Тебе нужно стать плохим, если со мной быть хочешь!

      — Я хочу отдать Вэй Ину свою налобную ленту!       Лань Сичэнь долго молчал, буравя каким-то странным взглядом брата, будто пытаясь достать ответы на свои многочисленные вопросы прямиком из дальних закоулков души Лань Ванцзи. Второй Нефрит же не поднимал глаз, уставившись опять на свои руки, сжатые в кулаки.       Лань Чжань не знал, сколько прошло времени. Пять минут? час? Но за это время накопилось столько неутешительных мыслей и самый разных предположений, что голова всё продолжала и продолжала медленно отпускаться вниз.       Через какое-то время Лань Сичэнь тяжело вздохнул. Странный был этот вздох. Будто в нём были и радость, и облегчение, и даже восхищение… Да, точно были! Лань Ванцзи с опаской, но не без доли интереса, поднял глаза на брата, смотря немного исподлобья. Но не стоит обманываться! Лицо Второго Нефрита сохранило практически всю ту же отстранённость и возвышенность, и только глаза, брови и другие редкие детали выдавали то, что он нервничает, не понимает, смущается, да и в целом находится в стрессовом состоянии.       — Я понял… — он мягко, нежно и понимающе улыбнулся. Улыбнулся так, словно его ожидания превратились в реальность, и он был этому рад.       Глаза Лань Ванцзи засверкали. Брат понял и принял его чувства к Вэй Ину?! От сердца отлегло. Значит он сможет спасти Вэй Усяня! Значит сможет помочь ему восстановить тело и дух! Значит вновь сможет рассчитывать на собственное счастье и счастье любимого человека!       Поток радостных мыслей о возможном и, казалось, таком правильном будущем полностью сместил все неутешительные раздумья. Даже забылись недавние слова Лань Сичэня…       Да, всё так и должно быть! Ванцзи нужно было с самого начала рассказать всё брату! Тогда, возможно, он смог бы высвободить Вэй Ина — пусть даже силой — до того, как Усяня начали пытать… Но обвинить во всём себя Хангуан-цзюнь ещё успеет, а сейчас надо обговорить всё с Лань Хуанем.       — Брат, я очень рад, что ты понял, — уголки губ сами непроизвольно дрогнули и немного приподнялись в слабой улыбке. — Тогда давай поторопимся и освободим Вэй Ина. Я пока не знаю, как именно, но вместе мы сможем придумать план.       Не важно как — силой, переговорами или даже уловками, но Лань Чжань обязательно его спасёт!       Вдруг Лань Сичэнь хмыкнул, прищурившись, как будто хитрый лис, и вновь улыбнулся. Вот только эта улыбка не была мягкой, нежной или даже просто вежливой; она была довольной и… хищной, опасной, словно оскал зверя.       Лань Чжань даже вздрогнуть не смог. Он просто замер, не в силах шевельнуться. Что с его бра… что с Лань Сичэнем? Кто этот человек перед ним? Кто?!       Сердце охватил липкий, колючий страх, сжимая жизненно-важный орган в тиски. Лань Ванцзи не мог осознать, как всего за миг брат вдруг стал… таким; таким, коим никогда не являлся.       Что всё это значит? Что происходит?       — Брат, — даже привычное обращение, сказанное таким острым, колючим тоном, вызывало мороз на теле. — а я всегда думал, что ты белая овечка, а, как оказалось, под шкурой чистоты прятался порок, да? — он прикрыл глаза и тихо рассмеялся. Лань Чжаню показалось, что этот смех был похож на скрежет металла. — Ты меня перехитрил! Смог притворяться белоснежным и безгрешным настолько хорошо, что даже я до последнего не понимал! — Лань Сичэнь встал из-за стола и подсел к брату непозволительно близко, и теперь глава Гу Су с интересом вглядывался в черты Второго Нефрита, но Лань Чжань даже шевельнутся не мог, лишившись возможность управлять телом. — Я приятно удивлён, А-Чжань, — его так называла только мама… тошно. — ты смог пробраться в орден к этим высокомерным павлинам, даже договорится о встречи с Вэй Ином! Видно, тебе Гуаньшань доверяет… — Сичэнь фыркнул и поморщился. — Меня бы этот старый-лис-глава-павлинов ни за что не пустил бы к настолько ценному заключённому так легко, а ты справился «на ура»!       Лань Чжань просто не понимал. Казалось, разум готов разорваться от шторма эмоций, чувств и мыслей. Брат. Лань Хуань. Лань Сичэнь. Первый Нефрит. Почтенный Цзэу-цзюнь. Глава ордена Гу Су Лань. Кто он? Кто этот человек перед ним?! КТО?!       