Ошибки доверия

      – У предателя есть свой нож, – изрёк Александр, вглядываясь в пространство между столом и дверцей ящика и подсвечивая тонкую щель фонарём.       Значит, стикер, который мы приклеили несколько недель назад, не повреждён и не тронут. Даже не знаю, как реагировать на этот факт, и чем это всё может обернуться. На корабле есть два идентичных ножа, один из которых есть у убийцы, а второй у нас. Теперь мы точно не знаем, где хранится оружие, и это, определённо, довольно напрягающий факт. Приятель вытащил из ящика предмет и начал вертеть его в своих руках, внимательно рассматривая.       – Дай мне, – протянул я руку, и юноша вложил оружие мне в ладонь рукоятью вперёд.       Нож довольно массивный и тяжёлый. Прятать такую штуку где-то в книгах, как это часто показывают в различных фильмах о преступности, не выйдет. Рукоять довольно удобная и очень хорошо лежит в руке, я хоть и не эксперт, но уже понимаю, что лучше орудия для убийства найти на корабле вряд ли можно. Лезвие клинка холодное, однако от соприкосновения с ним кожу словно обжигает раскалённый металл. Я осторожно провёл пальцем по острию, едва его касаясь, а потом посмотрел на подушечку пальца, на которой остался тонкий разрез. Повреждён только только кожный покров, поэтому никакой крови нет, но красный след остался, а вместе с ним и назойливое саднящее ощущение, которое всегда остаётся после мелких порезов и царапин. Что же будет, если такое острое лезвие вонзить в чьё-то тело?       – Как часто у тебя появляются мысли, когда ты держишь нож, воткнуть его в кого-нибудь? – вопрос сам вылетел вслух, пока я рассматривал свой повреждённый палец. Александр уставился на меня с удивлением.       – Я не особо склонен к насилию и садизму, так что довольно редко.       – А у меня постоянно. Наверное, с психикой у меня всё-таки какие-то проблемы имеются.       – Не загоняйся, если ты ещё никого не пытался зарезать или нанести самому себе увечья, то это нормально. Причин, почему такое приходит на ум, может быть множество. Самое банальное – навязанные медиа детальные кадры, как орудие убийства вонзают в человеческую плоть, от чего данное действие мозг начинает ассоциировать с любыми ножами и проецирует это в мыслях, когда предмет оказывается в руках. Если копать более глубоко, то это может быть либо проявление внутренней агрессии, либо защитная реакция – тут уже надо разбираться со специалистом, но в большинстве случаев подобные мысли никакого вреда за собой не несут и время от времени появляются у каждого человека.       Я хмыкнул и продолжил рассматривать клинок. Не скажу, что данная информация может чем-то помочь. Чаще всего в роли жертвы в моих фантазиях выступает мой отец. В детстве мне никогда в руки ножи не давали, да и необходимости брать данный объект не было – в доме имелась прислуга, поэтому вопросы кулинарии отпадали сами собой. Но если всё же мне приходилось брать в руки нож, то одержим я становился всего одной вещью – как бы вонзить острие в ту мразь, которая убила всё, что мне дорого. Вонзить острый клинок в его плоть так же, как он это сделал больше десяти лет назад с моей матерью, давить на него так же, как он постоянно угрожал расправиться со мной, если я скажу или сделаю что-то не так. Это не похоже на случай навязанных образов из медиа. Подобные мысли меня всегда пугали, и я не знаю, насколько далеко они могут зайти. Только страх за собственную шкуру удерживает меня.       – А это что? – мои пальцы нащупали на холодном лезвии какую-то неровность, пока я был погружён в собственные мысли и бездумно вертел в руках опасный предмет. Я поднёс нож ближе к глазам и стал рассматривать поверхность. В тусклом освещении плохо видно, но, кажется, это гравировка в виде каких-то чисел и букв. Приглядевшись ещё лучше, я смог различить «HA3702D».       – Дай посмотрю, – юноша осторожно взял из моих рук оружие. – Это номер. Подобными значениями помечены все объекты, являющиеся частью собственности компании, которой принадлежит корабль. На мебели, бытовых и научных приборах, каких-то отдельных частях судна – здесь всё пронумеровано. Наверное, где-то в компьютере есть база с перечисленным имуществом, но нам данная информация недоступна. И мы потеряли единственного человека, который мог нам всё это показать...       Я тяжко вздохнул, с трудом переваривая волну осознания, что мы лишились не только очередного члена экипажа, но и единственного ключа, который мог хотя бы немного пролить свет на всё происходящее. Мы пошли не тем путём, забрели в дебри, в которые нам вообще бессмысленно лезть, а то, что важно, упустили из-под носа.       – Александр, мы с тобой два умственно отсталых придурка… – протянул я, потирая пальцами переносицу. – До сих пор не понимаю, почему мы ещё вообще живы. С нашими интеллектуальными способностями нас можно было убрать в первую же… – я на полуслове закусил губу, понимая, что я и так уже должен был быть мёртв. Меня спасло только чудо, и я не совсем понимаю, какое именно причастно больше – мистическое или в облике стоящего передо мной юноши. Помнится, приятель писал о том, что подозревает в покушении на мою жизнь не предателя, а кого-то ещё. Почему он никогда не обсуждал это со мной и не высказывал эту гипотезу? И как мне спросить об этом деликатно и не вызывая вопросов, с чего у меня вообще взялись такие мысли? Признаваться, что я рылся в личных вещах и записках, я не намерен. – Меня уже пытались убить… – аккуратно прощупывая почву, я продолжил говорить после минутной запинки. Может, Александр сам захочет что-то высказать? – Но почему не пытались снова?       – Этот вопрос – причина моих бессонных ночей, – хмыкнул он и положил нож обратно в ящик. – Ладно, пойдём отсюда, пока нас не хватились.       Ответ довольно уклончив. Но если задуматься серьёзно, то в чём же дело? Я много раз подвергал себя риску, взять хотя бы мои ночные похождения с британцем. Ему совершенно ничего не стоило убить меня, и я не сомневаюсь, что он смог бы это сделать без какого-либо оружия. Естественно, рассказывать об этому Александру я не собираюсь, а он, похоже, в свою очередь какими-то своими мыслями по данному поводу не особо желает.       Мы вернулись в мою каюту, приятель ухватился за свой ноутбук и полностью в него погрузился. Пока разбирались с произошедшим, компьютер наверняка уже успел завершить установку операционной системы. Мою же голову сейчас, когда самое страшное, кажется, на данный момент осталось позади, забивает бесконечное множество мыслей, и уцепиться за хотя бы одну из них почти невозможно. Стоит мне ухватиться за какой-нибудь конец, так он тут же от меня ускользает. Невыносимо. Что нас ждёт дальше? Очередное убийство? Неужели нам предстоит снова пережить весь этот ужас. Кто станет следующим? И что мне делать, если всё это будет последствием моей сегодняшней мягкосердечности?.. На моей душе уже слишком много грузов, я, кажется, приспособился их игнорировать, но это не сбрасывает их и не придаёт им невесомости. Не станет ли тот булыжник последней каплей?..       Мне удалось только издать тяжкий то ли вздох, то ли стон, лечь на койку и с трудом побороть желание засунуть голову под подушку, чтобы хоть как-то спрятаться от кошмаров не только внешнего мира, но и внутреннего. Моих волос коснулась лёгкая рука, снова принося с этим жестом спокойствие.       – Александр, расскажи о чём-нибудь, – голос стал осевшим и словно опустошённым.       – О чём?..       – О чём угодно. Расскажи про детство, школу, работу в Макдоналдсе, – перечислил я первое, что пришло в голову. Мне нужно просто отвлечься, не важно, на что конкретно.       