***
«И лицо его светом, всё спасающим, искрилось, и руки его исцеление и благодать несли, и слова его отклик в душах людей находили, и никто сомнениям не поддался, ибо видели чудо пред собой пришедшие на зов. Каждый взмах длани его, каждый парящий шаг, каждый вздох его был пропитан благостями. Истинно говорю вам, благостями! Пред нами, потерявшимися во грехе и пороке, предстал Спаситель в облике человеческом. И молвил Ильвий: «Сколь видно земли впереди — вся ваша. Сколь видно воды впереди — вся ваша. Сколь видно неба впереди — всё ваше. Спаситель из тьмы мир сей сотворил и даровал его вам. Вам и ответ за творение его держать. Не должно на земле Спасителя грязи быть: греха, сил нечестивых, тьмы и бездны. Должно вам всеочищающее, священное, неугасимое, великое пламя направить супротив сил тёмных, сил грязных, сил подлых, сил еретических. Не должно вам жалости и сострадания к бездны отродьям иметь, почтения к богам еретическим и обычаям тёмным уважения не ведайте. Ибо таково слово Спасителя, ибо таков закон чистоты». И преклонили колени, и молитвы вознесли, и радости преисполнились, и решимость в сердцах и душах наших вспыхнула. Мечи коваться стали, стрелы, луки, и всё со словами Спасителя на устах, и всё с благословлением Ильвия. И пошёл народ правоверный на бой, и силы тёмные, силы грязные, силы нечестивые изводить из мира, что Спасителем дарован, стали. Ночи и дни бились, на земле и на воде, супротив врагов благостей. И каждый правоверный нёс в себе огонь ЕГО, и каждый огнём сим иных жёг, ибо нет им места в мире благостей. Во спасение разума, во спасение тела, во спасение души правоверные меч свой подняли, и с сего дня не опустят его до краха мира. Арне Эртус. Арне Ирнис. Арне Спирсис». «Кодекс чистоты. Закон I: Житие Леона Геттани» Автор неизвестен.
***
Неделя. Семь долгих мучительных дней провёл я в казематах при церкви. И каждый день мне задавали один и тот же вопрос: «Где ты спрятал ведьму»? И каждый день — пытки. Будто бы выдумывать наказания, было развлечением фальманеллы. Дыба, стул с кольями, пытки водой, пытки калёным железом, избиения, выдирание ногтей. В какой-то момент я перестал удивляться новым способом меня калечить. Однако, когда в очередной раз в мою клетку входил мужчина в чёрной рясе, я был спокоен. Если он приходит, значит они до сих пор не нашли Лили, значит она всё ещё прячется, значит она всё ещё жива. Моё сознание настолько спуталось, что когда меня допрашивали в последний раз, на словах: «Где ты спрятал ведьму», я искренне и радостно рассмеялся. Конечно, все эти семь дней я не сидел без дела. Я ещё не настолько отчаялся, чтобы спокойно принять свою скорую смерть. Каждый день я наблюдал за работой каземат. Было видно, что у Бертама банально не хватало денег, чтобы её содержать. Стражи, ровно как и заключённых, почти не было. На входе дежурили лишь два гвардейца, которые, в свою очередь, не особо горели желанием выполнять свою работу. Кроме меня в одной из камер сидел какой-то мужчина преклонных лет. Полуголый, он был прикован к одной из стен и постоянно что-то бубнил себе под нос. Его никогда не трогали и иногда забывали кормить. Для побега мне требовался лишь ключ и немного сноровки. Ключником работал молодой послушник. Наивный паренёк, лет двадцати. Он же приносил еду. Пару раз мне удалось с ним поговорить. Звали паренька Валери. Добродушный и пугливый, его без труда можно было склонить на свою сторону. В один из дней мне удалось его разговорить. — Слушай, — я подполз к двери клетки и схватился за прутья руками. — Можешь немного поговорить со мной? — Мне н-н-не