Между клеткой и свободой

      Жесткий матрац, пружины упираются в бок. За год пребывания здесь, я так и не привыкла.       Не знаю сколько сейчас времени, какое время суток. Вдоль камер ходит дежурный охранник, надзиратель приходит только по особому случаю. Я не встаю с койки, пока не раздастся свисток. С самого утра охрана забирает у всех матрацы и только вечером их возвращает. Днем нам лежать нельзя, всех выгоняют из камер в общий холл, а в обед выводят на улицу. Если хоть один провинился, всех заключенных заводят в камеры и не кормят оставшийся день.       Пронзающий свист.       — Подъем! Живо, живо! — кричит надзиратель и бьет дубинкой по решеткам на первом этаже, — Выходим из камер, лицом к стене, руки за спину!       Двери камер открылись, они автоматизированные. Я встаю и собрав волосы в хвост, быстро умывшись водой, выхожу и встаю у стены. Наши камеры не блещут комфортом. Кровать, пара полок для книг, раковина и унитаз.       На втором этаже, где сижу я, находятся одиночные камеры. На первом камеры на двоих, а то и на четверых.       Лучше уж сидеть в одиночке, чем с кем-то. На прошлой неделе в камере у 14-го появился новый заключенный, 120-й. Не особо он поладил со своими сокамерниками, так ночью они его придушили. Номер 14 держит всех в страхе, кроме заядлых одиночек, таких как я и номер 21. 21-й ни с кем не общается, я даже его голоса не разу не слышала.       Дэвид и новенький дошли до моей камеры. Дэвид осмотрел меня, а новенький осмотрев камеру, забрал матрац и положил его в тележку. Когда они проходили мимо меня к следующей камере, я услышала запах, приятный, с нотками кофе. И это точно не от Дэвида, значит новенький. Я посмотрела на него и мы пересеклись взглядами. Он обернулся в мою сторону, когда прошел мимо. Ох, парнишка, ты долго тут не протянешь такими тепами.       Утренний досмотр окончен и я спустилась вниз. Направилась к книжному стелажу, чтобы выбрать новую книгу. По срокам мне сидеть еще долго, так что я успею прочесть тут все книги.       Раздался свисток.       Все замолчали и обернулись к главной решетке, Томас, так звали нашего надзирателя, завел в зал нового заключенного. Это была девушка, очень хрупкая на вид. Как она сюда попала? Она третья девушка в нашем корпусе после меня и Марты. Марте уже лет 50, поэтому мужики к ней не суются. Но новенькая стала мишенью, потому что когда я огляделась у всех потекли слюнки.       Вернув свой взгляд к ней, увидела, что ее ведут на второй этаж в одиночку. Тишину никто не смеет прерывать.       — 122! Теперь это твоя камера! — сказал Том, — Лицом к стене!       Том снял с нее наручники и ушел. Девушка помедлив и потерев запястья, все же спускается вниз. 122 была напугана, по ней было видно, все смотрели на нее как голодные волки. Оглядев толпу и увидев меня в ее глазах мелькнуло облегчение и она сразу ринулась в мою сторону.       Но не тут то было. 14 как всегда в бочке затычка.       — Красотуля, привет, — я не видела его лица, но понимала, что он улыбается.       Меня никогда не трогали разборки в корпусе. Только пара эпизодов, после которых я сидела в штрафнике три дня. Сейчас тоже не хочется влезать в очередное дерьмо, но если останусь на месте, они разорвут ее как стервятники мясо.       — Черт… Что же я делаю, — выругнулась я себе под нос и пошла в сторону девочки.       Никто не совался к 122 пока рядом с ней стоял 14-й. Протиснувшись мимо столов и выйдя на главный проход, я обошла эту шайку и взяв за руку 122, увела от туда, но не далеко.       — Опапа, стоять, — меня схватили за руку, инстинктивно я спрятала за спину девчонку, — Куда это ты собралась, а?       — Не твое дело.       Вырвать руку не получилось, сильная хватка. То что 14 здесь типа босса меня не колышет, я сама себе босс.       — Видишь ли, этот лакомый кусочек мой, — он указал на 122, — А ты помнится всегда сидишь тихо, мышонок.       Он провел тыльной стороной ладони по моей щеке. Ни одна эмоция не проявилась на моем лицо, только безразличие, как и всегда.       — Она моя.       В его глазах мелькнула злость.       — Я так не думаю, мышонок.       — А ты и думать не умеешь, — все так же холодно отвечала я.       Но мне это не обошлось даром. 14-й сжал мое запястье с еще большей силой, он ожидал хоть какой-то реакции, но ноль эмоций. И в следующую секунду раздался громкий шлепок.       Щека горит, он дал мне пощечину, но руку не отпускал. Из правого глаза потекла слеза. В ушах звенит от удара.       Рука 14-го разжалась в тот момент, когда ему прилетело кулаком в челюсть.       Отойдя от шока, я вернулась в реальность. 14-й лежит на полу, а рядом со мной стоит… 21-й? Что?       — Что бы больше к ней не прикасался! — сказал 21-й.       Его голос, он такой… красивый, глубокий. Снова из мыслей меня вырвало неожиданное действие со стороны 21-го. Он коснулся моей щеки и большим пальцем вытер слезу. Я в первые в жизни оцепенела. У него красивые глаза.       — Пойдемте за столик, — сказал он и посмотрел на 122.       — Да, — ответила она и мы проследовали на место.       Я села напротив 21-го, а рядом со мной ела 122.       — Спасибо тебе, — обратилась она ко мне, — Спасибо, что помогла. Меня зовут…       — 122, — я прервала ее.       — А? — взгляд ее недоумевающий.       — Здесь тебя зовут 122, другого имени нет, никто не знает имен друг друга.       — Но почему?       — Такие правила, — ответил 21-й.       — Ладно… А вас тогда как зовут?       — Я 21.       — 99, — воцарилось молчание, но в холле было как всегда шумно, — так же здесь мы не знаем кто за что сидит, это тоже не разглашается.       122 погрузилась в размышления. Она кажется мне совсем безобидно и доброй, но возможно это все иллюзия, сюда просто так не попадают.       — Ну что же, — она хлопнула в ладоши, — тогда давайте держаться вместе. Будем дружить.       Я и 21 переглянулись. 122 широко улыбалась.       Так и началась наша дружба.