Юноша хмыкнул, похоже, задумавшись. Однако через несколько секунд он заговорил, и я не смог не уловить в его голосе появившиеся воодушевлённые нотки.       – Самыми яркими и положительными воспоминаниями являются мои подростковые годы, проведённые за городом. Вообще, я вырос в столице, но как это часто бывает в наше время – городская жизнь утомляет до невозможности, и всё больше и больше людей стремятся сменить обстановку на более умиротворённую. Одной из таких людей является кузина моей матери. Она бросила всё, что связывало её с городской суетой, и вместе с мужем уехала жить в деревню. А так как подростком я был довольно сложным, родители не нашли ничего лучше, чем от меня избавиться, – хохотнул он. – Если серьёзно, то я сам проявил инициативу смотаться подальше от сестёр и всего нервирующего меня окружения. И тут очень удачно та самая кузина приехала к нам в город оформлять какие-то документы, ну и, разумеется, заехала в гости. Как сейчас помню тот день.       – Мама, это просто невыносимо! – донёсся возмущённый девичий возглас со второго этажа.       – Мама, если ты не успокоишь свою дочь, то я уйду из дома! – сразу же за ним последовало такое же возмущённое причитание. По лестнице вниз сбежал мальчишка.       – Наконец-то, надеюсь, что в этот раз, хотя бы на пару лет, – не унималась сестрица с верхнего этажа.       Только Александр хотел как-нибудь колко ответить на данный комментарий и начал подбирать в голове цензурные выражения, как он выскочил на кухню и был ошеломлён внезапной гостей.       – Тётя Ребекка! – радостно воскликнул он.       – Алекс, дорогой, надо же, как ты вытянулся! – женщина выбежала из-за стола и крепко обняла своего двоюродного племянника. Последний раз она лично видела его четыре года назад, и образ маленького десятилетнего мальчишки, который остался в голове с последней встречи, был только что очень резко и неожиданно разрушен. – Надо же, как быстро растут чужие дети, – вздохнула она и выпустила из своих цепких объятий паренька.       – Как я рад вас видеть! Наконец-то в этом доме появился хоть один адекватный человек. Умоляю, спасите меня, иначе я сам скоро здесь свихнусь.       – Александр! Где твоя тактичность?! – рассержено сделала замечание вторая женщина. – Твоя тётя провела несколько часов в дороге не для того, чтобы выслушивать твои нелепые истерики.       – Ну мама! Вот видите, тётя, меня никто здесь не понимает! Почему все вечно обесценивают мои проблемы?! Где умение выслушать, признание чувств подростка и поиск компромисса?! Почему такие элементарные вещи я сам должен разжёвывать взрослым и думать за всех именно в тот момент, когда мне думать не хочется вообще в принципе?       Женщина измученно вздохнула и потёрла лоб. Подобные претензии ей приходится выслушивать чуть ли не каждый божий день. Что она делает не так? Она правда всеми силами старается понять своего сына, терпеливо его выслушивает и старается найти корень проблемы, но каждый раз, когда она находила какое-то решение, в ответ получала только ещё больше претензий и пафосное «Тоже мне, взрослые, с одним подростком справиться не можете». Как же с детьми сложно! Особенно, когда у тебя их трое, и каждый требует к своей персоне индивидуального внимания и подхода.       – Ребекка, если бы ты знала, как я порой тебе завидую. Я скоро с ними на стены полезу, это действительно какой-то дурдом.       – Тебе просто нужен отдых, Марта. Вспомни себя в его возрасте. Ты своей матери могла такое наговорить, что я порой сама видела, как она сидела в слезах жаловалась своей сестре о том, какая из неё ужасная мать. А сколько раз ты кричала отцу о том, что ты его ненавидишь и что он тебе всю молодость сломал?       