велено, — парень отстранился от моей камеры. — Валери, я прошу тебя. Ещё немного, и я сойду с ума от одиночества. Никто не узнает, что мы говорили. — В-в-вы е-еретик и-и отступник, я не должен вас слушать. — Ты же читал писание, Валери. «Заблудшим душам, свет нести — таково слово Спасителя». Возможно, только ты и можешь спасти меня. Парню было не больше двадцати. Щуплый, болезненный и бледный, он был похож на меня во времена юности. Я видел в нём надежду, что далеко не вся патрисианская церковь прогнила, что есть ещё люди, готовые нести свет истины. — Ч-ч-то вы… вы… хотите от меня? — он осторожно, будто боясь меня, начал приближаться. — Скажи, Валери, если бы ты нашёл голодную маленькую девочку среди сожжённой деревни, что бы ты сделал? — М-м-маленькую девочку? — Да-да, голодную, промёрзшую до костей, всю в грязи, испуганную до полусмерти. Что бы ты сделал, Валери? — Н-не знаю, — он постоянно заикался, а взгляд его бегал из стороны в сторону. — Неужели, ты бы не помог ей? — П-п-помог. — Вот и я помог. — Отец Бертам с-сказал, что вы с-с-связались с ведьмой, — он покачал головой, — а не д-д-девочкой. — Она ребёнок. Ребёнок не может быть исчадьем бездны, Валери. — Я не знаю, — он тяжело сглотнул и собрался с мыслями. — В-вы еретик. — Я назвал её Лили, — я опёрся о стену и спустился на пол. — Она так и не назвала мне своего имени. Помогала мне с уборкой и готовкой. Мы учили с ней глифы. Ты знаешь глифы? — Н-немного. — Она знала больше пятисот глифов. Ей нравились книги, самые разные. А ещё, она любила хлеб, Валери. Могла есть его каждый день. Он молча слушал. — А сейчас её ищет фальманелла. Ищет, потому что я доверился Отцу Бертаму, потому что сказал, что у Лили есть особые способности. Потому что думал, что Отец Бертам мой друг… — О-отец Бертам заботится о нас. — Отец Бертам… — я тяжело вздохнул, вспоминая его тёплую улыбку. — Он запутался. Валери взглянул на меня своим потерянным взглядом, затем отвернулся и хотел было уходить. Однако, остановился, сделав пару шагов, и я снова услышал его голос. — Д-девочка… она к-к-красивая? — Да. Да, Валери, она красивая. Я услышал удаляющиеся шаги, а затем скрипящий звук петель и звон ключей в замочной скважине. Валери оставил меня одного. Единственным звуком в казематах был бубнёж того странного мужчины в соседней клетке. Кроме Валери, моим препятствием были двое фальманелл. Их было сложно отличить друг от друга, но я точно знал, что при церкви Бертама живут двое. Один из них постоянно прихрамывал и был явно старше второго. Я не знал, сторожат ли они казематы, но, если это так, побег нужно продумывать тщательнее. Мой план был прост, и в то же время — вполне себе действенен. Склонить Валери на свою сторону, подпустить его как можно ближе и забрать ключи. Выбраться наружу, пробраться мимо вечно храпящих гвардейцев и оказаться на улице. Выбраться с территории церкви труда не составит. Однако, если за казематами следит фальманелла, сбежать будет совсем не просто. Любой служитель фальманеллы — натренированный боец, способный голыми руками уложить любого противника. И если хромой не так опасен, то его напарник очень быстро поймает меня. И всё же, иного выхода у меня не было. Я должен был выбраться и найти Лили, я должен был спасти эту девочку. Если чего и хочет от меня Спаситель, то только этого. Уже давно я понял, что всё случившееся со мной за последнее время — испытание. Испытание моей веры, моей души. Перед самым моим побегом, вечером седьмого дня, ко мне наведался Бертам. На его лицо снова вернулось по-отцовски тёплое выражение. Однако теперь я знал, что