***
— Если так любишь фут-фетиш, тогда оближи мне берцы.
***
Слава судорожно, часто дышит. Ноги расставлены, зад подпирает край кровати, глаза полуприкрыты. Дыхалка ни к черту, — пора бросать курить. Пытается держать равновесие, опираясь руками о матрас сзади себя, и слегка откидывается назад. Футболки нет. На нем лишь чёрные джинсы и новые говнодавы с многочисленными ремешками сорок третьего. Мирон достал их в каком-то магазине трушной панк-атрибутики, и, вернувшись домой, заставил Славу тут же надеть. Ну, а Славе-то что? Сложно что ли? Сука, даже шнурки нацепил зелёные, гребаный юморист. И данная ситуация, развернувшаяся после того, как он надел эту обувь, была весьма пиздецовая. Конечно, в хорошем смысле. Отчасти. Обувь из-за новизны неприятно жала в пятках, в железные носки впритык упирались пальцы. Слава в них, в общем-то, никуда не выйдет. Не его стиль — говнарство. А для дома (Мирона) самое то. Никто ведь, кроме него это не увидит, верно? Мирон стоит на коленях. Руки он специально предварительно попросил завязать сзади ремнём. Слава понятия не имеет, какого хера Мирон ещё держится на ногах. Волшебство, не иначе. И он напрягается, когда Федоров, смотря ему прямо в глаза, наклоняется к железному носку обуви и медленно, не торопясь, облизывает его от конца и до первого ремешка, задевая того зубами и слегка оттягивая. Славе хочется, блять, выть. Это не нормально. Что происходит? Ощущения смешанные, двоякие. Но это не вызывает никаких мерзких мыслей, никакого отторжения и, уж тем более, — рвотных позывов, так что Слава мысленно, смотря Мирону в глаза, даёт разрешение продолжить. Он сильнее откидывается на кровать, опираясь о неё уже одной рукой, другую же кладёт на свой член, слабо сжимая. У Мирона дрожат его бляцкие, девчачие ресницы. Слава видит. Ещё он видит, как Федоров трется носом об его обувь, тихо скуля. К его бедру на ремень закреплено маленькое устройство с тонким проводком, уходящим выше, к ягодицам. Слава берёт в руки среднего размера чёрный пульт, слегка крутит на нем по часовой розовое колесико и ухмыляется, слыша всхлипы и чувствуя, как Мирон, прижавшись к его икре щекой, начинает мелко дрожать. Слава подносит руку к красной щеке, нежно гладит, затем почти невесомо очерчивает по контуру ушную раковину, слабо царапая кожу за ней, и вновь берёт в руки пульт и крутит колесико. Мирон начинает откровенно громко постанывать. Слава подносит свободную ногу к его члену и слегка касается. Федорова берет судорога, он сильно кусает Славину икру, и тот уверен, что останется след, но почти никак не реагирует, лишь нежно поглаживает Мирона по голове и через несколько секунд крутит колесо обратно. Выключает. Тот пытается отдышаться, упираясь носом в Славину внутреннюю часть бедра, и вздрагивает, слыша режущий уши звук расстегивающейся ширинки. В абсолютной тишине он был слышен отчетливо. Карелин, особо не церемонясь, берет Мирона за загривок и впечатывает в свой пах. Он уже снял белье и слегка приспустил джинсы, чтобы Мирону было удобнее. Тот сразу же обхватывает губами головку, обводя ее языком. Теперь уже Славу бросает в дрожь. Он вновь возвращается в свое изначальное положение: расставляет руки сзади себя, опираясь о матрас, и немного откидывается назад. Запрокидывает голову, смотрит секунду в потолок, после зажмуривает глаза, — становится слишком сладко. Даже во рту чувствуется сладко-приторный привкус. Слава сглатывает этот фантомный вкус вязкой слюной и сильно сжимает губы, сдерживая стон, когда Мирон берет за щеку. — Ты не представляешь насколько милое у тебя сейчас личико, — Слава очерчивает контур Мироновых губ, выглядящих просто превосходно вокруг его члена, и после, взяв того за голову, начинает ускорять темп, краем глаза замечая, что у Мирона опять стоит. Слава видит, что Мирон тащится. Что того тоже нехило так кроет. На лице у хитрого еврея написано. В уголках глаз из-за рвотного рефлекса скапливаются слёзы, и Слава утирает их свободной рукой. Мирон, видимо, наслаждается тем, что над ним доминируют. Ну, после такой нелепой эпидерсии с обувью, Слава ничему больше не удивится. Может у Мирона есть куда более странные сексуальные предпочтения, чем мини-вибратор в заднице и лизание чужой обуви. Но Слава не против. Живем ведь один раз, хули. Насадив Мирона особо глубоко, Слава обильно изливается в его рот. Тот же, заходясь в сильном кашле, резко отстраняется, и несколько капель, которые он не успел проглотить, попадают на лицо. Мирон стоит на коленях. Скоро на них расцветут синие гематомы, и Слава опять будет потешаться над этим «искусством» при каждом удобной случае. Он чувствует капли на своем лице, пялится куда-то в пол, почему-то краснея. Потом обращает внимание на берцы и поднимает голову, смотря Славе в глаза. Грудь часто вздымается. Отдышка. Все было так быстро, ярко, хорошо и сладко. Но мало. Мирону всегда мало. Так что он встает и пытается усесться Славе на колени. Тот помогает ему, дабы Мирон со связанными руками не свалился на пол головой вниз. Слава стирает капли с его лица: несколько — с губ, несколько — с щёк и ресниц, — и целует, вновь хватаясь за загривок. Вторую руку кладёт на член Мирона, начиная медленно надрачивать. Тот в поцелуй опять тихо скулит, вдруг начиная грубо отвечать, и сильно кусает Славины губы. Жестко, но приятно. Славе нравится. Он ускоряет темп, и, спустя несколько секунд, Мирон кончает, отстранившись от его лица, протяжно громко стонет, спрятавшись где-то в районе Славиного плеча, мелко подрагивая. И затихает. — Ты такая милая и послушная девочка, зай, — Слава нежно целует Мирона в лоб и развязывает его руки.