Описание: Момент, когда Эда открыла истинные чувства, скрывающиеся за этим обращением.
***
Во рту было ужасно сухо, как будто температура вокруг сильно превышала сорок градусов, а воды и в помине не было. Невольно закатив глаза до звездочек от боли, девушка слегка зажмурилась и попыталась разлепить глаза. Ресницы склеились, и в голове мелькнула мысль о том, сколько же она не умывалась… — Жизнь моя… Тихий шепот ворвался в мир Эды бурным шумом падающих камней, и мир раскололся болью напополам. Отключаясь, девушка отстраненно подумала, что в обмороке явно уютнее, может, там и остаться?***
— Жизнь моя… Моя любимая… Следующая попытка вернуться в мир бренных идей и вещей для Эды была не такой болезненной, хотя во рту по-прежнему было так, будто там устроили туалет сорок бродячих кошек. Попытавшись разлепить пересохшие губы, девушка попробовала их облизнуть, но язык поворачивался медленно, как мешок с землей. — Жизнь моя… Фраза, отбивающая набатом в ее голове, в то же время напоминала назойливый писк комара, от которого никак не можешь отмахнуться. Кто же такой настойчивый? Эда вновь предприняла попытку открыть глаза, и совсем на немного, на маленькую щелочку, но ей это удалось. Шок от увиденного взорвался в голове не хуже водородной бомбы, отправляя девушку уже в знакомые темно-серые объятия обморока. Серкан.***
— Только поправляйся, жизнь моя, только поправляйся, и я все исправлю… Очередная попытка прийти в себя оказалась не такой противной, как предыдущие, хотя все равно до ужаса хотелось пить. Глядя на бормочущего что-то себе под нос Серкана, девушка думала, что точно умудрилась нехило так приложиться головой. Возможно о дерево. Или даже о камень. Другого объяснения нахождению человека-робота, который не далее чем пару дней назад разорвал с ней все отношения, а теперь сидит подле нее, извиняясь, она не находила. — Жизнь моя, не бросай меня, возвращайся, — шептал казалось безутешный мужчина, трепетно держа ее правую руку, ласково поглаживая ободок кольца с розовым цветком, и одной этой картинки хватило Эде, чтобы снова отключиться. Слишком много впечатлений для этого дня.***
— Посмотри на меня еще раз, еще хоть раз, моя жизнь, моя фея, моя Эда, пожалуйста… Без тебя никак нельзя, не могу, не получается… «Свежо предание», — хмуро подумала девушка, просыпаясь в очередной раз. Голова болела, но не так критично, как раньше, да и вообще она чувствовала себя довольно неплохо. Только вот солнце ехидным желтым блинчиком светило ей на лицо, от чего пробуждение было теплым, но немного неприятным. Приоткрывая глаза, девушка вновь увидела своего разрушителя ее жизни/фиктивного жениха/начальника/возлюбленного/парня/бывшего/партнера ее начальника/нужное подчеркнуть, сидящего возле ее больничной постели, опустив голову на руки. «Ну давайте послушаем, что ты мне расскажешь, Серкан Болат», — подумала она, продолжая разыгрывать пострадавшую. — Я не могу без тебя, девочка-фея, без тебя мне жизни нет, — прошептал мужчина так горестно, что сердце Эды пропустило один удар. «Аритмия от травмы», — отмахнулась она, готовясь слушать дальше. — Я пытался, правда пытался, но не могу без тебя, не получается все закончить… Девушка закатила глаза, поморщившись от боли. Ну да, конечно, где-то это она уже слышала. — Я думал, откажусь от тебя, избавлю от страданий, которых и так уже достаточно произошло по вине моей семьи… но не могу, не могу, понимаешь? Без тебя мне жизни нет, жизнь моя, и только от одного твоего дерзкого взгляда в мою сторону мне хочется жить по-настоящему… Из-под ресниц Эда посмотрела на мужчину, оценивая его состояния. По ее внутренним часам прошло меньше суток, но мужчина выглядел так… жалко? Жалкий Серкан Болат — жуткое зрелище. Конечно, он не был похож на потасканного жизнью, но сутулые плечи, усталое бледное лицо с синяками под глазами, растерянный взгляд… — Аллах, я никогда ни о чем тебя не просил, — продолжал шептать он, умоляя, и девушка на секунду испугалась того, какой страстной была эта мольба. — Но я прошу тебя сейчас — пусть с ней все будет в порядке, пусть все пройдет, пусть она поправится… Если бы Эда не играла театр одного актера, изображая коматозницу, она бы почесала затылок в задумчивости. Но пришлось сдержаться и лежать неподвижно, слушая дальше. — Если она поправится… когда она поправится и очнется, я все ей расскажу. Расскажу об ошибке моего отца, о том, кто виноват в самом большом ее горе, обо всем расскажу — пусть решает сама. Расскажу о том, что люблю ее больше всех, больше жизни люблю… Сердце Эды пропустило еще один удар, и она еле сдержалась, чтобы не броситься обнимать мужчину. Нежный голос ее любимого — такой безутешный, но с каким-то стальным налетом — заставил ее усомниться в том, что все, что он тогда наговорил на том многострадальном патио, было правдой. В которую она так легко поверила… — Я расскажу ей о том, — продолжал Серкан, уставившись в стену и не замечая молчаливого свидетеля его исповеди, — как впервые с ее появлением задумался о будущем. О семье. Расскажу, что она заставила меня взглянуть на мир под новым углом, увидев совершенно другие перспективы. Расскажу, как я люблю смотреть на нее. Как она готовит, ест, спит, живет… Она ведь даже не представляет, какая она красавица… Расскажу о том, что я впервые нашел человека, который не подходит моей душе как разношенные шлепки, но дополняет ее. Расскажу, что именно она делает меня цельным… Все расскажу. Только дай ей проснуться. Девушка не сдержала всхлип, обращая на себя внимание самого несчастного человека на свете.***
Эда Йылдыз получила небольшую травму головы, но в целом была в порядке, и врачи разрешили ей поехать домой. Подождав, пока девушка переоденется из больничной одежды в дорожную, медики выдали ей выписку и пожелали крепкого здоровья. — Ну что, готова, жизнь моя? — спросил Серкан, впервые искренне улыбаясь во все тридцать два, протягивая девушке руку. — Идем, жизнь моя, — сияя, ответила Эда, вкладывая в его ладонь свою. Теперь она знала, что это далеко не просто милое прозвище.