Ты потеряла его, так смирись.

Лёгкие шоколадные пряди мелькали, иногда прикрывая серые глаза, что изредка оценивающе поглядывали на неё. Глаза. Пустые асфальтовые глаза намертво вбились ей в голову. Поговаривают, глаза — зеркало души, душа же этого человека была жестоко избита и скована стальными цепями. Она требовала упокоения и вечного умиротворения, или же всё это была лишь маска, но мы ведь никогда этого не узнаем. В ярких топазах Атанасии всегда можно было найти детскую искреннюю радость, у мужчины же напротив — в его бездонных глазах можно было найти лишь лишний повод удушья. Бездонные, пустые и мрачные, по ним можно было понять лишь то, что мужчина бесстыдно хитёр, серьёзен и высокомерен. Любое желание, что таилось в его мрачном сердце, а если же его и впрямь не существовало, желание очерневших остатков души обязательно было воплощено в жизнь, причем его подлинно не волновали способы достижения, только результат. Уверенность, решительность и безумие. Безумие, сдохнувшее в собственном эгоизме. Мужчина с гордо поднятой головой и доведённой до идеала осанкой смотрел в глаза девушке, словно ожидая чего-то. — Дженнет, что-то произошло? Ты так неожиданно вошла, — мужчина отпил немного чая и поставил чашу на стол. Худоба, грация и высокомерие. — Да нет, я просто забыла, что нахожусь не дома, извините, — страх отчётливо слышался в дрожащем голосе, а опущенная голова лишь заставила мужчину удивлённо приподнять бровь. — Тебе пора привыкать к своему новому дому, хотя ты в любое время можешь навещать своего друга, — мужчина, казалось, первый раз за всё время улыбнулся, причем от этой улыбки открыто веяло теплом. — Идём со мной. Темноволосый незнакомец приветливо протянул руку, хотя по его взгляду было без слов понятно, что выбора у неё не было. Девушка наивно протянула руку навстречу и отправилась в далекое пугающее неизвестное. *** — Лили, я прошу тебя, прекрати! — рыцарь тяжело выдохнул и закинул голову назад, смотря в потолок. Парень медленно посмотрел на плачущую, забившуйся в угол дивана девушку и крепко взял ее за плечи. — Лили. Прости, последнее время я сам не свой. — Я понимаю, принцессы нет уже несколько дней, а император снова… — Всё повторяется, — продолжил рыжеволосый. Слёзы нехотя полились из глаз девушки, на что парень тяжело улыбнулся и прошипел: — Тише, моя маленькая девочка, тише, пожалуйста, — он прижал ее к своей груди и легонько погладил по волосам. Хоть и самому ему последнее время было тяжело, он знал, как Атанасия дорога Лилит, и что его возлюбленная переживала во время её прошлого ухода. Только в ней он находил спокойствие. Объятия, подавляющие отравленное одиночество. — Да, ситуация непроста, я понимаю тебя, и проблема даже не в том, что скоро император саморучно оторвёт мне голову, я тоже волнуюсь за принцессу, и с самого начала ручался за ее жизнь. — Феликс, — маленькая ручка нежно прошлась по скуле парня. — Пообещай мне, что найдёшь её, — грустный взгляд, в котором осталась последняя надежда, полон безнадёжности. — Я… — убегающий взгляд. — Я не могу обещать тебе. *** «Фу, одни сопли, если когда-то стану таким же, на сотню лет запрусь в храме». Нелепый смешок от своих же мыслей заставил его на секунду забыть, по каким причинам ему приходится сидеть на дереве и наблюдать за чересчур ванильной, по его мнению, парочкой. «Атанасия. Значит, с того самого дня она не появлялась дома». — Агх! Почему с ней всё так сложно, могла бы просто избить меня и пойти во дворец, было бы намного проще, надо же было обязательно устраивать очередную типичную мелодраму. «Спокойствие, только спокойствие. Она не во дворце и не в городе, этот рыженький явно заставил пол-армии прочесать все территории, но, видимо, напрасно. Остаётся только лес и башня. Ну, тут два варианта: либо она заблудилась так, что я её в собственной лачуге не нашёл, либо её сожрали твари по типу её псины, слюна, вонь, всё такое. Почему она вообще его так любит… Хотя, думаю, первый вариант мне нравится больше, найду её — сожру сам», — маг усмехнулся собственным мыслям и отправился искать свою бедолагу. — Надеюсь, она хотя бы съедобная. Секунда. Черный дым одиноко повис в воздухе, перед тем, как так же незаметно раствориться, как и его хозяин, а рыжеволосый рыцарь всё успокаивал свою девушку. *** Ночь. Ещё одна