Devil you know

Этот субботний вечер чета Маршей собиралась провести весьма необычно — Эл и Элфрида шли в кино. Беверли смотрела на них с неприкрытым интересом. Раньше брак родителей напоминал ей что-то вроде сделки двух предпринимателей: каждый выполнял свои обязанности без чрезмерного проявления чувств, как настоящие профессионалы. То ли жаркое лето растопило их сердца, то ли они вспомнили, что брак заключают по любви. В любом случае, Бев стала свидетельницей того, как они суетятся в квартире, прихорашиваются, как будто собираются на приём к английской королеве, и обмениваются одними им понятными взглядами. Наконец они предстали перед ней во всей красе, отец в костюме, мать в легком летнем платье и жакете, в дверях квартиры. Беверли изо всех сил старалась не улыбаться во весь рот. — Беверли, мы пошли в кино, будем поздно, не жди нас, — такая, казалось бы обычная фраза от родителей, однако Бев не могла вспомнить, слышала ли она ее от них когда-нибудь. — Хорошо. Отдохните, как следует, — Беверли даже толком не знала, как ответить. Когда они выходили из квартиры, запирая за собой дверь, ей на мгновение показалась, что взгляд отца снова стал прежним — утомленным и разочарованным, как если бы он собирался отвесить ей очередной пинок, но сразу же на его лицо вернулось слегка глуповатое выражение, в народе называемое любовью. Бев наконец смогла издать что-то наподобие смешка, покачала головой. Квартира осталась в полном ее распоряжении, но она не знала, чем бы заняться. Наконец решила порисовать. Но только она устроилась за столом, доставая из тайника сигареты, как в окно прилетел камушек. Решив, что ей показалось, Бев затянулась, раскладывая перед собой листы бумаги и карандаши. Но камешек прилетел снова, на этот раз побольше. Он отскочил от стекла с таким громким «тынц», что Бев даже вздрогнула, поднимая голову от рисунка, который только начинал складываться на бумаге. Не дожидаясь третьего раза, который мог бы разбить ей окно, Бев залезла на подоконник, открыла окно и посмотрела вниз. — Роб? — она уже не удивлялась, что он появлялся там, где оказывалась она сама, приезжал к ней домой, когда уезжали родители, встречал ее с работы ровно тогда, когда она освобождалась, без предварительной договоренности. Они встречались уже несколько недель. Он водил ее в кино на премьеры, катал по городу на своём красном Плимуте, кормил, когда она была особенно голодная, безошибочно угадывая, что она собиралась заказать. Смешил ее, когда ей было весело, молчал, когда ей хотелось подумать, и просто вёз ее по трассе на полной скорости, опустив стёкла, чтобы ветер развевал ее волосы и уносил мысли из головы. Роб будто всегда знал правильные слова, правильный момент, чтобы поцеловать. Беверли чувствовала себя глупой маленькой девочкой, которая купилась на такие простые уловки. Но ей было как-то плевать. — Я слышал, что дракон покинул пещеру и оставил принцессу одну. — Роб, они ушли в кино, а не в пеший поход через Скалистые горы. — Да брось ты, фильм будет идти часа два, потом ресторан, потом романтическая прогулка по парку... Хорошо, если под утро вернутся. Беверли закатила глаза, поудобнее устраиваясь на подоконнике. Одна рука подпирала подбородок, вторая лениво свешивалась вниз из окна. Сигаретный дым улетал в небо, как выпущенный из рук воздушный шарик. Вокруг щебетали птицы, орали дети, гудели машины. Ни один из его тезисов не применялся к ее семье, все шло вразрез с их образом жизни, отношениями друг с другом и вообще количеством свободных денег в семье, но почему-то каждый раз он безошибочно предсказывал, когда именно они вернуться. И родители всегда возвращались уже после того, как он успевал довести ее дома. Вот и сейчас у неё не было особых оснований ему не верить. Поэтому ему уже удалось ее уговорить. — Я соглашусь, только если ты вернёшь меня домой до их возвращения, — она кивнула в сторону Плимута. — Да не вопрос! Домчу, как на бэтмобиле! Спустя пару минут она уже садилась к нему в машину. В этот раз, как он выразился, Роб решил принести дань уважения их первой встрече и повёл её на танцевальный вечер. Мероприятие устраивалось Комитетом по культуре Дерри в