаза, словно что-то пыталась в них прочитать, и несколько секунд ничего не говорила. – С тобой всё хорошо?.. Ты выглядишь очень напряжённо и взволнованно. А ещё устало. Что-то случилось? Может, я могу чем-то помочь?..       О боги, только не это. Психолога в виде девчонки я сейчас точно не перенесу. Я сделал глубокий вдох и выдох, собирая в кулак всё своё самообладание.       – Ты знаешь какие-то языки, помимо английского?       – Французский… А что?..       – Ну тогда, если хочешь мне помочь – можешь запереть Оранжевого в его каюте, чтобы он ко мне не приближался ближайшую неделю.       – А зачем тебе иностранные языки?       Ну и что мне на это отвечать? Посвящать кого-то ещё в нашу находку я не намерен, это очень рискованно.       – С Оранжевым договориться, а то мне кажется, что мы на совершенно разных языках с ним говорим, – выплюнул я первое, что пришло в голову.       Я выдернул руку из хватки девушки и пошёл дальше по коридору. Поднёс ладонь к сканеру, чтобы дверь в комнату открылась, но замер, так и не коснувшись пальцами сенсорной пластины в стене. Как-то нехорошо всё получилось, по крайней мере, девушка точно ни в чём не виновата, и срываться на ней я не должен.       – Извини, что тебе приходится наблюдать мои истерики, просто дни после смерти Елены и правда пошли тяжёлые, – развернулся я и спокойно заговорил.       – Не извиняйся, я прекрасно тебя понимаю. Если хочешь, можешь зайти ко мне – всё обсудим. Иногда нужно просто переключиться, и тогда станет легче.       Это уж точно, переключиться с общества Александра на какое-то другое мне действительно не помешает. Кипящая ярость быстро отступила, и вместо неё осталась лишь тягучая усталость от всего на свете. Я кивнул Жёлтой и пошёл за ней в её каюту.       – Куришь? – протянула она мне открытую пачку сигарет после того, как дверь за нами закрылась. Я посмотрел на пожарную сигнализацию на потолке. Она была забита какой-то тканью.       Пожав плечами, я вытащил одну сигарету, то же самое после меня сделала Жёлтая и протянула зажигалку.       Я откинулся на спинку кресла и сделал затяжку, пропуская едкий горький дым через лёгкие. Пришлось переждать, пока отпустит кашель. Сколько месяцев я уже не курил? Даже на Земле особо этим делом не занимался, разве что за компанию с кем-нибудь, ну или в пиковых ситуациях, когда нервная система не выдерживала. Как сейчас, например, когда табак – единственное, что может позволить хоть немного отпустить эмоциональное напряжение. Я смотрел в потолок на сигнализацию. Что-то мне не давало покоя, глядя на неё. Какое-то чувство дежавю.       – Если можно вот так просто заткнуть датчик куском тряпки, почему Красный в тот раз вырубил сигнализацию во всём корабле?.. – вспомнил я о том странном случае.       – У него стоит спросить, если он вообще помнит хоть немного деталей того дня. Возможно, он курил не в каюте. Или не догадался использовать примитивные способы по обману пожарной системы. Или это кто-то сделал за него, – на последней фразе девушка, которая до этого сидела на койке, прислонившись спиной к стене, наклонилась в мою сторону, делая очередную затяжку.       Я снова посмотрел на потолок и задумался. По-любому, Красный отключал сигнализацию до того, как начал курить марихуану, он должен помнить, как это делал. Надо будет обязательно поговорить с ним по поводу этого. Как он вообще смог отключить систему во всём корабле? Данное действие находится под паролем, который знать должен только капитан корабля, которого у нас нет. Мысли снова вернулись к дневнику Елены. Женщина, возможно, здесь уже была когда-то… Но она не обязательно могла быть в этом замешена. В конце концов, как мы знаем, программное обеспечение можно взломать и обойти все пароли, но стал бы Красный так глупо подставлять себя, если бы являлся предателем?.. Чёрт возьми, почему я не задался этими вопросами ещё когда всё случилось? Сколько ещё вот таких мелких деталей я попросту упустил из виду? Какой же хреновый из меня детектив. Я сам убийцу точно не найду. А Александр куда смотрел и чем думал в эти моменты вообще?       – Так что у тебя случилось с Оранжевым? – девушка словно прочитала мои мысли о приятеле.       