за этим широким добрым лицом скрывается самый настоящий зверь. Он подошёл к моей камере и, ухмыляясь, смотрел на меня. В его напускной улыбке я чувствовал невероятное лицемерие, а в слегка прикрытых глазах видел лишь издёвку. Со времени службы в Тальвии я считал Бертама своим другом. Но теперь… — Скажи, Георг, — он пододвинул к себе низкую деревянную табуретку и присел напротив меня. — Неужели ты правда думал, что я буду помогать тебе? — Мы были друзьями, Бертам, — я отвечал спокойно, без лишних эмоций. — Я верил тебе. — А я верю только писанию. Тебе следовало сразу же отдать девчонку под суд, а не сюсюкаться с ней. — Она ребёнок. Обычная девочка, которая хочет жить. В ней нет ни зла, ни тьмы. — Ведьма запудрила тебе мозги, — его громогласный бас раздавался по всем казематам. — Увела с дороги благостей. А ты поверил. Поверил, потому что вера твоя, Георг, всегда была слабой. — Уж лучше так, чем сжигать детей. — Ведьм. Исчадий бездны. — Единственное исчадье бездны, которое я вижу — это ты, Бертам. — Неслыханная наглость, — фыркнул священник. — Меня! Служителя великого пламени называть исчадьем бездны?! Не думал я, Георг, что скажу это, но, когда ты будешь рыдать на костре, когда твоя кожа вздуется, а глаза будут медленно и болезненно вытекать, я не испытаю ни толики сострадания. Поверить не могу, что когда-то считал тебя лишь слегка заблудшим. — Я тоже не могу поверить, что считал тебя самым верным служителем великого пламени. Бертам поднялся с табуретки и, не смотря в мою сторону, направился к выходу. Он и не догадывался, что сегодня я покину эти стены. Мой план был готов. Всё что мне было нужно — дождаться прихода Валери. Он уже давно вёл со мной продолжительные беседы и не боялся входить в камеру. Валери пришёл в казематы через полчаса после ухода Бертама. Пришло время ужина. Парень открыл дверь в камеру, зашёл внутрь и отдал мне тарелку с какой-то баландой. Несмотря на то, что я ем это нечто уже неделю, до сих пор не могу понять, что именно находилось в моей тарелке. Бесформенное и безвкусное, серое нечто неприятно хлюпало и липло к ложке. Валери, как обычно, сел рядом со мной. Связка ключей висела у него на поясе, как раз с моей стороны. — Н-не беспокойтесь, — заговорил парень. — Они ещё не на-на-нашли её. Я х-хорошо слушаю, что говорят в церкви. — Спасибо тебе, Валери, — я довольно быстро управился с баландой и с улыбкой взглянул на парня. — Ты хороший человек. — Не знаю, — он уныло смотрел в пол. — Я-я не могу запомнить молитв. И н-н-не очень понимаю писание. Отец Бертам говорит, что я не… не смогу стать священником. — Отец Бертам глубоко ошибается, — я положил руку на его голову. — Ты станешь отличным священником, Валери. — Вы так думаете? — он перевёл на меня взгляд. Ответа я не дал. Сжав его голову покрепче, я с силой ударил его об стену. Парень отключился сразу же. Убедившись, что он остался жив, я снял с его пояса ключи и открыл замок на кандалах. Ноги затекли и жутко болели, но я знал, что останавливаться нельзя. Длинный коридор и множество пустых камер. Мои шаги эхом расходились по всей длине каземат. После многочисленных пыток идти было трудно. Точно, всё моё тело сопротивлялось и играло против меня. Стиснув зубы, я двигался вперёд к заветной двери. Вставляю ключ в замочную скважину — не подходит. Вставляю следующий — не подходит. Судорожно перебираю всю связку, ищу подходящий по форме. Нашёл! Ключ с трудом вошёл в скважину, и с тяжёлым скрежетом провернулся. Хватаюсь за ручку и тяну дверь на себя. Поддаётся! Ещё небольшой коридор. Как я и думал, за ним ещё одна дверь. В