Границы дозволенного

Женя не смогла бы ответить точно, когда у нее появилась эта предательская мысль: «однажды ты можешь оказаться не единственной». Может быть, на тренировке, когда она увидела, как Тутберидзе что-то объясняет Алине и показывает правильный взмах руки. А может быть, когда она что-то объясняла и показывала Поле Цурской? Или одной из трио Алена-Аня-Саша? В любом случае, предательская мысль появилась. «Время идет, другие девочки взрослеют. Скоро будут соревноваться с тобой — Алина вон уже ездила на чемпионат России, серьезная соперница растет у тебя под боком». На льду все зависело главным образом от самой Медведевой: сумеешь не уступить молодому поколению — молодец, уступишь — кто тебе виноват? Но как не пустить их в комнату, двери которой открываются только для особенных? Этери нет дела до того, что стремления ее ученицы выходят за рамки игр с болью и она не понимает, какие чувства на самом деле испытывает к ней Женя? Пусть так. Девушка не оставляла надежды, что это пока ей нет дела, и это пока она не понимает. В любом случае, игры с болью были степенью близости, позволенной только Жене, и она не собиралась делить эту близость с кем-то еще. Не собиралась, но здесь решала не она. Раньше Медведева смотрела на других девочек и гадала, кто их них мог быть особенной. Теперь она знала, что особенной из находящихся с ней на одном катке не был никто, но гадала, кто может стать ею. Кто однажды придет к Этери, движимая непонятным и неудержимым стремлением к запретному, и Этери уступит ей, сочтя достойной? Сейчас, скорее всего, никто: все они еще дети. А спустя год? Два года? Спортсменки очень быстро перестают быть детьми. Утешать себя тем, что через год она будет первой настоящей олимпийской чемпионкой среди учениц Тутберидзе, самой особенной из особенных, и Этери даже не посмотрит на любую другую? Так себе утешение. Женщина сама сказала ей: спорт — это спорт, тайная комната — это тайная комната. Ее олимпийское золото не закроет двери туда для всех остальных. Надеяться, что ни у кого из подрастающих девочек стремления к запретному не возникнет? Но ведь были сначала Шелепень, потом Липницкая, а потом сама Женя. Слишком много совпадений для учениц одного тренера. По-прежнему вопросы, на которые нет ответов. По-прежнему мысли и чувства, которыми не с кем поделиться. Пока что Медведева знала единственный способ избавиться от всего этого: снова прийти к Этери. Снова ощутить особенную степень близости. Скоро ей улетать в Японию на шоу, потом будет отпуск, потом сборы. Неизвестно, когда она в следующий раз сможет попасть домой к Тутберидзе, может быть, только через пару месяцев. А жить пару месяцев раздираемой сомнениями — это слишком даже для Медведевой. При всей ее стойкости. *** На этот раз на Жене настолько мало белья, что можно не воспринимать его всерьез. Несколько лент, эластичные мягкие резинки, опоясывающие грудь и бедра, полупрозрачная ткань, что оставляет мизерный простор для фантазии — это ее настроение и самоощущение сейчас. У Жени нет уверенности, в том, что принесет ей сегодняшний визит и как вообще закончится этот день, но одно девушка знает наверняка. Она здесь потому, что хочет этого сама. Мягкая кожа флогера, плети со множеством хвостов-ленточек, не причинит ей вреда, зато позволит ощутить прелесть ударов. Рукоятка удобно помещается в женской ладони, пока Женя заинтересованно рассматривает руки Этери, которые видела тысячу раз. — Черный вам подходит. — Хочешь попробовать? — Хочу, — уверенно кивает Женя. — Вытяни руку. Девушка послушно выставляет руку перед собой, пока Этери обходит ее и встает за спиной, слишком близко. Взмах флогера. — Кус-с-сается, — почти шипит Женя, пока женщина мягко проводит ладонью, словно