Спорим?

Pov Бен Соло

      — Выпьем же за наше светлое будущее! — громко провозглашает Хакс с такой раздражающей прилизанной причёской, что хочется подойти и взлохматить рыжую копну волос, но я отмахиваюсь от этой мысли. Как-нибудь потом.       Четыре месяца, сотни бессонных ночей, переговоров, звонков посреди ночи, тонны макулатуры, недовольство подчинённых, и мы достигли первых результатов.       Я мог отказаться от поста Верховного лидера, передать его первому попавшемуся генералу и умчаться восвояси, оставляя позади ночные кошмары, годы унижений и подчинения. Умчаться туда, где никто не будет иметь надо мной власти, а я буду свободен, как порг.       Наверное, это было единственным, что я желал больше всего на свете.       Но сейчас мои окровавленные руки всё ещё были скованы цепями, что тянули меня в пучину мрака и пустоты, пока я пытался выкарабкаться на поверхность, чтобы сделать глоток свежего воздуха и позволить волне вновь накрыть себя с головой. Я стоял посреди банкетного зала в Парламенте, слушая льющиеся лестные речи о проделанной нами работе, восхваления, нескончаемый поток уместных и не очень вопросов, а в голове только мысли о том, как бы улизнуть от улыбающегося сенатора из верхней палаты Парламента Бормея, планеты, что входила в Центральные миры. Это был маленький шаг на пути к установлению мира и сведению власти Первого Ордена с его идеологией на нет, но этот шаг принёс больше пользы, чем годы правления Сноука.       Год назад я назначил наместником верного моей матери генерала, который взял на себя ответственность за переговоры с местными повстанцами и назначение на руководящие должности доверенных личностей, что исполнили бы мои и его приказы без колебаний. Четыре месяца назад мы сумели открыть контролируемые во времена Сноука такие торговые пути, как Хайдианский, Комменорский и Перлемианский маршрут. Грузовые корабли больше не были обязаны платить дополнительную пошлину за импорт и экспорт товаров в систему Бормея, а сама планета освобождалась от влияния Первого Ордена. Для всех этот мирный договор был подан под соусом вооружённых столкновений Сопротивления и штурмовиков, которые уступали повстанцам численностью и были вынуждены сдаться в плен. Им вовсе необязательно было знать, что я сам финансировал восстание. Такие «мероприятия» планировались и происходили повсюду, и с течением времени каждая планета, где Первый Орден захватил власть, освободиться от его тирании.       Вот тогда я смогу уйти.       А сейчас не могу. Сенатор-со-слишком-длинным-именем-которое-вылетело-из-головы хлопнул в большие ладони, и музыканты снова заиграли. Ранее окружившие нас депутаты стали возвращаться к своим парам и пускаться в пляс, а я принялся выискивать свою неугомонную мисс-неприятность в толпе кокетливо смеющихся у фонтана дам. Фонтан прямо в помещении. Дикость какая.       Её подруга Кристин громко смеялась, сидя на бортике, а за ней мелькнуло голубое платье. Я сделал несколько шагов влево, чтобы убедиться, что это точно она, но наша связь нас ещё не подводила. Платье с разрезом почти до бёдер повторяло каждый изгиб её невероятной фигуры, от одного взгляда которой у меня перехватывало дыхание; она изящно выставила правую ногу и поднесла бокал с рубиновой жидкостью к губам, но внезапно засмеялась над словами стоящих рядом гостей. Мне они были незнакомы, да и, если честно, плевать я хотел на них. Весь мой мир сузился до её счастливой улыбки и искреннего смеха, который я мог расслышать даже сквозь играющий оркестр и гомон голосов. Я слышал его каждый день, просыпаясь и засыпая, в обеденное время, когда она заходила с подносом, полным еды, в руках, усаживала меня за стол и следила, чтобы я съедал всё до последней крошки. И каждый раз, когда её губы расползались в улыбке, я ощущал себя как дома.       Словно почувствовав на себе мой взгляд, Рей обернулась, и её улыбка стала чуть шире, от чего по телу прошёлся заряд. Внутри проснулось желание.       