Тебе нужно стать плохим, если со мной быть хочешь!

      Лань Чжань не знал, что произошло, что он сделал не так. Его чувства не приняли, в них не поверили. И Лань Ванцзи никогда не думал, что ему будет так от этого больно. Сердце сжалось с такой силой, будто вот-вот превратится в кучку пепла, дыхание замедлилось, словно готовое тут же остановится от слишком резкого движения, а грудь сдавило невыносимой болью… Но Лань Чжань всё также, невероятными усилиями сохраняя спокойную отстранённость, шёл вперёд, внутри разрываясь на куски.       Тебе нужно стать плохим, если со мной быть хочешь!       Эта фраза словно отпечаталась в сознании, пульсируя где-то в висках, пока Лань Ванцзи шёл по длинным коридорам Ланьлина. Его обычно ничего не выражающее лицо, казалось и вовсе теперь было окутано корочкой льда. Даже золотые глаза заледенели, потеряв своё природное сияние.       Но вот сердце… Оно изливалось кровью, пронзённое болью и сожалением. Вэй Усянь… он…       Лань Чжаню даже вспоминать его было больно. Но он вспоминал. Вспоминал, желая вырезать в памяти его лицо, чтобы больше никогда не забыть, если, вдруг… Нет, этого «вдруг» не случится! Он спасёт Вэй Усяня! Спасёт и не важно, через что придётся пройти! Вэй Ин ведь всегда был таким весёлым и жизнерадостным! Всегда улыбался, несмотря ни на что! А они… они лишили его этой возможности! Сломали… А теперь хотят лишить его ещё и жизни! Но Лань Ванцзи не позволит. Он спасёт Вэй Ина! Спасёт ото всех! И будет защищать вечно! Только вот…       Если встанешь на путь тьмы, если пойдёшь за мной в ад, если сожжёшь всё своё прошлое… Тогда я поверю тебе. Поверю твоим чувствам.       Если Лань Чжань действительно хочет спасти, то он должен быть с ним рядом. Второй Нефрит плохо понимал чувства других людей, но ясно мог увидеть, как больно и плохо Вэй Усяню. Он, наверное, мог высвободить его из тюрьмы, но если Ванцзи не будет по-настоящему рядом, то Вэй Ина уже ничего не спасёт. Ни свобода, ни защита.       Значит… он должен встать на путь тьмы… сжечь своё прошлое…       Его с самого детства учили, что пусть тьмы — тошнотворный и ужасный метод достижения вершин для слабаков, который уничтожает душу и тело. И большинство практикующих тёмный пусть действительно были слабаками, что просто не смогли хоть чего-то достичь с использованием светлой энергии и быстро сдались. Но все практикующие очень скоро умирали либо от искажения ци, либо из-за того, что не смогли удержать контроль.       Но Вэй Ин. Он был далеко не слабаком, практикуя светлый путь. Он был гением и до сих пор им оставался. Так почему он решил пойти по скользкой дорожке тьмы? Точно ведь не из-за слабости! Почему не носил с собой меч даже на важные мероприятия? Он был безрассудным, но не глупым и прекрасно понимал, что это навлечёт лишние сплетни и даст новый повод осуждения. Неужто Вэй Ин не хотел ни с кем лишний раз сражаться? А ведь раньше он любил похвастать своими навыками фехтования… Почему никогда больше не использовал светлую энергию? Это ведь так могло облегчить многое. Та же поддержка контроля над тёмной ци. Он не мог быть настолько упрямым, что даже отказался от явного преимущества.       С каждой секундой Лань Чжань чувствовал, что что-то тут точно не так. Вспоминая всё новые и новые детали, становилось ясно — с Вэй Ином что-то случить, и он не просто так отказался от пути света, предпочитая ему тьму.       Но неужели и ему, Хангуан-цзюню, придётся пойти по пути тьмы ради Вэй Усяня?       Размышлял Лань Чжань не долго. Если придётся, то он сделает всё, что угодно.       Вот только… Сжечь всё свой прошлое? Ясно, как день — Вэй Ин имел ввиду Гу Су Лань. Но… Облачные глубины были домом для Второго Нефрита. Он там родился, учился, рос…       Он любил свой родной орден, свой дом. Любил брата, дядю Цижэня и отца с матерью тоже (хотя часто винил их). Так как он мог сжечь всё это? Как мог своими руками уничтожить то, что оберегал на протяжении всей жизни?       В сердце разгорелась настоящая битва, которая, казалось, не собиралась хоть как-нибудь разрешиться.       Лань Ванцзи даже не заметил, как перед ним стали извиняться те заклинатели, что охраняли (от кого, интересно?) Вэй Усяня. Видимо, лицо Второго господина Лань приняло такое ледяное выражение, что люди решили, что лучше будет лишний раз не попасться Хангуан-цзюню на глаза, а если удача отвернётся, то быстро извинятся за всё, что только можно и нельзя было совершить, а потом ретироваться куда подальше.       Лань Чжань не понял, как покинул Ланьлин Цзинь, направляясь к Гусу Лань. Не почувствовал, как сжал кулаки до такой степени, что ладони онемели.       Он всё размышлял, полностью погрузившись в свои неутешительные мысли и чувства.       Лань Ванцзи не знал, что делать дальше. Не знал, кем готов пожертвовать: Гу Су, своим домом, где он родился и вырос или Вэй Усянем, человеком, которого безмерно любил.       Впрочем он всё ещё надеялся, что выбирать не придётся... Как же наивно.

