Тебе нужно стать плохим, если со мной быть хочешь!

      Очнулся Вэй Усянь окончательно, только когда его напоили каким-то ужасно горьким снадобьем. Свет резанул по глазам, поэтому тут же пришлось зажмуриться, чтобы ещё и зрения не лишиться. Голова гудела так, словно готова была разорваться в любой момент от малейшего прикосновения. Но вот боль в теле чуть приутихла, что странно.       Когда глаза более-менее привыкли к свету, Вэй Усянь медленно расцепил ресницы и мельком осмотрелся.       Он находился в небольшой комнатушке, прикованный к стулу какими-то заклинательницами верёвками. Вокруг него сновали несколько адептов Ланьлин Цзинь, разодетые в дорогие золотые одежды с пионом на груди, и иногда посматривали на него с опасливым интересом. Эти юноши и мужчины были хорошо обученными и сильными заклинателями, раз носили такие относительно дорогие ханьфу. Всё же в Ланьлине большинство решалось тем, насколько хорошо ты выглядишь.       С силой подавив дрожь в теле и силясь опять не зажмуриться, Вэй Усянь стойко смотрел на золотые одежды. Наверное он это делал, чтобы убедить самого себя. Убедить в том, что теперь он не боится и не будет больше позорно кричать и плакать. Хотя, это был обман. Он боялся. Он всё ещё помнил, кто оставил на его теле не оду сотню глубочайших ран, кто избивал, ломая кости, кто лишал ногтей и из-за кого всё тело, все раны, хоть и не так сильно, как раньше, но всё ещё жутко болели. Но он не покажет свою слабость больше никому.       Около него стояла молоденькая девчушка, высокомерно поглядывая на заключённого. Только стоило взглядам Вэй Ина и девушки встретиться, как последняя вздрогнула и поспешила ретироваться куда подальше.       Хмыкнув про себя каким-то стоим мыслям, заключённый попытался прислушаться в гаму, что раздавался в соседнем помещении. Но из-за плотно закрытых дверей, кроме воодушевлённо-радостной интонации, ничего разобрать не удалось.       Поэтому Вэй Ин перевёл взгляд вниз, на своё тело, желая понять весь масштаб катастрофы, но вместо этого не без удивления увидел чистенькие одежды, что полностью закрывали его до сих пор кровоточащие раны.       И с чего бы вдруг Ланьлин Цзинь тратить на его внешний вид хоть какие-то усилия и средства?       Хотя ответ на этот вопрос нашёлся быстро: всё-таки Вэй Усянь не принадлежал Ланьлину; те лишь заключили его в темницу и приняли на себя обязанность казнить преступника. Но они не имели право пытать Вэй Ина. Конечно, их за это никто и не подумает осудить (скорее даже все им были бы благодарны), но, для недоброжелателей, что у «Пионов» точно были, эта маленькая оплошность могла дать, может и не туз в рукаве, но неплохую такую поддержку в нужной ситуации. А такой трусливый человек, как Цзинь Гуаньшань, не мог допустить новой кляксы на своей и так подпорченной репутации. Поэтому будет лучше, чтобы все думали, будто Вэй Усяня действительно держали в более-менее нормальных условиях.       Но раз они не хотели порочить свою репутацию, так почему пустили Лань Чжаня?       Вдруг в разуме Вэй Усяня что-то щёлкнуло, и его лицо передёрнуло от вспышки невнятной душевной боли.       Конечно, Гуаньшань наверняка знал, что Лань Чжань просто будет пытаться что-то выведать у заключённого, а значит Второй Нефрит никакой угрозы не представлял «золотому» оредну.       Эта странная, но не лишённая логики мысль словно была пронизана иголками, что чуть царапали сердце. Возможно, всё было из-за того признания. Лань Чжань был таким искренним, честным, любящим… Таким, словно Вэй Ин действительно можно полюбить.       Но ведь Лань Ванцзи его ненавидел. Так почему для того, чтобы выведать что-то у Старейшины Илин, послали именно Второго Нефрита? Это глупо и нелогично. На что они все рассчитывали? Может на то, что Вэй Ин будет прибывать в полнейшем шоке и даже не сможет распознать ловушку? Или, может, просто решили поиздеваться над чувствами тёмного заклинателя?       И было ещё много таких вот подозрений. Но где-то на периферии сознании вдруг проскользнула и сразу исчезла, словно проворная змея, мысль.       