Я наблюдал за ней ещё некоторое время, пока она энергично кивала своим собеседникам, попивая вино. Хлопок по спине вернул меня в шумную реальность.       — Как вам, ребятки, это ещё не надоело? — Рыжеволосый черт смело всунул мне бокал с шампанским, широко улыбаясь. Мне захотелось дать ему пинка на глазах у всех.       — Тебя что-то не устраивает, рыжий? — вскинул я бровь, по привычке нюхая напиток. Шампанское как шампанское. Что паранойя, Бен?       — Меня не устраивает, что ты лыбишься как умственно отсталый, а она упорно тебя игнорирует. Бесите. Оба!       — Так и скажи, что ревнуешь, — прыснул я, чем заработал испепеляющий взгляд Хакса.       — Ты предал нашу дружбу, вот что. — Он чокнулся со мной и залпом осушил, я уверен, не первый свой бокал. — Нам ведь так хорошо жилось без этих женщин и отношений, Рен. А ты взял и… Эх…       — Не нравятся женщины, встречайся с мужчинами, — пожал я плечами, снова устремляя взгляд на Рей. Всё ещё стоит и всё ещё не смотрит. Неужели действительно игнорирует?       Снова хлопок по спине, да такой, что я едва сумел удержать бокал в руках, а Хакс смотрел на меня с таким видом, будто я у малолетки любимую игрушку отобрал, уже привычно задирая нос и поджимая губы. В такие моменты он действительно напоминал малого ребёнка.       — Вам стоит снять номер на Корусанте, а то задрало каждый день получать жалобы от подчинённых на посторонние звуки из твоего кабинета, отвлекающие от работы, — продолжал друг, подзывая к себе официанта с закусками. — Опустошаете запас презервативов и противозачаточных, а грузовой корабль ждать ещё неделю. Задерживаешься после тренировок этих своих, на совещания опаздываешь. — Я демонстративно закатил глаза. — В прошлый раз почти сбежал с него, как подпаленный, раскрасневшийся к тому же. Энрик Прайд, дед-пердед ворчливый, начал разглагольствовать, что при Сноуке ты бы уже сидел. Коммуняка хренов.       Я сделал несколько шагов вперёд, чтобы Хакс не видел моё глупое виноватое выражение лица, жалея, что отказался носить маску Кайло Рена. Сейчас она была бы очень кстати, чтобы спрятать за ней ту неловкость, что разбудили во мне его воспоминания о прошлом совещании.       Мы очень долго и бурно обсуждали все «за» и «против» заключения мира с Бормеем. Генерал Прайд на протяжении сорока минут доказывал мне, что Сопротивление нашло поддержку в Неизведанных регионах, куда соваться осмеливался только сумасшедший. Я не исключаю того, что многие в Сопротивления умом тронулись. Взять хотя бы Люка и этого любителя портить мои корабли, Дэмерона. Но версия Прайда казалась мне ещё смешнее, потому что та поддержка, о которой он орал, разбрызгивая слюни, сидит во главе стола.       Вот тогда и появилась Рей. Видимо, она уже вернулась со смены и ждала меня. В белоснежном халате, с мокрыми после душа волосами, свежая, словно цветок невиданной красоты.       Мы всё ещё не могли видеть окружающие нас предметы; она видела меня в гостиной, а я — в конференц зале вместе с десятком бранящихся мужланов. Романтики ноль. Пока Франтис Грисс докладывал о ряде восстаний на других планетах, входящих в систему Корусанта, Рей хитро улыбалась мне, передавая по нашей связи, как же скучно наблюдать по ней за этими «унылыми рожами». Она рассказывала об интересном случае, произошедшем в тот день на работе. Молодой парень, новенький механик, случайно запустил другу в голову тренировочную стрелу, которую очень редко использовали штурмовики. Острый конец попал прямо в область между полушариями, но беднягу удалось спасти после длительной операции.       Её никто не видел, но след от пальцев на моей шее горел огнём, а запах геля после душа, когда она наклонилась к моему уху, чтобы пустить едкий комментарий по поводу морщин Энрика и испуганного Митаки, сводил меня с ума. Я даже не предпринял попытку попросить её не мешать, чтобы не теряться в собственных фантазиях, потому что она всё равно не стала бы меня слушать. И без этого становилось только хуже.       