***

      Когда смотришь на Облачные Глубины, в сердце расцветают спокойствие и умиротворённость, а на душе словно становится свежо. Казалось, среди крутых гор, вечно окутанных прозрачно-белым туманом, живут не заклинатели, а самые настоящие небожители, что спустились с небес, но так и не решились показаться людям, остановившись в таком прекрасно-холодном месте.       Лань Ванцзи бесшумной поступью вошёл в орден через главные ворота. Его встретили молодые адепты, что охраняли вход, немного нервным поклоном; видимо, они тоже подметили (скорее всего даже не осознавая этого, на подсознательном уровне), что глаза Второго Нефрита уж слишком холодны, а взгляд безразличен.       Лань Чжань прошёл мимо, кивнув юношам в знак приветствия, наверное, только благодаря въевшийся в корку разума привычке.       Он шёл быстро (ещё немного и, возможно, будет на грани нарушения правила), решительно направляюсь к обители Лань Сичэня. Но вдруг остановился. Он остановился у Стены Послушания, изучая её будто первый раз в жизни. Лань Чжань и сам не знал почему так жадно всматривался в иероглифы, которые может написать наизусть в любое время дня и ночи с закрытыми глазами.       В голову нахлынули воспоминания из далёкого детства.       Маленький мальчик, на вид не старше семи лет, сидит с идеально-прямой спиной, аккуратно переписывая правила. Его плечи и пальцы чуть подрагивали, а глаза то и дело закрывались на пару мгновений, но всё это не мешало малышу писать многочисленные иероглифы, от которых уже рябило в глазах, прекраснейшим почерком. Он уже очень-очень устал… Устал настолько, что хотелось разорвать эти надоевшие бумажки в клочья, завалится прямо на стол и уснуть, только бы не видеть все эти чёрточки, палочки, повторяющиеся знаки, смысл которых уже не удавалось понять. Да, он нарушит сотню правил, но здраво мыслить не давала одновременно тупая и режущая боль, что пульсировала в висках, затылке, глазах, плечах и пальцах. Радовало, что осталось всего несколько страниц и он сможет уйти домой, чтобы поведать наконец брата и ма… Точно, сегодня же тот самый день, когда он мог увидеться с мамой. Вот только… Прошёл уже год с тех пор, как она не выходила из своего дома. Дядя Цижень говорил, что она больше никогда не сможет выйти, и поэтому детям теперь не надо приходить каждый месяц к её дому. Но вот мальчик, в отличии от своего старшего брата, не мог прекратить приходить к небольшому домишке в назначенный день. Но мама действительно больше ни разу не вышла…       Он настолько плохой сын, что мама решила его бросить? Малыш слышал разговор взрослых. Они говорили не как обычно, будто на что-то постоянно намекая. почему-то в сознании укоренилась мысль, что если он будет усерднее учиться, то мама вновь выйдет. Это ведь так?       Эта мысль заставила забыть об усталости и появляющихся на нежной коже рук мозолях от долгого писания. Лишь подумав о том, что сможет увидеть маму, малыш принялся с ещё бóльшим усердием переписывать иероглифы. Каждая страничка была словно новой ступенькой к заветной мечте. Ещё одна. Ещё одна. Ещё одна…       Пальцы, что и до этого чуть тряслись, вдруг дрогнули. Не ясно, что было тому причиной; усталость или радость, что листок наконец подошёл к концу — не суть…       Глаза мальчика шокировано распахнулись, а в их золотом свечении читался разгорающийся ужас. Теперь на листке расположилась огромная линия чернил (на самом деле размером не больше иероглиф, но для ребёнка это было именно огромной линией), словно уродливый шрам на лице прекрасной молодой госпожи. Осознание нахлынуло постепенно. Он испортил целый лист иероглифов. Теперь он не успеет вовремя к маме…       Малыш судорожно вздохнул и, с тяжестью перелистнув в книжечке с правилами несколько страниц назад, взял новый листок и стал по новой переписывать. Было чувство, что он с трудом поднялся на отвесную гору, потратив на этой все свои силы, а потом из-за совершенно глупой случайности упал. Хотя в каком-то смысле всё так и было.       Он слышал детстве весёлые голоса, доносившиеся с улицы вместе с холодным осенним ветром. Наверное, дети были его ровесниками. Они вели непринуждённый спор о том, кто будет искать, а кто прятаться. Видимо, кто-то пошутил или сказал какую-то нелепость, ведь их разговор прервался негромким смехом. К ним, судя по тембру голоса, обратились взрослые и сказали, что надо вести себя сдержаннее. Но не стали ругали за нарушение правил. Не заставили переписывать все три тысячи, чтобы дети запомнили и больше никогда их не нарушали. Так что же сделал Лань Ванцзи всем этим взрослым, что они его наказывают? Почему они не дают ему просто увидеть свою маму? Почему?..       Пришлось сжать кулаки, чтобы позорно не разрыдаться от обиды и зависти. И малыш дальше принялся переписывать правила. На его лице проступали какие-то задатки эмоций, но различить их было довольно трудно, но вот сердце… оно чернело; чернело от ненависти…       Это воспоминание отдавало лёгкой горчинкой, что была практически незаметна во всём спектре отрицательных эмоций, неумолимо бушевавших в чёрном сердце Второго Нефрита.       Тогда он был совсем ребёнком, который не мог понять, что мама умерла, исчахла взаперти, а не бросила его из-за «плохого поведения». Думал, если будет стараться, то обязательно сможет с ней ещё хотя бы раз увидеться. Лань Чжань уже давно понял — просто сейчас осознание нахлынуло с новой силой — что взрослые просто воспользовались неокрепшим разумом ребёнка, давая ему несбыточные мечты, тем самым заставляя усерднее (куда ещё?) учится; только для того, чтобы потом разбить все фантазии на миллионы осколков, оцарапав тем самым и так кровоточащее сердце Лань Ванцзи. Но зато, оставшись без мечтаний и надежд, Лань Чжань прекрасно знал все правила Гу Су Лань…