стирая удар. — Обнаженной кожей чувствовать это гораздо увлекательнее, — приглушенный голос Этери звучит многообещающе, а ее руки свободно гуляют по теплой спине Жени, цепляясь пальцами за ленты и чуть оттягивая резинки. — Поэтому все это тебе сегодня не понадобится. Этери привыкла игнорировать физическую сторону вопроса, но, когда Женя раздевается, контраст ее бледной кожи с черным инструментом для причинения боли вызывает у женщины противоречивые желания. Она быстро и неумолимо прячет их поглубже. На скамейке жестко. Обнаженная кожа быстро покрывается мурашками, живот и грудь упираются в деревянную поверхность, а Женя чувствует себя распятой, пусть и самыми желанными в мире руками, которые сейчас аккуратно фиксируют веревками запястья и лодыжки. — А вы еще прилечь предлагали в первый раз. Как же, приляжешь тут. У нас в раздевалке скамейки и то приятнее! - Ворочаться не получается, но Женька фыркает и мотает головой, чтобы стряхнуть чувство неудобства. Впрочем, лежать в одном горизонтальном положении с немного разведенными ногами… это не то, к чему она могла бы привыкнуть за столько лет в фигурном катании. — Ворчунья моя, — Этери смеется и ласково гладит по голове. — Это приспособление и не рассчитано на комфорт или отдых. Но поверь, очень скоро ты забудешь, что тебя волновало неудобство. — А вы умеете успокаивать, правда, как-то сомнительно, — усмехается девушка, с волнительным ощущением глядя на то, как Этери пропускает кожаные хвосты флогера сквозь свои длинные пальцы. Точно с таким же выражением умиротворения на лице, с каким только что гладила девушку по голове. — И, кстати, насчет раздевалки. Похоже, вам мало нагрузки, раз появляется время поваляться на скамейках? — Я этого не говорила, — протестующе бормочет Женька. — Выключите режим тренера. — Выключила, — интонация Этери меняется за доли секунды, и Женя чувствует, как ладонь женщины с размаху шлепает по попе, а потом еще раз, убедительно призывая умолкнуть. Что ж, зато мигом получается согревающий эффект. Прохладные ленты из кожи касаются тела поглаживающими движениями, выявляя чувствительные зоны, но это обманчивые ощущения. Так же легко флогер обожжет жалящим укусом в тот момент, когда меньше всего этого ожидаешь. Мягкая плеть-многохвостка универсальна. В умелых руках способна создавать разные эмоции и ощущения. Дразнить, доставлять удовольствие и причинять боль — в том, что Этери все это умеет, сомневаться не приходится. Мягкий флогер позволяет не сдерживаться и в то же время оставаться в пределах безопасности, чтобы не причинить вреда. Потому что преступно оставлять следы на таком прекрасном теле. — Если боишься, просто закрой глаза, — произносит Тутберидзе, но Женя даже не думает об этом. — Я оставила свою боязнь где-то за пределами этой комнаты. Прикосновение кожаных ремешков, скользящих между ног и дразнящих чувствительную кожу, дарит эфемерность ощущений в желании физической близости, смешанном с невозможностью утолить это желание. Женя знает, что тело выдает, чего она хочет — стоит лишь протянуть руку и почувствовать. Но Этери явно не собирается этого делать. В конце концов, это ведь исключительно Женина забота, потому что это она желает физической близости, а Этери ей ничего не обещала. Нервный импульс проходит вдоль всего тела ошеломляющей вспышкой, прежде чем флогер со свистом рассекает воздух и легким ударом касается лопаток, чуть задерживаясь на коже. Дыхание Жени перехватывает волной жара, накрывающей ее целиком. Словно кровь внутри, получив изрядную порцию гормонов счастья, становится горячее. И желание отодвигается на второй план, сменяемое удовольствием, идущим от боли. Девушка вскрикивает, дергается, потому что защитная реакция организма, рожденная на