Провокации продолжались. Пальцы под рубашкой, поцелуй в шею и щеки, призывы прийти как можно быстрее, а этот чёртов Франтис Грисс так и не затыкался. Дыхание участилось, когда она, усевшись на стол у стены, развязала халат, но я старался дышать как можно тише и глубже, чтобы успокоить ускоренное сердцебиение. Изящные руки спускались ниже, а я понял, что поздно беспокоится о поехавшей крыше сейчас.       Разум я потерял давным-давно, когда позволил себе дать слабину при ней. За первым разом следовал и второй, и я не мог опомниться до тех пор, пока не обнажил перед ней все чувства и мысли, не оставив ничего, чем мог бы защититься, если бы она ушла в ту ночь, когда я убил Сноука.       Рей закатывала глаза, тяжело дышала, выгибалась и постанывала, пока моя голова готова была сию же секунду взорваться. Я заставлял себя сидеть на месте, но она знала, куда давить, чтобы разрушить моё терпение. И рушила. Моим именем на своих губах, движениями пальцев, изгибами фигуры. Я исчерпал все запасы своего самообладания, буквально заставляя себя отводить от неё взгляд, а руки до боли вцепились в рукоятку моего кресла. Несколько раз я даже чуть не ругнулся вслух, прикрываясь кашлем. Вода в стакане стремительно исчезала.       Капитан Грисс замолчал, но я не сразу осознал этого, прикусив язык, смотря на хихикающую Рей. Кажется, меня несколько раз позвали, прежде чем я резко объявил о конце совещания и не вылетел из зала, как пуля бластера.       — Вот, что я хочу сказать, дружище, — Хакс положил руку на левое плечо, будто собирался произнести невероятно вдохновляющую речь, — ебаться, конечно, дело благородное, но если вы не умерите свой пыл, о ваших приключениях в стиле «Анонимных романтиков» будет знать весь Первый Орден.       — В стиле чего? — не понял я и тут же получил подзатыльник.       — Серьёзности ноль, Рен! — недовольно прошипел Армитаж. — И как тебе доверить судьбу Галактики, а? Такому оболтусу?       — Я сама серьёзность, рыжий, отстань. — Я скинул его руку с плеча и сделал несколько глотков шампанского, снова выискивая взглядом Рей в толпе. Её компания переместилась к окну, и я заскрипел зубами. — У меня вполне серьёзные намерения касательно многих вещей. Я бы сказал, даже очень.       Снова посмотрел на Хакса, который пялился на меня с видом психиатра, слушающего бредни больного с белой горячкой.       — Что женщины делают с мужчинами… — пробормотал он, качая головой. И решив, наверное, что общество поражённого стрелой Купидона ему надоело, ушёл к громко смеющейся компании генералов, но перед этим я выполнил своё обещание и разлохматил его нелепую причёску.       Когда недовольные возгласы друга потонули в музыке, я оставил недопитый напиток на подносе проходящего мимо официанта, решив, что вести шаттл в пьяном виде совсем несерьёзно.       Какой-то мужчина взял Рей за руку и поцеловал тыльную сторону ладони, чем застал её врасплох, но она лишь хихикнула, прикрывая бокалом губы, и склонилась в поклоне. Кожа моих перчаток заскрипела.       Может, зря алкоголь убрал?       К ним подошла Кристин под ручку с каким-то светловолосым депутатом из нижней палаты, который ходил за ней с таким видом, будто она на поводке его тащила, а он и рад был. Снова смешки, какие-то шутки, непринуждённый разговоры, а мне даже подслушивать не хотелось.       — Позволишь пригласить тебя на танец? — передал я по нашей связи, когда чаша терпения заполнилась до краёв, и судя по тому, как она еле заметно повернула голову в мою сторону, послание дошло.       — Не хотела мешать тебе спасать мир, магистр-у-меня-в-гардеробе-нет-ничего-светлого, — ответила Рей, и я потёр рукой в перчатке губы, чтобы спрятать улыбку, и осмотрел свой чёрный мундир.       — Ты и есть мой мир.       Она что-то сказала своим новым знакомым, поставила опустевший бокал на поднос официанта и неожиданно направилась мне навстречу.       — Вы невероятно выглядите, миледи. — Я склонился в поклоне, и Рей повторила мои действия, после чего опустила левую руку мне на правое плечо, а другую вложила в ладонь.       