Границы дозволенного

В Хрустальном кипят страсти. Дело не только в ярком солнце, апрельском тепле, распускающихся за окном цветах и прочих признаках пробуждения природы, хотя это, конечно же, располагает к кипению страстей. Дело еще и в том, что сезон подходит к концу, и можно позволить себе задуматься о чем-то еще, кроме спорта. Даше Паненковой кто-то дарит алые розы. Вернувшись с утренней тренировки, девочки обнаруживают посреди раздевалки целую корзину цветов с лаконичной запиской «Паненковой», и так неделю подряд. Довольная Паник ходит, задрав нос к потолку, и наотрез отказывается раскрывать личность своего щедрого поклонника. Поля Цурская и Алена Косторная перестают разговаривать друг с другом. Все их общение теперь — «привет», «пока» и обмен злющими взглядами. Ни одна, ни вторая не называют причину вражды, но она всем известна и выглядит как Леша Ерохов. Сам Ерохов долго страдает от мук выбора, а потом определяется и отправляется гулять с Полиной. На следующий день Медведева успокаивает заливающуюся слезами Аленку, ведет ее умываться и выслушивает тираду о том, что все мужики — козлы. Контраст между столь глубокими выводами и возрастом Косторной настолько убийственный, что Жене изо всех сил приходится сдерживать смех. Аня Щербакова грустно вздыхает, глядя на Даниила Марковича. «Господи, ну, а ты-то куда, ребенок?» — думает Женя, вспоминая себя в ее возрасте. У нее тогда даже мыслей не было о каких-то там чувствах. Зато теперь мыслей о чувствах хоть отбавляй, а поделиться ими не с кем. «Я влюблена в своего тренера. Женщину, которая по возрасту годится мне в матери. Она играет с некоторыми из своих учениц во всякие интересные игры. Связывание, плетки и все такое прочее. Мне нравятся эти игры, но хочется кое-чего другого, более близкого. А это «другое» женщина себе не позволяет». Попробуй-ка отыскать человека, который нормально отреагирует на такое признание. Мама просто-напросто заберет ее из Хрустального, отведет к психологу, а на Этери Георгиевну напишет заявление. Друзья, не связанные со спортом, посоветуют бежать от такого тренера со всех ног. Девочки-фигуристки покрутят пальцем у виска: «Этери Георгиевна? Играет в БДСМ-игры? Женька, ты шутишь, или у тебя крыша поехала от чемпионских нагрузок?». Кроме того, если Этери узнает о том, что Медведева сболтнула лишнего (а она непременно узнает), то просто прикончит Женю каким-нибудь особенно жутким и увесистым девайсом из своей коллекции. Наплевав на безопасность, разумность и допустимость. «Все, что ты увидишь, услышишь и почувствуешь, остается между нами и в четырех стенах», сказала она, и Женя следует этому принципу. На льду Хрустального по-прежнему есть тренер Тутберидзе и ее фигуристка Медведева. Тренер и ее фигуристка ни словом, ни жестом не выдают того, что происходило между ними в комнате, стены которой надежно скрывают все звуки. Женя может и рада была бы позволить себе какую-нибудь двусмысленную шуточку вроде «я готова работать вдвое больше в знак особой привязанности к вам, Этери Георгиевна», но понимает, что даже шуточку, двусмысленности которой не поймет никто, кроме них самих, Тутберидзе категорически не оценит. Страсти Медведевой остаются внутри нее самой. Несколько раз она пытается убедить себя, что и такие игры, и ее чувства к Этери — это неправильно. Что ничем хорошим это не кончится. Пытается мыслить логически, приводить самой себе аргументы и доводы. Но вся логика, все аргументы и доводы разлетаются на осколки, стоит девушке вспомнить мучительно-сладкое чувство от прикосновений Этери в ее тайной комнате и мурашки, бегущие по коже, когда женщина говорит у нее над ухом голосом, которым тренер Тутберидзе никогда не общается со спортсменкой Медведевой. Жене наплевать на то, что ничем хорошим это не кончится. Женя говорит маме, что остается на дополнительную тренировку (сезон закончен, но это не повод расслабляться, начинать думать о следующем, олимпийском, надо уже сейчас). Женя стучится в тренерскую к Этери Георгиевне, и та понимает все без слов, лишь увидев ее глаза. Женя ныряет в омут. *** Сегодня Женя не выбирает, оставив это право за Этери. Сегодня она знает всего два слова: «чувственный голод» и теряется в догадках, какого именно чувства лишится рядом с той, кому доверила всю себя. — Раздевайся, чего же ты ждешь? — властный голос, но не тот, которым женщина пользуется во время работы, а глубже, более приглушенный. Тот самый, от