небольшой комнате, откинувшись на спинку деревянного стула, спит гвардеец. Из вещей в этой комнатушке только свеча и аркебуза, прислонённая к стене. Едва ли не на цыпочках я двинулся вперёд. Дверь в конце этой комнаты вела наружу, там меня должен ждать церковный внутренний двор, окружённый кирпичным забором. Я видел его, когда мы впервые приходили сюда с Лили, и знал, как легко перебраться через него. На улице шёл дождь. Тяжёлые капли с силой ударялись о крышу здания, прижимали к земле тонкие ветки деревьев, траву и стекали по моему лицу. Не было ни фальманеллы, ни гвардейцев, не было никого. Я один стоял посреди широкого церковного двора. Как и задумывал, я не без труда перелез через кирпичный забор и оказался на уже привычных узких улицах Нао. Если бы я только знал, что ждёт меня дальше…***
Ноги несли меня по улицам Нао. В такую погоду, да в таком виде, я мог стать лёгкой мишенью для гвардейцев, патрулирующих город. В одних штанах, босой, с многочисленными ожогами, синяками и порезами, я привлекал к себе слишком много внимания. К тому же, я знал, что очень скоро Бертам хватится меня. Поэтому оставаться в Нао мне было небезопасно. И единственное место, куда я мог податься, был тот самый храм. Кроме той странной девушки-жрицы я не знал в этом городе никого. Ко всему прочему, она не пойдёт на сотрудничество с церковью, а значит, если она не прогонит меня с порога, то и Бертаму ни за что не выдаст. Запинаясь на каждом шагу, я по памяти пересёк несколько улиц, перелесок и вскорости вышел к тому самому храму. Дождь, заливающий глаза, не давал толком рассмотреть храм. Всё, что я видел — тусклый огонёк в небольшом окне. Значит, внутри кто-то есть. Подойдя ко входу, я принялся стучать. Я хотел крикнуть, но разве я мог сейчас громко кричать? Горло невероятно болело, и всё, что я мог, это хрипло звать на помощь. Едва ли кто-то услышал бы мои слова. Так или иначе, через некоторое время дверь всё-таки открылась. На пороге стояла та самая девушка. Волосы её, распущенные и мокрые, теперь спадали до самых плеч. Она изумлённо смотрела на меня. Могу понять её реакцию. Как бы я отреагировал, если бы ко мне в храм постучался полуголый последователь местных культов, со следами пыток по всему телу. — Вы? — она вспомнила меня. — Что случилось? — Прошу, дайте мне войти, — я опирался на одну из колонн, чтобы не упасть. Она отошла в сторону, пропуская меня в главный зал храма. Множество деревянных перегородок, каких-то маленьких фарфоровых фигурок, мягкий пол, разделённый на квадраты. В самом конце храма небольшой алтарь с подношениями. В воздухе висел приятный сладковатый запах. Я лёг на пол, закрыв глаза руками и вздохнул с таким облегчением, с каким ещё никогда не приходилось. Не думал, что получу такое умиротворение не в родной церкви, а в еретическом храме. Некоторое время мы молчали. Девушка села рядом, подогнув под себя ноги и внимательно меня осматривая. Я же безмолвно лежал на полу, пытаясь собрать разрозненные мысли воедино. Я настолько сильно расслабился, что забыл обо всём на свете. А запах благовоний ещё больше уводил меня от главной цели — найти Лили. — Вы весь в ранах, — девушка внимательно меня осматривала. — Что стряслось? — Если я начну вам рассказывать, вы не поверите. — Возможно, — кивнула она, — но вы попытайтесь. И я рассказал ей всё с самого начала. С того самого дня, как увидел Лили, как ухаживал за ней, как привёл её в Нао, как искал для неё возможности спастись. Рассказал и про Бертама, про фальманеллу, про пытки, про свой побег. Всё это время она обрабатывала мои раны, внимательно