А вдруг Лань Чжань действительно…       Поток размышлений Вэй Усяня прервала неожиданная тишина. Все люди, чьи разговоры, казалось, невозможно заглушить, вдруг замолчали. А потом раздался громкий голос Цзинь Гуаньшаня, прорезавший образовавшуюся тишину:       — Приветствую всех собравшихся! В этот радостный и великий день мы собрались здесь, чтобы вершить правосудие! Вы наверняка знаете, что наш орден, Ланьлин Цзинь, принял на себя честь казнить ужасного преступника, — он чуть выдержал паузу, растягивая представление. — Вэй Усяня!       Имя Старейшины Илина подействовало на толпу, словно масло для огня. Воодушевлённый гул тут же разнёсся в разные стороны, смешиваясь в странное месиво голосов и выкриков. Разобрать хотя бы одно слово было невозможно, но по царившей атмосфере можно было понять, что все нетерпеливо ждут этой казни.       Наверное, кто-то точно сказал «Поскорее бы увидеть, как этот пёс Ин молит о пощаде!» или «Он наконец-то поплатится за свои грехи!», ведь мало вероятно, что такой радостный гул содержит в себе хотя бы один голос печали или сожаления.       Цзинь Гуаньшань ещё что-то говорил, приказывал, но Вэй Усянь не мог расслышать его слов, которые были сказаны будто бы одновременно рядом, но одновременно за тысячу ли* от Вэй Ина. Странное чувство… Но заключённый и не собирался слушать главу Цзинь. Он был погружён в свои мысли с головой.       Почему-то перед смертью Вэй Ин думал о двух вещах: Лань Чжань и месть. Он вспоминал все те моменты, что они со Вторым Нефритом Гу Су провели вместе. Как тот, всё время походивший на ледяное изваяние, злился или смущался. Как он, такой красивый и чистый, завораживал своим видом. Как Вэй Ин пытался его дразнить. Да, Старейшина прекрасно понимал, что Ванцзи его, скорее всего, предал. И пусть прямых доказательств на то не было, но его предали и оставили уже все, кто только мог, так что Лань Чжань, что ненавидел его ещё со времён обучения в Гу Су Лань, наверняка хотел смерти Вэй Усяня больше остальных.       А также он думал о мести. Как было бы прекрасно, если бы все те, кто заставил его страдать, умерли в тяжких муках. Чтобы они почувствовали, как золотое ядро, а вместе с ним и живительное тепло, мучительно-медленно отрывается от тела. Чтобы ощутили как каждый ноготь с треском, со звуком боли, вырывается из фаланги пальца. Чтобы слышали звук ломающихся костей. Чтобы они содрогались в рыданиях, срывали связки от беспомощных, отчаянных криков. И молили о пощаде смерти!       И в это список входило не так уж много людей, но чем меньше людей, тем, казалось, ненависти к ним больше. Он хотел отомстить Цзян Ваньину и его сестрёнке, Цзинь Гуаньшаню, тем адептом, что пытали его. А ещё хотелось стереть в лица земли ордена «Лотосов» и «Пионов», но в этом случае им правило уже не желание отомстить, а желание заставить страдать.       Но почему-то Вэй Ин не мог возненавидеть Второго Нефрита. Он хотел, но не мог. Что-то мешало ему. Вэй Усянь спокойно, с долькой какого-то ненормального наслаждения, представлял, как мог бы мучить всех своих ВРАГОВ. Но мучения Лань Чжаня он просто не мог представить, а если всё же удавалось, то сердце ныло так яростно, будто готово разорвать хозяина изнутри.       И не понимая, чем вызвано это явление, Вэй Ин просто смирился. Какая к чёрту разница? Может он просто до сих пор желал зацепиться за тот лучик надежды, хотя прекрасно понимал, что это бессмысленно?       Видимо, думать и поддерживать сознание было выше его сил, так что он даже не заметил, как слуги вывели в большой, сверкающий золотом зал и поставили перед другими заклинателями на колени. Вэй Ин не ощутил злых, полных презрения, гнева и отвращения, взглядов. Таких взглядов, будто их обладатели готовы были наброситься на него, словно как в далеком детстве, собаки, и разорвать на части, не оставив и праха после себя. Он даже на какое-то время перестал слышать всех пересудом и яростно-воодушевлённых вскриков. И ему вдруг сделалось так спокойно, будто не его возненавидел весь мир, считая ужасным злодеем. Будто не его сейчас казнят. Будто не Вэй Ин, обессиленный настолько, что может стоять только на коленях, не в состоянии даже ясно мыслить. И даже все думы, казалось, потихоньку исчезали, оставляя после себя две особенно чётких: слабый, практически незаметных лучик надежды на что-то и желание отомстить.       