которого табуны мурашек по коже, и чувствуешь все происходящее особенно остро, и мир сияет невиданными красками. Женя знает, что Этери всегда учит своих девочек быть красивыми во всем. Даже если это белье, которое под одеждой и которого никто не увидит. Но сегодня на нее смотрит сама Этери, поэтому девушка не торопится, а под одеждой на ней безумно красивый темный комплект, контрастирующий со светлой кожей. Медведевой льстит этот оценивающий одобрительный взгляд женских глаз. Хочется нравиться не своей работой или умением делать прыжки, а притягивать и быть желанной во всех смыслах этого слова. — Вижу, ты старалась. Женя улыбается, переступая с ноги на ногу. — Подойди, — сегодня Этери не приближается первой. Ее глаза неотрывно следят за каждым движением Медведевой, которая хоть и пытается делать невозмутимый вид, но выдает себя непослушными пальцами и блуждающим взглядом. Темные волосы рассыпаны по плечам, но сегодня они могут помешать. — Повернись. Женя опускается рядом с креслом и подается ближе, когда знакомые руки тянут длинные волосы, свободно пропуская сквозь пальцы и собирая в хвост, чтобы открыть лопатки и шею. Короткие ногти пробегаются по затылку мимолетной лаской. — Тебе комфортно? Нигде не тянет? Голова не болит? — Да, порядок. — Выпей воды. — Спасибо, но я не хочу пить. — А я не спрашивала, чего ты хочешь, — не терпящим возражений тоном. — Я сказала тебе выпить, потому что потом ты будешь благодарна. И Женя жадно глотает воду, даже через не хочу, будто пьет в последний раз. Капли срываются и катятся вниз по шее, оставляя влажные дорожки на коже. Девушка облизывает губы и оборачивается с улыбкой, которая быстро меркнет, когда она видит в руках Этери ремень, а на столе рядом с ней — тонкий гибкий прут, и она точно знает, для чего его используют. — Иди ко мне, — шепчут губы женщины. Она протягивает ладонь и манит к себе пальцем. Женя чувствует страх, раскрашивающий ее бледную кожу, а еще слабость в подгибающихся коленях. Девушка даже непривычно горбится. Этери поворачивает ее к себе спиной и опускает ладони на плечи. — Так не пойдет. Ты сжимаешься, а нужно расслабиться, — пальцы привычно разминают одеревеневшие мышцы, мигом устраняя ощущение зажатости. — Лучше? — Намного. — Дай мне свои руки. Женя переплетает ладони за спиной, слыша звяканье пряжки и скрип кожи. Язычок ремня опускается внутрь пряжки и образует петельку, в которую проходят сложенные ладони девушки. Этери тянет за язычок, прокручивая петлю, и ремень крепко затягивает запястья. Женские пальцы сжимаются на затылке, а потом мягко надавливают на плечи, заставляя опуститься. — Верь мне, — голос Тутберидзе обволакивает, заменяя собой все звуки из внешнего мира. А потом свет перед глазами Жени меркнет, скрываясь за шелковой тканью повязки, которая оказывается у нее на глазах. В тех статьях, что Медведева читала, краснея и замирая от прикосновения к запретному знанию, это называлось сенсорной депривацией. Женя лишена способности видеть, но остальные чувства разом обостряются. Кажется, вся она сейчас превратилась в слух и в осязание. Хрупкая коленопреклоненная девушка вызывает в Этери куда больше волнующих ощущений, чем все удовольствия от процесса вместе взятые. Можно часами наблюдать за подобным, но женщина понимает, что Жене рано или поздно наскучит сидеть без дела. Упругий прут свистит, рассекая воздух, и Женя инстинктивно вздрагивает, сжимается, замирает в ожидании удара. Но удара не происходит. Вместо этого тонкий кончик касается губ, которые Женя непроизвольно приоткрывает. Чертит по шее, которую девушка отклоняет в сторону для касаний, и проводит по плечам. Женю трясет от нахлынувшего волнения вперемешку со страхом. Прут вновь свистит в воздухе, и опускается совсем рядом со ступнями Жени. Девушка неуклюже пытается подобраться, словно это поможет спрятаться, а то и вовсе стать невидимой. Но прут спокойно прижимается к ее груди, плавно перемещаясь вниз на живот, на согнутые ноги, на ступни. Тело откликается на каждый звук и малейшее движение, пойманные обостренными чувствами, а ожидание удара, которого все нет и нет, щекочет накаленные до предела нервы. Женя чувствует себя испуганной и странно обнаженной одновременно. Белье по-прежнему на ней, но девушка не ощущает соприкосновения ткани с кожей, потому что все тело сосредоточено на этой зависимости от звука и ощущениях. Воздух прорезает новый свист, и тело Жени накрывает волной жара, но