одинокая ночь. Иногда парню казалось, что он бы и готов терпеть все те сопли, лишь бы снова не оказаться в том хладнокровном, отрешенном одиночестве. Пылкое безмолвие. Наверное, только эти слова могли в точности объяснить всю обстановку его души. Алые горящие глаза. Хладнокровны ко всем и бережны только с ней. Она — его собственная игрушка. Жадная, эгоистичная, но трепетная любовь. Любовь — наркотик. В зависимости от этой любви он каждый день снова колол своё сердце в попытках разлюбить ее. Ангел, чьи когда-то белые крылья он саморучно очернил, навсегда связал их судьбы темной нитью душ… Ангел, чьи ключицы, уши, аккуратные губы, маленький носик, большие щёчки, до ужаса худые руки, ножки — маленькие и идеальные в своём несовершенстве, сладкая, давно манящая шея, на собственность которой он давно засматривался, представляя череду пылких поцелуев в ту самую шею и худые, почти белые ключицы… Всё это было бы его любимым занятием, но пока это лишь туманные видения, сладкий сон, после которого и просыпаться не захочется. Просто смотреть издалека становится всё труднее, почти невыносимо. В попытках смириться с сокровенными желаниями, что он так давно таил в себе, парень сгорал от собственного самоконтроля, подрывался, понимая, что ничто из этого, ни одна часть ее хрупкого тела не достанется ему, понимая, что она не может принадлежать ему. Она не принадлежит ему. Зависимость вперемешку с отчаяньем. Наконец вернувшись в башню, он немного приостановился. Стены, в которых он рос, отчаянье, боль, одиночество, слёзы, слабость. Они сковывали его, все те чувства, которые он переживал каждый раз, заходя в родной дом, чьи стены за долгие годы так и не стали для него родными. Приглушённый звук его же шагов отбивался эхом в голове, что же, если он так и не найдёт её, потеряет окончательно. Шорох. Парень в ту же секунду остановился, так же молча. «Показалось?». Шаг. Шорох. «Мыши?» Отчётливые звуки маленьких лап не давали ему спокойствия. «Мышь не одна, и бегает она уж слишком много, только если…». Парень постучал по твердой каменной стене и впервые обрадовался некачественной постройке башни. Глухой двойной стук буквально вызывал у него улыбку. Улыбку счастья и надежды. Последней, тягостной надежды. «Аж руки чешутся». Если что-то ломать, то ломать качественно. Наверное, это девиз его жизни. Маг ровно встал напротив стены и закрыл глаза, сложив ладони вместе. Сконцентрировавшись, он плавно раздвинул их. Горящие алые глаза с безграничным желанием смотрели на золотую сферу, тепло которой приятно жгло ладони. «Хм». Возможно, тянуть не было времени, но он не мог не полюбоваться своим изделием. Сфера в его руках превосходила все остальные. Если все те были настроены на разрушения и уничтожения, эта была изолирована хрупким тонким ободком чистейшей, светлой магии, что обеспечил бы безопасность девушке, если она всё же находится там. Всё мастерство, коим он был наделён, профессионализм и силы ушли на эту магию, ведь она в целом состояла из светлых сил, а преобладали в нём разруха и тьма, с которой он подписал окончательный договор, но ведь у всего есть своя цена, цена же этого — душа. Казалось, какая-то душа — мелочно для доступа ко всем краскам темных сил, дурные спешные мысли. Человек, что подписал сей договор, после смерти мучился в агонии, моля о скорой смерти, лишь путь в небытие был бы спасением для них. Души, готовые пережить вторую смерть, прочувствовать каждым нервом все карания бесов, лишь бы обрести упокоение. Почему же он сделал это? Почему совершал грехи, не боясь возмездия? Ответ безумно прост, но одновременно невозможен. Маг, что шел по стопам предков колдунов, однажды ступивший на кривую дорожку — бессмертен. Прожив сотни и тысячи лет впустую, он лишь усмехался с никчемных попыток смерти встать ему за спину. Странно лишь то, что он не просил бессмертия и вечной молодости, лишь безграничные возможности в магии, той, что не была доступна ни одному магу, не видана и скрыта от взора слепых и наивных. Магию, что была способна объединять светлое и темное воедино. Магия, доступная лишь ему. Причина бессмертия и сейчас неизвестна древнему магу, но это в целом и не волновало, особенно сейчас, когда все мысли крутились вокруг этой тонкой стены. Что же он мог увидеть за ней? Грядущую и неизбежную неизвестность.