слушая, что я говорю. Ни разу за весь мой рассказ она не перебила меня, не издала ни единого звука. Когда же я закончил, она молча продолжала приводить моё тело в порядок. Руки девушки были тёплыми, гладкими и невероятно нежными. Было видно, что она никогда не занималась тяжёлым трудом. Она смазывала мои ожоги, промывала оставленные фальманеллой шрамы. Делала всё медленно и аккуратно. Лишь когда она закончила, я снова услышал её голос. — Тай-о, — прозвучало слово пренебрежительно, хотя я и не чувствовал в её голосе особого зла. — Именно поэтому мы вас так и зовём. Калечите, разрушаете, жжёте, убиваете, как чужих, так и самих себя. — Я должен найти Лили… — Не надо никого искать, — девушка поднялась на ноги. — Она спит в соседней комнате. — Врёшь?! — я попытался вскочить с пола, но неокрепшие ноги подкосились, и я с грохотом повалился обратно. — Успокойтесь, — она смотрела на меня надменно, словно учитель в семинарии. — Я — не вы. Врать я вам не собираюсь. Она пришла ко мне около недели назад, напуганная и голодная. Ничего толком не рассказала, но, когда по городу расползлась молва, что ваша церковь ищет ведьму, я и без рассказов всё поняла. — Дайте мне посмотреть на неё, — я схватил девушку за ноги. — Дайте посмотреть! — Успокойся! — уже громче прикрикнула она. — Насмотришься, когда она проснётся. А сейчас тебе самому нужно отдохнуть. Она принесла в главный зал небольшой футон и разложила его за одной из перегородок. — Утром поговорим. — Спасибо, — я улёгся на подстилку. — Спасибо… — второй раз, я произнёс это слово уже на ёсимском. — Спи, тай-о, — девушка продолжала общаться со мной на теврийском. Спал я неспокойно. Мне снился кошмар, в котором мой побег не удался, а Бертам таки нашёл Лили. Её, испуганную и залитую слезами, притащили в комнату пыток, и, держа мою голову, заставляли смотреть на все те страдания, которые пришлось пережить мне. Лили усаживали на дыбу, заставляя её издавать нечеловеческие звуки. Её жгли калёным железом, оставляя на белоснежной бархатистой коже ярко-красные следы. Вырывали ногти и уродовали её детское лицо той жуткой маской с острыми шипами. И всё это время рядом со мной стоял Бертам, беспрестанно повторяя молитву: «Да будут три благости твои, законом над сворой тёмною, над сворой грязною, над сворой нечестивою. Да будет слово твоё дорогой в царствие вечное, царствие светлое, царствие чистое. Да хранимы будут заветы твои. Арне Эуртус, арне Ирнис, арне Спирсис». Я не мог ничего, кроме как наблюдать за страданиями Лили, не мог даже пошевелить рукой. И даже когда огонь уже подбирался к ней, когда я видел, как её кожа начинает лопаться, как волосы вспыхивают, словно сухое сено, я ничего не мог сделать. — Хватит! — весь в поту и со слезами на глазах, я вскочил с футона. У алтаря сидела Ико. Девушка, сложив руки вместе и закрыв глаза, о чём-то сосредоточенно молилась. Не знаю, кому можно было молиться, кроме спасителя. Но судя по умиротворённому лицу и закрытым глазам, сомневаться в том, что Ико совершала таинство молитвы, не приходилось. — Она спит в соседней комнате, — повторила Ико, не отрываясь от молитвы. — Тебе не о чем беспокоиться, тай-о. Отдышавшись и прогнав жуткие мысли, я сел на футоне. — Меня зовут Георг. — Я знаю, ты говорил об этом ещё при первой встрече, — девушка открыла глаза и повернулась ко мне. — Она правда там? — Ложь отдаляет тебя от Великой пустоты, — Ико говорила размеренно и даже как-то усыпляюще. — Каймэ никогда и ничего не желает, Каймэ не злится, не радуется, не печалится и ни о чём не жалеет. Каймэ незачем врать. И мы тоже не должны. — Прости… — я