человеческих инстинктах, никуда не пропадает даже при глубочайшем доверии, но веревка надежно удерживает запястья и лодыжки на месте. Этери прикладывает ладонь к пояснице, легонько надавливая и заставляя спокойно опуститься обратно, а не ерзать. Это дает привыкнуть к ощущениям. Еще один жалящий удар, а потом еще один украшают кожу легким розоватым оттенком, равномерно распределяя болевые ощущения по телу, впуская боль подкожно. Одновременно хочется убежать, забыть, закрыться… и остаться, потому что все, что происходит сейчас — это не прикрытая ничем откровенность, и она нравится Жене, какой бы неправильной не была. Девушка кусает губы, чтобы не закричать от опаляющих вспышек, что рассыпаются иголочками в каждое нервное окончание расцветающей на коже болью. Многохвостка кружит вдоль лопаток, а потом резко отстраняется. Женя сжимает подрагивающие пальцы до побелевших костяшек и резко разжимает влажные ладони. Боль нарастает, омывая каждый участок тела. Женя принимает ее как равную себе или как часть себя. Девушка дышит глубоко и размеренно, и ахает, когда прохладные кончики женских пальцев пробегают вдоль позвонков, мягко царапая чувствительную кожу на боках. — Больно? — Нет, — упрямо брошенное в ответ. Этери тянет темные волосы, собранные в хвост, сжимая в кулаке и оттягивая голову назад. — Ты хочешь остановить меня? Только скажи и все закончится. — Я не хочу заканчивать. — Хорошая девочка. Жене кажется, что она больше не контролирует свое тело. Только тихое «просто расслабься» пробивается сквозь затуманенный разум, когда ладонь любовно поглаживает поверх горящей кожи… болезненные ощущения вперемешку с удовольствием. Этери бьет ритмично, но не сильно, наслаждаясь неспешностью и будто напоминая, что это не наказание, а наслаждение. Наполняя болью ту, кто способен услышать эту боль и превратить ее в удовольствие. Но Женя осознает, что никому другому не позволила бы так к себе прикасаться и получать от этого удовольствие такого рода. Этери любуется обнаженным телом, на котором только что с полной отдачей нарисовала боль, а потом прикосновениями побуждает к наслаждению. Она знает, что ощущение от некоторых ударов можно даже стереть касаниями, но сейчас для этого не время. Женя словно творение, маленькое воплощение темных желаний, созданное ее искусной рукой. Поэтому женщина продолжает играть прикосновениями с телом девушки, благодарно отзывающимся в ответ. Ленты соприкасаются с кожей, свободно гуляя по телу, поглаживая плечи, бока и поясницу, словно лаская. А потом мягкие полоски кожи резко наносят новый удар с оттяжкой по попе, чередуя с увесистыми шлепками ладонью. Удар, обжигающий кожу, а следом мягкое прикосновение прохладной руки, которая дразнит, поглаживая разгоряченную кожу, игрой на контрасте. Женя стонет и всхлипывает, не желая больше сдерживаться и выпуская эмоции самым доступным способом, чтобы даже в минуту слабости не позволить себе попросить лишнего. Каждая эмоция, каждый жест и звук, словно вдох и выдох кожи. Движения, в которых заложено гораздо больше, чем можно выразить словами. Язык тела, который для каждой звучит по-особенному и таит в себе множество откровений и соблазнов. — Мало кто способен на такое, — тихо произносит Этери, позволяя себе вольность и целуя плечо Жени. Даже легкое касание губ словно отпечатывается на коже девушки, так же, как женские прикосновения. Ее ласковые ладони гуляют по всему телу, освобождая лодыжки и запястья от веревок. Напряжение в мышцах нарастает с новой силой, сопровождаясь легкой дрожью. Женя сильнее сводит бедра, и ее хрупкое тело вытягивается настолько неестественно, словно вот-вот сломается. Она чувствует пробегающие по телу волны удовольствия, что вторгаются в сознание россыпью