Хотелось разорвать, уничтожить этого человека, чтобы вернуть брата, такого доброго, любящего и понимающего. Задушить, зарезать, сжечь… да что угодно! Только бы не слышать этот колющий, вместо нежного, голос! Только бы не видеть это лицо, всегда спокойное и добродушное, но сейчас осквернённое оскалом!       — Ох, а тот твой трюк с чувствами! — Лань Сичэнь восторженно заохал и довольно цокнул языком пару раз. — Конечно! Ведь лучше заставить этого наивного глупца думать, что его кто-то любит! Тогда, если удастся его спасти или, если, сам выберется, можно будет держать при себе, благодаря «чувствам»! — последнее слово он пропел, широко улыбаясь. — А если всё-таки помрёт, то доказательств и свидетелей нет никаких, а значит имя ордена и клана не будет опорочено! — он опять засмеялся. — Я восхищён, А-Чжань!       Лань Сичень что-то промурлыкал себе под нос и поднялся. Сначала прошёлся вокруг письменного стола, потом направился к двери, выхаживая по комнате и что-то тихо напевая. Он что-то обдумывал, видимо, предложение своего брата освободить Вэй Усяня.       А Лань Чжань… наконец-то смог выйти из этого странного оцепенения, медленно, со страхом, повернув голову в сторону задумчивого Лань Хуаня.       Хотелось убежать из этого места за тысячи ли и больше никогда не вернутся. Хотелось понять, что происходит. Хотелось съежиться где-нибудь в уголке, зажмурить глаза и заткнуть уши, чтобы не видеть и не слышать всё этого. Хотелось получить объяснения, несмотря ни на что. Хотелось спасти того старшего брата. Хотелось уничтожить этого главу ордена Гу Су Лань.       Но сейчас Второй Нефрит был в состоянии только смотрел на этого человека нечитаемым, тусклым взглядом, словно золотой закат, который в один миг перестал освещать водную гладь.       Лань Сичэнь ходил по комнате, иногда хмыкая каким-то своим мыслям.       — Эх, А-Чжань, — он посмотрел на него с лёгкой грустью в глазах. Даже просто взгляд заставлял образоваться кому в горле. — почему же настоящий ты ещё холоднее, чем прежде? — он досадно цокнул и подошёл ближе. — Я думал, что ты будешь буйным и безрассудным, может жестоким, но никак не таким… безжизненным…       Лань Хуань опять сел на своё место, Лань Чжань медленно повернул голову к нему. Старший из братьев с интересом разглядывал младшего, будто увидел того после очень долгой разлуки.       Лань Ванцзи тоже смотрел. Но скорее так, будто изучал незнакомого человека. Второй Нефрит ничего не понимал. Не понимал, что происходит, кто перед ним, что делать дальше. Просто не понимал, как себя вести. Почему он никогда не замечал, что его брат Лань Хуань настолько двуличен? Почему никогда не видел этого раньше? Когда именно Лань Сичэнь стал таким? Или он всегда именно таким и был?.. Он уже ничего не мог понять.       Кто всегда был рядом? Добрый, заботливый и любящий старший брат или… он даже не знал, какими словами описать такого главу Гу Су. И если раньше Лань Сичэнь напоминал тихий, таинственный океан или небольшого оленёнка, то сейчас он был словно лисицей: хитрый, проворный, опасный, стремившийся получить максимум выгоды для себя и для клана.       Но теперь он не мог даже мысленно назвать Первого Нефрита своим братом… Не мог назвать этого незнакомого человека своей семьёй.       Поэтому вопрос, что так упорно напрашивался слететь в губ, всё же прозвучал.       — Кто ты?.. — Лань Ванцзи пошевелил только губами. Даже его — теперь — ничего не выражающие, стеклянные глаза были направлены в одну точку.       Лань Сичэнь уставился на брата, пытаясь различить его мысли — безуспешно. Было ощущение, что Лань Ванцзи мертвец, что может только говорить. Ужасное сравнение, но до жути подходящее. Вдруг в голову пришло сравнение похуже: Лань Чжань выглядел в точности как их матушка перед смертью: такой же потухший, безжизненный, безразличный.       Первого Нефрита передёрнуло. Вдруг стало холодно и страшно. Лань Сичэнь, как смирился со своею двуличностью, начал думать, что, наверное, его брат — его настоящий брат — похож на их отца. Но сейчас… А-Чжань уж слишком сильно напоминал маму. И это пугало.       Цзэу-цзюнь любил матушку и отца, но… видеть в младшем брате даже Цинхэн-цзюня не хотелось. И всё равно, Лань Хуань, прекрасно понимая, что именно так и может в итоге оказаться, смирился. Но вот к развернувшейся ситуации он никак не был готов. Слишком неожиданно.       