Всё это рок-н-ролл

Он был сладким кошмаром Гелиного прошлого - Лёшка Филатов, неподражаемый и невозможный. С ним всегда было шумно, весело, ярко, но в то же время ненадёжно, зыбко, опасно. На грани. С ним она ощущала себя балансирующей на краю обрыва перед глубочайшей пропастью. Легко сорваться, нетрудно и полететь. Была той, что дарит талантливому человеку вдохновение. Не музой, нет - не смела сравнить себя с трепетной волшебной девой. А вот чем-то вроде мифического Пегаса - это да. Не девушка, не женщина, а конь с крыльями! Сама себя на скаку остановила, взнуздала - и понесла-а-ась по горящим избам!.. Для юной, рисковой, всем ветрам открытой Лины это было - самое то. Для повзрослевшей, усталой Гели творческий человек Филатов уже казался утомителен. Слишком праздничен для будничной жизни, слишком хорош, чтобы всё время быть рядом. Наверное, она не должна была тогда решать за двоих. Следовало дождаться того благоприятного момента, когда Филатов будет в состоянии серьезно поговорить с ней. Она не смогла. Ей до сих пор даже самой себе стыдно было признаться, что резкий отказ Лешки её выслушать принёс ей успокоение и... да-да, радость. Мрачную, болезненную, истеричную, но - радость. Неизвестно ведь, как бы молодой отец отреагировал на известие о будущем ребёнке. Вдруг испугался бы ответственности, потребовал сделать аборт. И она бы, дурочка, согласилась! А так - всё решила сама. Оставила в стороне разгульную, беспечную студенческую жизнь и обожаемого Лёшку ради того, что было ей дороже всего на свете на тот момент, - маленького комочка счастья. В то, что счастье это могло быть у них с Филатовым на двоих, Геля просто не верила. Не видела Лёшку, у которого глаза загорались при одной мысли о том, как бы оседлать скоростной байк или выйти с гитарой на сцену, степенным отцом семейства. Мама говорила тогда, что и её, Гелин, отец, Андрей Красников, в молодости был развесёлым шалопаем, но с рождением дочки сделался серьезным и ответственным. Геля качала головой. Ну, мам, - это же папа! С Лёшкой такое не прокатит. Он другой совсем. Единственной её называл. Говорил, что на других девчонок и смотреть не хочет. Может, и не врал. Может, и впрямь - не смотрел на девчонок. Только вот замечала Ангелина, что на парней он заглядывается, что друга своего Митьку обнимает и тискает Лёшка совсем не по-дружески. Славке было четырнадцать, когда Геля впервые увидела на стене в его комнате вырезанное из журнала фото Филатова. На снимке он своими сильными руками обнимал гитару, сверкал белозубой улыбкой, а в уголках его карих глаз таилась грусть. Вроде бы и забыто было всё, а вот поди ж ты - защемило сердце. Захотелось сгоряча рассказать брату обо всём, что было, чтобы знал, на кого слюнки пускает, голубая мелочь. Сдержалась. Долго хранила тайну. Заходила иногда в комнату братишки, смотрела на стену, вздыхала, всхлипывая даже. А потом утирала слёзы и шла жить дальше. С Коноваловым всё по-другому складывалось. Без страстей безумных, без неземного восторга, без вдохновения даже, хотя журналистика - тоже профессия творческая... Но и без слёз. Спокойно с Владиславом Михайловичем было, вот уж действительно, как народная поговорка гласит, - "за каменной стеной". У Гели был широкий круг знакомых, но не было близких друзей и подруг, она не считала нужным позволить кому-то, кроме отца, матери, братишки и сына, прорасти корнями в её изболевшееся сердце. А "Михалычу", как шутливо-уважительно стал сразу звать дочкиного босса отец, удалось приблизиться к ней. Осаждал Влад Гелю, как крепость, - не агрессивно, но настойчиво. И в конце концов сдалась она. Правда, родным объявлять о том, что встречается со своим начальником, не спешила. Считалось, что Геля и Влад - друзья, она и вела себя с ним, как с закадычным приятелем, по-другому и не умела. Влад не раз заводил с ней разговор о том, что надо бы в ЗАГС сходить, но Геля отшучивалась: мол, фамилию менять не хочется. А потом в городе появился Филатов, и Геля сумела убедить Влада, что интервью у столичной звезды должна брать именно она, молодым корреспондентам не справиться. Коновалов тяжко вздохнул, но всё же отпустил любимую женщину на свидание с призраком её прошлого. Филатов поначалу не понял, что это она: из эксцентричной пышечки с розовыми волосами Ангелина превратилась в худощавую блондинку. Впрочем, и Геля, если бы заранее не знала, с кем собирается общаться, не следила за изменением облика своего героя по Славкиным плакатам, тоже, наверное, с трудом узнала бы в зрелом эффектном красавце своего костлявого взъерошенного Лёшку. Готовясь к интервью, Геля воображала себя пушкинской Татьяной перед заново влюблённым Онегиным - "другому отдана, и буду век ему верна". Малиновый берет у мамы стоило попросить для полного соответствия образу, да не шёл он к джинсовой куртке. Но, увидев Филатова и поговорив с ним, она с испугом осознала, что сама едва ли не влюбляется в него снова. Да, с испугом! Потому что ненужным, лишним для неё сейчас было бы это чувство. Геля только-только сумела убедить себя, что её будущее - с Владом. А тошнота по утрам и две полоски на ленточке теста добавляли уверенности в этом. Геля ждала ребёнка от Влада. И прекрасно понимала (или опять ненароком решила одна за всех?), что Филатову и собственный сын не нужен, а уж чужой младенец - тем более. А вот Коновалова она вполне видела в роли папаши большого семейства. К Антошке тот относился по-отечески и был такой спокойный, сильный, заботливый. Самое то! ...А для вдохновения у Филатова был теперь Славка...