Александр заметил, как из-за этих слов лицо его матери исказилось от боли. Она никогда не рассказывала ему о своём детстве и о своей семье, и поэтому мальчик совершенно ничего об этом не знает. Он помнит, что дедушку похоронили семь лет назад, и смерть отца Марта пережила очень болезненно. Неужели его мама и правда была способна подобное высказывать своим родителям?       – Вот что, дорогие мои, – властным тоном заговорила Ребекка. Данный тон тётушки Александру был очень хорошо знаком, и означал он, что женщина пришла в голову какая-то безумная идея, которую во что бы то ни стало она воплотит в жизнь. О, как же он обожает в ней эту черту. – Этим летом мой муж будет в постоянных командировках, в начале июня он уезжает во Францию. Алекс, ты можешь приехать ко мне на летние каникулы. С меня – моральный отдых от непонимающих тебя личностей, с тебя – помощь с уходом за садом. Идёт? – подмигнула женщина.       Парень не может поверить собственным ушам. Тётя серьёзно предлагает переехать на несколько месяцев к ней в деревню?! То есть, вот так вот, совершенно спокойно и бесплатно он может собрать вещи и уехать далеко от надоедливых сестёр, забыть о летней практике в школе и жить беззаботной счастливой жизнью целых три месяца?! Да подобное ему даже не могло сниться!       – Ох, я не уверена, что это хорошая…       – Мама, даже не вздумай сейчас всё испортить!       Женщина бросила негодующий взгляд в сторону сына и хотела что-то возразить, но лишь в очередной раз вздохнула.       – Алекс, иди в свою комнату, мы поговорим об этом, когда отец придёт домой.       Мальчишка фыркнул, закатил глаза и скрестил руки на груди, но при этом перечить не стал, лишь молча развернулся и направился к лестнице. Опять его прогоняют. Опять с его мнением никто не считается. А потом все удивляются, почему подростки закрываются в себе и абстрагируются от собственных же семей. Прежде чем с грохотом захлопнуть дверь собственной комнаты, до его слуха долетели обрывки фраз.       – Ребекка, ты даже не представляешь, на что хочешь подписаться.       – Дорогая, я не представляла, на что я хочу подписаться, когда позволила Илону привезти в дом огромного попугая. Поверь мне, после этого адского отродья, и я сейчас говорю не о своём муже, даже самый проблемный подросток окажется не таким уж и проблемным. По крайней мере, я больше чем уверена, что он не сожрёт телевизор, не обдерёт все обои и не попытается прокусить тебе шею, а к постоянным крикам я уже привыкла. Александр умный мальчик, с ним сложнее, чем с отбитым на голову какаду, точно быть не может. К тому же, что ещё надо для растущего организма, кроме свежего воздуха, правильного питания и активного образа жизни?       – С отцом договориться было довольно просто, – продолжил приятель, после нескольких минут молчания. Я не перебивал и внимательно слушал, борясь с вновь накатившим желанием спать. – С ним у меня всегда было прекрасное взаимопонимание, и тем же вечером мы уже вдвоём доказывали маме, что сослать меня на несколько месяцев куда-нибудь подальше – не такая уж и бредовая идея. У тёти большой частный дом, огромный сад, чего там только нет – различные сорта яблонь, вишни, черешня, абрикосы, персики, ещё какие-то деревья, даже экзотические, а ухаживает за ним только она и её муж, без чьей-либо помощи. Вот если Эдем и можно как-то визуализировать, то этот сад прекрасно подходит для этой роли, особенно в мае – когда всё цветёт. Я категорически отказался возвращаться осенью домой, перевёлся на дистанционное обучение и жил дальше вместе с людьми, которые в каких-то моментах мне стали даже ближе собственной семьи.       