Тебе нужно стать плохим, если со мной быть хочешь!

      Очнулся Лань Чжань уже другим человеком. Он не знал, сколько находился без сознания… ведь в том месте время потеряло свой ход.       Что же происходило, зададитесь вы вопросом. А происходило сражение… последнее сражение в разуме Второго Нефрита. Только стоило Лань Ванцзи потерять сознание, как он оказался в странном, пустом месте. Светлое, холодное пространство. Словно какой-то нечёткий пейзаж. Вот только, как в любой другой картине, всё было неживым… но и не мёртвым, словно жизнь покинула это место, но вот смерть ещё не пришла. Странное, увлекательное чувство.       Но не это было самое интересное и непонятное. Кокон. Посреди пространства стоял огромный, чисто белый, словно хлопья девственно снега зимой, в Облачных глубинах, кокон. На вид он был нефритовым, без единой неровности, достойный рук великих скульпторов.       Ванцзи, движимый интересом и каким-то непонятным желанием быстрее выбраться отсюда, двинулся к этой страной оболочке, только сейчас обнаружив, что что-то не так: перед глазами всё расплывается, иногда появляются тёмные круги, сам он немного пошатывается, а в висках монотонно стучит боль. Тук-тук. Тук-тук. Очень неприятное чувство. А мысли словно в кашу смешались. Да и ощущение, что Лань Чжань опускает что-то важное, всё нарастало…       Подойдя к объекту, он сначала внимательно его осмотрел, стараясь особо не обращать внимания на плохое самочувствие: с виду действительно выглядит как большой, ровно в человеческий рост, нефритовый кокон. А вот текстура на самом деле…       Лань Чжань только прикоснулся рукой. Невесомо, можно даже подумать, что боязно. В этот самый момент всё и случилось. Он вдруг вспомнил всё. Как пришёл к Вэй Усяню, встретив вместо вечно болтливого и жизнерадостного юнца испуганного, истерзанного отступника. Вспомнил, как получил на своё признание такое обжигающе холодное неверие. Как Вэй Ин, его самый дорогой, ценный и бесконечно любимый Вэй Ин кричит и спрашивает, зачем Лань Ванцзи его обманывает, отчаянно желая узнать, почему все, даже он, его ненавидят. А Второй Нефрит даже не может ничего ответить… лишь просит второй шанс. И ему этот шанс дают. С таким лёгким условием: «Тебе нужно стать плохим, если со мной быть хочешь. Если встанешь на путь тьмы, если пойдёшь за мной в ад, если сожжешь всё своё прошлое… тогда я поверю тебе. Поверю твоим чувствам». И Лань Чжань ведь сделал это… использовал тёмную энергию, тем самым встав на путь тьмы, сжёг Облачные глубины, а значит и своё прошлое. Он не хотел этого делать, но даже безупречный и благородный Второй Нефрит клана Гу Су Лань имеет свои пределы. И предательство брата он простить не смог, выбрав Вэй Усяня.       В тот же миг тёмная энергия наполнила тело, заставив снова почувствовать эту удушающую боль. Но в этот раз он подчинит её. Ради Вэй Ина. Лань Ванцзи не знал, что делать. Им двигало только желание спасти того, кому отдал сердце.       Всё вокруг погрузилось во мрак. Ужасная, тошнотворная тьма, которая могла бы заставить кричать от чувства безысходной смерти кого угодно. Но не Лань Чжаня. Не сейчас. Ведь сейчас своя смерть, даже самая долгая и мучительная, казалась ничем, по сравнению с мыслей, что Вэй Ина могут с минуты на минуту казнить. Поэтому Ванцзи боролся, даже когда казалось, что тёмная энергия уже победила.       И он победил. Смог, спустя, казалось, вечность… А после упал без сил на колени, упёршись руками о пол этого странного места. Заклинателя трясло. Крупная дрожь пробила всё тело, покрытое противными мурашками: почему-то было очень холодно. С каждым вдохом по голове словно молот ударял, а в глазах бывали появлялись чёрные круги, мешая обзору. Вот только это был не конец. Через несколько мёртвых, немых мгновений, прерываемых только тяжёлым, судорожным дыханием единственного живого существа в этом мире, вдруг раздался звук треска. Заклинатель поднял взгляд: кокон покрылся трещинами. Ванцзи понимал, что если это новый враг, то ему конец. Потому что даже если он встанет, то сражаться уже вряд ли сможет. Но он будет пытаться. Он будет вставать снова и снова, пока не умрёт. Ради Вэй Ина. Пусть страшно, пусть больно — Ванцзи ни за что не отступит. А даже если он погибнет тут, то обернётся злым духом и убьют всех, кто причинил Вэй Усяню боль.       