Хотя это не так важно, каким в итоге окажется Лань Чжань. Лань Сичэнь всё равно будет всем сердцем любить своего А-Чжаня, несмотря ни на что! Или практически несмотря ни на что…       — Как это кто, А-Чжань? — насмешливо поднял брови глава Гу Су. — Я твой старший брат! Кем же ещё я могу быть?       — Не ври…       — Что? — Лань Сичэнь встревоженно оглядел брата: да нет, он как стал вдруг ледышкой, так такой же ледышкой и остаётся. Но всё-таки было что-то в нём не так. Что же? — А кто я ещё, если не твой старший брат?.. — видимо, всё это просто неудачная шутка. — Ладно, А-Чжань, хватит шутить, — он усмехнулся странному поведению Ванцзи и, опять взяв в руки свиток от главы Цзинь, развернул бумагу, одновременно опять скользя взглядом по написанному и говоря с Лань Чжанем. — Давай лучше перейдём к насущному. Если мы спасём это чудовище, то сможем переманить на свою сторону. А это сыграет на руку клану и ордену… — он многозначно хмыкнул. — Ты действительно прекрасно придумал, привязать Вэя к себе с помощью «чувств»! Теперь Гу Су Лань станет куда могущественнее и сильнее! Какие же идиоты сидят в других орденах, раз не понимают, что живой Старейшина Илин принесёт куда больше пользы, чем мёртвый!       Почему Лань Сичэнь говорит о Вэй Ине, о его Вэй Ине, как о предмете, как об каком-то сильном артефакте? Почему его чувства для главы Лань лишь инструмент? Почему всё это происходит? Почему с ним?!       — А убить пса Ина мы всегда успеем! — Лань Хуань легкомысленно засмеялся, полностью довольный сложившимися обстоятельствами. — Да уж, не могу не согласиться с остальными главами — это чудовище жить долго не должно! Но помочь, думаю, нашему ордену успеет.       В Лань Чжане что-то треснуло. Разорвалось. Разбилось. В груди вмиг стало пусто, будто сердце выдернули и раздавили. Но эта пустота, где раньше была безграничная любовь, привязанность и уважение, начала быстро и стремительно — словно плотину, что раньше сдерживала буйную и несущую смерть реку, прорвало — заполняться, заливаться капля за каплей непроглядной яростью, удушающей обидой и жаждущей всё поглотить ненавистью.       Больно.       — Где мой брат?..       Лань Сичэнь нахмурился, отложив свиток, теперь смотря только на брата. Это было совсем не смешно… Что вдруг стало с Лань Чжанем? О каком брате он говорит? Может он имеет ввиду какого-нибудь адепта…       Безмолвие затянулось. Но братья, хоть и в оглушительной тишине, всё равно могли понять друг друга. Раньше могли. Сейчас только пытались. Ни у Лань Ванцзи, ни у Лань Сичэня не получалось прочитать эмоции и мысли другого. Словно никакой братской связи и не было никогда. Всё казалось другим. Выражение лица, сияние глаз, мельчайшие движения, мимика…       Раньше Хуань прикрывал глаза, когда о чём-то думал. Теперь, при раздумьях, его зрачки, что полнятся хитрыми искорками, не закрыты веками. Раньше он пытался спрятать руки от посторонних глаз в рукава или за спину. Теперь прекрасно видно, как пальцы главы Лань постоянно находятся в нервном движении, будто (точный признак) их обладатель скрывает очень многое. Раньше у Лань Сичэня всегда было одно-единственное выражение лица: вежливая, реже — мягкая, скромная улыбка, задумчивый взгляд из-за опущенный ресниц, совсем чуть-чуть склоненная голова, словно в незаметном кивке. Теперь же Лань Сичэнь может уверенно приподнять уголки губ в хищной усмешке, чуть обнажая ряд белых зубов; кажется даже, что проступают маленькие клычки — это всего-лишь игра воображения.       Раньше глаза Лань Ванцзи непрерывно блестели, отливая золотым сиянием. Они выдавали, когда Лань Чжань был заинтересован, гневался, грустил или внутренне смеялся. Теперь они казались безжизненными, пустыми. Раньше Лань Чжань, когда размышлял на чем-то (то есть практически всегда), мог немного поглаживать собственные пыльцы или перебирать ткань одеяний. Теперь всё его тело застыло; он больше напоминал мёртвую куклу, чем живого человека.       Лань Сичэнь вдруг стал открытым. Лань Ванцзи вдруг закрылся в себе. Оба в один миг изменились до неузнаваемости. Перестали быть родными людьми. Братья перестали друг друга понимать…