Я вздохнул. Что я могу ей рассказать? Как это преподнести так, чтобы не вызвало дополнительных вопросов?       – Он от меня требует последнее время слишком много. Я сам от себя требую то же самое, от чего и без того нахожусь в постоянном напряжении, и постоянное его присутствие с одним и тем же вопросом и предложением нервирует ещё больше. Наверное, дело не конкретно в нём, просто мне и правда нужен отдых. Но как я могу себе его позволить, зная, что на кону стоят чужие жизни?.. – я посмотрел в карие глаза девушки, не зная, стоит ли ждать от неё какого-то ответа на этот вопрос или нет. Я сам не понимаю, нужен ли здесь вообще какой-то ответ.       – Это как-то связано с иностранными языками? Языки очень сильно напрягают и изнуряют мозг, если сидеть круглые сутки над ними, можно поехать крышей, – после нескольких секунд тишины заговорила Жёлтая.       Я усмехнулся и снова уставился в потолок. Кому, как не мне, это знать? Я с детства сам себя нагружал языками, просто чтобы отвлечься от всего окружающего меня дерьма. Порой я настолько углублялся, что даже терял связь с действительностью.       – Я полагаю, что нет смысла расспрашивать, над чем конкретно вы сейчас работаете, что от этого могут зависеть наши жизни, но разве твой напарник тебе в этом не должен помогать? Почему ты всё тянешь на себе?       Я пожал плечами. И правда, почему? Первым взялся за это дело Александр, потом я как-то сам перетянул работу на свою должность, даже ни о чём не договариваясь с приятелем. Он мне говорил, что языки ему плохо даются, но то, чем мы сейчас занимаемся, даже толком никак не связано с конкретно изучением языка. Нужно всего лишь понять письменность, а смысл и перевод остаётся на деле техники. Я просто сам постоянно забирал с собой этот чёртов дневник, сам садился за работу, сам говорил, что примусь за дело. Но Александр даже не предлагал своей помощи, а у меня и мысли не было возложить это на него.       – Как-то негласно решили, что займусь этим я. Он не предлагал помочь, а я и не просил.       – Ты постоянно всё берёшь в свои руки, даже не задумываясь о том, что порой нуждаешься в помощи. Такое самопожертвование заслуживает уважения, но очень часто оно становится губительным. Позволь себе расслабиться, ты не обязан всё тянуть только на себе – это не твой личный груз. Так раздели же его с кем-то, пока он не сломал тебе спину.       Я выдохнул облако дыма, расфокусированным взглядом наблюдая, как оно рассеивается в воздухе. Опять эти нравоучения. Как же тошно от них. Вот только приходится проглатывать и пропускать через себя эту горькую истину. Я не нашёл, что ответить на это, а девушка больше ничего и не говорила.       – Научи меня играть Radioactive, – обратился я к ней спустя несколько минут тишины и потушил сигарету об пепельницу, стоящую на столе.       – Прям сейчас? – Жёлтая выгнула бровь и посмотрела на меня с каким-то интересом в глазах.       – Ты сама сказала, что нужно переключаться.       На самом деле, желание это было спонтанным, и я сам не ожидал, что оно вообще сейчас способно мне прийти в голову и я имею возможности подвергать мозг новой интеллектуальной работе. Но почему-то сознание решило, что именно это сейчас ему необходимо.       – Возьми гитару возле стола и садись рядом.       Я послушно выполнил поручение и принялся внимательно слушать объяснения девушки и следить за её действиями, следом стараясь их повторить. Всё было бы в разы проще, будь бы у нас вторая гитара. Но, тем не менее, время потраченным зря я не назову, игра на инструменте отвлекла от всех проблем и переживаний. Когда я понял, что пальцы уже не слушаются и болят, Жёлтая взяла гитару в свои руки и просто принялась играть различные композиции.       – А это что? – поинтересовался я, слушая мелодию.       – Линкин Парк «New Divide». Безумно её люблю. Песни Линкин вообще отдельный вид искусства, в своё время я могла их целыми сутками играть, правда сейчас многое подзабыла. Давно почему-то не возвращалась к этой группе.       