внутри меня идёт война

Проснулась я из-за отвратительного понимания того, что пора вставать. Вот вроде мне никуда не надо, под боком сопит Федора, но мой мозг всё равно заставляет меня проснуться спозоранку. Я, недовольная этим мыслям, распахнула глаза и принялась собираться. Конечно, как всегда прошло не всё гладко. А если точнее моим первым препятствием стало осознание того, что я не помнила куда кинула свою одежду. Оглянувшись, я поняла, что нахожусь в комнате Басманова и от этого стало не легче. Я в очередной раз окинула взглядом помещение, но опять не нашла ничего что можно было бы на себя напялить, кроме рубашки Федоры. Мысленно попросив прощения у опричника я аккуратно, стараясь не потревожить сон брюнета, стала собираться. Рубашка как раз отлично прикрывала все мои достоинства и заканчивалась чуть ниже колен. Я только стала укладывать непослушные локоны, как услышала хриплый ото сна голос: — Думал, что это я должен сбегать после бурной ночи, — я мысленно улыбнулась, поворачиваясь: — Решила вернуть должок, — Федора хмыкнул, а я потянулась поцеловать его: — Ты на совсем или есть смысл ждать твоего возвращения в наше ложе? — спросил Басманов потягиваясь: — Не думаю, что вернусь. Но ты тоже надолго не задерживайся. Всё-таки обед уже, — успев выглянуть в окно, предстерегла я: — А тебе идёт, — указав на свою рубашку хмыкнул Федя, а я, закатив глаза, выбежала из его комнаты. В коридоре ощутилась вся суровость надвигающейся зимы. Особенно, когда кто-то открыл дверь на улицу. По голым лодыжкам пробежался холодок, заставляющий передвигаться меня быстрее. Несмотря на свой вид, у меня было почему-то хорошее настроение и я не боялась столкнуться с кем-нибудь. А зря... Только я сделала поворот, как меня чуть не снёс с ног Максимка Скуратов. Я не успела сообразить, как этот окоянный бросился на улицу, обдавая меня ещё больше морозным воздухом. Я стояла так ещё с секунду, озадаченная таким поведением Максима, пока за спиной не раздался грозный голос, заставивший меня вздрогнуть: — Максим! Пёс ты такой! Куда собрался? — кричал в след ему отец хрипловатым басом, который иногда срывался и переходил на высокие ноты, а то и вовсе пропадал. Дверь перед носом старшего Скуратова захлопнулась, и тот с злостью ударил по ней кулаком. Как мне показалось, он сначала не заметил меня, а приметив, какая-то странная ухмылка скрасила его лицо: — А, вот ты где... Ну ничего сегодня придёт конец твоей власти... И твоим дружкам тоже. Все у меня поплатитесь! — я решила никак не реагировать на такое заявление, сославшись на сумасшествие Скуратова по поводу побега его сына. "Хотя почему сына?" Пронеслось у меня в голове "У него же вроде как только две дочери было и никаких сыновей или... или это только в истории? Так получается я в книгу что ли попала? Бред то какой! Уж в попадание в прошлое я бы хоть как-то обосновала, а такое..." Я выбросила из головы размышления об этом и тут же кинулась к другой ниточке сознания, уже навсегда позабыв о своей догадке. Слова Лукьяныча произвели на меня какой никакой, но эффект. Они словно забрались под корку сознания и сидели там, как мышь в подвале, болезненно и бесяче прогрызая мои размышления. Иногда они нагоняли какой-то дикий холодности ужас, заставляющий меня леденеть. Всё-таки не просто так он мне это сказал! Опять с царём что-нибудь удумали! Разозлившаяся сама на себя, я поспешила к себе в комнату. Благо дело Лиза уже проснулась и была полна сил и интузиазма: — А я думала, что тебя придётся в пятером будить, — созналась я, заскоча в комнату: — Ой, не драмматизируй, — отмахнулась подруга: — Обычно этим у нас занимаешься ты, — продолжая одеваться, усмехнулась я: — Давай сейчас не об этом... Лучше скажи где ты ночь провела, а? — хитро поиграв бровями, ухмыльнулась Лизка: — Не твоего ума дела. — Да ладной тебе. Вижу же, что рубашка Басмановская, — она потянула за уголок рубашки, а я отдёрнула её руку: — Не до этого сейчас... — в спешке искала вещи я. Когда я наконец собралась, то решила заглянуть и проведать тот самый мешочек с жабьями костями: — Ты долго ещё? Нас вообще-то царь ждёт, — зевнув, подала голос Лиза. Я отмахнулась и стала рыться в вещах. К моему удивлению, я не обнаружила мешочка на том месте, где я его оставила. Холодок пробежался по моей спине. Эхом в голове тут же отдались слова Скуратова и я замерла от страха. В комнате была глухая тишина, которая так не вовремя начала сдавливать моё сознание. Я через силу собралась с мыслями и перерыла все вещи ещё раз. Но и тогда не смогла