Прохладный вечерний ветер принёс вместе с собой запах цветов, свежей листвы и сырости. Из-за грозы, прошедшей всего час назад, воздух кажется кристально чистым и насыщенным, а от запаха дождя, сырой почвы и озона кругом идёт голова. Юноша сделал вдох полной грудью и закрыл глаза, подставляя лицо под дуновение ветра. До чего же хорошо. Со всех сторон доносился радостный щебет певчих птиц, а откуда-то издалека, со стороны озера, лягушачий хор. Александр взял с собой гитару, на которую вот только сегодня поставил новые струны, но пришёл к выводу, что портить такую идиллию своими попытками освоить инструмент будет самым настоящим преступлением, и поэтому просто сидел на скамейке, держа инструмент на коленях.       Сумерки начали неумолимо сгущаться, всё больше и больше вытесняя багровые лучи вечернего солнца. Птицы начали утихать, но весь этот пёстрый щебет различных трелей заменила всего одна песня – соловьиная. Парень не разбирается в орнитологии от слова совсем, но именно соловья с кем-то перепутать невозможно. Сейчас этих птиц осталось очень малочисленные популяции, поэтому в городе их услышать невозможно, но в саду тёти Ребекки эта завораживающая звучанием пташка вот уже который год радует жителей своим голосом.       Мальчишка готов был вот так просидеть, слушая лягушек, сверчков и соловья, хоть целую ночь, но всю гармонию нарушило истошное пронзительное «Квя! Квя-я-я!», а после прям под ноги кубарем свалился огромный белый комок перьев.       – Моцарт! Какого чёрта ты здесь разорался?! – зашипел юноша. В ответ он получил лишь очередное противное «Квя-я-я!». Кто вообще додумался назвать попугая Моцартом? Бетховен ему и то больше подходит, при условии, если бы Людвиг был глухим с рождения. А если пройтись по другим знаменитым историческим австрийским личностям, то это вообще Гитлер. Может, к этому и была отсылка?.. – Ребекка знает, что ты здесь? Она тебе хвост выдернет за то, что ты снова открыл клетку и вылетел из дома.       Птица, услышав знакомое имя, тут же вытянула шею и распушила свой огромный жёлтый веер на голове, явно демонстрируя протест со всем, что как-либо связано с женщиной.       – Ква-а-р! – послужило ответом.       – Не матерись. Иди сюда, чудо пернатое, – Александр выставил ногу вперёд, и какаду по ней забрался на колени. Любознательную птицу тут же привлёк необычный предмет в руках человека, и она просто не могла не изучить неизвестную ей штуковину. А вон те блестящие длинные тонкие штуки выглядят так, словно созданы для того, чтобы их попробовать на вкус. – Эй, клюв от струн убрал, я их только натянул!       Юноша убрал гитару с ног и позволил птице залезть на плечо. Хоть и живёт он с этим белым комком перьев уже почти год, а до сих пор, когда огромный клюв оказывается рядом с лицом, становится не по себе. Однажды Моцарт из-за чего-то очень разозлился, и чуть не откусил мальчишке палец.       – Пойдём домой, уже почти стемнело.       – Квя! – закивал попугай головой. Что ж, разрешение получено, вероятность остаться сегодня с целыми глазами значительно возросла.       По вечерам, когда позволяла погода, всегда устраивалось чаепитие на улице. Это стало своеобразной традицией, которая очень быстро закрепилась. И горящий в беседке свет свидетельствовал о том, что сегодняшний вечер исключением из правил не станет. Издалека было видно, что Ребекка накрывает на стол, а Илон в привычной своей манере печатал какую-то научную работу. Дядя является историком, и очень часто разъезжает в разных командировках, порой отсутствуя по несколько месяцев. Его работа Александру кажется очень интересной, пусть он историю, как науку, только и начал постигать, но уже порой может с Илоном зацепиться языком и начать вести дискуссию, которая может продлиться даже не один час.       – Я поймал беглеца из Шоушенка, – заявил появившийся на ступеньках беседки юноша и поставил гитару в угол.       – Опять эта зараза вскрыла замок. Илон! Если ты ничего не предпримешь, то однажды к твоему возвращению из очередной поездки я приготовлю экзотическое блюдо в виде запечённого попугая под английским парламентским соусом. Мясо какаду, я уверена, тебе ещё нигде не доводилось пробовать.       – Ква-а-р! – возмутился объект обсуждения, слетел с плеча парня на стол и принялся гордой, важной, косолапой походкой прохаживаться среди сервированной посуды.       Мужчина оторвался от ноутбука, поправил очки и уставился на попугая, который схватил блестящую ложку, взял её лапой и принялся разговаривать со своим отражением.       – Это будет самое дорогое блюдо из всего, что мне когда-либо подавали, – он подставил руку, и Моцарт по ней забрался на плечо. Хозяином птица признавала только одного человека – Илона, и любила его безумно, хоть тот и появлялся в доме последний год крайне редко, а времени на попугая у мужчины и подавно не было. Ребекку, как и любых других женщин, какаду категорически недолюбливал, несмотря на то, что кормит постоянно его только она. А когда и почему Моцарт проявлял благосклонность к Александру – вообще непонятно. То он мог не подпускать мальчишку к себе и кидаться на него, то сам же прилетал и подставлял голову почесать. Ребекка была права – с подростками не так сложно, как с попугаем. – Поставил струны? – мужчина кивнул в сторону стоящего в углу инструмента.       – Да, но играть ещё не пробовал.       – Подай гитару сюда.       Парень передал инструмент в руки дяди. Тот подёргал струны и подкрутил колки. Эту гитару Александр вместе с соседским мальчишкой нашёл неделю назад на местной свалке. И пусть она была без струн, имеет немного кривой гриф и трещину в корпусе, если на ней ещё можно играть – то зачем добру пропадать? По крайней мере, для знакомства с инструментом этого вполне достаточно, а там видно будет – есть ли смысл покупать новую, или игра на гитаре – не твоё. Илон начал что-то играть из испанской классики. Мелодия плавно лилась, сливаясь с трелями соловья и стрекотом сверчков, навевая непередаваемую атмосферу. Даже Моцарт, сидя на плече любимого хозяина, распушил перья и втянул шею, приняв форму идеального шара, и начал засыпать. Ребекка в это время напевала явно ей знакомую мелодию под нос и разливала ароматный травяной чай по чашкам.       – Играть можно, но из-за кривого грифа звучит в некоторых тонах вразлад, – вынес свой вердикт опытный музыкант. Парень и сам обратил внимание на то, что в каких-то местах звучание довольно фальшивое, но это он заметил исключительно благодаря тому, что половину своего детства по наставлению родителей Александр убил в музыкальной школе. Илон повертел в руках гитару, разглядывая её гриф. – Можно попытаться выпрямить, но мы можем купить тебе новую, это будет в разы лучше и проще.       – Не надо покупать, – мотнул юноша головой. – Мне пока и этой будет достаточно. Я попробую выправить гриф.       – Бережливость и нерасточительность – это похвально. Человек, имеющий эти качества, способен добиться своих целей.       Мальчишка пожал плечами и откусил кусок пирога с черникой. Выпечка тётушки Ребекки – это отдельный вид прекрасного, Александр ради неё готов на что угодно.       – Добиться своих целей можно разными способами и имея самые разные качества, – пробубнил он, пережёвывая пирог, – ведь цель оправдывает средства, а на войне, как говорится, все методы хороши.       Илон положил столовые приборы аккуратно рядом с тарелкой на салфетку и сквозь очки посмотрел на сидящего перед ним мальчишку. Юноша знает этот взгляд, и он свидетельствует о том, что Александр чем-то очень разочаровал дядю. Что он сказал сейчас не так?       – Запомни, мальчик мой, цель оправдывает средства, только если она во спасение души.