смешанных мыслей. Возбуждение пронзает тело огненной волной. Девушка судорожно цепляется ослабевшими непослушными руками за ладонь Этери, ощущая пульсацию внутри себя. — Ты была такой хорошей девочкой, — ласково произносят женские губы. Другая ее ладонь мягко движется по напряженной до предела спине вдоль каждого позвонка, замирает на пояснице, а потом отправляется в обратный путь до самого затылка. — Дай себе волю! Женя протяжно и громко стонет, ощущая сокращения внизу живота, и теряет всякий контроль, добравшись до вершины удовольствия. Ведь никто не заставлял ее лишать себя наслаждения. Горячая волна удовлетворения заполняет собой сознание девушки без остатка, позволяя ощутить, как собственное тело на миг становится невесомым. А потом способность ясно мыслить и управлять своим телом, всецело возвращается к Медведевой. Девушка чувствует, как крепкая пружина, что скручивалась не один месяц внутри, выпрямилась, больше не держа ее в напряжении. И нет, Жене ни капельки не стыдно. — Я не знаю, что сказать, — разводит она руками. — Ты и не должна ничего говорить, — спокойно отвечает Этери. По ее лицу ни за что не догадаться, какие чувства она сейчас испытывает, и испытывает ли вообще. — Мы обсуждали с тобой, что мои практики не связаны с сексом напрямую, но я не запрещала тебе получать удовольствие в каких бы то ни было его проявлениях. Холод обрушивается на Женю. Приятную усталость, расслабленность, волнующие ощущения от только что испытанной смеси боли и удовольствия — все будто смывает потоком ледяной воды. «Не запрещала получать удовольствие» — вот, значит, как? Можешь мечтать обо мне в одиночестве, Женя. Можешь — девушка чувствует себя невероятно вульгарной, но это тот случай, когда вещи надо называть своими именами — можешь получать оргазм от моих прикосновений. Это твое дело. И то, что ты ко мне чувствуешь — это тоже твое дело. В этот раз она не станет сидеть в тишине, положив голову на колени Этери и позволяя женщине ласково перебирать ее волосы. Вообще не останется здесь дольше, чем нужно для того, чтобы одеться. *** Тутберидзе снова отвезет ее домой, и Женя ничем не выкажет своих чувств, хотя невыносимый холод будет жечь ее изнутри. Они спокойно попрощаются, а тем вечером, когда Медведева останется одна, ее впервые посетит мысль, которую она прогонит прочь, подумав «что за дичь?». Но мысль вернется снова. И будет возвращаться раз за разом. Ведь ей хочется простого человеческого тепла, любить и быть любимой, а не ремня перед сном. Ведь даже вся в мире боль не заполнит пустоту внутри от осознания ненужности для той, кто тебе дорог. На весенних шоу в Японии, когда Этери будет далеко, мысль превратится в уверенность, а за уверенностью последуют слова и действия. Женя будет говорить со многими людьми. Скажет о том, что опасается в олимпийский сезон оказаться для собственного тренера в тени вчерашней юниорки Алины, более молодой, более сильной. О необходимости пробовать новое и расширять горизонты. Об оправданном риске. О том, что не усложнялась слишком долго. О тренере, который умеет работать не только с юными девочками. Женя будет очень убедительной, а среди ее собеседников найдется достаточно желающих остановить победную поступь Хрустального. Не скажет она только об одном. О том, что на самом деле заставляет ее уйти от Этери. *** — Ты уверена? — во взгляде Тутберидзе на Женю, за день до отъезда на сборы переступившую порог ее тренерской со словами «Я хочу уйти», нет злости. Скорее неверие в то, что такое вообще может произойти, и что девушка не шутит. — Уверена, — нет, Женя не шутит. Она хорошо все обдумала. — И причина в работе, а не в том, о чем я думаю? — женщина вопросительно изгибает брови. — У вас подрастает новое поколение