Ребенок принципов

Ее оставили в холле, приказав ожидать прихода некого "сопровождающему". Наруто позже посчитает, что это было зря, так как она и без чужих слов бы никуда не ушла, потому что рассказанная тем мужчиной новость выбивала из колеи. В ней сидит Кьюби. В ней сидит демон. В ней сидит тот, из-за кого умерло сотни невинных жителей. Тот, из-за кого она стала сиротой и из-за кого ее ненавидела вся Коноха. В ней сидит чертов демон и ей никто об этом даже не сказал. — Узумаки-сан, вставайте, — послышался голос сверху и она увидела недовольно поджимающую губы Итикаву. — Мне приказали проводить вас до квартала вашего Клана. Узумаки-доно будет ждать вас у входа в квартал. Наруто промолчала, лишь схватилась за протянутую руку и пошла следом за ирьенином, которая почему-то должна была ее сопровождать. Но сейчас ей плевать на личность и место, куда ее ведут, в голове стучат лишь слова, сказанные Мизукаге. Синие глаза равнодушно смотрят вперёд, цепляясь взглядом за высокие здания и множество мостов, что служат для перемещения людей, не владеющих чакрой. В Киригакуре (он ведь так назвал эту деревню?) туман вечный и он никого не удивляет, местные легко в нем ориентируются. — Узумаки-доно, я привела Наруто, — она приходит в себя лишь после толчка под лопатки, что заставляет ее сделать шаг вперед. Стоящий напротив нее мужчина имеет светло-алые волосы, словно бы в красный добавили белого цвета, лишь чудом не превратив тот в розовый. Глаза у старика цепкие и ясные, глубокого зеленого цвета. Из одежды нет ничего примечательного — серо-фиолетовый жилет, черные штаны и водолазка, только обувь закрывает всю стопу, в отличие от легких сандалий, которые любили носить практически все шиноби Конохи. — Это она? — холодно интересуется мужчина и больно хватает ее за подбородок, заставляя приподнять лицо. — Посмотри на меня. Наруто встречается взглядом с чужими глазами и смотрит немного холодно. Она ненавидит, когда ей приказывают. Да, она выполняет приказы, но лишь по одной причине — она терпеть не может боль, а за неподчинением всегда идет наказание. Когда-нибудь она станет достаточно сильной, чтобы легко игнорировать чужие приказы, но сейчас это не получится сделать безнаказанно. — Она похожа на Кушину в детстве, — хмыкает старик скорее себе, чем кому-то из них. Мужчина даже не смотрит в сторону Итокавы-сан, которая даже не возмутилась чужой наглости, как часто бывало в госпитале, лишь кидает: — Ты свободна, можешь возвращаться в госпиталь. О ней здесь позаботятся. Аири послушно исчезает в странном облачке, что позже поднимает вверх и исчезает в тумане, а ее хватают за запястье и проводят через арку, на которой было видно несколько узоров, за который невольно зацепился взгляд. — Это печати для барьера. Одного из сильнейшего в Кири, к слову, — замечает чужую заинтересованность мужчина. — Если наше родство подтвердиться, то ты станешь полноценным членом Главной семьи нашего Клана и прямой наследницей. Если нет, то войдешь в младшие ветви. — Понятно. Квартал ее Клана представлял собою около дюжины зданий, не сильно отличавшихся от тех, что были у Учиха с Хьюга. Дом, куда привел ее до сих пор не представившийся Узумаки, ничем не выделялся на фоне остальных зданий, по крайней мере на первый взгляд. Ее провели на второй этаж, где выделили комнату с традиционным футон с тяжелым и теплым одеялом и подушкой. Комната была до неприличия пустая, словно там никто никогда не жил, что позже лишь подтвердит нежданный соклановец. — Вы так и не представились. Мужчина, до этого усердно выводящий какие-то узоры на бумаге, усмехнулся. — Меня зовут Ицуки Узумаки. — сделал еще пару взмахов кистью, после чего положил на стол бумагу. — Мне потребуется пару капель твоей крови. Вот иголка, проткни себе кожу на пальце... Ага, а теперь капни несколько капель на эту печать. Мужчина повторил ее действия, а после коснулся пергамента. Чернила вспыхнули синим цветом, на что мужчина лишь удовлетворённо кивнул. — Что значил этот свет? — Лишь то, что ты теперь живешь в этом доме официально и уже совсем скоро начнешь обучение. Наруто впервые ощутила, как чужая ладонь ерошит ее волосы, а в груди пузырилось какое-то странное счастье.