Она мне рассказывала о любимых исполнителях, играла их на гитаре и пела, а я с удовольствием слушал. Потом от музыки перешли на личную жизнь, говорила в основном девушка, хотя и пыталась меня тоже о чем-нибудь расспросить, но я отвечал крайне сухо или вообще уходил от ответа. Оказывается, на вид хрупкая и безобидная Жёлтая сама не раз ходила на охоту со своим отцом и приносила оттуда свои трофеи. Вот уж ни за что бы не подумал, что девчонка может увлекаться настоящей охотой. В наше время классические охотники вообще большая редкость, а в некоторых странах данный род деятельности и вовсе запрещён и уголовно наказуем. Но я ничего против легальной охоты не имею, и слушать истории Жёлтой мне было довольно интересно.       – Мы выслеживали этого оленя несколько сезонов. До чего же он был красив, ты бы только видел. Несмотря на то, что самец был довольно старый, о чём свидетельствовали его огромные ветвистые рога, его статности можно было только позавидовать. И держался, на удивление, всегда в одиночку, хотя благородные олени – стадные животные. Шикарный трофей, о чём ни говори. Но до чего же хитёр. Наверняка мы были далеко не первыми, кто позарился на такую красоту, но он уже который год оставлял охотников ни с чем, о чём свидетельствовало то, что он, собственно говоря, жив вообще. Охотиться на него было сплошным удовольствием и интересом, даже несмотря на то, что каждый раз мы возвращались с пустыми руками. Но в какой-то день что-то пошло не так. Он всегда чуял, когда за ним начинала вестись охота, всегда обходил все ловушки и засады ещё до того, как мы успевали подойти к нему близко для выстрела. А в тот день он просто стоял. Стоял и смотрел в нашу сторону, не шевелясь и не двигаясь. Я смотрю на него через прицел, позиция была идеальной, нужно было всего лишь нажать на курок, и столько дней, проведённых в бегах в лесу были бы вознаграждены. Отец доверил этот выстрел мне и просто наблюдал со стороны. Я выдохнула, собираясь спустить курок, но не смогла. Это было неправильно. Этот красивый гордый зверь столько времени играл с нами, столько раз рушил все наши планы, и всё ради чего? Чтобы его, вот так мирно стоящего в ожидании своей участи, застрелил человек, не давая даже шанса на выживание? Это было крайне нечестно и несправедливо. Если бы он побежал от нас, я бы выстрелила. Я стала подходить ближе, в надежде, что смогу его спугнуть, он побежит, но он всё стоял и смотрел на меня своими чёрными огромными глазами. В итоге я послала всё к чёрту, убрала ружьё и, не скрываясь, направилась в его сторону, чтобы он просто уже убежал и не мучал ни нас, ни себя. Я была уверена, что за это отец меня не простит, ведь за эту охоту было уплачено столько крупных денег, и тут я иду пугать такой ценный трофей, когда он мог уже лежать мёртвым. Когда я подошла ближе, увидела, что ноги его были запутаны в какой-то тонкой проволоке, которая впилась ему в кожу до крови. Это не было какой-то охотничьей ловушкой, её просто где-то кто-то выбросил, а зверь в ней запутался и, стараясь выпутаться, вогнал её глубоко в мясо. Разумеется, подходить вплотную к дикому животному и кидаться ему под ноги я не стала и вернулась к отцу, рассказав об увиденном. Я ожидала, что он назовёт меня сердобольной дурочкой и просто сам сейчас же застрелит этого оленя, но какого же было моё удивление, когда он положил мне руку на плечо и пообещал, что мы вернёмся завтра со знакомым ветеринаром. И он не обманул. Мы снова выследили зверя, который за ночь никуда далеко не ушёл, усыпили его дротиком и избавили от проволоки, обработав раны. Я наблюдала за его пробуждением неподалёку, когда он смог встать, то посмотрел на меня и что-то промычал, после чего, гордо закинув голову, направился вглубь леса. Больше мы не приезжали на то место охотиться, а папа сказал, что я всё сделала правильно и он мной гордится. Мне тогда было девятнадцать лет, и это была моя первая настоящая охота с личным ружьём.       История и правда интересная. Окажись бы я вот так рядом с чем-то, что очень мечтал заполучить, смог бы я отказаться от соблазна и поступить по совести? Невозможно ответить на этот вопрос, не оказавшись в подобной ситуации.       – Далеко не каждый смог бы отказаться от такой лёгкой желанной добычи из-за чувства чести. В наше время это качество считается редким, многие его почему-то не ценят. Ты молодец, – улыбнулся я девушке, а она улыбнулась в ответ.       