Бэсси-парке. Около небольшой, украшенной воздушными шариками и цветами эстрады, на которой расположился оркестр, были расставлены столики с закусками и напитками, чтобы гости могли передохнуть. Были и стулья для наблюдателей или тех, кто не нашёл себе пару, что, впрочем было не так уж и сложно, учитывая количество пришедших. — Фу, как будто мы явились без приглашения на чью-то свадьбу, — притворно скривилась Беверли, глядя на розовые скатерти, бантики и цветы, украшавшие столики и стулья. — И не говори, — вторил ей Роб, — не хватает только многоуровневого торта с перекошенными пластмассовыми фигурками молодоженов. — И голубей, чтобы они засрали тут всё. Они рассмеялись. В последнее время, время, проведённое с Робом, чувство юмора у неё было похлеще, чем у Ричи. Но кого это должно волновать, или она была счастлива? Её сегодняшний кавалер оставил её одну и вернулся уже с двумя бокалами шампанского, искрящегося в лучах закатного солнца. Он выглядел так нелепо: в неизменной клетчатой рубашке, хотя некоторые мужчины были в костюмах, как будто действительно пришли на свадьбу; с ровной, как доска, спиной, хотя обычно, как и все очень высокие люди, немного горбился; губы чуть поджаты, имитируя надутых индюков на каком-нибудь светском рауте в таком далеком от Дерри Голливуде. Но в глазах при этом плясали черти. — Мадам, не хотите ли испить этого великолепного шампанского прямиком из Франции, — он отдал бокал Беверли, чокнулся с ней, — Его доставили на нашу вечеринку специальным самолетом. Беверли, придав лицу такой же чопорный вид, пусть и получалось плохо из-за уже рвущегося наружу смеха, взяла у него бокал, оттопырив мизинец, пригубила. — Месье, это второе и самое великолепное шампанское в моей жизни. Не выдержав, они опять рассмеялись, привлекая внимание гостей. — А оно правда из Франции? — пузырьки уже защекотали мозг, Бев едва сдержала икание, понимая, что такими темпами их отсюда вышвырнут, и хорошо ещё, если не в полицейский участок. — Не-a. Калифорния, Соединенные Штаты Америки. — Месье, да вы ещё и сомелье? — Нет, подсмотрел этикетку. Они подошли к одному из свободных столиков, чтобы не пугать почтенную публику Дерри, слопали несколько канапе с неизвестными им начинками, но, вероятно, безумно изысканными, как и всё здесь. За первым бокалом незаметно был выпит второй. Оркестр, все члены которого носили черные смокинги, белые накрахмаленных рубашки и галстуки-бабочки играли какую-то старческую муть, как вальс, танго, ча-ча-ча. Им казалось, что на лужайкой перед эстрадой танцуют одни старики, чопорно, как будто неумелый кукловод дёргал за привязанные и их рукам и ногам ниточки. Старички, уставая, сменялись более молодыми взрослыми. Менялась и музыка. От джаза плавно перешли к свингу. На танцполе осталась практически одна молодёжь. Не обладая фантастическим, как будто паучьим, чутьем из супергеройских комиксов, которые появились совсем недавно, Бев просияла от догадки — сейчас Роб поведёт её танцевать. — Моя прекрасная мадам, — спросил он, когда играла уже вторая песня, — вы достаточно пьяны, ой, то есть, смелы, чтобы подарить мне танец? — И-и-и то, — Бев всё-таки икнула, — и другое, — и с готовностью протянула ему руку. Роб взял её ладонь и потянул на себя, сразу же закрутив. На ней было красное платье в белый горошек, пышная юбка-колокольчик тут же взметнулась вверх, открывая стройные ноги. В нём что-то вспыхнуло, громыхнуло, как будто гигантский молот встретился с наковальней. Когда она подлетела к нему и впечаталась ему в грудь, что-то взорвалось, обдав его жаром. Клоун понятия не имел, что это такое было. Роберт Грей, запертый в темнице чужого разума, не имел возможности управлять собственным телом, знал. Знал, и горько рассмеялся — не повезло девчонке. «Ну и что это значит, насекомое?» — клоун был почти в ярости и даже, как показалось Роберту, который, к своему большому сожалению, видел разум клоуна так же, как клоун видел его, боялся, ведь он, Пеннивайз, не привык сталкиваться с тем, что не понимал. А уж во вселенной было крайне мало таких вещей, которые Оно не понимало. Как жаль, усмехнулся Роберт Грей, что к ним относились человеческие отношения. Роберт