удара снова не происходит. Бешенный стук сердца, кажется, отдается даже в висках. Мучительное ожидание вынуждает терять ощущение реальности, словно пробираешься на ощупь в кромешной тьме, и трепетать от предвкушения следующего шага. Женя еле слышно стонет, когда кончик прута плавно скользит по коже спины, задевая выступающие позвонки, лопатки, поясницу. Этери не надавливает сильно, но позволяет почувствовать, что могла бы это сделать с легкостью. Девушка вытягивается как струна вверх, жадно впитывая происходящее. Словно каждая пора кожи пропускает вереницу смешанных ощущений через себя. Очередной свист отголоском звучит в ушах, а тело девушки яркой вспышкой прошивает чувственный взрыв, как будто все запреты внутри с треском рушатся. Кожа покрывается потом, становится жарче, лицо горит. А потом к телу, покрытому испариной, прикасается ласковая ладонь, успокаивающе гладящая кожу. Женя беспомощно ахает от неожиданной нежности и подается навстречу уверенному прикосновению рук Этери. Кажется, что сейчас внутри нее всего сверх меры. Множество граней открывают себя через призму ощущений и контроль со стороны другого человека. Жене нравится чувствовать силу Этери за своей спиной. Ей нравится возбуждение, что затапливает все внутри нее. Женя умирает от желания ощутить другие прикосновения Этери, но женщина словно не замечает этого. И это тоже похоже на какое-то изощренное мучение. — Только представь, какая ты красивая и порочная, — голос Этери звучит непривычно хрипло, он завораживает и гипнотизирует. Женя громко сглатывает, чувствуя, что во рту пересохло от жажды и неосознанно облизывает губы. — Пожалуйста. — «Пожалуйста» что? — Этери прекрасно понимает, чего хочет девушка, но все равно не отказывает себе в удовольствии спросить. — Прикоснитесь ко мне, наконец, как следует, — Медведева едва удерживается от того, чтобы не выразиться куда как более грубо и прямолинейно. — О нет, это не та практика, — холодно отвечает Этери. — К черту практику! — Женя дергается, пытаясь высвободить руки. Ремень, стягивающий запястья, резко натягивается, заставляя ее ощутить, как грубо впиваются края в тонкую кожу, и зашипеть сквозь зубы. — Вы просто дьявол! — Я бы на твоем месте выбирала слова в таком положении, — звук женского голоса кажется вдвое громче за счет обострения слуха. Тонкие пальцы пробегаются по кружеву, задевая кожу ногтями. Женя чуть не хнычет от желания почувствовать больше, а потом затихает. Этери помогает подняться и освобождает руки, мягко оглаживая запястья. Медведева щурится и часто моргает, пытаясь привыкнуть к свету, когда шелк больше не мешает ясному зрению. Снова жадно пьет, утирая падающие на грудь капли. На запястьях слабые отметины от ремня, а внутри девушка знакомится с ощущением небывалой легкости, будто только сегодня обрела свободу, столкнувшись лицом к лицу с тем, что ее ограничивало. — Спасибо, — благодарно отзывается Женя, вволю напившись воды. — Тебе спасибо. Ты хорошо себя чувствуешь, и помощь тебе не требуется? — Женская ладонь касается щеки, пока Этери пристально вглядывается в ее раскрасневшееся лицо. — Все отлично. — Сходи в душ, я буду ждать тебя в зале. Девушка чувствует приятную расслабленность после душа, но неудовлетворенность другого рода никуда не исчезает. Она с удовольствием устраивает голову на коленях сидящей на диване женщины, как любила делать это, когда была младше. Этери не возражает, помогая удобнее прилечь на бок и утопая длинными пальцами в волосах девушки. Этот жест всегда успокаивал маленькую Женю, но сейчас эффект от него прямо противоположный. Размеренность и тишина — отличный повод для разговора, однако обе они молчат. Женя, расслабившись от прикосновений, поворачивается на спину, чтобы видеть своими глазами лицо Этери. Потом без слов сжимает вторую ладонь женщины в своих руках, словно в благодарность. Тянет ее ладонь к своим губам, целуя пальцы, один за другим, смазано задевая языком самые кончики. И, покуда Этери ничем не выказывает возражения, только изучающе смотрит, Женя крепко сжав ее руку опускает ее ниже, в вырез собственной футболки, под которой ничего нет. Сейчас она не желает думать о том, что правильно, а что нет, потому что хочет простой ласки, а не острых ощущений. Тело, разомлевшее после душа, готово хоть плавиться под прикосновениями. Прохладные пальцы женщины короткими ногтями скребут по коже, пока Женя направляет ладонь дальше, и под пальцами уже