Мы продолжили вести разговоры обо всём на свете, и когда я опомнился, на часах было уже далеко за одиннадцать вечера. Надо же, как незаметно пролетело время. Пора возвращаться к себе, я даже подумать не мог, что настолько задержусь у Жёлтой.       Попрощавшись с девушкой и пообещав завтра снова прийти, я вышел в коридор и направился к своей каюте, но что-то меня остановило. В итоге я развернулся и подошёл к дверям Александра. Время почти двенадцать ночи, вероятнее всего, он уже давно спит, да и в любом случае, по ночам беспокоить как минимум неприлично. Но все эти доводы разума не смогли докричаться до действия руки, которая уже стучала в металлическую дверь. Выждав некоторое время, я попробовал её открыть, и она легко поддалась.       Приятель сидел на койке с дневником в руках и ноутбуком на коленях, что-то выписывая в свою личную записную книжку, которая лежала рядом на кровати. Он весь вечер провёл за работой?       – Я могу зайти?       Александр молча кивнул, не отрываясь от своих записей. Я прошёл внутрь комнаты, хотелось что-то сказать, но после дневного моего скандала было крайне неловко, поэтому я стоял возле стола, пытаясь подобрать фразу, с которой можно начать хоть какой-то разговор, но напарник меня опередил.       – Тебя кто-нибудь когда-нибудь предавал? – спросил он, всё ещё не отводя взгляд от блокнота. Голос его был холодный и безучастный, словно ему нет никакого дела до этого разговора.       Что? К чему этот вопрос? Неужели моя выходка настолько задела его чувства, что он посчитал это предательством? Да это же детский сад какой-то. Он правда настолько близко принял это к сердцу?.. Или это из-за того, что я весь вечер провёл с Жёлтой, и он об этом узнал? Он же сам обещал, что больше не будет лезть в мои отношения с девушкой.       – Если ты о том, что я…       – Мир не вертится вокруг тебя, Фридрих, – перебил юноша и наконец посмотрел на меня. – Спрошу ещё раз: тебя кто-нибудь когда-нибудь предавал?       Я правда не понимаю. Что он хочет от меня услышать? Зачем вообще об этом заговорил?       – Смотря, что подразумевать под предательством…       – У этого слова так много смыслов? Просвети, раз я не знаю, – он отложил в сторону ноутбук с дневником, поднялся с кровати и начал медленным размеренным шагом подходить ко мне, не отрываясь от моих глаз и не давая возможности мне скрыться от его испепеляющего взгляда. – Я знаю историю твоего детства, знаю, среди каких людей тебе приходилось жить, но хоть кто-нибудь тебя предавал?       – Нет…       И это правда. Всех ублюдков я знал в лицо, а они в свою очередь всегда мне в лицо выкладывали всё дерьмо. В моей жизни не было людей, которые были бы мне очень близки, я всегда знал, с какой стороны ждать тот или иной удар.       – Нет… – повторил шёпотом он мой ответ, когда подошёл ко мне. Нас разделяла всего пара сантиметров. – Ты себе даже не представляешь, как тебе чертовски повезло. Когда ты знаешь, что человек мразь – ты хотя бы знаешь, чего от него ждать, но когда человек постоянно улыбается тебе, шутит с тобой, трахается с тобой, чёрт побери, а потом выясняется, что всё это время ты был для него не более, чем марионеткой, которую можно двигать и вертеть, как его душе угодно – вот что страшно, Фридрих. Именно поэтому я тебе с первого дня говорил: никому не верь. Никому и ни за что. Если никому не показывать свои крылья – значит, их никто тебе не сможет сломать. А ломают крылья очень больно, с мясом выдирая их из спины. И шрамы остаются на всю жизнь, которые не сведёт ни один лазер ни за какие деньги. А страшнее всего то, что предательство не всегда выражается обманом, который можно хотя бы попытаться различить и понять заранее. Порой достаточно всего лишь недосказанности. Кто-то что-то недоговорил, кто-то что-то скрыл, кто-то преподнёс в другом свете, и вот ты уже подписал договор и продал душу дьяволу, сам не зная, какой ценой придётся расплачиваться.       Мне хотелось сделать хотя бы шаг назад, но я и так уже изо всех сил вжался в стену. Я всё ещё не могу понять, о чём этот разговор, и если вначале мне казалось, что это как-то связано с моим дневным психозом, то сейчас я его суть вообще потерял. А Александр всё стоял, почти прижавшись ко мне и прожигая своими чёрными глазами насквозь. Он впервые на меня так смотрел, его взгляд был полон боли, которую он стойко старался не демонстрировать и скрыть за стальной маской на лице. Но не похоже, что я как-либо причастен к этой боли.       – Ты мне говоришь сейчас про недосказанность, а сам же от меня скрываешь какие-то свои секреты, за которые тебя, вероятнее всего, могут выкинуть с корабля.       – И продолжу скрывать. Пусть это будет поводом для тебя не доверять мне полностью. Больше всего на свете я ненавижу наносить удары в спину и слушать хруст костей крыльев, которые приходится выламывать.       Он резко развернулся и пошёл обратно к кровати. Я наконец смог сделать вдох. Только сейчас я заметил, что всё это время, кажется, не дышал. Александр взял с кровати дневник Елены и начал его листать.       – Ты знаешь, кто такой Оливер Эрикссон? – он снова повернулся ко мне, оторвавшись от перелистывания страниц.       – Нет. Какая-то историческая личность?       – Его имя я нашёл в записях русской. Он был капитаном корабля, и его экипаж погиб в ходе выполнения миссии. Никто точно не знает, что тогда произошло, единственный выживший – этот Оливер. Его посчитали предателем и изменником, по идее, суд должен был ему вынести пожизненный, а то и вовсе смертный приговор, но дело замяли, и никто больше этого человека не видел. В интернете и соцсетях стёрли все данные, связанные с этим, ты ничего нигде не найдёшь об этом человеке и той экспедиции. Как-то слишком много суеты вокруг одного случая, не находишь?       И снова я ничего не понимаю. Я не успеваю адаптироваться к такой резкой смене разговора и реагировать на факты, которые Александр ведром на меня выливает. Причём тут этот Оливер вообще? Как это связано с тем, что юноша говорил до этого? Или оно вообще не связано?       – Что Елена про него писала и откуда его знала? Она работала вместе с ним?       – Нет, потому что если бы она работала вместе с ним, то была бы мертва задолго до всего, что произошло здесь несколько суток назад. И знаешь, что самое неприятное? Она вообще ничего про него не написала, она просто вписала имя с фамилией в углу одной страницы, и всё. Оно даже на английском. Воспринимайте это как хотите и ломайте свои головы, называется. Я совершенно случайно наткнулся на данную пометку.       – А про всю эту ситуацию с экипажем ты откуда знаешь? – я посмотрел на лицо приятеля, тот лишь выгнул бровь и уставился на меня. – Ах, ну да, ты же у нас историк. Давно вообще это произошло?       – Три года назад.       – И зачем Елена написала его имя?..       – Давай проведём спиритический сеанс и спросим у неё, – Александр сел обратно на койку и закрыл дневник. – Прости, что я эти дни так давил на тебя, Фридрих. Я знаю, что у тебя повышенный уровень ответственности и слишком завышенные к себе требования, я должен был об этом вспомнить и оставить тебя в покое. Просто… – он явно хотел что-то ещё сказать, пытаясь подобрать слова, но потом вздохнул и потёр глаза. – Ладно, забудь, я правда повёл себя как конченный мудак.       – Я приму твои извинения, но впредь я больше не собираюсь дни и ночи напролёт один расшифровывать эту кириллицу. Будем делать это вместе.       – Да, конечно, без проблем.       – Тебе удалось что-нибудь ещё интересное найти?       – Нет. Я пытался перевести последние записи, но там почерк в разы непонятнее, чем в начале. А в начале совершенно ничего, за что можно было бы зацепиться, больше нет. Мы слишком рано начали радоваться.       – Ты спать собираешься?       – Думаю нет, я сейчас всё равно не засну.       – Тогда давай сюда, – я забрал у него из рук дневник и сел рядом.       До глубокой ночи мы вместе разбирали записи, стараясь найти хоть что-нибудь важное. Всё было бы в разы проще и быстрее, если бы я хоть немного знал русский язык, и тогда, возможно, смог бы зацепиться хотя бы за какие-то слова, но а так приходится перебирать абсолютно всю данную информацию, и только после её перевода разочаровываться, что только зря потратили время. По крайне мере, когда напарник сам брался что-то делать, давая возможность мне отдохнуть, становилось легче, и лишь одна вещь мне сейчас не давала покоя, находясь тяжким грузом на душе. Александр почти прямым текстом мне сегодня сказал, что способен меня предать и нанести удар в спину.