В моих руках она всегда казалась мне такой маленькой и хрупкой, что я часто забывал: Рей — форсюзер, джедай и в рукопашном бою ей уже не было равных. За считанные секунды она могла вычислить слабость противника и использовать его же оружие против него самого. Чувства, что просыпались во мне рядом с ней, варьировались от туманящего сознания возбуждения, когда ни место, ни обстоятельства не имели никакого значения, и было лишь её тело в мой власти, до какой-то непривычной нежности, когда уже я был в её полной власти, чувствуя себя маленьким ребёнком, которого не волнуют хлопоты внешнего мира и проблемы далёкого будущего и настоящего, знающий только красоту близкого человека, отдающего ему всю свою любовь без остатка.       — А вы, милорд, могли бы найти в своём шкафу одежду не чёрного цвета, но, видимо, не судьба, — сказала Рей, делая шаг назад и позволяя мне и вести. — Хотя, спойлер, её у вас нет.       — Как нет? А как же та серая футболка с сигарами и надписью «эта метафора»?       — Ты серьёзно надел бы её на такое важное мероприятие?       — Думаю, вокруг меня собрался бы весь Парламент, и я целый час к ряду объяснял бы непутёвым философский смысл мятой футболки семилетней давности.       Рей тихо рассмеялась и покачала головой. Знаю, я безнадёжен, но, может, это было одной из причин, по которой она всё ещё терпела меня, позволяла быть рядом всё эти пять месяцев, касаться и целовать её.       — Я одолжу тебе свои рубашки, — вернула она мне мою старую фразу, которая врезалась мне в память, как и в десятки других фраз и образов, связанные с ней.       В её рубашки такой бугай, как я, вряд ли бы влез, а вот Рей стала любительницей таскать мои вещи и футболки. За ужином и на завтраке, которые мы старались проводить вместе, я часто видел её в широких футболках, которые непонятно каким образом вообще попали в мой шкаф, или в наполовину расстёгнутых белых рубашках, и клянусь, я не видел никого, кому бы этот предмет одежды шёл больше, чей ей.       — Твои вещи и так уже не влезают в мой шкаф, — поведал я, делая разворот в такт музыкальному оркестру. — Напомни собрать ещё один для тебя.       Уже через месяц после нового года я стал замечать, что в моих комнатах стало подозрительно мало свободного места. В ванной комнате шкафчики, в которых прежде я не видел необходимости, теперь были заняты многочисленными баночками и тюбиками с кремами для ухода за кожей. Как-то я спутал кондиционер для волос и шампунь, после чего получил от Рей такой нагоняй, но больше всего пострадала не гордость, а мои волосы.       Кухню я посещал даже реже, чем конференц залы, но вскоре там появилось больше посуды, контейнеры с разными крупами, столовые приборы, чашки, сладости и магниты на заполненный продуктами холодильник. Раньше я обходился одной вилкой и кружкой, а сейчас не могу представить, чтобы эта кухня вновь опустела.       А в гостиной появились цветы в вазах и больших горшках с подписанными названиями «для особо одарённого», как она выразилась. Большая часть книг располагалась в кабинете, а сейчас полки над плоским экраном были заставленными цветными корешками всевозможных жанров: от романов и детективов до приключений в волшебных мирах. Рей нравилось просто стоять и смотреть на свою коллекцию, что-то переставлять, заказывать новые по галоинтернету, даже если у неё стояли десятки ещё непрочитанных книг.       Рей медленно переезжала ко мне с тех самых пор, как той ночью, после праздника, я попросил её остаться со мной.       В каждый уголок она приносила что-то новое и светлое. И я был невероятно ей благодарен за то, что она сделала не только с моим домом, но и с моей душой. Я чувствовал себя особенным. Не таким, как все. Мы держали наши отношения в тайне (не считая рыжего подхалима и оперативницы-катастрофы), и осознание того, что мы знаем что-то особенное, чего не постичь другим людям, заставляло чувствовать детский трепет.       — Что за люди, составлявшие тебе компанию? — спросил я, и мой вопрос удивил нас обоих. — Ну. Кхм… — Я прокашлялся. — Вам было очень весело.       — Тебе тоже было весело выслушивать нытьё Хакса. — парировала она с улыбкой, прижимаясь ко мне чуть ближе, чем следовало в таком танце. Цитрусовый аромат её духов проникал в каждую клеточку моего тела, лишая меня над ним контроля.       — А подслушивать нехорошо, — нарочито строго нахмурился я, но складки между бровями быстро разгладились, когда Рей сжала мою руку.       — Знаю-знаю. Мне было интересно, о чём он столько брюзжит.       — А оказалось, что мы просто глупые подростки, которым нужно поумерить свой пыл, чтобы не попасться на глаза строгих родителей.       — Вот о чём-о чём, а о родителях не нам беспокоиться, — заключила она без печали.       — Вместо них у нас есть Армитаж. Происхождение разное, а функции одни и те же. — Рей чуть сморщила нос, но тихий смешок сорвался с алых губ, и она покачала головой.       Мы сделали круг по танцевальной площадке, краем глаза я заметил, как партнёры начинают меняться, неохотно выпустил ладонь с маленьким золотым колечком на среднем пальце и поклонился следующей партнёрше, арканианке с длинными белыми волосами и смуглой кожей, протянувшей мне четырёхпалую руку в тканевой перчатке, сдержано улыбаясь. Я мимолётом заглянул в её сознание, — дурная привычка, нарушающая личное пространство, но выработанная в первые годы моего пребывания в Первом Ордене, когда каждая живая душа, бросившая на меня даже мимолётных взгляд, казалась мне врагом. Я прощупывал их последние мысли, изучал воспоминания, а они об этом и не догадывались. Большую часть времени я чувствовал себя гадко, но это помогало не сойти с ума от собственных в духе «что они думают обо мне?», «могу ли я им доверять?», «что будет, если я повернусь к ним спиной?».       Сноук учил доверять только ему и самому себе. Для него, как в последствии и для меня, каждый представлял угрозу. Он панически боялся предательства, что сделало его затворником собственных страхов и мыслей, правителем без подданных, которые видели его лишь через голограммы. Так себе стратегия, потому что демонстрация силы без форсюзера не приносила должного эффекта. Меня орденцы боялись больше.       Вспышки гнева, с которыми мне приходилось жить эти годы, с тех пор, как я сбежал от Люка, грозились лишить меня разума. Я не знал, куда себя деть, к кому пойти за советом, да и кто согласился бы помочь мне в здоровом уме и твёрдой памяти? Чувство одиночества поглощало меня с каждым днём всё больше, лишний шаг штурмовиков или лишнее слово от генералов лишало меня остатков спокойствия, и я срывался, словно Люк и не учил меня годами спокойствию и гармонии с самим собой. Не знаю, на кого я злился больше: на себя или провинившегося. Сноук учил: «Виновный должен быть наказан, и ты сам должен его покарать, чтобы никто не смел сомневаться в тебе.»       Какое-то время это срабатывало, но появился один человек, снявший почти сросшуюся с моим собственным лицом маску чудовища.       Рей кружила в танце с сенатором, её улыбка сияла ярче всех ламп в помещении, а голубое платье с оголённой спиной и почти неприличным разрезом развивалось в воздухе. Мне не хватило одного танца — это всё, что давал мне понять мой опьянённый влюблённый разум. Мне нужно было больше времени с ней, больше прикосновений и слов, от которых она так же теряла бы голову.       — Хватит на меня так смотреть, Бен! — запротестовала она, и танцевальный партнёр снова закружил её в воздухе, придерживая за талию, почти касаясь оголённой спины. Я сделал то же самое, но не уделял арканианке и половину внимания, которое получала Рей от сенатора. — Ты погубишь наше прикрытие.       — Это платье грозится погубить меня раньше,— послал я ей ответ чуть более раздражённо, чем следовало. — И пусть руки не распускает, если не хочет весь оставшийся вечер провести в травмпункте.       