посмотрел в небольшое окно. На улице уже светало. — Мне очень важна эта девочка. — Ты даже не представляешь, кто эта девочка, — вздохнула Ико. — Не знаю, почему она выбрала именно тебя. Но, раз уж такое случилось, на тебе лежит обязанность защитить её любой ценой. — Я знаю. — Нет, не знаешь. Не понимаешь, — Ико покачала головой. — В общем-то, сейчас не об этом. Вот-вот сюда придут твои братья тай-о, что планируешь делать? — Бежать. Подальше от Миначи, подальше от Теврии, подальше от церкви. — Далеко убежишь? — она странно ухмыльнулась. — На севере тебя ждут непроходимые леса, полные самыми разными тварями: ваню-до, хасихимэ, нурикабэ. Ты, наверняка, даже названий-то таких не слышал, тай-о. — Что ты предлагаешь? — Я отправлюсь с вами, — девушка заявила это уверенно, словно знала, что я не откажу. — Я жрица син-до, и имею некоторые знания о природе порождений Каймэ. К тому же, я должна следить, чтобы ты не забил своими варварскими бреднями голову этой девочке. — И куда мы отправимся? — В Хэдзи-то, к главе дома Хидэтари, — девушка поднялась с колен и устало потянулась. — Если мои догадки верны, то эта девочка сможет изменить Ёсиму навсегда. — Изменить Ёсиму? — Не забивай этим голову, тай-о. — Я Георг. — Я знаю, — она направилась в соседнюю комнату. — Я разбужу её. Как только позавтракаем, будь готов отправиться в путь. Когда Ико скрылась за стеной, я поднялся на ноги. Я всё ещё ощущал некоторую тяжесть и боль, но по сравнению со вчерашним днём, мне было намного легче. Мази, которыми Ико смазала мои ожоги, действовали очень хорошо. Я принялся рассматривать храм внимательнее. Он разительно отличался от патрисианских церквей. Даже и не скажешь, что это место религиозного значения. Не было ни скамеек для прихожан, ни молитвенных комнат, ни икон. Лишь один большой зал с алтарём и какими-то фигурками, которые я и решил исследовать. Небольшие изображения людей ёсимской внешности с непропорциональными телами. Всего фигурок был шесть. Первой была женщина в длинном расшитом цветами ёсимском платье, она держала в руках длинный посох и будто бы что-то им мешала. Вторым шёл тучный мужчина, несущий на своей спине огромный мешок. Третьим — старик, чья борода была столь длинной, что закрывала всё тело. Четвёртым — человек в маске ворона, державший в руках-лапах длинный меч. Пятая фигурка изображала маленькую девочку, вскинувшую руки к небу. Шестым же оказался высокий мужчина с медвежьими чертами лица, державший на плече огромную дубину. Над фигурками висел длинный свиток. Я мог прочитать глифы написанные на нём, однако совсем не понимал смысл написанного: «Нет ни отца, ни матери, ни формы». От размышления над фразой, меня отвлекли звуки шагов. В комнату вошла Лили. Выспавшаяся, одетая в традиционное ёсимское платье; как только она увидела меня, без раздумий бросилась в объятия. Только сейчас я понял, насколько же близки мы с ней стали. В Лили я видел не просто ребёнка, в Лили я видел свою дочь. Я ничего не говорил, а просто обнимал её. Крепко прижимая к себе Лили, я почувствовал настоящую эйфорию, непередаваемый всплеск эмоций от ощущения, что она жива, что она в безопасности, и что я всё-таки смог увидеть её. — Ну всё-всё, хватит, — раздался голос Ико. — Путь предстоит неблизкий и совсем нелёгкий. Успеете ещё наобниматься. С того дня я перестал быть патрисианским священником и превратился в отступника, предавшего Синод и его святейшество первосвященника теврийского. Но, даже несмотря на это, слова Спасителя всё так же громко звучали в моей душе. А возможно, стали звучать во сто раз громче прежнего.