молчал, и через пару секунд всё, что от него ещё осталось, пронзила боль — этот космический паразит не любил, когда ему не подчинялись. Парень вздохнул— ему было жаль эту девушку, которая так легко купилась на его уловки, но остатки разума были ему дороже. По крайней мере сейчас. «Ты хочешь её». «Дальше можешь не объяснять». Они танцевали ещё больше часа без остановки. Делали дорожки и перевороты. В конце концов, выдохнувшись, рухнули на стулья, обмахиваясь рекламными буклетами какого-то нового магазина, который открыл один из спонсоров танцевального вечера. Щёки Бев раскраснелись, на висках блестели капельки пота, рваное дыхание шумно вырывалось из груди. Она рассмеялась, подумав, что сейчас больше похожа на паровоз, а не на сексуальную танцовщицу кабаре. Роб, казалось, ничего не замечал и смотрел на неё обожающимю пожирающим взглядом. Он потянулся к ней через стол и взял её за руку, потянул к себе, не отрывая взгляда от её глаз. Его ладонь была горячей. Он поднял её к себе, поцеловал тыльную сторону, мял легонько, разминая каждый пальчик. Такое простое действие, но Беверли вздрогнула, готовая замурлыкать от удовольствия. Ей захотелось большего. Чтобы он потрогал не только руку. — Мне чертовски хочется пить, Беверли, — он не отрывался от её руки и глаз, гипнотизируя. — Шампанское уже не утоляет жажду? — Я слышал, что в районе Нижней Главной улицы чудесная, волшебная вода. — А ещё на Нижней Главной улице живёт злой дракон, который охраняет колодец с волшебной водой. — Но дракон улетел и вернётся ещё не скоро. — Тогда давай утолим твою жажду. Плимут домчал их до её дома в мгновение ока, летел сквозь ночь, как реактивный самолёт. Беверли не помнила, как они попали в квартиру, как оказались у кухонного стола. Роб жадно целовал, терзал её губы, как голодный зверь. Её руки легли ему на шею, его — зарылись в её распущенные волосы, хватали и мягко тянули, заставляя её откинуть голову назад, открывая шею. Он впился в неё, как голодный вампир, посасывая кожу, кусал, оставляя красные отметины, похожие на синяки или ожоги от ядовитого плюща. Яд от его прикосновений истомой разливался по телу, подкашивая ноги. Бев обмякла в его руках. Роб подхватил её и усадил на стол. Он гладил её голые ноги, расставленные по обе стороны от себя, заставляя босые пальцы сжиматься в судороге, водил пальцами по животу через платье, сжимал грудь. — Где твоя спальня? — его голос казался чужим, низким и вибрирующим, как рычание волка. Бев молча, не отрываясь губами от его шеи, указала на дверь. Он подхватил её и отнёс в спальню, уронив на кровать, гигантским медведем нависнув над ней. Согнул её ногу в колене, сжал икру, провёл пальцем по бедру вверх, царапая коротким ногтем нежную кожу. Задрал платье к самой груди, а потом стянул с неё, яростно швырнул на пол. Накинулся на неё голодным зверем и всё не мог насытиться её нежной сладкой кожей и мягкой податливой плотью, плавящейся под его руками и губами, как кусок сливочного масла на сковородке. Он вошел в неё резко, не давая привыкнуть. Она вскрикнула, а он двигался в ней рваными толчками, со свистом хватая воздух, который словно высосали пылесосом из легких. Удовольствие горячими волнами расплывалось по телу. Когда он кончил, то почувствовал, как внутри снова что-то взорвалось, всё его существо затопил яркий свет, а тело наполнилось такой могучей силой, которую Пеннивайз не ощущал никогда в своей долгой, очень долгой жизни. Клоун знал, что его связь с космическим альтер-эго ещё не восстановилась, а он не смог бы делать всё, что раньше, но даже сейчас, насытившись жизненными соками девчонки, был способен на многое. Например, превратиться в огромного серого волка и разорвать на куски эту рыжую красную шапочку. Полакомиться не только её кхев, но и её плотью и кровью. Но решил пока этого не делать, решил сначала высосать её до дна, а уже потом убить, отомстив за все. — Если ты сейчас же не сбежишь, — сонно пробормотала Беверли через какое-то время, — то злой дракон убьёт тебя своим огненным дыханием. А потом меня. Роб, вальяжно развалившийся на кровати и приживающий к себе ее обнаженное тело, громко зевнул. — Да, моя принцесса, уже уношу ноги.