чемпионок, — даже ей Медведева не откроет всей правды. — Нам тесно вместе, мы не уживемся на одном катке. — Ты просто боишься тех отношений, что сложились между нами, — кажется, Этери видит ее насквозь. — Даже здесь нужно время. И я говорила, что принять это непросто. — Мне не понравилось. — Сделаем вид, что я тебе поверила. — Я так больше не хочу и не могу. — Мы можем закончить все прямо здесь и сейчас, Жень. — Этери поднимается из-за стола и подходит ближе, но Женя едва ли не шарахается от нее, отступая назад. — Я не хочу быть заменой Юли и кого бы то ни было, — у девушки не хватает сил признаться, что она не может закончить то, чего так настойчиво добивалась в свое время, потому что желает другого развития этих отношений. — Так вот чем дело. Ты ревнуешь? — Я не такая, я просто ошиблась. — Когда перестанешь себя обманывать, возвращайся. Ты знаешь, где меня найти. Насмешливый голос женщины звучит убедительно. Хрупкая, но сильная девочка, так желающая правду, а теперь бегущая от нее прочь. Этери не спорит, и раздумывает над тем, что по большому счету ошибиться могла и сама. Это она дала свое согласие девушке, которую очевидно физическая сторона вопроса в такого рода практиках привлекала куда сильнее, чем желание обрести силу и удовольствие через боль. И еще Женя не хотела точно так же перегореть, что однажды случилось с Юлей. — Я обещаю вам, что никто и никогда не узнает от меня того, что между нами было. — Я знаю, — согласно кивает Этери, но подходить к Жене ближе не решается. Ее большие глаза выглядят колючими, в них не осталось знакомого тепла. — Я хочу, чтобы ты помнила о том, что каждая из вас приходила по собственной воле, а не по моему желанию или приглашению. Напоминай себе об этом каждый раз, когда будешь мыслями возвращаться к прошлому. — Я не буду об этом думать. — Еще как будешь, маленькая лгунья, — усмехается Этери. — Мне жаль, что вы так ничего и не поняли, — Медведева качает головой. — Мне жаль, что твое любопытство однажды оказалось сильнее моих доводов, — парирует Тутберидзе. — И ты открыла дверь туда, где тебе не место. — Возможно мне потребовалось время, чтобы это понять. — Тогда поблагодари меня, как следует, независимая девочка, — самодовольство на прекрасном лице не скрыть ничем. — С удовольствием, — мстительно произносит Женя, приближаясь и грубо целуя без раздумий ее упрямые губы. Девушка чувствует, как Этери отвечает и углубляет поцелуй, а потом Женя безжалостно кусает нижнюю губу, намеренно причиняя боль. — Вообще-то, я говорила про цветы, Медведева, — хрипло смеется женщина, кончиком языка собирая кровь с нижней губы. — Цветы завянут, а это вы нескоро забудете, — хмыкает Женька, получив собственный дерзкий повод для гордости. — Я люблю, когда мне бросают вызов, — растягивая слова произносит Этери, и этот ее голос в совокупности с потемневшим взглядом, все еще находит чувственный отклик в глубине тела Жени, рождая целый букет разнообразных смешанных чувств. — Это меня возбуждает. В глазах Жени мелькает привычный блеск любопытства, тогда как от улыбки женщины мороз по коже. Словно Этери знает что-то такое, чего еще не знает сама девушка. Может быть, здесь и сейчас ей объявили войну. Но кто сказал, что Женя боится войны? — Увидимся на соревнованиях, Этери Георгиевна, — бросает она прежде чем выйти из тренерской, оставляя за спиной прошлую жизнь и женщину, которой так и не призналась в своих чувствах. — Увидимся, — холодно кивает Тутберидзе. Ни одна из них не произносит «и посмотрим, чья возьмет», но эта фраза витает в воздухе. На следующий день, стоя перед множеством телекамер у входа в Федерацию, Медведева скажет, что в олимпийский сезон она отправляется с новым тренером. Она переходит к Брайану Орсеру.