Она хихикнула и что-то сказала мужчине, и пока я отпускал светловолосую арканианку и ждал следующую партнёршу, Рей выскользнула из рук сенатора, исчезая в толпе. Я быстрыми шагами рванул следом, совершенно не заботясь о шумной толпе и девице, с которой должен был пройти ещё один круг.       Я не видел, куда она исчезла, но наша связь вела нас, словно клубок Ариадны. Уворачивался от громко хохочущих представителей расы тви’леки, несколько представителей Сената с Набу и едва не врезался в недовольно ворчащего на официанта забраки, прежде чем добирался до двери и обнаружил, что «следы» Рей вели вниз по покрытой красным ковровым покрытием лестнице, в сторону двери, скрывающей за собой сад и лабиринт из живой изгороди.       — Надеешься от меня убежать или готовишь для меня ловушку? — Я открыл массивную деревянную дверь.       Свежий весенний воздух ударил в лицо, но было достаточно холодно для той, кто рискнула выбежала на вечерний холод в одном платье, которое мало что вообще прикрывало.       — С чем из этого ты не способен справиться? — отозвалась Рей, пока я шумел на гравиевой дорожке, слушая приглушённые всплеском воды в фонтане голоса беседующих неподалёку людей, не обративших на меня ровным счётом никакого внимания.       — Только с твоим нравом, мадам-эффектное-исчезновение.       «След» вёл в лабиринт, и хотя мне не шибко хотелось заблудиться в тёмных колючих стенах, всё же быстрыми шагами направился туда. То ли через связь, то ли наяву, сквозь изгородь, я слышал тихое учащенное дыхание и шуршание гравия под её ногами. Поворот направо, два налево, снова направо, два пропущенных поворота налево, и Рей тут же врезалась мне в бок, выбегая откуда-то справа, шокированная моим внезапным появлением, и повалилась бы назад, если бы я не успел обхватить её за талию.       — Как ты… — Она оглянулась в слабо освещаемый проход. — Обхитрил. Вот же засранец, Бен!       Улыбаясь, я помог ей встать на ноги, и Рей тут же принялась поправлять платье и просто заколотые волосы. «Кто они такие, чтобы я тратила четыре часа на парикмахера ради них?» — заявила она с утра, выбирая платье для приёма. Я уже понял, что заморочки по поводу внешности были не в её стиле, — объективно, ей это и не нужно было, поскольку она обладала редким даром выглядеть прекрасно в любом из своих нарядов без макияжа и дорогой причёски. Всегда оставалась собой, совершенно не умея притворяться той, кем никогда себя не считала.       Рей — это Рей. Сирота с Корусанта, одна из немногих, кто сумел выиграть грант на обучение в Государственном Медицинском институте, получившая диплом хирурга. Она та, кем была всегда, и наличие или отсутствие каких-либо регалий или Силы никогда этого не изменит.       — Тебе бы научиться следы заметать, — почти заговорческим тоном сказал я, наклоняясь к ней, за что в ответ получил почти испепеляющий взгляд девушки, недовольно сморщившей нос. Не успел я опустить ещё одну колкость, как её руки обвились вокруг моей шеи, притягивая к себе, накрывая мои губы своими. Как всегда тёплая, маленькая, полная желания.       — То же мне, следопыт нашёлся, — пробормотала она, касаясь носом щёки, пока руки забирались под рубашку. — Я хочу домой, Бен. Давай улетим.       Меня это насторожило, и я, чуть отодвинувшись, посмотрел на неё, осторожно убирая со лба короткие прядки.       — Всё хорошо, — тут же заверила Рей, считывая на моём лице беспокойство. — Тут весело и всё такое, но… — Её пальцы с мучительной медлительностью расстегнули первые три пуговицы мундира и развязали узел тонкой рубашки, что находилась под ним. Я замер, боясь спугнуть её, словно бабочку морфо, пока её губы прильнули к коже чуть ниже ключиц.       Мои руки покоились на её талии, и я притянул её ближе, поднимаясь к обнажённому участку спины. Видимо, ей стало щекотно, от чего она выгнулась, чуть задевая макушкой мой подбородок.       — Ты замёрзнешь, Рей, — пытался запротестовать я, но она лишь цокнула языком, призывая к молчанию. — Заболеешь, я тебе больничный подписывать не стану.       