Но Вэй Усяню всё же пришлось вернуться в сознание, хотя бы для того, чтобы услышать свою дальнейшую судьбу.       Разум, что долгое время находился в тумане, прояснился, и взгляд Вэй Ина стал осмысленным. В голову тут же ударила тупая боль от окружающего шума.       Как только взгляд стал осмысленным, в глазах сразу запестрело от разнообразия цветов ханьфу. Вэй Усянь перевёл взгляд на голос Цзинь Гуаньшаня, что возвышался над всеми, говоря, наверное, что-то очень громко и воодушевлённо. От этих золотых одежд с пионом на груди по всему телу прошёлся холодок, удушающий горло и стискивающий сердце, и, казалось, через каждый цунь** тела полились потоки раскалённой лавы. Почему-то другие члены ордена Ланьлин Цзинь не вызывали у него такого страха, но вот Цзинь Гуаньшань… Вэй Усянь прекрасно осознавал, что без его приказа, разрешения или намёка его бы ни за что не стали пытать.       И Вэй Усянь смотрел, не отрывая взгляд. Он так хотел прикончить этого ублюдка! Хотя непонятно, с чего это вдруг. Просто грудь трещала от злости, при виде этой добродушной улыбочки. Словно сам Вэй Ин ничего не понимал, но вот его ослабленное сердце знало что-то, что давало ему повод желать ужаснейшей смерти этому человеку. Это было странное чувство, но очень ясное и понятное.       После преступник перевёл взгляд за спину главы Цзинь, и его лицо озарила хищно-сумасшедшая улыбка, под которой была хорошо скрыта боль.       Цзян Чэн и Цзян Яньли.       Они смотрели на Вэй Усяня с таким презрением, которое, казалось, можно потрогать, если постараться. Смотрели так, словно перед ними на коленях стоял не их, когда-то, названный брат, и даже не человек, а просто животное, посмевшее огрызнуться на небожителя.       Их взгляды заставляли сердце то ли замирать, то ли пускаться во что-то, похожее на яростный вопль. Хотелось зажмуриться, отвести взгляд. Но это желание было куда слабее, чем жажда доказать им всем, что он не сломался! Что он такой, какой и был! Хотя, если говорить точнее… Он будет таким, каким его видит общество. Он будет высокомерным, возвышающимся, безжалостным, бесстрашным. И одновременно с этим ублюдком, мразью, демоном во плоти, которого надо уничтожить.       Если Вэй Усянь напоследок покажет им всем, что ему, Старейшине Илина, нет равных, то это сделает его счастливее хотя бы на пару мгновений перед смертью.       Странно было то, что ни адептов из Цинхэ Не, ни из Гу Су Лань не наблюдалось. Ну, глава Гу Су, Лань Сичэнь, видимо не желает, чтобы ученики такого благородного ордена видели что-то столь отвратное, как смертная казнь. Это было смешно. Всё-таки все они заклинатели, уничтожающие нечисть, а иногда и людей. Но какая разница, почему адепты Гу Су не пришли? Вот, например, отсутствие Цинхэ Не удивляло куда больше. Не Миндзюэ ведь всегда показывал себя, как довольно жестокого главу ордена, который ненавидит тёмных заклинателей. Может, ему было бы противно даже смотреть на Вэй Ина. А может Не Хуайсан уговорил брата не идти. Кто знает?       Но это не имело значение. Какая Вэй Усяню разница, смотрят на его смерть главы великий орденов или нет?       Из мыслей Вэй Ина вывел пинок в спину от какого-то ланьлиновского адепта. Удар попал аккурат в одну из самых болезненных и глубоких ран. По телу прошёлся импульс боли и, наверное, Вэй Ин бы выкрикнул из-за этого импульса, но из его рта не вырвалось даже шипение. Он ведь решил, что больше никому не покажет своей слабости.       Заключённый безмолвно упал от удара ноги на деревянный пол лицом, ибо руки были крепко связаны за спиной. Во рту почувствовался слишком уж знакомый вкус крови — видимо разбил губу (хотя куда сильнее?), но зато этот удар отрезвил сознание.       Голос Цзинь Гуаньшаня стал ощущаться нормально, а не как из-под толщи воды. С каждым мгновением разобрать слова становилось всё легче.       — Не смей молчать, когда я задаю тебе вопросы! — громкий голос главы Цзинь потонул в не менее громком гаме толпы, но преступник теперь всё прекрасно слышал.       Вэй Усянь медленно поднял лицо от кровавой лужице на полу, глухо откашлявшись кровью пару раз, и воззрился на Цзинь Гуаньшаня.