слышно учащенное биение сердца. — Нет, — коротко и без объяснений. Рука свободно выскальзывает из разжатой ладони. Женщина гладит ее по лбу и мягко целует, а Женя закрывает глаза, которые уже щиплет от подступающих слез. *** Вернувшись домой, Медведева говорит, что очень устала, запирается в своей комнате и долго изучает потолок, обдумывая собственные ощущения от сегодняшнего дня. Ей приятно настолько, что мысли в голове даже не формулируются хоть в какие-то связанные предложения. Ей ОЧЕНЬ ХОРОШО, и это самое важное, чем можно до отказа заполнить всю себя. Но неудовлетворенное желание ласки все еще обитает тугим узлом внизу живота, и Женя фыркает от бессилия: даже здесь приходится все делать самой. Девушка резко тянет руку под резинку домашних штанов, чтобы сделать себе приятно и получить, наконец, разрядку. Не в первый раз. Женя закрывает глаза, но ладонь замирает на влажной ткани белья, не касаясь того, что под ним. Ничего не стоит воспроизвести в памяти ощущения от обстановки тайной комнаты и волнующие ощущения от собственных открытий после визитов туда. Вот только лицо женщины, в обрамлении светлых кудрявых волос, с изучающим взглядом, вызывает у Жени такие идеи, что до сих пор становится неловко. Одно дело — представлять абстрактного человека в своих фантазиях, и совсем другое — думать в таком ключе о конкретной женщине. Но воображение пускается во все тяжкие, предательски подкидывая Жене идею того, как бы вся эта картина смотрелась там, если бы Этери попросила девушку доставить удовольствие себе, а сама пожелала смотреть… От одних только мыслей об этом все внутри сладко замирает. Женя шумно дышит, избавляясь от одежды и белья, которые помешают получить приятные ощущения пусть и путем самоудовлетворения. Ей с легкостью удается воспроизвести в памяти чувства от той особенной доверительной близости с Этери, ее голос, который меняется в стенах комнаты. Темнеющий взгляд карих глаз и руки, которые не знают отказа ни в чем. Отпуская фантазию на волю, Женя медленно скользит ладонями по коже, словно в первый раз, исследуя и прислушиваясь к собственным ощущениям. К телу, что за последнее время открыло в себе столько новых чувственных граней. Она будто заново учится принимать свое тело. Разрешает себе чувствовать больше, чем раньше, кончиками длинных ногтей мягко надавливая на кожу и скользя по подтянутому животу, выступающим ребрам, нежно царапая бедренные косточки. Словно чужие руки хозяйничают на теле, заставляя кожу покрываться мурашками и тонкой пленкой пота. Медленно и размеренно поглаживая шею, плечи, грудь, спускаясь ниже и повторяя движения, которые желала бы получить из рук Этери, но она не дотрагивается до девушки. Женщина, которая не хочет прикасаться к ней чем-то кроме боли. Женщина, для которой она согласна на все. Этери, которой стоит только попросить… и Женя не сможет отказать. Ладони сжимаются на груди, то перекатывая между пальцами, то сминая с силой чувствительные соски, то мягко поглаживая пальцами. Женя рвано дышит, потому что тяжесть внизу живота становится совсем невыносимой, когда тело переполняется желанием. Между ног горячо и вязко, а набухшая плоть отзывается легким покалыванием. Девушка чуть касается пальцами влажных складок, мягко поглаживая и увлажняя пальцы еще сильнее. Вдох, выдох, дышит загнанно через рот. Пальцы движутся по кругу, и Женя некстати вспоминает, как Этери любит кружить пальцем по центру ее ладони в успокаивающем жесте. Именно сейчас она желает чувствовать ее прикосновения здесь, все интенсивнее надавливая на чувствительную плоть и подаваясь бедрами ближе, плавно подводя себя к разрядке. Девушка глухо стонет, прикусывая зубами запястье, когда удовольствие пронизывает до самых кончиков пальцев на ногах, что непроизвольно поджимаются. Наслаждение разливается слабостью во всем теле… Но, едва приятная слабость и наслаждение уходят, на нее наваливается ощущение одиночества и холода. Будто ее окунули в прорубь, а потом оставили раздетой на ледяном ветру. Воспоминания об ощущениях в тайной комнате, фантазии о женщине, которая не переходит с ней грань, и свои прикосновения как замена прикосновениям этой женщины — вот и все, что у нее есть. Никакой другой любви ей не светит. В комнате тепло, но Женя кутается в одеяло, как в кокон, пытаясь спастись от этого холода, и не может. И снова прикусывает запястье, теперь — чтобы не разрыдаться во весь голос. «Холодно. Как мне холодно…»