***

      Следующие дни на корабле было настолько невыносимо находиться, что хотелось просто выйти куда-нибудь в открытый космос. Тихая психологическая давка со стороны абсолютно каждого человека ощущалась кожей. Казалось, что стоит только где-то вспыхнуть крошечной искре, так разбушуется неконтролируемое всепоглощающее пламя всеобщей истерии и хаоса. Даже Джессика закрывается в своей каюте и ни с кем не выходит на контакт. После прошедшего голосования мне так ни разу не удалось поймать девушку и обсудить с ней её решение, хотя этой целью я задался в тот же день. Чёрный смотрит на всех с презрением, и только время от времени у меня получается разглядеть в его взгляде благодарность в мою сторону. Впрочем, ограничивается это одними немыми гляделками. Неизменным и верным себе остался только Синий. Именно с британцем я сейчас и столкнулся в столовой. Тот, похоже, нисколько не переживая за собственную сохранность, неспешно ковырял вилкой в банке тушёнки.       Мы пересеклись взглядами, но ни слова друг другу не сказали. А что говорить? И зачем? Я подошёл к вскрытой коробке и достал несколько банок консервов.       – Где твой дружок? – обмолвился мужчина, когда я уже развернулся и был готов покинуть столовую. Я остановился и развернулся, оглядывая Синего. С какой целью он сейчас интересуется? Судя по усмешке, которую британец даже особо и не старается скрыть, вопрос из разряда «что-то скучно живётся, как бы нервы потрепать кому-нибудь».       – Хочешь начать вести светскую беседу? – вскинул я бровь, резко приблизился к столу и сел напротив мужчины. – Хорошо, мы можем это обсудить. Или… – я сделал паузу, наблюдая, как усмешка с лица Синего сползает и появляется серьёзная сосредоточенность, – мы можем обсудить что-то действительно важное. Ну так что, тебе интересно, как поживает «мой дружок»?       – На самом деле, мне нет до него совершенно никакого дела, как и до кого-либо ещё на этом корабле, – он поставил пластиковую банку на стол и сложил руки в замок, изучающе скользнув взглядом по моему лицу. – Те несколько человек, к которым я имел чувство уважения или какой-либо интерес, бороздят сейчас бескрайние просторы космоса за пределами судна. Одной такой интересной для меня личностью оказался Красный. Как думаешь, кто его мог убить?       – Понятия не имею, просвети же.       – На прошедшем голосовании я мог отдать голос за Чёрного. И он бы вылетел за борт – ты бы уже ничего решить не смог. Но я уверен, что наш чернокожий друг не имеет отношения к убийствам. Но прежде чем я поделюсь какими-то своими мыслями с тобой, должен быть уверен в том, что ты пропустил голосования не из порыва нежных чувств к несчастному человеку, оказавшемуся перед лицом гибели.       – Нет, – отрицательно качнул я головой. – Я просто не смог представить громилу ростом больше двух метров в узкой шахте вентиляции.       – Я рад, что ты начинаешь думать мозгом, а не другими частями тела, – сейчас мне вспомнилось, что подобное обсуждение у меня уже было с Коричневым. – В целом, ты всё сказал верно. Чёрный не может быть убийцей, потому что для него это максимально некомфортно. И кто остаётся в подозреваемых?       – Ты, – выплюнул я, ни капли не стесняясь. Британец усмехнулся.       – Или ты.       – Я?!       Он издевается? Это какой-то очередной способ вывести на негативные эмоции?       – Не принимай как личное, я рассуждаю исключительно объективно. У меня нет никаких веских поводов говорить, что ты предатель. Но и нет повода утверждать, что это не ты. Да, мы с тобой несколько ночей попрыгали, пока никто не видел, но, если мыслить логически, ты таким способом мог попытаться выведать мои приёмы и техники, чтобы обратить их против меня же. Если же рассуждать с твоей стороны – то я мог, во-первых, в свою очередь узнать механизм твоих действий и защиты, во-вторых, обеспечить самому себе какое-никакое алиби в твоих глазах: я же тебя не убил, хотя была возможность. Нет смысла сейчас переводить друг на друга стрелки. В конце концов, кроме нас с тобой и Чёрного здесь есть ещё два человека.       – Ты хочешь сказать, что это может быть Жёлтая или Оранжевый?..       – Я хочу сказать, чтобы ты был внимателен со своим кругом общения. Доброй ночи, – он взял со стола свою банку консерв и направился к выходу.       Ну и что это сейчас было? Опять какие-то загадки, как же я от них устал. Вот почему нельзя сказать что-то прямо? С другой стороны, мне сейчас делать больше и нечего, кроме как ломать голову над этими загадками, стараясь сохранить собственный рассудок и ясность мысли.