Она моментально вскинула голову с вызовом в зелёных глазах, пробуждая во мне так старательно подавляемое возбуждение от её присутствия, и у меня перехватыватило дыхание.       — Никакой заботы о ценных кадрах, — с наигранным упрёком бросает она и, не сдержавшись, улыбается. — Идём, покажу тебе одно место.       Я хотел было нагнуться, чтобы поцеловать её, но она, ухватившись за руку, потянула в проход, из которого несколькими минутами ранее выскочила. Чем дальше мы уходим от центра лабиринта, тем темнее, — все фонари горели только в саду перед зданием. Видимо, они не рассчитывали на парочку влюблённых, которым приспичит в здравом уме полезть играть в догонялки и поцеловаться в тёмный лабиринт.       Через несколько поворотов, когда я уже перестал пытаться запомнить дорогу, Рей вывела меня к утопающей в весенней зелени деревянной беседке, скрытой за несколькими кустами барбариса и форзиции. Она отпустила мою руку и уселась на кажущиеся довольно крепкими поручни, и её платье контрастировало с окружающей нас темнотой.       — Я тобой горжусь, — сказала она, обнимая поддерживающую крышу балку. — Ты проделал невероятную работу. Ещё парочка подобных приёмов и подписанных мирных договоров, и можно будет распрощаться с Первым Орденом.       Говорила она совсем тихо, хотя я сомневался, что в радиусе двухсот метров кто-то был. Мне не хотелось говорить про работу в такой момент, когда я просто наслаждался тишиной рядом с ней, оперевшись на поручень.       — Может, познакомлю тебя с мамой, — шутливо сказал я, двигаясь ближе к ней. — Она всё рвётся увидеть лицо женщины, заставляющей меня улыбаться.       Рей стыдливо прикрыла лицо ладонью.       — Нет… Это всё равно, что подойти к ней и сказать: «Здравствуйте, Ваше величество. Я сплю с вашим сыном!»       — Разве только спишь? — Я вскинул бровь, и она, раздвинув пальцы, взглянула на меня.       — Нет, конечно. Я могу часами говорить, какая я хорошая хозяйка и как сильно я люблю её сына, но она всё равно будет смотреть на меня так, словно знает, какие грешные дела мы вытворяем по ночам.       Я встал напротив неё, убирая её ладонь с лица. В темноте этого не видно, но, думаю, она покраснела, как краснела каждый раз, когда я находился в опасной близости от неё. Я и сам понимал, что стремительно мчусь к точке невозврата, но смотря на неё, властную и одновременную нуждающуюся в защите, я не мог не поддаться соблазну.       Рей спрыгнула с поручня и облокотилась на широкую балку, ожидая моих дальнейших действий, пока ловкие пальцы расстёгивали оставшиеся золотые пуговицы мундира. Я накрыл её губы своими, зарываясь пальцами в волосы, напрочь забыв о причёске, которую она только что поправила. Заколка со стуком упала куда-то на деревянный пол беседки, а Рей издала приглушённый стон, стаскивая с меня мундир. Я спустился к её шее, пока она царапала ногтями мою грудь, запрокинув голову со стоном, оставляя рубашку нетронутой. Вздрагивала от каждого поцелуя, словно в первый раз, полностью отдаваясь мне.       Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем она взяла меня за подборок и вернула к своим распухшим губам, а её рука положила мою на атласную ткань в районе чуть выше разреза на бедре и повела вниз, к оголённым ногам. Стоило только коснуться внутренней стороны бёдер, как по её телу прошлась лёгкая дрожь, а язык сплёлся с моим. Заёрзала у меня в руках, когда пальцы дошли до ткани нижнего белья, и она сама стянула его. Я повернул её спиной к себе, снова накрывая её губы и раздвигая языком зубы, убирая мешающий голубой атлас в сторону. Мои пальцы лениво гуляли по разгорячённой коже бедра, и я сам чувствовал, как в штанах становится тесно от каждого нетерпеливого стона.       — Крифф тебя подери, Бен, — раздражённо послала она мне по связующей нити.       Я хмыкнул и коснулся тёплого чувствительного места, чувствуя влагу. Погрузил в неё сначала один палец, а после протяжного стона и второй. Она извивалась и стонала в губы, специально тёрлась бёдрами, намереваясь сорвать меня с цепи. Я медленно двигал пальцы, тяжело дыша, свободно рукой поддерживая Рей. Она оторвалась от моих губ, запрокидывая голову на плечи с протяжным стоном, и я тут же прикрыл её рот ладонью.       — Тише… — кое-как сквозь туман в сознании пробормотал я. — Ты же не хочешь, чтобы сюда слетелся весь дворец?       Она слабо покачала головой, но сдерживаться у неё слабо получалось. Пальцы двигались быстрее, а влажные стенки сжимались в поступающем оргазме; она снова потёрлась бёдрами о мой пах.       Рей сжала колени и задрожала, судорожно дыша и вскрикивая мне в ладонь. Я зашипел, когда она обхватила меня за шею, откидываясь назад; голова гудела от возбуждения.       Я мягко кусал её за мочку уха, спускаясь к ложбинке между плечом и шее, и мне сносило голову от мысли, что каждый её стон предназначен только для меня. Каждое движение, взгляд, даже запах духов и самые интимные мысли — для меня. Она знала, что сводит меня с ума, и часто пользовалась этим. Я мог часами шептать ей, как сильно люблю и хочу её, а она бесцеремонно овладевала моими мыслями. Мне казалось, я любил её так сильно, что временами это причиняло мне боль.       — Тебе явно не стоит делать этого в таком месте, — каким-то неведомым образом произнёс я, когда она медленно затихла, обмякнув у меня в руках.       — Давай не будем рассказывать об этом твоей маме, хорошо? — взмолилась Рей, лениво растягивая слова.       — И Хаксу.       — И Хаксу. — Она отстранилась, напоследок подарив короткий поцелуй, и принялась приводить себя в порядок. Мой мундир едва не улетел в кусты, зацепившись за балюстраду, там же я нашёл небольшую синюю заколку. Возвращаться в шумный зал не хотелось, но поскольку я был совиновником сие торжества, моё долгое отсутствие могут неправильно понять, — кому придёт в голову, что Верховный лидер Кайло Рен придаётся искушению где-то в глубине тёмного лабиринта? Нормальные люди так не делают, но этой ночью я лишился остатков разума, если таковые у меня оставались.       Рей без проблем вывела нас из коридоров живой колючей изгороди, медленно шагая со мной в обнимку, укутавшись в мундире, который я так и не надел, подозревая, что по дороге к зданию после пика возбуждения кое-кто точно замёрзнет. Она шумно вдыхала запах мужского одеколона, оставшегося на плотной ткани, и думала о том, как сильно хочет оказаться дома, в нашей каюте. Единственное место, где мы чувствовали себя в безопасности от любопытных ушей и глаз. До её появления мне и там было некомфортно, а сейчас наша жизнь стала больше походить на нормальную, исключая связанные с политикой некоторые факты.       — Осталось недолго, потерпи, — прошептал я, целуя её в макушку, перед тем как мы вышли на свет. Она вернула мой мундир, демонстративно покружилась и лёгкой походкой направилась к массивным деревянным дверям. Я выждал некоторое время и двинулся следом.       Казалось, в зале никто не заметил нашего отсутствия, да и я, честно говоря, не знал, сколько времени прошло с момента, как я погнался за Рей. Она вернулась к фонтану, и её окружила Кристин, явно сдерживаясь, чтобы не закричать от радости. Рей пичкала подругу маленькими корзинками то ли с икрой, то ли со сладким десертом, чтобы та держала себя в руках.       Кто-то снова ударил меня по спине.       — Ауч! За что, Хакс? — воскликнул я, оглядывая непроницаемое лицо рыжего.       — За мою причёску, — бросил он. Снова хлопок. — А это за то, что вы оба меня заебали, ребята.       — Пристал же, засранец конопатый, — буркнул я, выпрямляясь.       — Мне кажется, ты скоро начнёшь меня таскать по ювелиркам Корусанта с самодельным кольцом из-под крышки сока.       — Думаешь, она захочет чего-то особенного? — Я уставился на него с непониманием. — Круглой золотой штуки на пальце?       — Она? — прыснул он, оборачиваясь туда, где стояла Рей. — Нет! Ты видел её? Она в этом не нуждается. Скорее, это ты захочешь «чего-то особенного», придурок. — Я вскинул брови. — Сколько ты её знаешь? Два с половиной года? А меня шесть лет. Где моё кольцо, а? Где моё кольцо?