Трещины росли, становились больше, шире и опаснее. А Лань Чжань практически не мог шевелиться… Это конец.       От кокона отломился большой кусок, но, не долетев до земли, растворился, рассыпавшись пеплом, а вместе с ним из белой оболочки вылетела тёмная энергия. Снова она. Но в это раз Лань Чжань был увереннее в себе, ведь прошлую смог подчинить своей воли. Энергия полетела на заклинателя, стремительно сокращая дистанцию. У Ванцзи есть пару секунд. Он сосредоточился и мысленной командой приказал остановиться. Ничего… Ещё одна команда. И снова бесполезно. Энергия даже не колыхнулась. Словно уже принадлежала кому-то. Значит ли это, что всё, через что прошёл Лань Чжань оказалось лишь тщетными страданиями… Почему… Почему мир всегда… поступает так?.. Так несправедливо, жестоко и нечестно. Почему, зачем даёт надежду, а потом рушит всё?!       — Потому что это весело, — вдруг раздаётся низкий, уж слишком знакомый голос, если не считать насмешки и превосходства в нём, а в следующее мгновенье энергия замирает перед самым лицом заклинателя, обжигая ледяным страхом, который за время пребывания в этом мире стал неотъемлемой частью существования.       Кокон вдруг с громким треском начал рушиться, осыпаясь на землю пеплом и выпуская из себя тёмную энергию. Хотя не только её. Между потоками темноты виднеется фигура человека.       Лань Ванцзи не сразу смог разглядеть лицо, смутно видя только тело в чёрном одеянии. Мысленно он уже давно понимал, кто перед ним… ещё, наверное, с того момента, как раздался голос. Понимал, но продолжал упорно отрицать, отгоняя мысли перед тем, как те успели обрасти чёткостью. Вот только «незнакомцу» стоило сделать шаг, выходя из облаков тьмы, отрицать происходящие стало практически невозможно. Даже если на белоснежном лице красуется такая непривычная жестокая усмешка, а глаза опасно, безумно прищурены, словно человек (ли?..) замышляет что-то отвратительное, при этом видя в задуманном способ наслаждения, Лань Чжань всё равно прекрасно знал это лицо.       — Кто ты? — само сорвалось с чуть подрагивающих, белых губ. На нового гостя устремились бегающие зрачки грязно золотых глаз, что были словно драгоценные обручальные кольца, которые совершенно не ценились у владельцев, поэтому и не полировались, не чистились десятилетиями.       — Неужто ты ослеп? — усмехнулся тот. — Разве не видишь? Я — это ты.       — Нет… — только и мог пробормотать Нефрит, глядя на свою копию. Это же не может быть правдой!       — Ты и сам знаешь, что это так. Ты, как никто другой знаешь, какая тьма в тебе скрыта. А я лишь её олицетворение. — он снова повторил страшные слова. — Я — это ты.       — Не смей нас ровнять! — неверие и отрицание сменилось на злой, дрожащий шёпотом.       Делая несколько больших шагов вперёд, гость с жалостью глянул на валяющегося на коленях Второго Нефрита. Жалость эта была похожа на жалость человека, что увидел противную, больную, умирающую псину, что пыталась встать, но старые лапы уже не слушались хозяйку. И эта жалость только сильнее злила Лань Ванцзи. Злила невыносимо, заставляя сжимать кулаки так сильно, что ногти впивались в кожу до алых капель. Опираясь на руки, он начал подниматься. Через боль, невероятную усталость, повинуясь злобе, что казалась кровавого цвета и желанию спасти… кого? Кого он так жаждал спасти? Ради кого он проделал весь этот пусть?! КТО?!       Он, словно в приступе сумасшествия, огляделся, что-то ища… кого-то. Почему он не помнит даже имени, даже образа?! А может это и вовсе был не человек… Мысли путались невыносимо. Мешались, прыгали с места на место. Образы, места, события: всё покрылось тьмой. И это тьма нарастала, словно изнутри съедая память Ванцзи, словно съедая его.       — Как ты жалок… — в тот же миг двойник оказался до противного близко, возвышаясь, смотря сверху вниз на беспомощное создание, что вздрогнуло и упало, не сумев удержать равновесие.       Упав лицом к ботинкам двойника, заклинатель попытался снова встать, но вдруг тяжёлая нога надавила на голову, заставляя стиснуть зубы. Но Лань Чжань всё пытался подняться, получая взамен лишь боль.       — И как ты посмел думать, что достоин хотя бы зерна любви.       