обнаружить мешочек. Побледневшая от страха и с трясущимися руками, я обернулась к подруге: — Боже мой! Что это с тобой? — спохватилась Лизка, заметив моё состояние: — Там был, — указала я дрожащей рукой на сумку, — Кожаный мешочек... Где он? — подружка как-то странно и с облегчением вздохнула: — Так вернула я его на законное место, — отличный настрой тут же улетучился, услышав эти слова. Я, прямо через весь бардак, который устроила, шагнула к Лизе и спросила: — Куда?! — нервы сдавали, поэтому голос сорвался на крик: — Ф-федоре отдала, — я взвыла, словно услышала самое худшее, что могла услышать. Хотя сейчас хуже этого ничего не могло быть: — Какого хрена?! Объясни мне! — я, не справляясь с эмоциями, ударила стену, дабы не сорваться на подругу: — Ну ты же сама мне говорила, что мы не можем вмешиваться в историю и... — Да плевать я хотела на эту историю! Ты хоть понимаешь что сейчас с ним Грозный сделает?! — Но ведь... — я не стала слушать её оправданий, а кинулась быстрее к месту сбора, куда звал нас царь, чтобы предупредить Федору. Лиза побежала со мной. Вбежав в зал, я чуть не ахнула. Перед царём, на коленях, свесив голову, стояли Вяземский и царевич. Пелена накативших слёз и испуга заставила меня ослепнуть: — О, девушки! Проходите, мы правда без вас начали, но ничего! — Лиза подтолкнула меня, неспособную сейчас идти, к приготовленному нам месту. Афанасий и Ваня грустно взглянули в мою сторону, будто каясь за что-то: — Не хотите ничего сказать в своё оправдание? — разнёсся суровый голос царя, — Ну раз так, то окрасите землю чёрную кровью своей. И будут все знать как против царя колдовать. На этих словах я машинально бросила взгляд на Федору, который стоял между прочим в хорошем расположении духа и даже подмигнул мне. Только от этого мне стало хуже: — Кстати о колдовстве, — проронил вдруг государь. От этих слов меня дёрнуло, словно током ударило, и крупные слёзы, до тех пор застывшие на ресницах, стали медленно стекать вниз: — Федора, а Федора? — названный опричник дерзко отозвался, — Что нужно делать с теми, кто колдует против царя? — я до последнего надеялась, что Басманов не ответит на этот вопрос: — Казнить, батюшка государь, — это стало для меня очередным ударом. Я из последних сил держалась, чтобы не потерять сознание. Сидящие перед Грозным стали ещё мрачнее и только в глазах Скуратова был виден пылающий дьявольский огонёк. За этот взгляд я сейчас могла бы убить его, но сил не оставалось. Поэтому я просто стояла. Черт возьми, за это простаивание я была готова убить себя, но у меня не находилось сил, чтобы противостоять всему грузу ответственности. Поэтому лишь слёзы и крупная дрожь выдавали моё волнение. Спустя некоторое молчание, Грозный подал голос: — Так что ж ты, Федя, против меня пошёл? Я ж не в чём твоей милости не отказывал, а ты вот как! — увидев встревоженные глаза Федоры, царь пояснил, — А ты скажи нам, Федюша, что у тебя в мешочке? А? — Матушкино благословление, — весь побледневший, процедил Басманов: — Оказывается тебя матушка жабьями костями благословила? — тут голос Грозного изменился, — Казнить его! — я чуть не разрыдалась в слух, но лишь прикрыла ладонью рот, задыхаясь своими слезами: — Солнышко ты моё ясное, соколик мой! — стал упрашивать младший Басманов Иоана, но тот лишь отмахнулся от него и ушёл на своё место. Мне рвали душу слёзы Федоры и его мольбы. Особенно когда отрёкся от него родной отец. За этим было так больно наблюдать, словно это меня к казни приговорили, а не моих друзей. Я уже ничего не понимала. Боль заглушила мой разум, рассудок помутнился. Я просто стояла и наблюдала, как сейчас поведут их всех на казнь, а я совершенно ничем не смогу им помочь. Совершенно ничем... Вот так просто буду стоять, а после как их казнят, стану наблюдають за кровью, льющейся с эшафота: — ... и среж волосы. Зачем они тебе там, в загробном? — я даже не успела понять, когда они дошли до этой части разговора, но я сумела лишь заметить умоляющий взгляд Басманова, направленный ко мне. Слёзы всё ещё застилали мне глаза, но образ Фединых глаз впилась в мои воспоминания на всю жизнь. Полные отчаяния, боли. Такие глубокие, а недавно весёлые и ухмыляющиеся. С его уст слетело тихое "прости" и он, словно в беспоменстве упал на руки опричников. Его крик. Крик, который въелся ко мне в голову и не хотел покидать её. Он сводил меня с ума, заставлял страдать. Кажется сердце моё разлетелось на тысячу осколков, когда услышала я рыдания Федоры. Его вели в тюрьму, откуда скоро бы отправили на плаху...