Любви. Точно… он любил! Он любит! Схватившись за эту мысль, Ванцзи проворачивал в разуме всё прошлое, боясь потерять воспоминания, что так стремительно потухали. Сначала детство, потом юность. Но он чувствовал, что в них нет даже намёка на того, кто покорил сердце и чьё имя, только имя, помогало идти вперёд. Но ведь, если переключиться на более поздние воспоминания, то можно потерять все предыдущие. Потерять последние капли образа о маме…       Перед глазами на миг вспыхнуло нечёткое, невесомое воспоминание, которое сразу исправилось, словно дуновение теплого ветерка зимой, а сам Лань Чжань вдруг обнаружил, что всё давление пропало. Нет больше тёмной энергии, нет больше этой сущности, даже боль и усталость исчезли. Странно… Ванцзи поднялся, оглядываясь по сторонам: его окружала пустота, серая, бездушная пустота. Но сейчас было не до осмотра нового ландшафта. Надо было выбирать, что он готов потерять: мамину улыбку, её белые, дрожащие руки или Его, свою яркую любовь. Ванцзи не знал. Он слишком устал, слишком хотелось сдаться, забыться. Заклинатель уткнул лицо в ладони, чувствуя, как медленно теряет себя. Вот уже своё имя начало забываться… Лань Чж…       — Лань Чжань, — раздался тихий, нежный, словно молодые лепестки лотоса, голос. Такой незнакомый, но и такой родной.       Лань Чжань сразу вспомнил. Ветерок, который, казалось, больше не вернётся, вдруг окутал тело нежным теплом.       …С бледных губ лились мягкие слова, ласкающие слух, холодные руки касались макушки, но эти прикосновения приносили сладкую, сердечную радость…       Мама.       Второй Нефрит, отдёрнул руки и резко обернулся, тут же оказавшись в объятиях. Лица коснулся сладкий, свежий аромат только распустившихся прекрасных цветов. Женщина, что его обнимала, была явно ниже, но даже несмотря на хрупкое тельце и нездоровую худобу, что чётко ощущалась, пусть и скрытая многослойным белым платьем, она прижала потерянное, отчаявшегося дитя так крепко, словно не желала больше отпускать, но и так мягко, нежно, как будто обнимала младенца. Её пальцы ласково перебирали чёрные, как сама тьма, волосы, прямо как тогда, в детстве.       — Лань Чжань, ты помнишь меня? — шептала она немного неуверенно.       Конечно помнил. Как мог забыть? Как он мог, даже спустя сколько лет, забыть её.       — Мама… — дрогнул хриплый голос юноши. Он стоял, не смея пошевелиться, боясь, что стоит ему сделать лишнее движение, как этот призрачный образ развеется.       Женщина с доброй усмешкой покачала головой и произнесла, словно прочитав мысли своего сына:       — Не бойся, А-Чжань, я не исчезну так легко.       Ванцзи с трудом кивнул, но так и не поспел отпрянуть назад, чтобы взглянуть в лицо, что в воспоминаниях давно было размыто годами и утрачено, как казалось раньше, навсегда. Но сейчас, даже пусть так хотелось, он боялся. Боялся, словно маленький ребёнок. Боялся, что стоит ему взглянуть, отпустить, то мама больше никогда не появится, растворившись во мраке этого места.       — Но как?.. — растерянно спросил он, неосознанно дотронувшись до мягких, словно шёлковых, волос.       — За сегодняшний день с тобой произошло так много странных, а иногда и не объяснимых событий… нужно ли искать ответ на твой вопрос?       — Нет… — растерянно произнёс он.       — Но я тут, не чтобы причинить вред. Я хочу тебе помочь. — от этой фразы на сердце отлегло. Лань Чжань всё ещё кому-то ценен, всё ещё кто-то хочет оказать поддержку. Но то, что это говорила его мама… даже не описать этого чувства. Самое близкое к истине будет довольно банальное: луч света в непроглядной мгле. — Я знаю, что ты запутался. И я помогу найти выход. Но вот только куда идти дальше — полностью твой выбор. Но я поддержу тебя в любом случае.       Даже не успел Ванцзи осмыслить эти слова, как женщина начала отстраняться, ослабляя хватку. Юноша с отчаянием вцепился в ткань белоснежных одежд, не смея отпустить. На это его мама только тихо, по-доброму рассмеялась и коснулась своими маленькими ручками взрослых, изящных, но таких мозолистых рук, а после чуть сжала, нежно.       — Всё хорошо, А-Чжань, доверяться мне.       Она отпустила руки сына, давая тому собраться с силами, ведь могла представить, что тот сейчас чувствует, поэтому не спешила.       И вот юноша медленно, подрагивающими от напряжения и волнения руками отпустил ткань ханьфу и, всё также придерживая маму за плечи, отстранился.       Родное лицо, что превратилось за годы в пустую маску, без контуров, черт и эмоций, снова было перед глазами, так близко, как в самом детстве.       Тепло.